Лабиринт. Феникс

Бух!

Развернув раструб «дегтяря» в обозначившееся место, дал очередь на три патрона, сбивая листву:

Да-да-да!

– Ой!

Обернулся, но не останавливаясь и кося взглядом в темноту. После «иллюминации» в глазах плавали предательские мурашки, замыливая восприятие самой темноты.

– Что?

– Показалось, что камень прилетел…

– Ранен?

– Нет.

– Вперед!

При выходе на основную тропу снова напоролись на жидкий заслон. Похоже, их тут совсем не ждали, а опомнились после того, как двое беглецов проскочили удобный для выстрела отрезок свободного пространства.

Бух! Бух!

Данилов, споткнувшись на пологом подъеме, практически упал на цыганку, бежавшую перед ним. Давно проснувшееся от невероятного шума дите заходилось в крике у матери на руках.

– Тшилаба! Поднимайся!

В ответ молчок. Женщина лежала в неудобной позе, не подавая признаков жизни. Каретников как чувствовал, вернулся назад. Не экономя патронов, вколотил очередь в место, откуда стрелял враг. Позвал:

– Данилов! Живой?

– Да.

– Подъем! Что с женщиной?

– Погибла.

– Ребенок?

– Живой. Орет.

– Бери его. Уходим.

Топали, считай, без передышки. Впереди Каретников, в замыкании Данилов с ребенком на руках. Гавриков на плече нес лейтенанта, пыхтел, но скорее всего не от тяжести груза, а из-за того, что сам лось под два метра, силы немерено, только к длительным переходам непривычен.

Стрельба помаленьку отдалялась от них, стала редкой и ленивой. Ночью в лесу ориентироваться трудно, а если еще блукать со стрельбой, то и своих подстрелить проще простого. Каретников только по одному ему понятным ориентирам тащил их в восточном направлении, иногда перескакивая с тропы на просеку, с просеки на новую тропу. Удалось оторваться от преследователей. Сумерки утра в лесу позволили сделать привал. Михаил только сейчас смог выкроить время и поинтересоваться состоянием лейтенанта. Гавриков, поначалу скинув на землю тело, загнанно дышал, потом, выкатив глаза на лоб, заполошно хватал ртом воздух, не в силах вымолвить, чего хотел. Ясно! Каретников не удивился, Апраксин был мертв. Еще когда боец на бегу про летящий камень жаловался, объявил, что болезненно им приложили, догадывался, что это пуля в тело молодого командира попала.

– Как же это? – непроизвольно сорвалось с губ сержанта.

– А ты что, Петр Федорович, думал, он бессмертный?

– Но все же…

– Хотя…

Пришедшая в голову мысль была достойна внимания. Почему нет? Кто он на этой войне? Человек без прошлого, без имени и… возможно без будущего. Тот лабиринт, по которому он дошел до нынешнего тупика, имеет, оказывается, боковой ход. Если воспользоваться им, нырнуть в неизвестное отклонение в сторону, то можно попробовать очередной раз сыграть с судьбой в «подкидного». Вот только с попутчиками как быть? С ребенком? Ведь сам их вывел. Мало того, он не в чужом стане, а среди своих…

Отложил к ноге ручной пулемет, через голову перебросил ремень карабина, кладя его рядом, нагнулся над телом лейтенанта, извлек из нагрудного кармана погибшего все, какие были, бумаги. При таком освещении, как сейчас, фиг чего прочитать можно, но командирское удостоверение, вот оно, на месте. Осталось пару моментов решить.

– Отдохнули?

– Отдышались.

– Тогда человека по-людски захоронить нужно. Гавриков… – указал рукой, – вон там, штыком рой яму. Такую, чтоб тело уложить и землей прикрыть можно было.

…Все трое растянулись на траве. Отмахали на своих двоих километров двадцать. Туфли у Михаила держались на последнем издыхании, не для таких похождений предназначались хоть и были изготовлены на фабрике «Скороход», надежные, но дубовые, потому и ноги гудеть стали. Присел, с опушки леса окидывая взглядом далекий населенный пункт. Куда это он их вывел? Невольно посмотрел на лежащий рядом с Даниловым сидор, переделанный сержантом в своеобразную сумку для переноски дитяти. На удивление ребенок вел себя тихо, только глазами лупал и кряхтел. Заметив интерес, Данилов посетовал:

– Скоро орать начнет, есть запросит.

