Моей любимой бабушке Дробязко Розалии Максимовне
Часть 1.Тебе не идут эти заколки. Глава I
Бытие – наше бремя. Все души приходят лишь на время. Но время невозможно измерить в жизнях. Оно рассекает галактику и часть моего сердца, но только часть… Потому что оно мертво и лишь изредка, словно раскат грома, я слышу его биение. Можно подумать, будто я сплю, но это не так. От меня остались лишь память и мысли, тяжёлые и медленные.
Невозможно прекратить страдания человека, если они надуманны. Мысль нельзя остановить. Именно мысль движет человеком. В ней всё зарождается и умирает, в ней заключены все загадки мира, вселенной.
***
Сидя на махровом одеяле, упавшее на пол с кровати, я играла в игрушки, точнее облизывала их и пыталась разломать. Я помню это отчетливо, хотя мне не было и двух лет. Именно в этот день и появился Он. Я ещё не знала его имени, но с тех пор он всегда был рядом. Статный красавец, как после я оценила, с острым взглядом карих глаз, черными, отливающими блеск, локонами и очаровательной улыбкой.
В детстве он казался мне очень высоким, как Эйфелева Башня. Всегда стоял за спинами родителей, а когда они оставляли меня одну, то напевал сладкую колыбельную, слова которой я помню до сих пор: «На земле все спят давно, и на небе тоже спят…»
Его никто не видел, кроме меня. Родители сразу забеспокоились. Еще бы! Маленький ребенок общается с невидимым другом, указывая в дальний угол и называя его Ляля.
«Розочка, но там никого нет», – пыталась объяснить мама, а он улыбался и махал мне рукой.
Кто же Он? Возможно, Ангел-Хранитель? Но, увы… Кто он на самом деле, я узнала позже, когда научилась разговаривать и осознавать происходящее. Примерно лет в пять.
«Смотри, Роза, бабочка», – сидя передо мной в позе лотоса, он показывал огромную бабочку с большими черными крыльями покрытые причудливыми золотистыми узорами. Чуть я к ней потянусь, она сразу же упорхнет, немного полетает и усядется на подоконник у горшков с цветущими фиалками. Это был неописуемый восторг, я носилась за кружевной бабочкой по всей комнате. И как только поймала её в ладошки, она лопнула, словно мыльный пузырь.
Потом незнакомец выпустил из рукава ещё несколько таких же бабочек. Они красиво кружились под потолком, словно огромные птицы. Моему счастью не было предела. Я резвилась, громко и весело. Вскоре все бабочки лопнули, как и первая.
«Кто ты?» – внезапно спросила я у волшебника. Он широко улыбнулся, как будто ожидал этого вопроса.
«Я Глеб – твой друг», – спокойно ответил он. Вы подумаете, что я устроила ему целый допрос? Но нет. В этом имени я умерла, позволив ему предрешить мою судьбу.
Получив вполне удовлетворительный ответ, я пустилась в пляс, как обычно это делают дети, получившие в подарок долгожданную игрушку. Глеб, не изменив позиции, наблюдал за мной взглядом добродетели, взором защитника, а родители взволнованно вздыхали.
Глава ll
«Доченька…» – обеспокоенно говорила мать, накрывая меня ватным одеялом, – «Расскажи. Кого ты видишь?» – В её глазах заблестели нотки страха. Я не знала, что ответить. Глянула на Глеба, он сидел в дальнем углу на белом деревянном стуле, пристально разглядывая мать, а потом кивнул положительным движением. Мама, увидев мой устремленный взгляд в угол, обернулась. В двух-трех секундах ожидания разглядывала пустой стул. Когда она вновь повернулась, меня испугал её взгляд, сколько же в нем было отчаяния, сколько бессонных ночей в этих зрачках.
Всего за один миг я испытала взросление. Её большие бездонные глаза ещё долго будут стоять в моём сознании. Я не ответила на вопрос. Она заплакала, но не так, как плачут от боли. Нет. Так плачут тогда, когда теряют близкого человека. Когда смотрят на безнадёжно больного и не могут помочь. Она поцеловала меня в лоб, оставив мокрый след.
«Спокойной ночи, Розочка. Я тебя очень люблю» – она крепко обняла меня, словно пыталась отгородить от чего-то очень страшного.
«Я тебя тоже» – произнесла я со всей искренностью своей души.
Глава lll
Летели дни. Я ходила в детский садик, как и все нормальные дети. Прошло совсем немного времени, когда в наш дом вошла Александра Александровна – детский психолог. Всегда аккуратно причёсана и опрятно одета. Про таких, как она, говорят «человек без возраста и без изъяна».
