Пролог
(НЕ) ОШИБКА НА ДЕНЬ ВЛЮБЛЕННЫХ
– Член. Член. Еще член. И еще… Слушай, а чего они одни члены присылают?
Светка разворачивается ко мне от экрана, грозно сводит брови.
И я чувствую себя крайне неуютно под ее прокурорским взглядом. Виноватой. Словно это я каким-то образом руковожу действиями всех этих мужиков и заставляю их присылать дикпики.
Пожимаю плечами:
– Может, потому что ты в тексте написала, что желаешь посмотреть на товар поближе?
– Так я же не это имела в виду! – возмущается Светка, а я вздыхаю:
– Ну вот надо четче формулировать…
– Вот поучи меня еще формулировкам, – фыркает подруга, и я соглашаюсь внутренне.
Светка работает дознавателем в полиции. И на формулировках собаку съела. Я парочку читала, я знаю, о чем говорю…
Знаменитые перлы: «Подозреваемая лежала в психоневрологическом диспансере с диагнозом «ушиб левой ягодицы тела»» и «След пули был обнаружен на поверхности рамы безрамного пространства» навсегда останутся в моей памяти.
Но вот конкретно в этом случае ощущался… э-э-э… легкий дисбаланс между формулировкой и смыслом написанного. Причем, я этот дисбаланс видела, а вот подруга – нет. Да и те, кто в течение пятнадцати минут уже присылали интимные части своего организма в личку, тоже явно не замечали ничего необычного.
Вздохнув, я еще раз вслух перечитала текст объявления, которое моя подруга разместила на сайте знакомств, зарегистировавшись с левого аккаунта на моем ноутбуке.
«Красивая, высокая брюнетка ищет симпатичного мужчину для веселого проведения Дня Всех влюбленных! Женатым и извращенцам – не беспокоить! Прежде, чем знакомиться, жду фото в личку! Хочу увидеть товар поближе))))))»
Смайлики должны были намекать, что высокая брюнетка не против пошутить и вообще веселая и заводная. А еще – что ей ближе к сорока и она – почетный скобкодрочер. Последнее замечание я уместно держала при себе, зная, как ревниво Светка относится к своему возрасту.
Личка звякает еще одним сообщением, и мы синхронно поворачиваемся посмотреть и так же синхронно морщимся.
– Так… Ну здесь явно в КВД надо… – неуверенно комментирую я форму и цвет присланной части тела.
– Ага… – Светка задумчиво стучит указательным пальцем по нижней губе а затем выдает с некоторой ноткой нерешительности в голосе, – наверно… Надо поменять текст объявления?
– Скорее всего, – вздыхаю я и, чуть помедлив, несмело предлагаю, – а, может, вообще не надо?
– Чего? – грозно разворачивается подруга, и ее впечатляющих размеров грудь опасно колышется, смотрит на меня, прищурив нарощенные ресницы, и припечатывает, – надо. На-до! Он должен пожалеть!
– Но для этого он должен узнать… – нерешительно возражаю я, – а именно этого ты изо всех сил избегаешь…
– Не должен! Если узнает, то… Ой…
– Ой… – грустно соглашаюсь я.
Других комментариев ситуации нет.
Светкин постоянный мужик, подполковник Рамоновский, по совместительству – ее же непосредственное начальство, серьезный, внушительный, положительный, щедрый, но, к сожалению, глубоко и безнадежно женатый, к своему основному недостатку имел дополнительный – он был ревнив до жути. И контролировал Светку похлеще, чем в фсиновцы – особо опасных преступников из «Черного Лебедя».
Ее мобильный, ноут, да и вся квартира были в жучках и подслушках.
Что характерно, такой контроль обычно подругу дико заводил. Она тащилась от того, какой у нее властный, брутальный и невероятно злоебучий мужик.
Но, тем не менее, иногда все же взбрыкивала.
Обычно, причиной взбрыков становилась одна и та же тема: семья подпола. Рамоновский ни в какую не желал разводиться, несмотря на все Светкины ухищрения, истерики и шантаж.