Каретников кивнул, только поинтересовался:

– А чего, когда двигались, не орала?

– Угрелась. А еще своей ходьбой мы ее вроде как баюкали.

Будто подслушав, что речь о ней, девочка захныкала, в конце концов разразилась ревом. Михаил поморщился. Вот так! И что теперь делать?

– Коза нужна, – глубокомысленно изрек Гавриков, как ни в чем не бывало подсунув ладонь на изгибе локтя под щеку.

– Почему не корова?

– Не. От коровьего молока поносить будет и животом маяться.

– Знаток.

– У нас в деревне…

– Заткнись. Здесь ни козы, ни коровы нет. Хоть приблизительно, где мы сейчас?

Сержант встрепенулся.

– Почему приблизительно? Вон же Золочев.

– Откуда знаешь?

– Приходилось с лейтенантом мимо проезжать. Дорога прямо по населенному пункту проходит.

– Уже лучше. Леса дальше будут?

– А куда ж они денутся?

– Тогда подъем. Золочев стороной обойдем, дальше видно будет…

К хутору вышли к обеду, когда уже невыносимо было слышать рев голодного горластого дитяти. Хутор прилепился к лесу, имел большой дом и кучу хозяйственных построек. Первым их унюхал дворовый кобель, лаем оповестивший хозяев о приходе незваных гостей.

Хозяин, мужик в летах, с многочисленными морщинами на простом костистом лице, худой как жердь, с вислыми седыми усами, в картузе на голове, одетый в домотканые штаны, рубаху с вышивкой по вороту и пиджак, без большой охоты предложил сесть за стол, поставленный на улице прямо под фруктовыми деревьями.

Чиниться не стали, есть хотелось, а голод, как известно, не тетка, а злой дядька. Выставленная на стол четверть с прозрачной жидкостью в стекле у сержанта и Гаврикова подняла настроение одним своим видом. Каретников пожал плечами, он им по большому счету пока что не начальник, а вот на порезанное ломтями сало, соленья и грибы, на чугунок с парящей картошкой и ломти хлеба на тарелке облизнулся.

– Хозяюшка, у вас козьего молока случайно нет? – спросил у дородной тетки.

Насколько хуторянин был худ, настолько его жена была округла. Посмотришь, прямо большая кадушка с виду. Она что, из него все соки пьет? Пообещала:

– Пригощайтесь. Сейчас молоко принесу.

Хозяин, не жадничая, по граненым стаканам разлил самогон, не обойдя и «тару» Каретникова.

– Будьмо! – поднял свой стакан.

Ну, коль предлагают… Михаил незаметно слил жидкость под стол, демонстративно крякнув:

– Хороша, з-зараза!

Захрустел соленым огурцом, пропихнув между делом в рот ломтик сала с хлебом. Потянулся за картошкой, наблюдая за галичанином и своими попутчиками. Хозяин, кстати, что-то не торопился пить, а вот бойцы как раз что-то быстро соловыми становятся. Кузьмич! Ты еще не родился, но где бы ты ни был, в каком времени ни находился, все равно спасибо за науку. Верить этому старому хитровану последнее дело.

Бум! – Глухо упала голова на столешницу.

Ш-шух! – Тело сползло под стол.

– Притомились бойцы, – кривя губы в улыбке, изрек хуторянин.

Бум! Это уже Каретников сымитировал сон, из-под приспущенного века кося глаз на хозяина. Что дальше?

– А шляк бы трафыв цих москаляк! Иванэ! Стэфан! Дэ вы там е? Йдить скориш сюды. Цых варьятив нэстэ до клуни к иншим. Жывиш! Скоро пан Возный прыйде з воями. Ха-ха! Такый трафунок. Сёдни вже трэти спиймалысь! Дэ моя газдыня?

– Так за молоком пишла!

– Якэ молоко?..

Дальше Каретников, которого благополучно взяли под мышки и потащили куда-то прочь от стола, понял, что если не слишком поторопится, то ребенка запросто могут взять за ножки и садануть головкой об угол дома. Ну, подожди, сморчок старый! Сейчас он разберется, куда именно стаскивают остальных бедолаг, и вернется.

