Глава 1
– Доча, гадать-то будешь на суженого?
– Сегодня гадают?
– Да. В ночь. На расчёску?
– И что? Прям суженый ко мне явится? С расчёской?
– Может и явится…
Среда, 16октября
Сама Вселенная пыталась достучаться до меня. Больше ничем я до сих пор не могу объснить тот ужасный гром, несокрушимые раскаты которого, казалось, достают до самой глубокой частички моей души. Такого сильного грома я не слышала ни разу за свои двадцать пять лет. Он как будто был призван вернуть меня обратно откуда-то… я и сама не знаю откуда, из какой-то внепространственной бездны бытия, знаю только, что я туда словно провалилась час или два назад, или больше, и не хотела возвращаться. А по факту я просто спала.
– А почему потолок такой? Грязно-жёлтый? Должен же быть белым. А стены голубые? Где я? – произнесла я, кажется, вслух и вздрогнула от очередного сильнейшего грома.
– А ты в палате номер шесть, – ответил мне тихо чей-то женский голос.
– Ого… А отделение какое?
– Гинекологическое.
– Фух…
Что-то похожее на смех в ответ.
Больница? Лежу под одеялом, под капельницей, в общей палате, не в реанимации. Уже хорошо. Жива. « Господи, я жива! Спасибо! Наверно, для чего-то я ещё нужна в этом мире,» – думаю про себя. Мысли перескакивают с одной на другую. Сколько я здесь? Была без сознания? Не помню ни черта! Ребёнок?! У меня же тест положительный был. Потеряла? Вся в крови была там на балконе, вспомнила я. Наверно, потеряла. Смотрю по сторонам. Рядом женщина лет сорока, не спит, просто лежит. Так это она мне ответила, значит.
– Очнулась, спящая красавица?
– Ага.
– Болит сильно? Вид ещё тот у тебя…
– Вроде нет, – тихо отвечаю, а сама пытаюсь прочувствовать своё тело. Болит? Или ничего не болит? Дышать вроде легко. Живот не болит. Даже не ноет. Странно.
– Врач сказал, чтобы его позвала, когда очнёшься.
– А как его позвать?
– На кнопку нажми на стене, медсестра сначала придёт, – показывает рукой на белую кнопку над моей кроватью.
– Да, вижу. Спасибо, – отвечаю, нажимая на кнопку.
– Я, кстати, Галя.
– Вера.
– Вот и познакомились.
– Ну да, – улыбаюсь.
– Вера, дать тебе расчёску, зеркало? Волосы длиннющие какие, точно как у спящей красавицы! Запутались вон все. Говорят, тебя во время пожара спасли. В рубашке родилась. Там вроде кто-то даже погиб. В интернете в новостях читала. У тебя пожар был?
– Нет, – отрицательно качаю головой.
– Эээ… Ты куда собралась? Лежи! Катетер! Не видишь что ли? И капельница ещё не закончилась, – Галя показывает рукой вниз куда-то под кровать. И я замечаю торчащую из-под одеяла трубочку. Только теперь чувствую дискомфорт и понимаю, что на самом деле лежу с катетером. Надо же, пока не сказали, я даже не ощущала ничего. Может, из-за обезболивающего?
– Спасибо, – произношу тихо.
– Лежи и жди врача. А то наделаешь делов. Над бровью, левой, кровь засохшая, надо помыть потом. Кстати, на бровях это татуаж у тебя? Выразительно…
Киваю ей в ответ. Добродушная она, Галя эта, простая, без насмешек разговаривает. Нравится мне. Складывается впечатление, что мы с ней давние знакомые, хотя вижу её впервые в жизни. Выдыхаю, немного шевелю ногами, чтобы поменять позу, и тут до меня доходит, что спина настолько вся затекла, что малейшая смена положения вызывает очень неприятные, даже болевые, ощущения практически во всём теле.
– А сколько я тут лежу уже? – спрашиваю у Гали.
– Вчера вечером тебя привезли сюда к нам из реанимации. Но ты спала. Не помнишь?
– Нет. Вчера – это какой день был? Понедельник?