Она искренне недоумевала о причинах такого поведения: подпол вырастил и выпустил в жизнь двоих парней, которые учились в столице, жена его, по словам Светки, домашняя курица, все свободное время проводила за городом, никак не мешая бурной личной жизни мужа. Ну вот спрашивается, чего за нее цепляться? Ну подумаешь, двадцать пять лет вместе! И что? Надо, значит, освобождать место для более молодого поколения! Дорогу молодым!
Было в рассуждениях подруги много мерзкого, чего я не приемлю и от кого другого услышь – точно бы перестала общаться. Но Светка, несмотря на ее эгоистичность, некоторую недалекость и прочие недостатки – единственный человек, в свое время поддержавший меня. Бескорыстно. Просто так. Можно сказать, вытащивший меня с того света.
Так что… Недостатки – недостатками, а родной, надежный человек рядом – это многого стоит.
К тому же, за всей нарочитой нахальностью и циничностью я видела глубоко несчастную бабу, зачем-то десять лет назад впершуюся в отношения с женатым властным мужиком, и с тех пор просто потерявшую даже намек на выбор и самостоятельность.
Подпола Рамоновского я знала, виделись в общей компании, и впечатление он производил мощное. Тут я Светку даже где-то понимала. Так же, как и то, что быть ей в любовницах до конца дней своих. Подпол – не из тех, кто так легко расстается со собственностью.
И потому подружкина авантюра казалась опасным бредом. Очень опасным.
– Может, давай вместе дома посидим? – закидываю я еще раз удочку безопасного развития событий, – пересмотрим ту комедию… эту… Ну, про ту сумасшедшую…
– Нет уж! – Светка морщится и решительно разворачивается к следующему сообщению, кривится и так же решительно отворачивается ко мне, – этот… скот думает, что я его всю жизнь буду ждать? Что со мной вот так можно? Это – День всех влюбленных, вообще-то! И я хотела шубу!
– Зачем тебе еще одна шуба?
– Надо! – взвизгивает Светка, – надо! И помолчи лучше! Своей личной жизни нет, так хоть мне не мешай!
У меня что-то тяжело бухает в груди, и, наверно, на лице немного отражается, потому что Светка тут же замолкает, кривит губы и тянется ко мне обнимать:
– Ну прости, блин… Мартыш… Ну прости меня… Сама виновата, видишь, я на взводе… И лезешь под руку… Прости…
– Да ничего, – бормочу я примирительно, похлопывая подругу по точеному плечу, – не настолько я и переживаю…
– Дураки они все, Мартыш, дураки. Не думай вообще про них. Не стоят они даже мизинчика…
– Светк… – я выдыхаю, обнимаю подругу, – хватит дурить, а? Ну чего тебе не хватает? Ну он же любит тебя без памяти… И не изменяет… А развестись… Ну куда ему разводиться? У него полкан вот-вот будет… А потом и генерал… Не разводятся они… Сама знаешь…
– Все равно… Измучилась я чего-то… Мы вместе должны были этот вечер провести, а он…
Светка всхлипывает, и, пока я удивляюсь этому небывалому событию, потому что слезы и Светка – вещи вообще малосовместимые, она, слово устыдившись своей слабости, тут же отстраняется и разворачивается к экрану.
– Светк… Если он узнает… Ну зачем тебе?
– Хочу себя почувствовать нормальной бабой, а не подстилкой подпола. Надоело. Все. Закрыли тему. Глянь, кстати, вроде вот адекватный.
Я благоразумно оставляю при себе мнение о том, насколько нормальной выглядит женщина, разместившая такое объявление и вообще… приемлющая такой вид времяпрепровождения, потому что знаю по опыту – Светка закусилась и возражать ей сейчас – только будить зверя.
Смотрю в экран, читаю сообщение.
«Привет, мне тридцать пять, рост 195 см, вес 95 кг, брюнет спортивного телосложения. В городе проездом, если есть настроение, буду рад скрасить твое одиночество в этот праздник»
И фото. Лица не видно, но силуэт на фоне окна – хорош.
Мы со Светкой синхронно тянемся к мыши, чтоб увеличить, потом рассматриваем… Переглядываемся.
– Ничего так… – несмело комментирую я.
– Ага…
Светка решительно отодвигает меня в сторону и начинает что-то шустро набивать на клаве.
Я, немного понаблюдав за ее вдохновленным выражением лица, встаю и иду на кухню.