Первым мужик с квадратной фигурой тащил Гаврикова. Не повезло ему, в бойце чистого веса больше центнера будет. Потому так пыхтит и ругается. Его «носильщик», наверное, родственник хозяина, такой же хитрожопый, взял не Данилова, а что полегче. Хотя они с сержантом оба не пушинки. Освоился, можно сказать, ветошью повис на сгибе локтя и кистей рук, взятых в замок. Из вредности подогнул ступни, стараясь носками туфлей цепляться за почву. Когда понял, что вот-вот прибудут к месту назначения, наконец-то сорвал с пояса галичанина давно мулявший перед самым носом армейский НР. Нож острый, сотворен оружейниками по типу финки. Извернувшись, всадил клинок в грудь «товарищу». Почувствовал, как острый металл между ребер прошел.

«С почином!»

– Ак-к-к!

«Именно так!»

Высвободившись, со стойки новобранца в тире, метнул добытый таким простым образом клинок в широкую спину «квадратному» работнику газды^[7]. Метров пять, не больше. Не закрыться, не увернуться, а потому что не видит, что за спиной у него творится. Мастерство не пропьешь! Подергался слегка и затих, уронив Гаврикова на землю. Ну, пусть пока оба полежат, один другому не помешает. Ошлепал «своего» селюка, с удивлением обнаружил у него в кармане брюк потертый наган. Проверил. В барабане патроны есть. Ладушки.

Хозяин, когда его увидел, за столом привстал, рот открывает наподобие рыбы, на сушу выброшенной, чуть ли не в восторг пришел… Наверное, не ожидал такой картины. По собственному двору быстро шагает этакое гражданское, небритое мурло в цветастой грязной рубашке, которое давно в погребе отсыпаться должно… а тут идет, улыбается, мол, я не я и хата не моя. Хозяйка спиной к Каретникову стояла, но по одухотворенному лицу мужа поняла, что позади какая-то пакость происходит. Обернулась. Испугавшись, прикрыла рот ладонью.

– Ой, спасибо, хозяин, за хлеб-соль! Покушали, чуть не обляпались. Теперь бы расплатиться.

– М-мы… м-му!..

– Да ты не переживай так!

Каретников иногда сам себе удивлялся, насколько изменился, вновь став молодым. Ведь раньше, если нужда в боевой обстановке припрет, как говорится, без лишних разговоров и увещеваний ножом чик по горлу или пулю в лоб, и все. Все! А сейчас его, видите ли, молодость распирает. Хочется в легкие побольше воздуха набрать, выйти в такое место, где эхо погромче и… выплеснуть из себя… «О-го-го-го!»

– Я тут для девочки молочка от козы принесла. Вот в горшочке на столе стоит, – объявила добрая женщина.

Поблагодарил:

– Спасибо, хозяюшка.

Привычно вскинул руку. Выстрелил. Пуля попала газдыне точно в лоб. «Кадушка», скорее всего, и не почувствовала, как умерла. Зато хуторянин, увидав смерть жены, за нож на столе схватился. Еще выстрел. Результат прежний. Данилов продолжал похрапывать у стола, ему сейчас лучше всех на этой войне.

Прежде чем выпускать на свет божий известным образом попавших в ловушку бойцов Красной Армии, Каретников в темпе обследовал дом. Пусто, но надо отдать должное, хуторяне жили богато. Пробежался по двору, заглянул всюду, где не заперто. Скотина в хлевах отсутствовала, скорее всего, на пастбище, а вот свиньи на месте. По загону бегают, мясные прослойки на жирок нагоняют. Из двуногих снова никого не нашел. Топором сбил навесной замок с дверей сарая, со скрипом петель открыл створы ворот. Мама дорогая! Да здесь прямо оборудованный склад напополам с гаражом.

Под крышей стояла легковая машина, лоснясь черным лакированным боком, в довольно приличном состоянии, марки М-1. Внимательно и осторожно все осмотрел. Обнаружил довольно много различных продуктов и другого имущества, явно армейского. У самого входа у стены сложено оружие. Наше. Наверное, у бедолаг, любителей дармовой выпивки, изъятое. Среди продуктов и имущества оказались два ящика животного жира с фабричным клеймом, много мешков с мукой, более половины мешка папирос «Беломорканал». Ящики с тушенкой в металлических банках, громоздились друг на друге на верстаке, тут же, непонятно почему ящик с патронами стоит. Скупердяй! Все, что плохо лежит, в дом тащил. Ну и стоило оно того?