– Ну ты даёшь! Вторник. Сегодня среда. Точно спящая красавица! Ещё и с провалом в памяти. А я вот лежу уже вторую неделю, никак не отпускают. Температура так и поднимается…
Среда! Вот это меня вырубило. Галю уже не слушаю, хотя она продолжает тихо рассказывать свою историю болезни. Начинаю вспоминать и срочно, срочно приводить мысли в порядок. В понедельник случился пожар, утром часов в семь-восемь, потому что в шесть сработал будильник на телефоне, я его выключила, так как в пятницу взяла больничный, на работу не надо было идти. Потом, кажется, сразу уснула, а проснулась, как мне показалось, через час-два уже в дыму и от того, что не могла нормально дышать, закашляла, вскочила, на автомате побежала на балкон, там не было дыма. Заметила, что чёрные клубы дыма идут с кухни, а почему, не могла понять. Тут же услышала странные звуки, грохот, отборный мат и мужские голоса где-то в тамбуре или в соседской квартире, вой сирен около подъезда. Кажется, кто-то пытался выломать дверь в нашем тамбуре, но я уже не смогла бы выбежать туда и открыть её изнутри, слишком много гари и дыма стало в комнате. В общем, пожар, осознала я в ужасе. Что делать? Судорожно пыталась сообразить, что надо сделать, но не могла из-за шока от всего происходившего вокруг меня. Так и стояла на балконе хлопала своими ресницами в новом белом велюровом халате сорок четвёртого размера, который я, к счастью, не сняла перед сном, а то бы сейчас в одной майке тут совсем околела, всё-таки октябрь на дворе, прохладно.
– И красавчик твой вчера в обед приходил, а ты ещё в реанимации была, ну ему медсестра и сказала, чтоб домой шёл, потому что тебя только вечером в обычную палату переведут, – слова Гали вернули меня к реальности.
– Какой красавчик?
– Ну как какой, такой высокий, чёрный. Царевич, не меньше. Вон горький шоколад тебе оставил на тумбочке и воду, – улыбаясь, показала она рукой на тумбочку между нашими кроватями.
– Какие-то бумажки хотел тебе оставить и ключи, но сказал, что лучше лично, завтра, – продолжила она.
Кто же приходил? Шоколадки принёс… Отец не мог, он сам лежит уже две недели в онкоцентре на химиотерапии, да и возраст такой, что красавчиком его вряд ли уже кто-то назовёт. Вот лет пять-шесть назад…. был ещё мужчина видный, статный, высокий, а сейчас болезнь быстро взяла своё, и из приятного ещё не старого мужчины он за какие-то восемь-девять месяцев превратился в сухого бледного старика. Я поддерживала его как только могла. Морально, финансово, физически. Была с ним рядом после операции, увы, безуспешной. Метастазы быстро распространялись, химиотерапия не помогала. И я, и он понимали, что это конец. Медленный, но верный. Сколько слёз было пролито, каждую ночь с того самого дня, когда врач подтвердил диагноз. Но факт оставался фактом. Онкология, процесс запущенный, вовремя не выявленный. И сейчас он снова лежит в центре на очередном курсе химиотерапии.
Может, это Игорь приходил? Его, мужчину тридцати восьми лет, всегда хорошо одетого, гладко выбритого, Галя вполне могла назвать красавчиком, хотя высоким он точно не был. Да ну, вряд ли. Откуда он мог узнать, что со мной произошло? В пятницу мы практически поругались по телефону. А в выходные и так никогда в принципе не встречались. Ведь он был женат. Да, я знала, вернее, узнала, что он женат примерно через пару-тройку недель после нашего знакомства в августе на базе отдыха. Но продолжила встречаться с ним, с женатым мужчиной. Зачем? Зачем я это делала? Вот только сейчас, здесь, лёжа под капельницей, на этой жутко неудобной больничной кровати, я ясно понимала, что ни я ему, ни он мне был на самом деле не нужен. Просто мимолётная интрижка, которую надо было закончить сразу же, как только он открыто признался, что я правильно догадываюсь, он женат. У него была семья, сын, собака, стабильная работа. А я просто случайно оказалась на его пути, в нужном месте и в нужное время, как говорится. Просто попала под руку. И он не стал упускать шанс немного разнообразить свою жизнь. Мной. Да, может я и понравилась ему как женщина, почему бы и нет. Молодая, ухоженная, симпатичная, с большими голубыми глазами. Но ни о какой любви и речи не шло. И я это прекрасно понимала, потому что никогда не была чрезмерно впечатлительной натурой, смотрела на жизнь реально, розовые очки не носила. Рано похоронила