Я с родителями сидела на диване, а психолог – напротив, в кресле. Между нами был расположен стеклянный кофейный столик, на который она поставила черный чемоданчик. Глеб стоял за её спиной, облокотившись на спинку кресла.
– Роза, я наслышана о тебе, – она говорила с осторожностью, но полностью уверенная, что найдёт со мной общий язык. – И вот, наконец, я с тобой познакомилась, – она улыбнулась кукольной улыбкой и протянула тонкую руку. – Меня зовут Александра, но ты можешь смело звать меня Сашей.
Я ничего не ответила и руку не пожала, вместо этого вжалась в диван, как самый капризный ребенок на свете. Её это смутило и слегка задело. Но ведь она же психолог, она должна быть хладнокровной.
– Роза, скажи. У тебя есть друзья? – осторожно спросила она, сглотнув комок в горле.
Я нехотя кивнула.
– Ну так правильно, друзья есть у всех, – эмоционально отреагировал отец. Но психолог сделала резкий жест, заставляя его умолкнуть.
– Ты можешь назвать имена своих друзей? – спрашивала она ещё осторожней, так, словно я дикий зверь, а она охотник, который пытается покормить меня с руки, а потом подстрелить.
Тем временем Глеб вытянул из рукава чёрный длинный платок, как фокусник, перетягивая его из одной руки в другую. Поначалу мне показалось, что это верёвка.
– Роза… – она обернулась, прослеживая мой взгляд. – Ответь, пожалуйста…
Никого, не увидев за своей спиной, она снова уставилась на меня. Тем временем Глеб накинул на шею психолога платок. Он сделал один оборот и стал затягивать, словно удавку. В этот момент Александра Александровна изменилась в лице, напряглась, как будто ей не хватало воздуха.
– У вас не будет стакана воды? – спросила она, потирая длинными пальцами шею.
– Да, конечно. – Мама встала и отправилась на кухню.
Глеб медленно продолжал затягивать удавку. Несчастная стала задыхаться, хватая ртом воздух.
– Вам плохо? Я вызову «скорую», – отец вскочил и побежал к телефону, который тоже располагался на кухне. После того, как он назвал адрес нашего дома, сразу бросился к несчастной. Глеб продолжал её душить. Её лицо уже залилось багровой краской, глаза буквально выкатились, тело начало трясти в конвульсиях. Прибежала мать со стаканом воды и попыталась напоить её, но лишь расплескала жидкость по лицу и одежде. В моем сознании всё происходило очень медленно. Вот – Глеб улыбается и смотрит на меня, медленно затягивая черную ткань, вот – Александра Александровна извивается, как змея. Я бы даже сказала, танцует, вцепившись в свою шею руками. Вот мои родители, они сильно напуганы, бегают вокруг извивающийся женщины, не зная, чем помочь. Всё выглядело так, будто они совершают какой-то очень опасный обряд вокруг костра. Что я тогда ощущала? Ровным счётом ничего. Мне не было жаль эту женщину, которая вот-вот потеряет сознание и, возможно, жизнь. Не было жаль перепуганных родителей. Полное безразличие к происходящему.
Когда это достигло вершины ужаса, Глеб расслабил удавку, спрятав платок обратно в рукав, после чего сел рядом со мной с любопытством наблюдая, как психолог жадно глотает воздух, приходя в себя. Всё её лицо залилось багровой краской. В глазах читался ужас. Нервно потирая шею, она допила, громко глотая, остатки воды в стакане.
– С вами всё в порядке? – озабоченно спрашивала мама.
– Не знаю… Меня словно кто-то душил, – выдавила она на выдохе. Видно было, что кислород, который только что попал в её легкие, принес неимоверную боль. Она встала, потом снова села.
– Может, у вас приступ астмы? – предположила мама, она тоже приходила понемногу в себя, так же как и отец.
– Не знаю. – Психолог в последний раз поднялась с кресла, взяла свой чемоданчик и направилась к выходу. – Я пойду, – она всё ещё была красной и бледной одновременно. – Перенесём этот сеанс на следующую неделю, – хриплым нерешительным голосом выдавила она и ушла.
Глава lV
За ужином родители обсуждали произошедшее сегодня. Всё это их сильно взволновало, обстановка была всё ещё на уровне трения. Я думаю, ни один здравомыслящий человек не желает, чтобы в его доме кто-то умер.
В тот вечер я впервые нарисовала Глеба, точнее событие этого дня. Рисунок получился вполне достоверным. Никто бы и не подумал, что это шедевр пятилетнего ребенка.