В дальнем углу, прямо на земляном полу, вязанки с одеждой и нательным бельем, связки ремней, в коробке фурнитура, в холщовых мешках обувь. Рядом огромная бутыль с наклеенной на стекло бумажной биркой «Спирт». Это он удачно зашел! Выходит, этот добрый хуторянин разбоем еще до войны промышлял. Не мог человек за столь короткий срок столько всего нахапать.

Недолго думая, стащил с себя все до нитки, надел все чистое. В коробке с фурнитурой наковырял четыре «рубиновых» кубаря, закрепив их в петлицах. Привычно намотав на ноги портянки, подобрал и надел «хромачи». Подпоясался. Стрижка соответствует. Порядок, только фуражки не хватает, ничего, в пилотке походит. Так даже сподручней.

Н-да! Любителей халявного самогона оказалось аж шесть душ. Глянув на них, сердешных, понял одно. Смело можно сказать, что раньше ночи они не оклемаются, а значит, и время тратить на это глупостью будет. Пусть спят, еще неизвестно, чего этот сельский «Менделеев» в пойло намешал.

В сарай вернулся с «блином» ручного пулемета в одной руке и куском хлеба с салом в другой, в душе коря себя за то, что близко боится подойти к орущему ребенку. Просто прострация какая-то! Многое может. Многое! Но пасует перед, казалось, обычной житейской ерундой.

«Зря ”кадушку” завалил. Думал, Данилов справится с ситуёвиной, а оно вон как вышло», – умело набивая патронами диск, думал Михаил.

Предстоявшая разборка с неизвестным ему паном Возным и его подручными особого беспокойства не вызывала. По изучению в академии материалов развединформации первых недель войны понятна была основная обстановка на этой территории края. Боевые части немцев ушли вперед, прихватив в запале и свой второй эшелон. Третий эшелон, тыловые части, как и тыловики, отстали, а в создавшемся вакууме шуруют местные националисты и бандиты всех мастей. Скорей всего, пресловутый Возный из этой когорты. Дорога на хутор одна. Бояться им некого. Вряд ли отряд местного «сопротивления» по численности больше десятка рыл будет. Что сложного, подъехать, забрать «алкоголиков» и уехать? Тут бы и работники куркуля справились.

Выйдя во двор, осмотрелся. Если ворота распахнуть, глаза не мозолить, самотеком запустить их внутрь хутора, то можно попробовать поработать с чердака дома?

Привел «дегтярь» в состояние боевого применения. Проходя мимо псины, прикованной цепью, выводившей руладу негромкого подвывания, повел стволом.

– На место пшел!

Загнал животное в конуру, закрыл сидушкой табурета отверстие, подпер. Напутственно изъяснился с четвероногим сторожем:

– Посиди пока так, потом на самопас отпущу, успеешь еще свободы нахлебаться.

По лестнице забрался на горище, обонянием сразу почувствовав запах копченостей с легкой, почти неуловимой примесью ружейного масла. Если окорока развешены были на балках, то маслом перло из разного вида зеленых ящиков.

Потом. Все потом проверит.

Ничего не получится. Крыша так устроена. Если вид на дорогу открыт и функционален, то на внутреннюю, дворовую площадку его не было вовсе. Собрался было спускаться, принюхавшись к одуряюще приятному запаху копченого окорока, да тут взгляд снова зацепился за рядком уложенные ящики. Отбросил крышку на длинном узком пенале. Застыл в трансе… Вот жук! Похоже, хозяин еще при Польше чем-то вроде контрабанды промышлял. Мафия, блин! В ящике лежал почищенный, готовый к применению пулемет MG.34, легендарное оружие. Более поздними образцами похожего изделия Каретникову приходилось пользоваться раньше, но так, чтоб «седлать» найденный мастодонт, такого не бывало.

