Журавли и карлики

Очень давно я не испытывала это ощущение – ужасно жалко время, потраченное на эту книгу. И вот странно, когда я читаю американскую литературу про 90-ые, 80-ые, 70-ые, 60-ые и вообще любую эпоху, я вижу там себя, получаю отклик, мне интересно. 90-ые в русской прозе (в данной книге в частности) для меня были чужеродные, не знакомые, натужные, не интересные. Только в книгах Пелевина или Наринэ Абгарян я наслаждалась 90-ыми, а тут откровенно мучила себя книгой. В чем суть этих «Журавлей и карликов» я так и не поняла, на мой взгляд очень искусственно и с усилием они были вставлены, если вырезать – вообще ничего не измениться. То есть задумывалось, что это станет фундаментом книги, но оказалось орнаментом на крыше, ненужным и не красивым. Было несколько любопытных сцен, из-за которых я чуть завышаю оценку, но в целом я скучала и недоумевала. Исторические вставки тоже на мой взгляд не рыба не мясо тут. Роман как будто сшит из трех разных (или даже больше) романов, взрослые персонажи все не далекого ума, за ними не интересно следить. Чрезмерная телесность текста мне тоже не понятна, уводит в упрощение, к глупым персонажам, с маленьким жизненным опытом – зачем мне такое? Все какое-то вторичное и бесполезное.Чтец Радик Мухаметзянов уходит в мой серый список. Тембр голоса очень нравится, а вот манера начитки совершенно нет. Каждое словосочетание несет закрывающую интонацию, это усыпляет своей монотонностью, раздражает однотипностью.

Почерпнуть из этой книги можно многое. Очень многое. Но меня, как среднестатистического миллениала поразила в самое сердце история 90х. О, эта романтика! Пока ты, ничего не подозревая, лежал в коляске, вымененной мамой на зарплату, выданную тушенкой, и сосал киндер сюрприз, люди жили настоящей жизнью, так сказать, наслаждались развалинами советского строя! Вьезжали на танке в кремль, торговали на арбате кирпичами из кремлевской стены, разворовывали ценные металлы и еще делали много чего инрересного…Красота!Ну, вообще, история не об этом. Автор хочет нам сказать, что жулье в 90е появилось не неожиданно, переродившись из интеллигентнейшего в мире народа Советского Союза, а даже наоборот, рассказывает почти четырехсотлетнюю историю крупномасштабного жульничества на нашей родине.Очень хорошая книга. Всем читать!

Люди больше похожи на свое время, чем на своих родителей. Все рожденные под одной звездой – братья.Помните пелевинскую «внутреннюю Монголию»? Состояние духа, в котором никакие внешние факторы не могут нарушить душевного равновесия. Золотая середина. Я еще со времен «Чапаева и Пустоты» стала относиться с уважением к стране, о которой в советское время иначе, чем «курица не птица, Монголия – не заграница» не говорили. «Литературный призрак» Митчелла еще укрепил во впечатлении, а с «Журавлями и карликами» прямо влюбилась в нее. Видно в уходящем году была хорошей, коль Дед Мороз положил под елочку такой подарок. Сейчас странно, как могла не знать этой книги. То есть, слышала о ней, но желания прочесть не возникало. Может потому, что не числила себя среди поклонниц творчества Леонида Юзефовича, вымороженная насмерть его «Зимней дорогой» с этими жуткими трупами, из которых складывали брустверы. Но так или иначе, сначала явился «Филэллин», которого нельзя было не прочесть, а прочтя – не очароваться. После, прямые или косвенные упоминания о «Журавлях и карликах» зазвучали буквально отовсюду. Бывает, входишь в такую полосу, где цветные камушки на тропе выстраиваются в дорогу из желтого кирпича. Иди по ней.Оставалось читать. И такаи да. Все на свете было не зря, не напрасно было. Даже если ради того, чтобы уместить впечатление, придется спешно перекраивать годовую читательскую табель о рангах. Ну, знаете, этот кондуит: книга года, лучшая тройка, топовая десятка среди русских, переводных, прочитанных в оригинале. «Журавли и карлики» стали чистым концентрированным счастьем. Книгой, в которой есть все.Смотрите, это такое мягкое ретро с позиций сегодняшнего дня, потому что основное действие разворачивается в две тысячи четвертом, в Монголии, по которой историк Шубин странствует с женой,вспоминая события одиннадцатилетней давности. На самом деле, жизнь не так радикально переменилась за шестнадцать лет, отделяющие нас от того времени, как за те одиннадцать, что отделяют «сегодня» героев от воспоминаний о Москве девяносто третьего. А там, знаете, совершенная ведь жуть была. То есть, сама я в свои двадцать с небольшим воспринимала то время как неприятность, к которой нужно уметь приноровиться: была студенткой филологом, стала официанткой в ресторане, потом лавочницей с собственным комком и кучей проблем, потом переезд в Россию, потому что в Казахстане стало страшно, и необходимость приспосабливаться к жизни в другой стране. Рефлексировать некогда, крутиться нужно. А с точки зрения взрослого, уже достигшего определенного положения, человека, то время было катастрофой.Гиперинфляция ужу сожрала сбережения, а теперь обесценивает, обнуляет зарплаты в самый момент получения. Огородика или подсобного хозяйства, которое помогло бы пережить смуту, у интеллигентных москвичей не было. Умения торговать – тем более. Если дача воспринималась как невинное чудачество, то наличие в человеке торгашеской жилки просто выводило его за круг достойных людей (помню, мама как-то попыталась лечь перед порогом, чтобы не пустить меня торговать какой-то ерундой на барахолке по типу «через мой труп»).Шубин, плоть от плоти уходящей эпохи, пытается пристроить в какой-нибудь толстый журнал серию очерков о самозванцах, которую начинает историей Тимошки Анкудинова. Подьячего, выдававшего себя за сына Василия Шуйского. История этого блестящего авантюриста с уникальной способностью к языкам и какой-то немыслимой мимикрией, позволившей ему побывать у всех значимых престолов того времени, включая папский, произведя приличное впечатление на людей, по самой природе и воспитанию подозрительных, не расположенных к легковерности. Так вот, его история разворачивается параллельно основному повествованию в форме воспоминаний Шубина о днях, предшествующих защите Белого Дома, тесно переплетаясь с линией второго (третьего?) основного героя романа, геолога Жохова – в некотором роде анкудиновской инкарнацией. Этот персонаж, в отличие от деликатного Шубина, чувствует себя в новой ситуации как рыба в воде, пускается очертя голову в разные купи-продай авантюры, из которых умудряется выбраться изрядно потрепанным, но всякий раз целым.И знаете, Жохов, он моя любовь в этой книге, не потому что соотносила себя с ним, но потому что, ну я не знаю, почему мы влюбляемся в людей. Может потому что может сделать счастие маленькой мышки Кати, которая заслужила ведь это свое счастье. Может потому, что в нем много от Остапа, а еще больше от Хулио Хуренито. Но в момент кульминации, когда ему грозила неминуемая, казалось бы, смерть, почти плакала с таким детским: «Пусть он спасется, пусть он спасется!»Если бы я только могла рассказать об этой книге, как она того заслуживает. Философский роман, обернутый в исторический, ретро и плутовской. И совершенная внутренняя Монголия. А главное, он невероятно смешной. Давно так много не смеялась с книгами.Художник изобразил золотой век советской индустрии в образе пожилого станочника, юной лаборантки и средних лет ученого, который только что расщепил мирный, вероятно, атом и держал его на ладони, показывая остальным. Все трое дружно шли в сторону женского туалета.