маму, стала жить одна, относительно самостоятельно, отец на тот момент уже жил от нас отдельно, они развелись лет за пять до её смерти. Отец помогал, не бросал меня и тогда, когда у мамы случился первый инсульт, а я только поступила в институт, и после её смерти. Но жила я в квартире одна. С отцом мы очень часто виделась, постоянно были на связи, он привозил мне вечером после работы продукты, я готовила, мы вместе ужинали, иногда он оставался ночевать со мной, иногда я уходила на все выходные к нему, мы вместе могли сходить в торговый центр, в кино, летом поехать на речку или на турбазу. У него была женщина, я знала её, но вместе они не жили. Пару раз она ездила с нами на природу, на этом её пребывание в моей жизни заканчивалось. Скорее всего, она приезжала к отцу, когда меня не было у него. Но это меня не раздражало и не обижало, ведь я понимала, что он ещё мужчина хоть куда и женское общество ему нужно. Да и женщина в принципе была приятная, ничего отталкивающего в ней не было, в душу не лезла, не навязывала своё общение. Так и жили. Подрабатывала я и так уже с первого курса, а на последнем начала работать по специальности, старалась как могла не запустить учёбу, переписывала пропущенные лекции, ночами читала конспекты, сама писала диплом. В общем, в итоге всё у меня удачно получилось: институт закончила хорошо, работа была и нравилась мне, рядом был отец, готовый в любое время и во всём меня поддержать. А вот с личной жизнью как-то не складывалось. Но на тот момент я даже и не задумывалась, мне казалось, что двадцать с небольшим лет – это не тот возраст, когда надо горевать, что нет парня. Со мной знакомились на студенческих вечеринках, на днях рождения общих знакомых или подруг, в клубах, были даже один раз у меня относительно долгие отношения, примерно полгода, но как-то я не прониклась, в итоге больше из-за меня они и сошли на нет. Выслушала в свой адрес пару неласковых, какая я холодная, расчётливая, чуть ли не стерва, использовала его полгода, а он бегал-бегал за мной, а я его не люблю, к себе переехать не зову, а ведь живу одна без родителей, а он весь такой хороший от любви ко мне с ума сходит… Хотя, как по мне, так и не бегал он особо за мной, с ума уж и подавно не сходил, было время свободное, мы гуляли, а если я была занята, то он постоянно обижался.
– Так, Климова, пришла в себя? Не истеришь больше? – звонкий женский голос вернул меня к реальности.
– Да, кажется, пришла, – ответила спокойно и удивилась её вопросу. Неужели я истерила? Иначе почему она у меня это спрашивает. Не помню. Что с головой то? Надо спросить у врача.
– Голова не кружится? Ноги ватные или уже чувствуешь?
– Нет, не кружится. Ноги нормальные. Спина болит, – продолжила я, глядя на неё.
Это была медсестра, молодая, позитивная, улыбчивая. Она подошла к моей кровати, отключила капельницу.
– Бледная какая, жуть!!! Сейчас доктор прийдёт. Не вставай!
– Хорошо.
Она посмотрела ещё раз на меня внимательно, подняла одеяло, проверила катетер, что-то пробубнила практически про себя, потом взяла мою руку, покрутила, видимо изучая, как много появилось синяков после капельниц.
– Ну что за вены такие! Куда теперь колоть, – недовольно протянула она.
– Доброе утро! – раздалось в палате.
Все повернули головы к двери. Это был наш лечащий врач. Он поочерёдно подходил к каждой женщине, что-то спрашивал, внимательно слушал ответы. Медсестра не уходила, ждала доктора около меня. И когда он подошёл к моей кровати, сразу же первая выдала:
– Александр Владимирович, тут в крови опять всё у неё! Надо что-то делать.
При этих её словах я заметила, что в палате появился ещё мужчина, не врач, не в медицинском халате. Мокрый. И сразу показалось, что палата какая-то маленькая, когда в ней находятся ещё люди помимо нас, пациенток. И стало немного не по себе, потому что слова медсестры про мою кровь слышат другие, в том числе этот незнакомый вошедший в палату высокий мужчина, который почему-то сразу двинулся именно в мою сторону и остановился прямо за спиной у врача.
– Сейчас посмотрим, Люба, – ответил врач.
– И что с катетером делать тоже скажите, вытаскиваем?
– Климова Вера Павловна, это вы, верно? – спросил Александр Владимирович.
– Да.
– В понедельник вы попали к нам в больницу с обильным кровотечением, вас привезли на скорой помощи, помните?
– Да, – киваю я.