«Етическая сила! Но красавец! Ага… Пока его десяток километров на себе не попрешь. Потом понимаешь, что за все надо платить»

Какими только эпитетами ни награждали эту машинку для убийств солдаты воюющих с Германией стран. Русские – «производителем вдов», американские и английские солдаты на Западном фронте – «циркуляркой войны». Прозвали так за характерный звук при стрельбе очередями, похожий на звук циркулярной пилы, разрезающей бревно. Немецкие солдаты MG.34 поэтично называли «Страдивари войны».

Выпрямляясь, небольно приложился головой о черепицу. Почему «нет»? Когда может быть «да»! Ньютон доморощенный! Отошел. Наметил примерное место. Прикладом «дегтяря» без особых проблем проделал дыру. Высунувшись наружу, визуализировал «мертвую зону». Порядок. Перенес MG, поставил его на сошки. Теперь можно было встречать гостей.

Как ни отговаривал себя, все же пришлось снова заходить в комнату, в которой оставил ребенка. От орущей маленькой фурии, так и находившейся в вещмешке, шел специфический духан, распространявшийся, казалось, по всему пространству.

«Фу! Ну и амбре! Засралась, наверное, по самую шею. Как же тебя кормить-то?»

Свернул лоскут полотна, погрузил в кружку с молоком, дождался, пока он пропитается, второй его конец сунул ребенку в рот. Чуть наклоняя кружку, почувствовал, когда голодная девчонка стала насасывать постоянно намокавшую материю.

– Ну, питайся…

Две телеги, запряженные лошадьми, ни шатко ни валко, никуда не торопясь, появились на проселочной дороге ближе к вечеру. Всего-то и дел, что пятеро мужичков в них ехало, из которых четверо винтовками вооружены. Ночевать на хуторе, что ли, собрались? Будет вам ночевка… вечная. Каретников даже разочаровался, он-то думал… Чего огород городить, пулеметом размахивать? Так управится.

В одном из ящиков, еще в первую ходку на горище, обнаружил десяток ТТ, ну и сменил, недолго думая, один наган на два более привычных под руку ствола. Сейчас стоял, поджидая подъезжавших нациков прямо у ворот, укрывшись за одной из деревянных створок. Тело расслаблено, затворы взведены, указательные пальцы наложены на спусковые крючки обоих стволов. Вдох, вы-ыдох! Вдох…

Звук колесных пар донес до слуха близость транспортного средства.

– Тпр-ру! Кляти…

Шагнув, появился перед взорами приезжих, не слишком ожидавших встретить свободно прогуливающегося по хутору москаля в форменной одежде. Культурно обозначился:

– Привет, селяне!

Горбоносая рожа на передке телеги в ответ подала голос:

– А газда дэ?

У гражданских владельцев гладкоствольного оружия в будущем появится пара упражнений, рассчитанных на скорость и меткость, а еще выработку необходимой стрелку реакции. Это стрельба по тарелочкам и «бегущий кабан». Когда начал отстрел двуногого зверья, получилось как в тире.

– А-а а! – подняли ор кто еще не умер.

Пистолеты в руках вторили людскому страху и нежеланию умирать:

Тыжжь! Тыжжь! Тыжжь!

Все. Кажется, хорош! Прошелся контролем по лежащим на земле телам. Настежь распахнул ворота, завел лошадей с телегами на подворье, туда же постаскивал тела новопреставленных. По причине долгой холостяцкой жизни, привычный к некоторому порядку, уложил их рядком. Ф-фух! Ничего сложного. Огладив зачесавшуюся вдруг щеку, хмыкнул. Точно. Где-то видел у хозяина в доме…

Бритье не по обыкновению заняло времени больше, чем всегда. Справившись, уселся за все еще накрытый стол. Теперь уже из своего нагрудного кармана достал «бумаги», взятые у Апраксина. Так, что тут у него?..

* * *

– Хозяин! – послышалось от ворот. – Эй, есть кто жи…

Голос сник, как-то сразу заткнулся. Каретников осклабился. Это новые гости, нацелившиеся на хутор, покойников разглядели. Можно поспорить, очередные окруженцы подрулили. Откликнулся:

– Есть живые. Подходи сюда!

