000
ОтложитьЧитал
– А что за Элиза? Расскажите мне. – Я сделал вид что впервые слышу о ней.
– Элиза, она нелюдь, – коммуникатор именно так перевел мне слова Виктора. Позже я внес исправление в словарь, чтобы в дальнейшем ее называли Эльфийка, но пока она была просто нелюдь. – Элиза явилась в наш мир как раз триста лет назад, объявила себя Таис и собрала культ антитехов. Сказала, что спасение человечества лежит вдали от машин, собрала группу из трех тысяч человек на острове Талгар, недалеко от западного побережья.
– Блядь она, – резко перебила Виктора Клава. – И ты, кобель, не мог от нее оторваться! Пришлось с острова вытаскивать, чтобы ты, кобелюка, к ней не лез.
Старик смутился и потупил глаза, а Клава, грозно вскинув брови, смотрела на него с яростью.
Бросив взгляд на меня, она смягчилась и продолжила:
– Таис, конечно, стерва и потаскуха. Но оказалась права. Когда она только начинала, никто и подумать не мог, что человечество вымирает. Все смеялись и издевались над островитянами. К счастью, никто не возражал против создания нового государства. Там полностью запрещена роботизированная техника. Выживают собственным трудом, семьи создают, детей рожают. Правда не без курьезов, стоит сканеру выдать диагноз, который угрожает жизни, железки сходят с ума и госпитализируют человека. Стоит ребенку попасть в зону видимости любого сканера, железки обязательно крадут его, чтобы приделать коммуникатор и сканер. В целом вещи полезные, и при желании их можно выключить, потому с этим они решили не бороться.
– А вы-то почему оттуда сбежали?
– Да не то чтобы сбежали. Уйти с острова не сложно, в вот вернуться – проблема. Культ Таис-Элизы достаточно демократичный. Она просто показывала многим будущее, народ верил и шел за ней. А еще она имеет магическую власть над мужчинами. Стоит ей прикоснуться, как они сходят с ума и идут за ней, роняя слюни.
Клава перешла на резкий раздраженный тон, вперив взгляд в Виктора. Тот смущенно уставился в пол.
– Вот мой и втюрился в нее. А мы вместе выросли, дали обещание любить друг друга до гробовой доски. Троих детей ему родила! И тут он, нате-здрасте, в жрецы подался. Вот я его с острова и увезла. Дети взрослые, остались на острове, а мы решили встретить старость в спокойном месте.
– Жрецы?
– Мужчины, которые входят в первый круг Элизы. Они все без ума от нее, спят с ней по очереди. Уж не знаю, чем она их так умаслила, но они словно ее собачки… Тьфу! – Клава смачно сплюнула на пол. – Кудрявая сука!
– Клав, ну ненужно…
– Заткнись, кобель! Не смей мне тут про нее ничего рассказывать! Всю жизнь мне испортил! Это ведь надо, на старости лет в жрецы податься решил! Старый импотент, а туда же. Жрец, мать твою!
Выругавшись, Клава успокоилась и продолжила:
– Никакая она, конечно, не Таис. Она из другого мира, как и ты. Сама учила, что вселенных и миров множество. Что наш мир пал в роскоши, и нужно его перезагрузить. Потом один из ее первых жрецов стал Оракулом и выдал пророчество, что придет Иномирец и очистит Техно от машин.
– А что, сами очистить не можете?
– Не выходит. Система уж больно стабильная. Разрушишь в одном месте, а она, зараза, восстанавливается. Пробовали по-разному – и серверные подрывали, и города очищали. Железки все отстраивают, реставрируют и восстанавливают. Но самое страшное не в этом. Молодёжь с острова впадает в прелесть и уходит в города к железкам, где погружается в праздную жизнь и погибает.
«Да, это я понимаю. Я и сам бы погиб, если бы не определенные обстоятельства», – подумал я, а вслух сказал:
– Выходит, я тот самый иномирец, который должен очистить ваш мир от машин?
– Да, так и есть! Ты ведь тоже не из нашего мира?
– Да, это точно. Просто я не Нео.
– Не кто?
– Ой, это персонаж один, известный в моем мире. Он мир от машин избавить должен был. Летать мог и вообще матрицу ломал, как хотел. – По немому вопросу в глазах стариков я понял, что упоминание фильма из Родного было излишним.
– В моем мире это было вымыслом, сказкой. А у вас реальность значит.
«Да какой из меня Нео?! – во мне все протестовало. – Я и не хочу ломать эту систему, она совершенна. Да и понятия не имею, как ее можно сломать». Но вслух сказал совсем другое:
– А Оракул не мог ошибиться?
– Нет, не мог. Он тогда много пророчеств выдал. Большинство уже сбылось. Остался только иномирец. И после этого – новая жизнь человечества. Ты нам расскажи, Алексей, про свой мир. Что за жизнь там?