Мама укладывала меня спать, когда наткнулась на листок бумаги с рисунком: бедная Александра Александровна извивается в конвульсиях, а над ней незнакомец душит её черной веревкой. Мама невольно вскрикнула и посмотрела на меня. «Что это?» – читалась в её глазах. Потом она без всяких объяснений поспешно покинула комнату, вероятно, пошла к отцу, чтобы показать моё творение. Тем временем Глеб сел на кровать и достал из-за пазухи какой-то свиток. Там было что-то написано на непонятном языке. Потом он протянул чёрное перо и указал на уголок листа. Я черкнула пером, оставив неразборчивую кляксу. Глеб широко улыбнулся и погладил меня по голове, убирая за пазуху свиток.
Глава V
Наследующей неделе к нам снова пожаловала Александра Александровна. На этот раз она попросила оставить нас одних. Я вновь сидела на диване, а она расхаживала взад-вперед медленными мелкими шажками. Некоторое время она молчала, думая, наверное, с чего бы начать? Глеб стоял у окна, освещаемый праздничными лучами солнца.
– Роза, ты очень умная девочка, – произнесла наконец-то психолог. Она уселась рядом со мной. Резкий запах её духов сразу ударил в ноздри. – Я твой друг, – осторожно продолжала она.
– Нет, вы мой психолог, – резко поправила я её.
– Разве психолог не может быть другом? – она состроила удивлённое лицо.
Не получив ответа, она пересела на кресло, где совсем недавно задыхалась, извиваясь в конвульсиях.
– Давай поиграем в игру, – она подняла с пола чемоданчик и достала стопку бумаг, – Я буду показывать картинки, а ты будешь говорить, что ты на них видишь.
В ответ я хмыкнула, мне было неинтересно. Она показала мне первый лист с черной кляксой, похожую на цветок – лилию.
– Черное пятно, – недолго вглядываясь, ответила я.
– А это? – она показала следующий аналогичный рисунок, только теперь чёрное пятно напоминало черепаху.
– Пятно… Черное, – съязвила я.
– А это? – не обращая внимания на мои издевки, она продолжала доставать очередные листы с непонятными узорами. Последний лист отличался от других. Это был мой рисунок.
– Это вы… – ответила я, смотря ей прямо в глаза. В её зрачках что-то дрогнуло, это пульс, который бился в теле из-за переполняющего её страха. Она нервно прикусила губу и указала на нарисованного Глеба:
– А это кто? – её руки дрожали, я это отчетливо видела.
– Он, – я указала на Глеба, который стоял у окна, скрепив руки за спиной, и, казалось, не обращал на нас никакого внимания.
Психолог уставилась в ту сторону куда я указала, но ничего кроме узорчатых занавесок и горшков с цветами она увидеть не смогла. На её лбу выступили крапинки пота. Она выудила из кармана смятый платок и вытерла лоб. В неё вселился неподдельный страх, который она тщательно пыталась скрыть, вновь потирая шею.
– Кто Он? – очень тихо спросила она.
Но больше у неё не получилось вытянуть из меня ни слова. Она ушла, разочарованная и подавленная.
Потом в нашем доме появился священник. Он всё расхаживал по комнатам, читая молитвы и держа в руках свечку. Глеба это веселило, и он ходил следом за ним, кривляясь и корча рожи. От этой клоунады я заливалась громким смехом, а родители, естественно, переживали. Да чего там. На них лица не было. Потом священник сообщил, что он изгнал всех злых духов из нашего дома и ушёл, взяв обещанную плату за проведённую работу. Мы с Глебом великодушно его проводили.
Потом появился экстрасенс. Он был похож на хиппи, в одежде в разноцветную полоску, идущую как параллельно, так и по диагонали. Сидя в позе лотоса посреди гостиной, он долго «настраивался», – как он сам выразился – а потом спросил, не открывая глаз:
– В доме есть кошки?
– Нет, – ответила мама. Мы все втроем сидели на диване и смотрели, как экстрасенс в стиле хиппи использует свои методы борьбы со злыми духами.
– Я чувствую присутствие бестелесной души, – словно принюхиваясь к плохому запаху, произнес он – Очень грешной души… И очень старой…
Глеб сидел на диване рядом с отцом, сложив ногу на ногу, и делал вид, что внимательно слушает.
– Но бояться нужно не его, – заключил экстрасенс.
– Скажите, что нам делать? – беспокойно спросила мама.
