Гений

На обложке: Александр Пушкин на Мойке.

Авт. Александр Кравчук.

В основу иллюстраций в книге легли картины:

Гейтмана, Репина, Левитана, Айвазовского, Ге, Кончаловского

Взволнованный праздник сердца
(о романе в стихах «Гений» Рима Юсупова)

И после двухсот лет творчество Пушкина озаряет нашу отечественную литературу. Его произведения и книги о нём, как всегда, нарасхват. Казалось бы, о Пушкине – человеке, поэте, мыслителе, патриоте, историке – всё тщательно изучено- исследовано, ан нет, литература о Пушкине продолжает расти необычно. Вот и наш земляк, оригинальнейший поэт Рим Юсупов, совершил патриотическое дерзание – проявил смелое стремление к благородному, высокому осмыслению ярчайшего явления в жизни России – Пушкина – и создал о нём роман в стихах «Гений». Его стихотворный шедевр возник никак не «в пику» ложным измышлениям оппозиционеров так называемой пятой колонны. Вести словесные баталии с людьми тайных ухищрений, злобствующих на великого поэта и русскую национальную культуру, не в его натуре. Нет! Роман в стихах родился любовью автора к Антею земли русской. По признанию Рима Субханкуловича, литературная жилка в нём каждый раз при одном слове «Пушкин» отзывается энергически, и что-то ёкает в сердце.

Сколько же нужно было иметь сил, душевной глубины, поэтической чуткости, чтобы воплотить грандиозный, ещё небывалый в отечественной поэзии замысел – создать поэтическую летопись жизни Пушкина. И не по событиям хрестоматийной фактологии, а в развитии его гениальности с детских лет до трагической гибели, до жизни после смерти, раскачать творческую стезю, полнокровно отразившую 19 век и провидчески угадавшую век грядущий. Следовать, да ещё поэтично, за мыслями и деяниями своего кумира для Рима Юсупова было увлекательной наукой. Он избежал липучего соблазна упрощения темы, не впал в трафаретную помпезность, торжественное восхваление поэта, ответственно вторил исторической фабуле его бытия и творчества. Не миновал ни одного нравственного измерения Пушкина в литературе, искусстве, общественной культуре, истории, экономике, политики, философии, в природе.

Патриотическая заострённость произведения Рима Юсупова «Гений» не могла стать своеобразной индульгенцией, послабляющей требования к художественным достоинствам, качеству романа. Эта тенденциозность не про Юсупова, у его романа высокоценны и форма, и содержание. Стихи точны и чеканны. Рассуждения автора изящны и мотивированы – всё в романе соразмерно и соответствует поэтическому вкусу и необходимому ладу – взволнованный праздник сердца, один из образцов его врождённой поэтической страсти. Роман в стихах «Гений» не будет знать возраста, не исчезнет в пазухах Времени, как подобает искренним и талантливым произведениям русской словесности.

Викентий Викентьевич Вересаев признан «изобретателем» особенного жанра в русской литературе – «Систематического свода подлинных свидетельств современников»: «Пушкин в жизни», «Гоголь в жизни» – подлинной, документальной энциклопедии выдающегося литературного творца. Рима Юсупова можно и нужно справедливо считать создателем нового литературного жанра – биографического романа великих людей в стихах. Он

уже автор трёх произведений созданного им жанра: «Гений» (Пушкин), «Романтик» (Байрон), «Вся жизнь Омара Хайяма». Даровитые последователи не заставят себя долго ждать.

Следует добавить, что в холодной гражданской вой не, объявленной России недоброжелателями русской словесности и Пушкина, своим романом в стихах «Гений» Рим Юсупов оказался на передовой позиции фронта, в ряду активно сражающихся за нашу великую Родину. Он среди тех патриотов, кто знает и любит Пушкина и защищает его имя, как всенародное достояние. У Рима Субханкуловича есть своё заслуженное место в пушкиноведении. Поздравляем!