– Вы ничего не могли нам толком сказать, были в шоке, поэтому мы начали с общепринятых в этом случае мер, в процессе выяснили, что у вас ранний срок беременности, состояние было критическое, не скрою. Потеря крови была довольно большой. К сожалению, беременность не удалось сохранить. Но вашей жизни ничего не угрожает. Вы полежите у нас ещё дней пять-семь, надо доделать курс антибиотикотерапии, препараты железа тоже вам принесут, начнёте сегодня принимать. Вы восстановитесь, всё будет хорошо. Сейчас надо, чтобы вам из дома привезли что-нибудь полезное, например, отварное мясо или печень, свежие фрукты, гранатовый сок, горький шоколад, гемоглобин у вас очень низкий. И документы пусть привезут обязательно!
– Я не знаю, вдруг документы мои сгорели?
– Не сгорели, – услышала я.
Тот самый мужчина, который всё это время стоял за спиной у врача, произнёс это так уверенно и чётко, что все обернулись.
– А…. вы приехали всё-таки, – сказал врач.
– Конечно. Документы её тоже привёз, – официальным тоном заявил незнакомец.
Протянул врачу мой паспорт. В том, что это именно мой паспорт, сомнений не было. Обложка с попугаями была точно моя, больше ни у кого лично я такой не видела. Но откуда он у этого человека? Я его не знаю!
– Паспорт мой, да. А вы кто? – рискнула спросить.
– Что, не помните уже? Это я вас вытащил, – немного резко ответил незнакомец.
– Родственники хоть объявились? Или муж? – обратился он уже не ко мне, а к врачу.
– Нет.
Сказать, что я обалдела, это ничего не сказать. Стоят около меня два мужчины, один врач, второй, видимо, спасатель. Я всё-таки пригляделась и обратила внимание на его чёрные глаза. Да, точно, у того, кто меня спасал, были именно эти глаза. Только он был в каске, кажется, и в спецформе, поэтому трудно было сразу угадать в этом «красавчике», как назвала его утром Галя, того самого спасателя. Так вот, стоят они около кровати и обсуждают, что родственники так и не ищут меня. Паспорт мой у этого мужчины. Он его так отдаёт врачу, как будто это его собственный, а не мой документ. У меня даже ничего не спросил. При всём при этом я лежу перед ними в больничном синем халате в цветочек, из-под одеяла торчит трубка от катетера, алеет кровавое пятно на постельном белье, в глазах у меня стоят слёзы от осознания того, что я так быстро потеряла ребёнка, не успела даже до конца прочувствовать, что беременна. Хотя я ещё на тот момент не решила, оставлю ли этого ребёнка. Но думала об этом. И совершенно посторонний человек, к тому же мужчина, уже в курсе всех моих личных бед. Некомфортно, стыдно, больно, обидно, опять страшно. Полный комплект. Все эти чувства как-то разом нахлынули, я отвела глаза в сторону, надеясь на то, что никто из них не заметил моих навернувшихся слёз, готовых политься только дай им волю. Но он, конечно, заметил. Ведь он всё это время стоял и смотрел на меня своими угольными глазами. Ничего не сказал. Просто заметил.
– Спасибо, – собрала я все свои силы и произнесла.
– Пожалуйста.
Вот это краткость. Исключительно по существу.
– А как у вас оказался мой паспорт? Квартира не сгорела?
Врач и медсестра уже вышли, но я так поняла, что сейчас она вернётся с новой капельницей и будет мучительно искать место на руке, куда бы уколоть. И бельё это выпачканное моей кровью тоже должны бы поменять. Я вдруг вспомнила, что когда он меня вытаскивал с балкона, уже началось кровотечение, мужчина видел это. Подумала, как наверно ему было неприятно. И как-то смутилась, хотелось чтобы он уже ушёл, стыдно было лежать перед ним в таком вот состоянии. А он, как назло, подошёл поближе к кровати и начал уже не таким громким, но по-прежнему очень сухим, голосом говорить.
– Я принёс акты о пожаре. Мы обязаны лично отдать их пострадавшим. Но поскольку в понедельник и вчера вы были в реанимации, не было возможности их вручить, пришлось мне сегодня опять к вам сюда ехать. А погодка так себе…, – и посмотрел в окно.
Я восприняла это как открытое недовольство тем, что ему пришлось приезжать в больницу вчера и сегодня. Никак это не стала комментировать. Решила, что сейчас он отдаст мне эти бумажки и быстренько свалит. Но не тут-то было.