– Ничего, – без эмоций ответил экстрасенс, пожав плечами. Он открыл глаза, поднялся на ноги, подтягивая расклешенные джинсы. – Ваша дочь видит души умерших людей. И с этим ничего не поделать, – объяснял экстрасенс свои умозаключения. – Это дар.
– А что вы скажете об этом? – мама протянула ему лист бумаги с моим рисунком. Рассказала, что произошло на самом деле. Экстрасенс внимательно выслушал и констатировал:
– Это значит, что духу не понравилась эта женщина, – тыкнул он пальцем в лист. – Я думаю, что он пытается оберегать вашу дочь.
– Да, но… – хотела было вставить мама.
– Вы не измените этого. Ни я, ни врачи, ни священники не в силах, – он направился к выходу, но остановился: – Совет, – напоследок добавил он. – Не попрекайте свою дочь. Подружитесь с её другом.
Глава VI
Мой отец был полицейским и всегда при себе имел табельное оружие. Иногда он учил меня стрелять. Хотел, чтобы я пошла по его стопам. Поэтому с детства помню холодный тяжёлый смертоносный предмет. Я всегда знала, где хранится запасной, на случай если вдруг в дом залезут грабители или кто похуже, когда я буду одна.
Вскоре мне предстояло пойти учиться в школу. О Глебе я никому, естественно, не рассказывала. Уже давно поняла, что его никто не видит. Одно время мне было одиноко среди людей, но потом я привыкла к обществу.
– Как тебя зовут? – обратилась ко мне одноклассница с белым конским хвостом.
– Роза, – ответила я, теребя край листа рабочей тетрадки. Её внимание меня смутило.
– А чё не Фиалка? – съязвила она, ехидно улыбаясь. Практически все ребята, услышав это, громко засмеялись. Ну, как засмеялись, заржали. Ощущение было, что я попала в конюшню.
– А тебя? – неуверенно спросила я, хотя и так знала её имя. Мой вопрос не был слышен из-за гула смеха. Я ощутила, как щёки стремительно краснеют. Отчего-то стало стыдно мне. Хотя мне-то стыдится как раз и нечего было. Никогда в голову не приходило, что над моим именем можно так весело смеяться.
– А меня – Юля, – она оскалила зубы в фальшивой доброжелательной улыбке. – И я здесь самая лучшая!
Больше я ничего не говорила, а она иногда с презрением и усмешкой на меня поглядывала. Но почему-то тогда мне показалось, что мы могли бы подружиться, нужно всего лишь немного времени.
После уроков я вышла из школы, Глеб шёл впереди меня. Дорога пролегала через дворы. Мы завернули за угол, как вдруг меня кто-то окликнул по имени. Я оглянулась: это была Юля и ещё две девочки из моего класса – её подружки. Ничего не говоря, они накинулись на меня и стали хватать за волосы, таская из стороны в сторону. Всё случилось так неожиданно, что я даже не успела сообразить, что происходит.
– Отстаньте от меня! – закричала я не своим голосом. Они обступили вокруг меня и стали толкать то в одну сторону, то в другую. Их костлявые кулачки ударяли меня то в бока, то в спину, то по животу. Глеба я не видела.
– Тебе не идут эти заколки! – Юля с неким удовольствием отодрала с моих волос все заколки, которые мама так бережно закалывала, и прилюдно сломала. Искусственные цветочки полетели на асфальт. Следом – железное основание, котороми заколки крепились к волосам. Дальше последовали удары по голове и лицу. Не помню, что именно кричала, вроде как звала на помощь Глеба.
Не вырваться, не убежать
Они продолжали наносить удары руками и ногами, весело смеясь и обзываясь, словно я была не человеком, а грушей для битья. Я чувствовала, как теряю сознание, уже не ощущая боли. Перед глазами всё плыло. Мир-то и дело озаряли белые вспышки света.
В глазах становилось всё темнее и темнее… и вскоре всё прекратилось. Я услышала отчетливый «кряк», словно что-то хрустнуло, а следом расплывчато увидела, как Юля замертво рухнула на асфальт. Упала она, а не я. На её лице застыло удивление. В глазах немой вопрос.
Её подружки перестали меня бить и громко запищали. Через секунду их уже не было, они разбежались в разные стороны. Я всё ещё в сознании, но уже ничего не соображая, успела увидеть, как вокруг Юлиной головы растекалась огромная лужа крови. Дальше я отключилась.
Глава VII
Мама сидела за столом и нервно трясла ногой.
– Мам, я этого не делала, – произнесла я, стоя в дверном проеме кухни.