Как жаль, что известность замечательного поэта Рима Юсупова до сих пор остаётся почти камерной. Это печаль и порок нашей действительности. Но! Как говорил Александр Сергеевич Пушкин: «Времена грядут другие… Но должно же доверять иногда и счастью».

И. В. Гаврилов,

член Союза писателей Московской области.

Пролог

I

Отбросив всех сомнений тяжкий груз,

От зла и лжи своей судьбой хранимый,

Всем сердцем, всей душой я отдаюсь

Единственной мечте неповторимой,

Зовущей вдаль поэзии святой,

Где мой кумир царит уже два века^[1],

Чей образ – яркий, озорной, живой —

Притягивает сердце человека.

Зовёт, манит его сияньем глаз,

Открытым взором, чистотой улыбки.

И в жизни, и в стихах своих искрясь

Огнём страстей, не зря спешил он вникнуть

В суть бытия, природы, жизни всей,

Явления её воспринимая,

Любовь и славу быстрых, шумных дней,

Как должную награду принимая.

Живя, ликуя, радуясь, резвясь

Легко как будто, но в трудах упорный,

С бессмертием установил он связь,

В сердцах людей посеяв счастья зерна.

II

Как правило, в нелёгкие года

Рождаются великие поэты,

И в жизни их преследует беда

И зависть многих, несмотря на это,

Они полны энергии живой,

В своих страстях, в любви неукротимы,

Повелевают собственной судьбой.

И всё-таки – сильней других ранимы.

Ведь их сердец чувствительнее нет.

На каждый вскрик и в ночь зовущий голос

Тотчас готов откликнуться поэт,

За всех на свете в жизни беспокоясь.

Всем сострадая, каждого любя,

Жалея, добрым словом помогая,

Порой он забывает про себя,

Всему живому на земле внимая.

В нём всех людей мечты, и боль, и страсть,

И чувства их, страдания и думы.

Всегда он с ними, плача и смеясь,

В их грусти тихой и в веселье шумном.

Сочувствуя им, ищет многих бед

Причины, в жизнь их глубоко вникая.

Себя народу посвятив, поэт

От многих зол его оберегает.

III

Когда б не знать явление страстей

И жизни вечный зов неукротимый,

Не ожидать непрошеных гостей,

Вновь в сердце рвущихся толпой незримой,

Невидимых, непонятых порой

(Их чувствами все называть привыкли),

Когда б не светлых, чистых мыслей рой,

Мир оставался бы, как прежде, диким,

Во мраке тьмы, объятый звёздным сном,

В безмолвии покоясь равнодушно.

Ни свет зари, ни солнечный огонь

Не разбудили бы страстей уснувших.

Возможно, бремя этой тишины

В себе бы долго мир хранил, когда бы

Не эти люди, чьи сердца полны

Любви, отваги, мужества и правды.

Которые готовы в час любой

Внезапно вдохновением взорваться

И каждому отдать свою любовь,

Восторг души и пламенные страсти.

Не зря они, поэтами зовясь,

Спешат на помощь к людям в час их трудный,

Слепой молвы и сплетен не боясь.

И каждый миг их жизни неподсуден.

IV

Они, быть может, не всегда правы,

Порой упрямы и весьма тщеславны,

Но беззаветно преданы любви,

Подчас коварной, гордой и лукавой,

Слепой и равнодушной иногда

И даже злой, но их сердца пылали

В мгновенья те волшебные, когда,

Простив за всё, их нежно обнимали,

Даря восторг необъяснимых чувств,

Неведомое, сладкое блаженство,

Экстаз души, прильнувших крепко уст

Друг к другу – всех явлений совершенство.

Прилив страстей их был неукротим,

Но к Родине любовь была сильнее.

Для них Отечества был сладок дым.

И жизнь, и смерть они делили с нею.

И их никто остановить не мог,

Они за честь своей святой державы

Готовы были тысячи дорог

Пройти в боях, не дожидаясь славы.