Нарезочка, сыр, вино в темной бутылке… Чувствую, что наши посиделки затянутся допоздна…
Мне завтра, слава всем богам, не на работу, только вечером две пары у журналистов, и потому могу себе позволить чуть-чуть расслабиться.
Да и есть надежда, что Светка, немного попереписывавшись и словив таким образом запретный кайф, все же угомонится и не станет творить глупости, опасные для жизни. Не ее жизни, естественно, ее подпол даже пальцем не тронет, а вот несчастного, ни в чем не виноватого мужичка может и помять… Было уже такое. Правда, там Светкиной вины вообще никакой, там придурок просто попался. Слов не понимающий и среди белого дня за руки хватающий… Думал, если он – гость столичный, то все ему будет на лайте… Ага. Надеюсь, он усвоил печальный урок, отлежав всю полагающуюся командировку в больничке с переломом обеих рук…
После такого демарша Светка возлюбила своего подпола еще сильнее, а я вот на ее месте основательно бы задумалась теперь, стоит ли зверюгу дразнить. Ну мало ли, дела у него какие-то нарисовались аккурат на День всех влюбленных. Мужчины вообще к этому празднику относятся спустя рукава. Тем более, мужчины за сорокет, обремененные должностями и нехилым жизненным опытом.
Но Светку, обычно стойко переносящую тяготы жизни любовницы, в этот раз чего-то сильно понесло. И опасности она не понимала.
В отличие от меня.
И потому я ставлю на поднос все приготовленные для нашего импровизированного девичника девайсы и топаю в комнату, где вовсю слышится возбужденное щелкание клавиш.
Светка на жоре, в эти моменты ее надо поддерживать. И поить. Глядишь, малой кровью обойдемся. Все же, вирт – это не настоящий секс…
Светка же, несмотря на заскоки, благоразумная баба…
Именно эти свои мысли вспоминаю я, стоя в вестибюле одной из самых дорогих в нашем городе гостиниц вечером четырнадцатого февраля…
⁂
– Мартыш, пожалуйста, Марты-ы-ыш…
Голос Светки звучит в моей голове, ровно как и те мои вчерашние мысли про ее благоразумие…
Оглядываюсь, неуверенно подтягивая ворот дубленки и прикидывая, что делать: сразу идти в нужный номер или сначала все же к портье?
Не доводилось мне в гостиницах бывать, от слова абсолютно, потому с процедурами не знакома… Наверно, все же сначала в портье? Могут же не пропустить? Должна тут служба безопасности…
– Добрый день! Вы бронировали номер?
О, прямо вовремя!
Разворачиваюсь к милой девушке в строгом костюме, поясняю:
– Нет… Меня ждут. Номер двести четыре…
Лицо девушки не меняется, все такая же профессиональная улыбка, но вот глаза становятся… Холодными, что ли?
Мне все больше не по себе, но стараюсь держаться ровно, про себя на разные лады проклиная ненормальную Светку, сначала заварившую кашу, а затем заставившую меня ее расхлебывать.
И оно мне надо? И без того день с утра не задался…
Сначала было похмелье, потому что накануне я слегка переоценила свои возможности в выпивке и отрубилась в кресле, так и не выяснив, до чего там договорилась Светка с высоким брюнетом.
Утром подруги в доме не обнаружилось. Мой ноут был вырублен, и проверять чужую переписку я не собиралась. Пострадала, постонала, постояла под холодным душем и занялась привычными делами. Вечером, закинувшись неимоверным количеством обезболивающих, потому что похмелье очень плохо переношу, потащилась на работу: внедрять основы прекрасного в циничные журналистские души. У нас сегодня были основы живописи маслом, факультатив, который, по идее, пишущим людям нафиг не нужен, но почему-то на него нашелся спрос. В другое время я была этому рада. Но не сегодня.
Практически в коматозе отведя последние сорок минут, я собиралась домой, когда позвонила Светка.
И обрадовала. Так, бляха муха, обрадовала!
– Мартыш… – это она меня так любит называть, производное от имени Марта. Сейчас еще ничего, Мартыш – это, практически, Мартиша… А в школе-то Мартышкой звали… – Мартыш… Катастрофа…
– Чего еще?