Не сразу, но перед очами сидевшего за столом Михаила, сжимавшего рукояти пистолетов под столешницей, возникли трое военных. Еще на подступах отчетливо рассмотрел этих организмов в потрепанной, грязной армейской хэбэшке древнего образца, но вполне здорового вида. Наметанный глаз не пропустил манеру перемещаться по исходному пространству, со страховкой секторов. Кроме этого, еще пара особенностей тревожно оставила в душе зарубки. Первая казалась не такой и важной, но ведь была. Все трое успели где-то загореть до состояния черноты, будто специально под южным солнцем пару недель на пляже подставлялись. Кожа чуть ли не шоколадом лоснится! Ну, а вторая, точное попадание в лузу – вооружение. Только у одного винтовка в руках, у двух других немецкие автоматы и… превосходно видно, что пользоваться ими они привычны. Лейтенант и двое бойцов. Взгляды подозрительные, но уж слишком голодные при виде съестного богатства, маячившего в трех метрах от них.

Двойственное впечатление. С одной стороны, «Бранденбург-800» в полный рост нарисовался. Даже на вид бычки сноровкой и силой не обиженные. Другая сторона прямо вопит о нестыковке. Зачем командам разведки по собственным тылам гулять, когда партизаны еще даже организоваться не успели, а на линии фронта и за ней именно сейчас самый лакомый кусок пирога гансов их специализации дожидается? Нет. Здесь что-то другое. Если все сложится, то присмотреться к ребятам придется…

– Чего застыли, славяне? Вижу, что жрать охота, поэтому угощайтесь, потом говорить станем. Только чур к самогону не прикасаться, отравлен.

Заставлять не пришлось. От картошки до сала, за обе щеки наминали все, что под руку попадало, но при этом не рискнув отложить в сторону оружие.

«Ну, ты смотри, даже намека на бардак нет! Не детки великовозрастные, мужчины!»

– Наелись? Теперь рассказывайте, как докатились до жизни такой?

Лейтенант набычился, видно голод утолил, мозги в правильном направлении работать стали.

– А вы сами, собственно, кто?

– Резонный вопрос. Представляюсь. Лейтенант частей НКВД Апраксин.

При упоминании аббревиатуры все, включая лейтенанта, вытянулись по стойке смирно. Однако уважают ведомство-то! Лейтенант доложил, несколько меняя форму доклада:

– Военнослужащие семнадцатого саперного батальона. По приказу командира, отделением были высланы на подрыв моста через реку Золочевку. Велено было задержаться и пропустить максимально возможное количество отходящих частей.

– Взорвали? – без всякой задней мысли поинтересовался Каретников.

Лейтенант замялся, солдаты виновато потупились.

– Что?

– Там такое…

– Ну-ну? – подбодрил голосом с нотками неподдельного интереса.

– Заряды мы поставили, провода пробросили, подключились. На левом берегу реки прибывший стрелковый батальон должен был занять организованную оборону. Занял… Только у пехотной части бдительность подвела, а может, руководство неправильно сработало. Я так понял, что около роты немцев, переодевшись в наше обмундирование, переправились по мосту совместно с нашими войсками и открыли сильный огонь из автоматов прямо по нашим переправлявшимся подразделениям. Вы бы видели, какая неразбериха поднялась! Нашу проводку порезали, а к закладке пробиться не позволили. Когда наши опомнились, отпор дали, было уже поздно. Танки противника вышли к переправе и овладели ею. Мост оказался невзорванным, и противник воспользовался им для быстрой переправы танков на левый берег. Бои шли до наступления темноты. Ночью, кто смог, отошли.

– Н-да! Ну что ж, и так бывает. А когда все это было?

– Два дня назад.

Так это так выходит, что он не слишком и задержался в этих местах. Если темп передвижения ускорить, глядишь, и к своим пробиться получится. Не сразу понял, что лейтенант задал вопрос.

– Что?

– Откуда столько трупов во дворе? И кто все эти люди?

Усмехнулся.

– Да вы присядьте. В ногах правды нет. Хутор на отшибе стоит, и это для нас хорошо. – Наконец-то засунул стволы в кобуры, подвешенные на ремень, что не укрылось от внимания всех троих, объяснил ситуацию: – Вот этот, что у меня в ногах сопит, мой сержант. Хутор – ловушка националистов для отступающих бойцов. Голодные бедолаги подходили к хутору, радушный хозяин их привечал стаканом самогона, и после того, как они засыпали, подсобные работники их скирдовали в погреб. Дальше на эту перевалочную базу подъезжал пан Возный…

– Кто?