– Вот ваши ключи, сумка, телефон, – продолжил он.
– Спасибо.
– Очень надеюсь, что у вас не будет ко мне претензий, потому что я позволил себе забрать из вашей квартиры некоторые личные вещи, так как знаю, что в больнице обязательно нужны документы. Ну и телефон.
– Нет, что вы, какие претензии! Вы спасли мне жизнь. Я вам обязана.
– Это моя работа. Ну и нечего раскисать тогда. Я не для того там висел на высоте пятиэтажного дома, чтобы вы потом тут демонстративно отказывались от воды и еды. Сказал же доктор, надо есть. А вы что? Лежите и слёзы свои глотаете. Муж ваш где? Родители? С понедельника находитесь в больнице, а никто так и не позвонил в отделение. И не пришёл, – отчеканил он. Прозвучало грубо. Кивнул при этом на бутылку воды и шоколадки на тумбочке.
Так это он вчера принёс! Дошло вдруг до меня. Пришёл со своими актами, потому что так положено, а шоколадки зачем принёс? Ещё и горькие, как знал, что именно горький шоколад мне нужен. И сумку мою забрал из квартиры с документами, ключи, телефон, принёс в больницу, не побоялся, что получит потом за это. Вдруг я неадекватная.
Что-то тут не сходилось. Этот его железный тон, серьёзный взгляд. И шоколадки…. Странный мужик.
– Телефон, кстати, проверьте. Звонил вчера целый день, я уже пожалел, что взял его. Папа и ещё какой-то незнакомый номер. Муж?
– Мужа нет, – тихо отвечаю, глядя в сторону, понимая, как это звучит с учётом того, что я была беременная.
Провожу по экрану, снимая блокировку. Сколько же тут звонков! От папы много, а с неизвестного номера ещё больше. И сообщения есть с этого же номера. Пробегаю глазами сначала сообщения и….. темно, в глазах снова становится темно, воздух как будто закончился, а на душе тошно….
– Врача сюда! В шестую палату врача! – кричит он громко и резко.
Чувствую мужские ладони на своих щеках. И всё-таки теряю сознание.
Глава 2
– Надо расчесаться и положить её под подушку?
– Да. И сказать: «Суженый-ряженый, приходи ко мне наряженный. Меня расчеши, себя покажи»
– Хорошо. Утром завтра тебе расскажу, пришёл или нет.
Понедельник, 14октября
– Давай руки! Давай мне свои руки! Смотри только на меня! Не оборачивайся назад! – слышу слова смотрящего на меня мужчины в какой-то форме и не могу до конца осознать, что же на самом деле произошло и как произошло, что я стою на балконе, кругом дым, дышать тяжело, кажется, что ещё один глубокий вдох, сделанный около балконной двери, и я провалюсь в темноту.
– Ну давай, давай же! Ещё пара минут и всё! Я не смогу тебя вытащить оттуда. Слышишь? – не прекращает кричать мужчина.
– Быстрее там давайте! Если не хочет, бросай! И спускаем тебя, а то задохнёшься там вместе с ней! – другой мужской голос, который доносится снизу, как будто возвращает меня к реальности.
Если я не решусь сейчас же вылезти через окно на балконе к спасателю, а то, что передо мной именно спасатель, я наконец-то осознала, то всё, я тут просто задохнусь.
– Нет! Работаем! Ещё две минуты! – кричит и машет руками как-то странно, будто это знаки, понятные только им, не разрешая начать его спускать.
Господи, как же страшно! Пожар. Да, в квартире пожар. Это я сейчас понимала отчётливо. Кажется, я проснулась уже от того, что мне стало так тяжело дышать, будто на меня одели мешок. Вспомнив, что беременна, я сначала подумала, что меня мутит именно из-за этого. Но открыв глаза, поняла, что в комнате дым. Что произошло? У меня что-то загорелось? Я вроде всё выключила на кухне перед тем, как лечь спать. Никак не могла понять, как и почему это произошло. У меня пожар. И как я могла так крепко спать, что не почувствовала, когда он начался?! Я немного пришла в себя, поняла, что интуитивно сразу же выбежала на балкон, но и туда уже начал просачиваться дым. И вот я стою в одних тоненьких белых носках и в лёгком халате на балконе. Холодно. Я одна. Ничего не могу сделать. Бежать некуда. Сейчас есть только один единственный шанс выбраться – это вылезти через окно на балконе к спасателю. Но разве я смогу это сделать? Мало того, что я боюсь высоты, а живу я на пятом этаже, и это очень-очень высоко, так я ещё и не сильна физически, чтобы на такой высоте перелезть через окно и успешно допрыгнуть до спасателя, который стоит в подвесной люльке, кажется так эта штука называется, и кричит мне, что надо дать ему руки.