Я села за кафедру, машинально выискивая сигареты и вспоминая, что месяц как бросила. И зря, видимо. Светка редко когда именовала происходящее катастрофой. Но если называла так, то, обычно, нифига не лукавила.
– Мой… Этот скот… Короче, его твари хакнули твой ноут, прикинь?
– Зачем? – таблетки от головной боли эту самую головную боль глушили, но вместе с ней и мозговую активность тоже, потому я не связала одно с другим. И вообще не вкурила, нафига кому-то залезать в мой ноут. Что там можно найти, кроме эскизов и скучнейшей истории в поисковике?
– Затем! Все затем! – Светка сорвалась на визг, но быстро взяла себя в руки, все же опыт работы в интересной сфере сказывался, – он решил, что я ему хочу изменить!
– Ага…
Ну что тут скажешь? У подпола Рамоновского чутье собачье. Вот ведь бульдожина…
– Ну и просчитал…
Ну да, чего тут просчитывать? Они поругались, Светка вильнула хвостом и умчалась ко мне в гости. И висла до утра, это уж его люди явно отследили. Спрашивается, чем мы там с ней занимались? Ну не пили же всю ночь, рассказывая друг другу о том, какие все мужики козлы? Это пошло. А вот строить коварные замыслы – это да. Это про нас… С точки зрения ублюдочного подпола, естественно.
– Короче, они нашли мое объявление и поняли, что это – я! А я сказала, что они – придурки, и это – ты! Мы тебе искали мужика на ночь! А Сереженька… Ну, короче, он сделал вид, что поверил, но сто процентов – не поверил! Ты же его знаешь!
Ну да, я его знаю… Не поверил, это как пить дать…
– И он теперь будет проверять всех, кто там заселился! Всех мужиков, понимаешь? И, если я не приду на встречу, это будет показатель! Доказательство!
– Погоди… Ну, может, я просто передумала… Могу я передумать, в конце концов?
– Это тоже будет подозрительно! Мы же подруги! Он точно решит, что ты меня выгораживаешь! Мартыш! Ну выручи!
– Это как я тебя могу выручить-то? – нет, зря я с курением завязала, сейчас бы в самый раз…
– Сходи на встречу, а?
– Знаешь, Свет, я тебя, конечно, люблю, но это уже перебор…
– Мартыш… – из трубки раздались всхлипы, от которых я в буквальном смысле обмерла. Светка плакать не умела. Истерить, орать, делать глупости и прочее – запросто. Но вот плакать… Не водилось за ней такого. Значит, все очень серьезно. Прям очень. – Мартыш… если он меня бросит, я же умру…
– Свет… Ну ты же сама вчера его хотела нахер послать…
– Умру, блять! Умру! Дура была, дура! Чего мне, дуре, не хватало? Он сегодня пришел, браслет принес, шикарный, представь? Ездил за ним сам в «Золотого тюльпана», выбирал! Я выяснила у Виталика!
Да… Подпол Рамоновский, известная в узких кругах личность, сам прется в центр города, в один из самых шикарных и дорогих бутиков, чтоб купить браслет любовнице… Картина маслом…
Практически, объявление сдачи в плен… А Светка в ответ ему такое…
– Он отдал, все хорошо было, мы должны были ехать домой… А потом, наверно, получил информацию по нашей переписке… Мартыш, ты бы видела его лицо… Он меня бросит. Он не простит, понимаешь?
– Понимаю…
– Мартыш… Я тебя никогда ни о чем не просила… Но тут… Мартыш…
Я посмотрела на номер, лишний раз убедившись, что Светка предусмотрительно разговаривала со своей второй симки, о которой знали только мы с ней. Надеюсь, блин. И надеюсь, что у подпола паранойя не зашла так далеко, чтоб на мою трубу подслушку вешать.
– А когда ты узнала?
– Да вот буквально полчаса назад… Он меня у подъезда высадил, сказал, потом поговорим. О моей переписке и о желании одинокой женщины хорошо провести четырнадцатое февраля… Сука! Ненавижу этот праздник!
– Ага… Аналогично…
– Мартыш!