– Подозреваю, что местный руководитель националистического подполья. Так вот, что дальше должны делать с придурками, до выпивки падкими… у меня одни предположения. Разбираться не стал, приговор привел в исполнение согласно законам военного времени.

Один из бойцов поежился.

– Так это вы один их?..

Кивнул.

– Один. Если у подчиненных ума нет, приходится самому отдуваться. Видно, плохой начальник.

– Извините. Можно? – как будто из ниоткуда послышался молодой женский голос.

Вся тройка новых персонажей в пару секунд ощетинилась стволами.

Что за… Он ведь проверил все закутки в этом хозяйстве, а через высокий забор не всякий перелезть может. Из-за густых кустов смородины, в уголке двора с садочком, где под деревьями поставлен стол, по пояс материализовалось явление… гм… ясноглазого, растрепанного чучела, явно женского пола, и явно в армейской гимнастерке с треугольниками в полевых петлицах.

– Не понял!

– Старший сержант медицинской службы Егорова…

А глаза лучатся счастьем. Подслушивала, значит.

– …разрешите присутствовать.

Твою дивизию! Кивнул.

– Присутствуйте. Ну и как вам удалось остаться незамеченной? Вы ешьте и рассказывайте.

Не торопясь и стараясь не напихиваться, объяснила прописную истину, которая в двух словах заключалась:

– …все выпили, а я ведь не употребляю. Все заснули, а меня связали и тряпку в рот запихнули, к остальным бросили. Вы нас осмотреть пришли, ну я подумала, враг, а оказалось…

– Н-да! Старею!

– Вы-ы?

– Вы ешьте. Потом себя в порядок приведете и личное поручение выполнять будете. А вы, лейтенант, прошу показать документы, и ваших бойцов тоже. Сами понимаете…

– Понимаем.

Слишком придираться и присматриваться не стал, отметил лишь то, что скрепки на сгибе «книжек» ржавые, с остальным в процессе разберется.

– Лейтенант Иловайский, вы и ваши люди до перехода к нашим поступаете в мое распоряжение. Выставьте наблюдателя на чердаке дома, место там оборудовано, позаботьтесь о смене, выступаем завтра с рассветом. В процессе несения службы бойцов помыть и переодеть, пополнить боекомплект. Форму и боеприпасы найдете в сарае.

Вечер подкрался незаметно. Отрадно, что ребенок больше не орал, вымытый и накормленный, перепеленутый в чистые холстины.

«Молодец, девочка!» Одобрил сделанное медсестрой. Сама вымытая, переодевшаяся в новую форму, причесанная, сержант, вымотавшись и устав от переживаний, спала рядом с ребенком.

«Смотри-ка, из Золушки принцесса вылупилась! Была, как есть чучело, а тут красавица писаная. Этого мне только в отряде недоставало».

Бойцы спалились раньше, чем ожидал. Чисто случайно услышал такое, что и предположить бы не додумался. Пока лейтенант чем-то увлеченно занимался в сарае, решил прогуляться к погребу. Вдруг кто оклемался?

С чердака раздался едва уловимый свист.

– Чего звал?

Прижавшись к стенке, застыл притаившись. Светловолосый боец, по документам значившийся как Иван Музыка, задрав голову вверх, дождался, когда в пролом, сделанный им для стрельбы из пулемета, высунулся напарник.

– Серый! Выпусти собаку из конуры. Задрал он своим скулежом.

– Ща!

Действительно, пошел и выпустил из будки псину, из благодарности полезшего лизаться к спасителю. Тот не оттолкнул животное. Гладил по большой, лохматой голове.

– Пси-ина! Хоро-оший! Да ты на нашего Рейгана похож! Мо-ло-дец! Подожди, сейчас тебе чего-то вкусненького принесу.

Ё-о-о! Интересно девки пляшут! Ну и как это все понимать? Глюки? Или… стоит допустить, что кто-то еще каким-то чудом влетел из будущего в подобную жопу. Так-так-так!.. Разберемся.