– Тогда кто? – она бросила недоверчивый взгляд и сразу же отвернулась. – Те девочки сказали, что это сделала ты! – голос дрожал и был слишком резким. Мне хотелось подойти и обнять её, но казалось, что всплыл какой-то незримый барьер, который не позволял ступить и шагу.
– Кто? – Она прикрыла рот ладонью, сейчас расплачется. – Ну кто? Твой выдуманный друг? – она уже начала срываться на крик.
«Да, это сделал он», – мысленно произнесла я, но вслух сказать побоялась.
– О, Господи, только этого нам не хватало! – запричитала она, и по лицу покатились слезы. Я ушла из кухни, оставив её наедине со своими мыслями.
У меня всё болело; руки и спина были в синяках, а на голове уйма шишек, разбита губа и нос, но, несмотря на это, она мне не верила. Тут домой вернулся отец, мать выбежала из кухни.
– Ну что? Какие новости? – послышался одновременно озабоченный и пропитанный надеждой голос матери.
– В общем… – отец, немного подумав, сел на диван. – Удар был очень большой силы… Скорее всего кирпич отвалился от дома с пятого этажа и… – он недолго помолчал. – Ну, не мог ребенок ударить с такой силой! – выпалил он, – Так что… это несчастный случай.
– О, славу Богу, – взмолилась она и припала к груди мужа.
– Я думаю, некоторое время тебе не стоит посещать школу, – обратился ко мне отец. – А ещё лучше… перейдём в другую, – он глянул на мать, она его явно поддерживала.
– Да, и тогда точно все будут считать, что это я убила её, – совершенно спокойно произнесла я.
– Так будет лучше для всех, – заключил отец.
После всего произошедшего я всё чаще задумывалась о смерти. Перед глазами то и дело всплывала лежащая на асфальте Юля в луже собственной крови, вспоминался этот «кряк», звук проломленного черепа, от которого меня всю перетряхивало и тянуло рвать.
Вот был человек: ел, спал, разговаривал, жил, как все остальные, – и вдруг его не стало. И неважно, свалился с пятого этажа кирпич или его поразила какая-то страшная болезнь, – это всё равносильно, одинаково. Смерть есть смерть. Хоть я никого и не убивала, я все же чувствовала за этим ответственность, которая вот-вот перерастет в чувство вины. Я видела, как многие ребята обходят меня стороной, словно я дикий зверь. В их глазах читалась брезгливость и страх, который они тщательно прятали. Я чувствовала, как дрожат их сердца.
Глава VIII
Я сидела у окна и смотрела на улицу, рядом сидел Глеб, он тоже разглядывал прохожих, проезжающие машины. «Как же здорово, когда тебя никто не видит», – подумала я.
– Как же здорово, когда тебя никто не видит, – тихо повторил он мои мысли, не отрывая печальных глаз от вида вечернего города. Как же давно я с ним не разговаривала.
– Была бы моя воля, я бы исчезла, – почти шепотом пробормотала я.
– Зачем? – он перевел свой взгляд на меня.
– Просто так…
– В самом деле, исчезнуть значит стать пустотой. А в пустоте нет смысла, она бессмысленна. – Он вновь перевёл взгляд на улицу.
Мы ещё долго наблюдали за серым миром, сквозь прозрачное, искаженное в некоторых местах, стекло.
Юлю похоронили через несколько дней, говорят, что её родители сильно убивались, мать несколько раз теряла сознание. После того, как Юлино тело было предано земле, она явилась ко мне ночью. Она стояла посреди комнаты в полумраке с проломленным черепом, из которого сочилась алая кровь. Она что-то беззвучно говорила, как рыба, открывая рот, из которого то и дело сыпалась рыхлая земля.
– Чего она хочет? – спросила я у Глеба, он удобно расположился на подоконнике, разглядывая ночное небо.
– Ты забрала её голос, она хочет его вернуть, – ответил он.
– Я ничего не забирала, – нахмурилась я, вглядываясь в призрак. Её тело было прозрачным, виднелось сердце, которое почему-то с каждой секундой темнело, покрываясь черными пятнами плесени.
– Такая чистая снаружи, а внутри гнилая. – Глеб слез с подоконника и подошёл к призраку, она ему что-то пыталась сказать, но каждый раз из её рта высыпался новый ком земли. Выражение лица было тупое, ничего незначащее, да и что она могло сказать с проломленной черепушкой? Всё это продолжалось недолго, пока её сердце совсем не почернело и не превратилось в кусок земли. Оно рухнуло, рассыпавшись по полу. Прозрачное тело покойницы тут же растворилось в воздухе, став полностью невидимым.