Когда в Россию шёл Наполеон,

Не мог герой мой юный не терзаться,

Переживал с другими вместе он,

Что не пришлось с французами сражаться.

V

Поэтам жизнь и смерть почти равны,

Когда они на грани яркой славы

Сияют, словно звёздные огни,

Когда они людьми, как боги, правят

И, мыслью яркой зажигая их,

Зовут в предел немыслимых мечтаний,

Переживают, борются за них,

Спеша раскрыть неведомые тайны

Любви, добра и чистой красоты,

И чувства каждого такую сущность,

Которой можно целый мир спасти

От зла и лжи, неверие несущих.

Жизнь к лучшему стараясь изменить,

Не ведая покоя и пылая

В огне страстей, чья золотая нить

Поэтов всех веков объединяет,

Они спешат развеять грусть и боль,

Страх и сомненье каждого на свете,

Чтоб люди, возвышаясь над судьбой,

Смогли постичь явленье дум их светлых.

VI

Когда ещё был мир и груб, и дик,

В далёкой, ранней древности планеты,

И человек тех дней ещё не вник

В смысл жизни, в смысл необратимой смерти,

Воспринимая явь всех бурь и гроз,

Как кару свыше за свои деянья,

Пася стада прирученных им коз,

Из шкур чьих шил себе он одеянья

И, собирая злаки, их зерном

Не первый год осознанно питался,

Хлеб выпекая, в древности, давно

И он смысл чувств души познать пытался.

В те времена в сознании своём

Хранил он слишком много тайн неясных.

Спешили чувства пробудиться в нём,

Но он понять их силился напрасно,

Лишь ощущал и чувствовал, хотя

В реальность их ещё почти не верил.

Природы славной древних лет дитя

Стремилось так же к радости безмерной.

VII

Так вот откуда подлинный исток

Страстей и чувств, поэзии начало,

Неповторимый сказочный клубок

Любви и счастья, грусти и печали.

Из слов и снов, доверчиво простых,

Что было древним свойственно, родился

Когда-то первый на планете стих

И мыслью, словно солнцем, озарился.

И может, был не складен он, без рифм,

Изящностью ещё не отличался.

Но в нём таился жизни вечный ритм,

Но в нём порыв людских страстей скрывался.

Весь будущему был он посвящён.

В нём долгий путь к прекрасному таился.

И как в росе зеркальной, мир весь в нём

Не зря однажды ярко отразился

И красотой невиданной проник

В сердца людей на краткое мгновенье.

Хотя не каждый осознал тот миг,

Как новых мыслей светлое рожденье.

VIII

В Египте древнем первые стихи

На камне выбивали, чтоб навечно

Запомнились и страсти, и грехи

Людей разумных и людей беспечных.

Одни в стихах прославлены, других —

Злых, лицемерных, жадных, гордых, чёрствых —

Разит и жжёт, уничтожает стих,

Словно копьём или стрелою острой.

Да, стих врага готов порой пронзить.

Но я люблю стихи иного свойства,

Готовых мир любовью осветить

И оградить людей от беспокойства.

Стих предназначен для любви, добра.

В нём не должно быть места для проклятий.

И всем поэтам уяснить пора,

Что светлый дар на зло не стоит тратить.

Поэт обязан голос поднимать

Во имя справедливости и чести,

Людей от зла и злобы ограждать

И в трудный час народа быть с ним вместе.

IX

Поэты все, известные в веках,

Свои народы защищали рьяно

От злых тиранов, забывая страх.

И многие из них погибли рано,

Успев сиянием своих сердец

Тьму осветить, врагов своих унизить.

Меч или сабля, яд или свинец

Лишили мир немало ярких жизней.

Но не могли тираны зачеркнуть

Из памяти людей поэтов славу.

Их трудный, но великий, яркий путь

Для всех живущих оставался главным,

Ведущим к справедливости, к добру,

В тот мир, который стал бы райским садом.

Писал поэт: «Нет, весь я не умру…»

И был он прав. Бессмертна эта правда.