Незаметно пересек двор и, шмыгнув в сарай, прикрыл за собой дверь. Лейтенант занимался делом, комплектовал банками и боеприпасом вещмешки по количеству бодрствующего и спящего личного состава будущего отряда. Каретников, встав рядом, наблюдал за процессом. Лейтенант отвлекся, почувствовал присутствие постороннего. Выпрямился. Спросил:

– Что-то не так?

– Все так, лейтенант. Все так…

– Тогда что?

– Да вот сомнение у меня закралось, что вы трое не совсем те, за кого выдать себя хотите.

– …

– Мы здесь одни. Колись, лейтенант. Рассказывай все как на духу, чтоб потом непоняток не было. Сейчас прокололись твои парни, а к своим выйдем, там такие секачи в «органах», вытрясут даже то, чего нет и никогда не было. Давай, продышись и как на исповеди.

Аж зубами скрипнул. Каретников пас любое его движение. Черт его знает, может на глупость решится… Вроде бы нет, видно, что в руки себя берет.

«Мужчина! Посмотрим, что скажет».

– Все равно ведь не поверишь?

Вот оно!

– А ты начни.

Вздохнул.

– Мы все трое из другого времени…

Смотрит в глаза, пытается определить, как абориген отнесся к сказанному.

У Каретникова лицо спокойное, выражение, как кирпич силикатный, мол, подумаешь, невидаль экая. Кивнул.

– Дальше. Что мне из тебя клещами тянуть все надо?

– Ты что? Не понял? Мы пришельцы!

– Все я понял. Рассказывай, из какого года попали, каким образом?

Вот так! Что это? Похоже, лейтенанту поплохело, на пятую точку плюхнулся, бледный весь стал, как поганка в расцвете зрелости.

– Тю! Лейтенант, ты смотри не отключись. Ну, давай, приступай к конструктивной передаче информации.

Пошло дело! Парни практически земляками оказались, залетели, что называется, из восемьдесят седьмого года.

– …С какого?

– Восемьдесят седьмого.

Каретников чуть ли дыхание не задержал, чтоб не выдать своего волнения. Справился. Казалось, без особых эмоций задал вопрос:

– А кто у вас там сейчас генсеком работает?

Автоматический ответ, как само собой разумеющееся событие.

– Воротников.

Ладони в кулак сжал.

– Имя, отчество?

– Виталий Иванович.

Летёха не очень понимал, зачем аборигену такие подробности из будущего. Его косой взгляд подводил к тому, что и в его мыслях бродят сомнения насчет любопытного энкавэдэшника.

«Господи! Неужели получилось? – Михаил на какое-то время почти впал в состояние раздумья, оставив собеседника наедине со своим подозрением. – Воротников… На Кубе послом был. Креатура Андропова. В восемьдесят втором спешно отозван и с подачи Юрия Владимировича избран “первым” по Краснодарскому краю, сменив Медунова. Достойный управленец. Это при его участии в крае были исключены из рядов КПСС более пяти тысяч человек, причем полторы тысячи из них преданы суду. Бли-ин горелый! Неужели все же из-за его стараний…»

– А про Горбачева что известно?

Пожал плечами.

– Фамилию слышал, а так…

Открывшаяся дверь впустила внутрь бойца.

– Товарищи лейтенанты, у нас гости…

Лишь только солнце чуть показалось на горизонте, Каретников выстроил свое воинство во внутреннем дворе гостеприимного хутора. Прошелся перед строем, заглядывая в лица бойцов.

– Отоспались?! – то ли спросил, то ли констатировал нелицеприятный факт случившейся с ними оплошности. – Для меня по поводу вас есть лишь одно оправдание. Это то, что вы не в плен шли сдаваться, а двигались к фронту. С этой минуты вы поступили в мое полное распоряжение, и любой отданный мною приказ должен выполняться вами безоговорочно. Любое неповиновение или халатность с вашей стороны буду рассматривать как саботаж и предательство. Со своей стороны обязуюсь вывести отряд к своим. При следовании к фронту моим заместителем является лейтенант Иловайский. Передвигаться будем по территории, захваченной противником, а значит, скрытно, но при этом там, где будет возможно, отряд будет уничтожать врага. С правого фланга четыре человека выйти из строя.