– Хорошо… – я выдохнула, глянула на себя в отражение стекла в окне, – слушай, ну а что мне там делать-то? Я, так-то, хоть и брюнетка, но невысокая… И вообще… Боюсь…
– Да ничего! Зайдешь в номер, посмотришь на него, скажешь, что представляла себе другим – и все! Выйдешь из номера – и домой! Мартыш, совершенно не опасно! Он тут проездом, по разговору – нормальный вполне. Он вчера еще хотел видеосвязь, но я не стала… Так что тебе вообще ничего не грозит! А его если потом ребята Сереженьки прихватят, то все показания сойдутся!
– Но я вообще не похожа на тебя…
– Да ему-то откуда знать? Ну назвалась ты высокой брюнеткой! Может, ты себя в душе считаешь высокой?
– Ладно… – сдалась я в итоге, прикинув, что дел реально не особенно много. Зайти в номер. Посмотреть на мужика, сказать, что не понравился, и выйти.
– Мартыш!
– Но ты мне будешь торчать бутылку Мартина, поняла? ХО.
– Да не вопрос! Люблю тебя! Номер двести четыре… Мужика зовут Кирилл.
⁂
И вот теперь я стою перед номером двести четыре, нервно вытираю мокрые ладони о мех дубленки, перетаптываюсь и никак не могу решиться и зайти.
Портье уже давно ушла, напоследок одарив меня неприятным взглядом.
Посматриваю по сторонам, но коридор пустой… Интересно, если я просто сбегу, это будет засчитано за визит?
Ну, в конце концов, я – известная в городе старая дева, могу просто испугаться? Может, этого хватит для отчетности людям Рамоновского?
Я уже, практически, решаюсь прибегнуть именно к такому развитию событий, и даже как-то расслабляюсь, радуясь, что нашла безопасный выход из ситуации, но тут дверь распахивается…
Мужчина, стоящий на пороге, вызывает последовательно несколько эмоций: оторопь, потому что не ожидала, что дверь откроется, страх, потому что высокий он и очень-очень крепкий, что сильно заметно под обтягивающей грудь и плечи футболкой, и это немного пугает, и интерес, потому что лицо у него… своеобразное. Узкое, строгое, с правильными чертами, такой… светлый, но не совсем скандинавский тип. Русые волосы, ближе к блондину даже, серые, очень холодные глаза… Небритость небольшая, подбородок четкий… Вообще, я бы его написала, жесткие линии, легко схватить характер…
Пока я висну, оглядывая неожиданно возникшего передо мной мужчину, он времени даром не теряет.
Тоже осматривает меня, быстро так, взгляд прищуренных глаз – холодный и жесткий. А затем, пробормотав: «Неплохо», за руку втягивает в номер!
И, не успеваю рот раскрыть в протесте, захлопывает дверь! И закрывает ее! На ключ!
Все происходит настолько внезапно, что я реально торможу. Горло пересыхает. В голове – бедлам.
И страшно, черт!
В номере – полумрак, и силуэт мужчины в светлой футболке на фоне дверного полотна выделяется довольно четко. Пугающий. Высокий. Сильный.
Невольно отступаю в глубину комнаты, осознавая, только теперь осознавая, что в ловушке! Облизываю губы, лихорадочно вспоминая его имя. Кирилл! Его зовут Кирилл!
– Я-а-а… Наверно…
Черт! И почему всегда получается только мямлить, когда надо активно действовать?
– Помолчи.
Голос. Низкий, хрипловатый. Наверно, даже сексуальный… Сейчас пугает. Причем, даже не из-за ситуации, а из-за интонации. Он очень холодный, этот голос, насмешливый. Словно мужчина прекрасно понимает, что я хочу сказать, видит мой страх и развлекается этим.
А еще – ему хочется подчиняться. Чисто инстинктивно.
Про отца так говорят подчиненные… Как выдаст в операционной, все по струночке и ходят… А жизни – обычный тихий сухарь.
Этот на сухаря не похож. На зверя, в темноте затаившегося – это да.
Как я так попала-то? Умудриться же надо! Уверена, что Светка на моем месте… Так, стоп!
Я – Светка.
Я сюда потрахаться пришла, а мужик мне не понравился.
Это, кстати, чистая правда.
Совсем он мне не нравится, вот нисколечко. Кролику не может нравится удав. Но это не мешает ему поддаваться гипнозу…
– Вы неправильно…
Еще одна попытка заговорить и заодно сделать независимый вид с треском проваливается. Потому что мужчина оказывается близко.