Тиранов многих стёрлись имена,

Исчезли, словно провалились в бездну.

Но до сих пор приносят счастье нам

Дары поэтов яркого созвездья.

X

И мой поэт был именно таким.

В любви к свободе он не притворялся

И, оставаясь для людей простым,

Народ любя, он искренне терзался

За то, что в рабстве вынуждены жить

Крестьяне Родины его красивой.

Свободе он решился посвятить

Души своей прекрасные порывы.

Он обличал помещиков, вельмож,

В покое и царя не оставляя,

Клеймил за жадность, зависть, глупость, ложь,

Их нервничать и злиться заставляя.

И приучая многих размышлять

О равенстве людей любых сословий,

Старался к чести, к совести призвать

И зажигал сердца правдивым словом.

Огнём свободы освещал людей,

Преображая даже равнодушных.

И семена прекраснейших идей

Его взрастали и в сердцах, и в душах.

XI

Но нелегко, немыслимо понять

Терзающие ум поэта страсти,

Спешащих вновь из тьмы на свет огня.

То оживлён поэт, как будто счастлив,

То сумрачен, печален, и никто

Прервать полёт души его не смеет.

И вот опять садится он за стол,

И лист бумаги перед ним бледнеет.

Торопится перо. Нет, не слова

Бегут тропой изысканных мечтаний,

Во власти жизни, зла или добра,

Переходя невидимые грани

Реальности и волшебства, когда

Всё вдруг в клубок незримых чувств сольётся.

Здесь слов уж нет, лишь тайных дум звезда

На белый лист сиянием прольётся,

Оставив чувств непознанных огонь

И новых мыслей светлое горенье.

Поэт – пророк и ясновидец он,

Когда к нему приходит вдохновенье.

XII

Воспринимая всё, что до него

История уже собрать успела,

Он жаждал новых чувств и жить не мог,

Не торопясь к своей заветной цели.

Спешил явленья новые познать

И разбудить в сердцах людей желанья,

Найти, открыть, увидеть, осознать,

Постичь, принять и описать стихами.

Весь этот мир, прекраснейший на вид,

Зелёный, синий, голубой, лиловый…

И это солнце, что тепло хранит,

Для всех людей единой став любовью.

Красу лесов и торжество дубрав,

Полей приволье и лугов цветенье,

Теченье рек и тихий шёпот трав,

И бурь, и гроз стихийное явленье.

Поэт спешил принять всё с ранних пор,

Стараясь в смысл событий мира вникнуть.

И в прошлое он обращал свой взор,

Ценя мужей достойных и великих.

XIII

Он видел страны древние, людей…

Они молились, веруя сурово

И солнцу яркому, и утренней звезде,

Но более – божественному слову

Поэзии, прекрасной и святой,

Страстями наполняющей все души.

Их жизнь казалась бы почти пустой,

Когда б ни песни, их так сладко слушать.

И, слава богу, прославляли жизнь

Стихами, полных золотого света,

Их мудрецы, учёные мужи,

Философы, великие поэты.

Китай и Индия с древнейших лет

Оставили в истории культуры

Богатый и неповторимый след.

Не перечислить всех, людей их мудрых.

Они несли в грядущие века

И мысль, и разум, и стихи, и песни.

Так, к морю плавно движется река,

Чтоб вырваться в просторы Поднебесья.

XIV

Но более он Грецию любил,

Страну великой и бессмертной славы.

Он в дивных снах по Греции бродил,

Там часть любви своей поэт оставил.

Моря и горы, чистота небес

И храмы древние его пленяли.

В мечту о Греции был погружён он весь,

Готовясь плыть в неведомые дали.

В далёкий край прекрасных островов,

Разбросанных, как камни с неба богом.

В мир гениев, поэтов, мудрецов

Вели в те дни планеты всей дороги.

Как детства золотая колыбель,

Была для человечества когда-то

Ты, Греция, за тридевять земель

Маня к себе поэзией богатой.