Пара минут, у меня всего пара минут, чтобы решиться на это. Медлить нельзя, иначе его спустят вниз, потому что риск того, что он задохнётся тут вместе со мной, слишком высок. А я тут так и останусь. Задохнусь. Дальше всё, как в тумане. Беру маленький табурет, который всегда стоит у меня на балконе, чтобы удобнее было мыть окна, пододвигаю к окну, становлюсь на него обеими ногами, подаюсь вперёд в оконный проём всем телом, ужасаюсь от высоты, на которую высунулась, слышу одобрительное «молодец» в свой адрес и кричу от резкой боли внизу живота, которая возникает так неожиданно, что я не в силах перетерпеть. «Только не сейчас! Боже! Помоги!» – молюсь мысленно. Пытаюсь всё-таки через боль подтянуть ноги вверх к оконному проёму, но с ужасом понимаю, что не могу это сделать физически в том числе из-за боли, пронзившей моё тело.
– Что там ещё? – слышу мужской голос. Поднимаю глаза на человека, находящегося почти рядом со мной, от которого меня отделяет только балконное остекление, вижу, как в его почти чёрных глазах снова появляется непонимание, нетерпение, злость и что-то ещё, потому что он здесь и сейчас рискует своей жизнью, протягивает мне руки, находясь на высоте пятиэтажного дома, а я слишком медленно соображаю, слишком долго в этой ситуации думаю. Хотя думать тут нечего, надо благодарить судьбу, что спасатель уже находится у моего балкона, а мне осталось только вылезти из окна и прыгнуть как-то к нему в эту люльку. Собираю все свои силы и волю в кулак, заставляю себя терпеть, терпеть и ещё раз терпеть эту внезапную боль. Снова смотрю на мужчину, шепчу одними только губами, потому что голос от страха пропал: «Я боюсь. Не смогу.»
– Не бойся! – слышу в ответ, вернее, читаю по губам, и почему-то так верю ему, что кажется, вот-вот всё у меня получится. У нас получится.
– Давай сюда руки! – приказывает в очередной раз.
– Даю, – успеваю коротко ответить, цепляюсь руками за него, как за последнюю надежду, и как-то сразу оказываюсь за окном, преодолевая небольшое расстояние между балконом и пожарной лестницей на этой ужасной высоте, вниз не смотрю, кажется, даже не дышу. Просто чувствую, как он меня очень-очень сильно подхватил. В это мгновение я подумала, неужели человек может быть таким сильным, что почти поднял меня на такой высоте и благополучно поставил рядом с собой.
– Фу, – громко вздыхает мужчина. И это последнее, что я слышу, потому что смотрю вниз на ноги и понимаю, что я вся в крови. Горячая, она течёт по коленкам, по ступням. Носки уже все красные. И одежда спасателя тоже вся в моей крови. Замечаю, что он это видит. Чувствую, что прижимает меня к себе ещё сильнее. Всё. Отключаюсь. Темно.
– Неси её сюда, быстрей! Давай, давай! Скорая уже тут! – слышу опять, голоса мужские, разные, кричат, но теперь ничего не вижу, в глазах по-прежнему темно. Тело своё как будто не чувствую. Ощущение такое, словно я тут и не тут одновременно.
– Жива?
– Да!
– Кровь! Георгий, твою ж … Твоя? Или её?
– Её! Кровотечение, кажется. Или порезалась стеклом. Не знаю. Не понял.
– Пульс есть! Нормально, – слышу женский голос.
– Ну-ну, ты чё! Всё сделал, как надо! Молодец! Дальше медики пусть работают.
В глазах начинает немного проясняться, вижу перед собой мутные очертания человека, кажется того, который меня вытащил, но не знаю точно. Может, это уже и не он, а врач скорой помощи. Хотя, нет, не врач, а тот, кто меня спас. Глаза, чёрные, добрые, смотрят прямо в мои глаза, очень близко. Больше ничего не различаю, слышу только опять: «Не бойся. Всё получилось.» Опять отключаюсь.