Прямо рядом!
⁂
Как он это делает? Я же отслеживала движения! Была настороже! И тем не менее, уже упираюсь носом в широкую грудь. Охнув, пытаюсь отшатнуться, но он не пускает! Здоровенные сильные ладони уже на талии, уже тянут ближе и ближе! Упираюсь руками в грудь, задираю подбородок, смотрю в светлые глаза, в полутьме кажущиеся черными, насмешливый изгиб твердых губ… Он наклоняется, а я, внезапно обретя дар речи, начинаю торопливо шептать:
– Подождите, подождите, пожалуйста… Я не… Я пришла…
– Пришла, – тоже тихо отвечает мне мужчина, и как-то так получается, что его губы уже практически на моих, – хорошо. Мне нравится. А теперь – помолчи.
Я в корне не согласна с его приказом и собираюсь это озвучить, но не успеваю.
Твердые горячие губы прижимаются к моим, на затылок ложится тяжелая ладонь, препятствуя любому сопротивлению, не позволяя увернуться… Я только и могу, что ухватиться за его белую футболку в глупой попытке затормозить и тихо протестующе застонать. В голове – полный сумбур, вся обстановка: темная комната, опасный мужчина с вполне понятными намерениями, этот насильственный, но от этого не менее обжигающий поцелуй… Я теряю почву под ногами, волнуюсь дико, понимая, что совсем не могу сопротивляться, что сейчас явно происходит насилие… Только какое-то странное насилие… Потому что губы мои сами раскрываются, впуская настойчивый язык мужчины, а грудь начинает ныть и побаливать, очень-очень знакомо. Давно это было, боже, как давно… Еще до всего этого… Когда я так хотела мужских прикосновений…
Сейчас хочу тоже!
Оглушенная этим пониманием, я не сопротивляюсь больше. Выпускаю из горстей футболку, обмякаю в горячих руках…
И мужчина, ощутив мою податливость, довольно урчит, словно большой кот, и жадно прикусывает кожу на шее, спускается ниже, прямо по плотному вороту водолазки, и даже через ткань ощущаются эти огненные прикосновения.
Я чувствую себя странно: словно реально загипнотизированная. Все понимаю, все ощущаю… И сделать ничего не могу.
Он своим напором, своим поцелуем, объятиями, лишает силы воли… Боже… Я и не думала, что так может быть…
Причем, мужчина ведет себя так, словно я – его собственность, словно он имеет право делать со мной все, что ему хочется… Но почему? Что вчера было у них со Светкой? Настолько откровенный вирт? После которого реале даже общаться не надо, и без того все понятно?
Странно, что я еще могу думать… Мысли в голове текут лениво, вяло, а тело все сильнее, все активнее отзывается на грубые ласки незнакомого совершенно человека.
Он что-то бормочет, раздевая меня, стягивая дубленку, длинную юбку, угги, жадно проходясь твердыми ладонями по изгибам тела, и там, где он меня касается, горячо.
Я, словно кукла безответная, настолько оглушена, настолько поглощена происходящим, что не сопротивляюсь. Я вся – оголенный провод. Он касается – меня коротит. Он целует – меня плавит.
Он – явно какой-то колдун… Не может такого быть, чтоб я… Я же не пила даже…
Кровать под спиной твердая.
Он стоит надо мной, уперев колено в покрывало, смотрит… И взгляд – похлеще рук. От взгляда вся дымиться начинаю. Жутко и невероятно круто.
К этому моменту я, наконец, прихожу в себя настолько, что могу смотреть на своего захватчика.
И мысль начать сопротивляться уходит, так и не добравшись до нужного отдела головного мозга.
Потому что если сейчас все остановлю – дурой буду.
Не важно, что он занимался виртом с подругой, да и вообще, судя по действиям, тот еще бабоукладчик…
Просто… Просто смотрю сейчас, как он стягивает через голову футболку, таким, невыносимо мужским движением, небрежно-сексуальным, как резко дергает ремень на джинсах… Усмехается, довольно оглядывая меня, беспомощно распластавшуюся на кровати.
Роется в кармане джинсов, достает ленту презервативов, отрывает один, бросает остальные неподалеку. И это привычное движение почему-то отдается такой горячей волной внизу живота, что не по себе становится даже.