Героем лет давно прошедших эр

Певец твоей истории остался,

Отец царей поэзии – Гомер,

Которым так поэт мой восторгался.

XV

Без древней Греции, возможно, мир

Намного бы беднее показался.

И без стихов, и без спортивных игр

Олимп и сам бы без богов остался.

Мы благодарны грекам тех времён,

В веках чьих множество открытий сделав,

Они прервали жизни тихий сон

И в спор с богами вдруг вступили смело.

Поэзии, любви благодаря

Осознавали люди жизни счастье.

Поэтом первым названа не зря

Сафо – стихов непревзойдённый мастер.

Особенно ценил её Платон.

Талантом поэтессы восхищаясь,

Назвал её десятой Музой он

И не скрывал, что в нём светла к ней зависть.

Алкей, и Ивик, и Анакреон

Стихов своих пленительную сладость

К нам донесли сквозь даль седых времён

И дарят вновь и страсть, и грусть, и радость.

XVI

Посланцы муз далёких, древних лет —

Коринна, Пелеагр, Паллад даруют

Стихов своих волшебный, яркий свет.

Их дивный мир любовью торжествует.

В нём бог любви Эрот, словно мячом,

Играет сердцем, весело кидая

Его влюблённой девушке, потом,

Подхватывая сердце, улетает.

Шалун весёлый, наполняет он

Любовью каждого, кого увидит.

Горя его божественным огнём,

Мы забываем глупые обиды.

Но он, Эрот, порой так жалит нас

Стрелой любви, к несчастью безответной,

Пронзив, да так, что искрами из глаз

Вдруг слёзы брызнут, омрачив лик светлый.

О, эта безответная любовь! —

Драм и трагедий подлинных истоки,

Грусть и печаль возвышенных стихов,

До нас дошедших из времён далёких.

XVII

И был порыв любви неукротим,

И нёс он людям смех, и грусть, и слёзы.

Когда ж восстал великий древний Рим

Над миром вдруг поэзией серьёзной,

Он стал сердца людей воспламенять

И звать всех к подвигам неповторимым.

Не мог поэт мой юный не принять

Благословение поэтов Рима.

И восторгал его собой Катулл,

Любви несчастной переживший муки.

Пленял Гораций, удивлял Тибулл.

Мешал Пропорций отдаваться скуке.

Овидий же и вовсе покорил

Своим великим даром песнопенья

И тем, что он открыто всем дарил

И страсть души, и радость вдохновенья.

Дороже золота его дары.

В них гений Муз мечты людей предвидел.

Царём поэтов был Гомер, вторым

Считается великий муж Овидий.

XVIII

Манил поэта и седой Восток,

Учёностью, поэзией богатый.

Его поэтов он не знать не мог,

Ценил стихов узор витиеватый,

Торжественность, изысканный манер

Слогов и чувств волшебный светлый праздник,

Текущих медленно сквозь призму эр

Таинственной арабской чудной вязью.

Он в них свои желанья находил

И насыщался вдохновеньем словно.

Стихи Хафиза искренне любил

За тонкость чувств и ювелирность слова.

Миры иные открывая в них,

Воспринимал живое совершенство.

Забыв о годах, быстрых и лихих,

В покое мысли находил блаженство.

И накопляя рои новых чувств,

Взрывался вдруг необъяснимой силой

Стихов, как будто вырванных из уст

Самой, уже проснувшейся России.

XIX

Когда Прованс, свободным, вольным став,

Принял распад империи великой,

Он миру много радостного дал.

В нём рыцарство прекрасное возникло.

И рыцари, ценившие любовь

И честь, и справедливость, несомненно,

Жить не могли без песен и стихов,

Ловя любви прелестные мгновенья.

Их не прельщала грубая вой на,

Страдания людей и ужас смерти.

В жестокие те, злые времена

Явленье это было явно светлым.

Наполненные чувством доброты,

Страстям любви, неукротимым, бурным,

Отдавшись, нежные свои мечты

Стихами выражали трубадуры.