Невольно стискиваю бедра, пытаюсь отползти чуть назад…
Он видит эти намеки на протест, усмехается, едва заметно качает головой…
А затем, как есть, в полурасстегнутых джинсах, падает на меня и снова жадно целует. Меня словно подбрасывает изнутри, тихо постанываю и глажу, глажу, глажу широкие, бугрящиеся мускулами плечи, наслаждаясь их твердостью, гладкостью, тем, как они вкусно перекатываются под пальцами…
В его слюне – явно афродизиак пополам с наркотиком, отключающим любой контроль. Только этим я могу объяснить, что пропускаю момент, когда оказываюсь без водолазки. Уже семь лет я себе такого не позволяла!
И сейчас ощущение голой беззащитной кожи, по которой скользят без устали жадные губы, безумно и сладко.
Он целует, ниже и ниже… И еще ниже… И там, где… Черт!
Стыд и ужас накатывают одновременно, путаюсь оттолкнуть, вывернуться, но меня легко перехватывают за запястья. Мужчина наваливается смотрит пристально в глаза:
– Что не так?
⁂
И тут-то мне бы сказать, что все не так! Все! И я – не та! Неужели он не видит? Неужели, не заметил? Ничего, сейчас увидит… И явно ему не до секса будет. Единственного мужика, перед которым я разделась после аварии, чуть не стошнило…
– Шрамы…
Голос хрипит, сердце бьется неистово и больно. А в глазах странно двоится… Не надо плакать, Мартиша… Потом, когда он тебя за дверь выставит…
– Где? – он хмурится, потом осматривает место событий, – эти?
Замираю, когда наклоняется, рассматривая пристальней. Отчаянно слежу за выражением лица. Странным. Нечитаемым.
И жду… Брезгливости? Злобы? Досады? Чего? Он ждал раскованную женщину… Готовился провести с ней веселую ночь Всех Влюбленных… А получил шрамированного монстра.
– Интересно… – Голос прохладный, опять издевательский. Язвительный?
Задыхаюсь от глупой обиды, пытаюсь вырвать руки из жестких лап. Но моего сопротивления даже не замечают.
А затем… Затем он наклоняется… И мягко целует! Прямо там! Возле груди! Где больше всего, где грубее всего! Целует и облизывает!
И я не выдерживаю все-таки. Плачу.
Закусываю губу, закрываю глаза, ощущая только горячие губы в самом тайном, самом скрытом месте… Я даже сама себя там не разглядываю больше. И одежда – закрытая. И ни перед кем никогда…
А тут… Как он может? Как ему не противно?
Может.
И, судя по тихим вздохам и активности – вообще не противно.
И слезы мои слизывает со щек… И тоже не противно.
– Не плачь, дурочка, – все так же холодно-язвительно звучит голос, но теперь я слышу за первой, самой очевидной нотой что-то иное. Тепло? Искренность? Интерес? – Шрамы – это всего лишь шрамы. Они – на коже. Это херня. Такая красивая дурочка вообще не должна про них думать…
Он меня называет… Красивой? Дурочкой, правда, но тут уж что есть, то есть… Умная бы не оказалась на моем месте… Но… Красивой… правда? Правда-правда?
– Очень красивая… – серьезно отвечает он на мой незаданный вопрос, – и дурочка… Из-за этого все? Да?
Я не понимаю его вопроса, да и не хочу понимать, если честно. Выдыхаю и утыкаюсь доверчиво лицом в мощную шею. От него пахнет невероятно вкусно. Мужчиной. Вкусным, вкусным мужчиной.
Этот запах дурманит, а то, что ему совсем не противно со мной, добавляет смелости.
Я неумело трусь носом о колючую скулу и наудачу прикусываю кожу возле уха.
Он вздрагивает, смеется хрипло:
– А ты горячая штучка, да? Продолжим?
И, не дожидаясь моего разрешения, хотя, он и до этого не утруждался, резко стаскивает с меня колготки. Вместе с бельем.
Я вскрикиваю от неожиданности, испуганно свожу ноги, но он тут же их разводит, жадно разглядывая меня там.
– Смотришься целкой, – облизывается, не отводя взгляда, и это порочное движение языка по нижней губе заставляет замереть и судорожно сжаться, – сколько тебе лет? Давно работаешь?
– Мне… Мне… Тридцать два… Давно…
Он переводит взгляд на мое лицо, хмурится, стискивает губы, словно ему не нравится мой ответ. А я не понимаю, зачем ему мой возраст… И стаж работы… Странные вопросы. Но сегодняшний вечер вообще странный, так что…
Он отпускает меня, лицо по-прежнему остается жестким, пугающим таким. И я опять вспоминаю, что одна в номере (да что там в номере! В постели!) с совершенно незнакомым мужчиной… Опасным… От этих непрошенных, запоздалых мыслей сводит низ живота в противоестественном томлении, прерывисто выдыхаю, а мужчина, наблюдая за мой бесстрастно теперь, словно и не было этих сладких ласк, касаний нежных по моей шрамированной коже на груди, стягивает с себя джинсы вместе с бельем, разрывает зубами пакетик презерватива, раскатывает его по всей длине члена…
Я не могу оторваться от этих неторопливых, привычных, холодных движений.
Надо бы это все прекратить уже… Неуютно, странно… Глупо как… Все глупо.
Позволила себя раздеть, обцеловать всю… А теперь… Это, наверно, неправильно? Интересно, если захочу уйти, отпустит?
⁂
Судя по тому, что остановился, когда я начала неподдельно сопротивляться в тот момент, когда испугалась, что увидит шрамы… Отпустит. Может, будет злиться, обзовет… Но отпустит.
Осознание этого, самой призрачной возможности остановить, хоть как-то руководить процессом неожиданно успокаивает. Выдыхаю, ловлю внимательный взгляд на своем подрагивающем животе.
Он опять облизывается, язык скользит по нижней губе… Словно хочет наклониться и поцеловать меня в живот… По крайней мере, выражение глаз именно такое…
Напрягаюсь, ожидая, но мужчина, Кирилл, да, Светка сказала… Кирилл наклоняется. Подхватывает меня под ягодицы и тянет на себя. По сравнению с ним, я – легкая, игрушка в сильных руках.
Жесткие пальцы проводят по промежности, проверяя готовность, из-за этого неосознанно выгибаюсь, ахаю.
Грубый, он очень грубый… Но это совершенно не мешает моему глупому телу реагировать на его прикосновения.
– Надо же… – усмехается он, немного смягчая напор пальцев, проникая в меня ритмичными движениями, пока неглубоко, совсем неглубоко, но мне хватает, чтоб сойти с ума, выгнуться и застонать, – надо же… Так на улице встретишь – и не поверишь… Минус мне, блять…
Я не понимаю, о чем он, даже не слышу, полностью сосредоточенная на движениях опытных пальцев, ставших из грубых тягуче-плавными, скользящими…
Невольно запрокидываю руки за голову, гнусь, словно гуттаперчевая… Закрываю глаза… Это безумие, полное безумие… Но мне так хорошо сейчас, черт… так хорошо… Могу я себе позволить? Эту ночь? Могу же…
Резкий, болезненный толчок завершает мое самокопание. На него просто не остается ни времени, ни сил.
Раскрываю глаза и вижу прямо над собой его лицо, серьезное и жесткое. Кирилл изучает меня, внимательно, как-то… Не так, как должен смотреть мужчина, уложивший в постель женщину… Наверно… Не сказать, что у меня вагон опыта… Но все же, все же…
– Странная ты… – шепчет он мне в губы, не двигаясь, словно давая привыкнуть к своему размеру, хотя… вряд ли поэтому. Судя по прошлым действиям, деликатности там нет. – Странная… Тебе нравится?
– Не… Знаю… – честно признаюсь, не в силах оторваться от его глаз. Глубина затягивает, поглощает… Он в меня словно на всех уровнях сразу проникает. И я говорю правду, хотя прекрасно понимаю, что надо бы другое. Мужчине надо говорить, что все нравится, может, про комплименты его размеру и прочее, что так советуют на всяких форумах…
Сейчас обидится…
Но он не обижается, только в глазах на мгновение мелькает растерянное выражение… Словно не ждал от меня такого.
– Будем выяснять? – и мягко толкается, словно на пробу… – Да?