И песнями под музыку они

Иные дали для людей открыли.

И Возрожденья золотые дни

Приблизив, всю Европу разбудили.

XX

Век золотой Европы наступил.

Титаны мыслей, чувств, страстей явились,

И каждый мир собой вдруг удивил.

Таланты в них великие открылись.

Микеланджело, Рафаэль, Тассо,

Да Винчи и другие исполины

Свой яркий след оставили во всём,

Чем живо человечество и ныне.

Но Данте был поистине любим

Моим героем, Данте и Петрарка.

Их дух святой плыл над землёй, как дым

Костра любви, пылающего ярко.

То вспыхивала очень сильно страсть,

То гасла, но совсем не угасала.

Была сильна поэзии их власть,

Она людей от грустных дум спасала

И, в каждом сердце оставляя след,

Напоминала всем о нежной страсти.

Вот почему любил их мой поэт.

Но он искал в любви реальной счастье.

XXI

Эпоха Возрождения дала

Земле и людям множество открытий,

К прекрасной цели каждого звала,

(В те дни мечта была с любовью слита),

Поэзией великой одарив,

Всех обласкать спешила добрым словом.

Как солнцем ярким мир весь озарив,

Она смягчала жизни лик суровый.

И, затаив дыхание, весь мир

Следил, как просыпается Европа,

Как вспыхивали звёздами Шекспир,

Вольтер, Ронсон, Жан Расин, Байрон, Гёте…

Они как будто освещали путь

Иным, идущим вслед за ними смело,

И ищущих и истину, и суть

Происходящих жизненных явлений.

На благодатной почве проросли

Их знания, наполненные светом.

До моего героя донесли

Огонь страстей великие поэты.

XXII

Лишь Африка не тронута одна,

Как целина. Когда ж наступит время,

Страстей её незримая волна,

Подвластная законам вдохновенья,

Сольётся с разумом славянским вдруг,

Плывущего и гордо, и лениво,

Преодолев мучительный недуг

Сомнений, вспыхнет сильным, ярким взрывом

И побежит потоком бурных слов,

Легко и быстро, величаво, плавно,

Под мирный звон святых колоколов

Навстречу к новой и бессмертной славе.

Воспринятый Россией навсегда,

Талантом дивным наделённый, гений

Вдруг засверкает ярко, как звезда,

Став божеством для многих поколений.

Своим талантом время оживит,

Речь и язык людей, их мысль и слово,

И жизнь свою народу посвятит.

Ему великий жребий уготовлен.

XXIII

Век восемнадцатый был щедрым, в нём

Почёт и славу обрела Россия.

Она, преображённая Петром,

Над странами иными возносилась,

Победами великими гордясь,

Народ свой к новой жизни призывала

И, следом за Европой торопясь,

Науки и искусства развивала.

Как много дал России этот век —

Петра великого, Екатерину,

И их триумф блистательных побед,

Россию сделавших необозримой.

Век Ломоносова, иных мужей,

Державина, Карамзина… Век славы

России, как владычицы морей,

Во всём иным морским державам равной.

И тот же век свой, завершая бег,

Решил отдать грядущим поколеньям

Свой долг, которого ценнее нет,

Хотя об этом знало только время.

XXIV

Великий гений, истинный талант

России предназначен был тем веком,

За все её глухие времена,

Чтоб разбудить свободу в человеке.

Чтоб мыслью сердце каждое зажечь,

Изгнав из душ великое безмолвье.

Чтоб ожила, заговорила речь

И зашумела чудным многословьем,

Журча ручьём немыслимых страстей,

И вызывая новых чувств явленья,

И рассыпая ворох новостей,

Озвучивая светлые мгновенья.

Покоя не давая, без конца

Звеня, шумя и теребя всех часто,

Чтоб ею оживлённые сердца

Людей поторопились бы за счастьем.

Да, так оно и будет. Подождём.

Уж окликают новый век кукушки…

Был летний день. Под золотым дождём

Родился он – великий гений – ПУШКИН.