– Да что вам рассказать? Наш мир груб и варварский, по сравнению с этим. Все время войны, конфликты, убийства. У нас много стран, много народов. Если сравнивать с вашей историей, то мы сейчас где-то в периоде, сравнимом с временем после вашей Второй кровавой. У нас она называлась Великой Отечественной или Второй мировой. Но до Мирового Правительства у нас не дошло. Поэтому, может, и Третья мировая не за горами.
– Но человечество-то живо, много людей?
– Семь миллиардов вроде, может чуть больше…
– Вот! Значит все-таки ваш строй более правильный. Элиза учила, – он быстро взглянул на Клаву, произнося ее имя, – что человек создан для борьбы – со стихией, с миром, друг с другом. Но самое главное – для борьбы с самим собой. Лиши человека борьбы, и он вымирает. И потому самое лучшее, что можно сделать для человека, это поставить его на грань выживания. Тогда в борьбе за жизнь он достигнет высот.
– Может быть… Хотя мне кажется, что у вас тут рай. Может, стоит просто исправить пару ошибок, которые насадили церковники, и все будет иначе?
– Может быть, Алексей! Но для того, чтобы исправить эти ошибки, нужно освободить занятое пространство.
– Так ведь роботы готовы служить человеку, помогать во всем…
– Верно, они и служат, и помогают. Они так сильно помогают, что детям мечтать не о чем! Я родился на острове. До восьми лет у меня не было ни коммуникатора, ни сканера. И я мечтал о деревянной лошадке. Как же я мечтал о ней! Такая была у сына нашей соседки. Он во дворе каждый день качался на ней. И я ходил к нему в гости и мечтал о такой же. С малых лет начал осваивать профессию столяра, чтобы сделать себе такую лошадку. А вот представь себе ребенка, который вырос в окружении роботов, готовых всегда угодить ему. Хочешь лошадку – пожалуйста! Хочешь машинку – пожалуйста! Такие дети вырастают без целей, без желаний. Они неживые, хоть и дышат, и едят. У них нет мотивации жить! И это еще не все. В юности они получают все также легко. И первый секс от робота, и машинки побольше. У него не остаётся желаний, жизнь становится бесцельной.
– А как сложилось, что церковники полностью запретили искусственное оплодотворение, наложили вето на клонирование, но роботов для секса оставили?
– Алексей, а роботов для секса никто не создавал. Это было изначально табу. Но каждый человек, просто потому что он человек, имеет право вносить изменения в протокол и конструкцию зданий и роботов. Это неотъемлемое право, которое зашито в ядре протокола. Если человек решит снести здание, и его поддержит большинство жителей района, оно будет снесено.
– Ну и причем тут секс-роботы?
– Да при том, что женщины сначала захотели придать роботам-хозяйственникам человеческий вид. Потом им этого показалось мало, они их полностью очеловечили. А потом добавили им кое-каких функций и получили роботов-идеальных любовников. А мужчины не отставали, внося изменения в роботов-секретарей и прочих помощников руководителей. Причем эти функции даже не были централизованно внесены в протокол. Они возникали в локальных точках, но в результате практически повсеместно. Причем, если ты поедешь по континенту, увидишь, как менялись предпочтения мужчин и женщин в разных регионах. Вот в том же Мезру все человекоподобные мужчины – с брюшком, а женщины – практически без груди. В Табуле не встретить женщину, у которой размер груди меньше тройки, за исключением специализированных моделей. А мужики все спортивного телосложения.
– Вот это да! Оказывается есть такие предпочтения!
– В нашем мире да. Хотя не очень понятно, с чем это связано. В энциклопедии много разных мнений на этот счет. Но, самое главное, человек не может сейчас вернуться в цивилизацию, которая находится под властью протокола. Протокол был нашим гениальным творением. Нам казалось, что его способность учитывать все аспекты нашей жизни – это круто. Что у человека появилось огромное количество времени для творчества, и он использует его во благо. Но оказалось, что вместо этого люди перестали его ценить. Перестали ценить собственную жизнь, семью, не захотели рожать детей. Казалось бы – дети перестали быть тягостью, растить их стало легко, как никогда. И вот поди ж ты!
– А что Элиза? Она хочет все разрушить?
– Нет, она по сути не воин. Просто она пришла в наш мир, когда еще можно было спасти человечество. И говорила, и писала много об этом. Но мир воспринимал ее с саркастической улыбкой.
– Да я тоже бы так воспринял, если бы не отсутствие людей. Я вот думаю, что если бы не запретили искусственное оплодотворение, то может быть человечество и не вымерло бы?
– Может. Но тоже особых успехов не добилось бы. Элиза говорит, что наш мир перестал создавать творцов спустя сто лет после окончания Второй кровавой. То есть после того как мы добились того самого Золотого века и установили надежный мир.
– А кто такие творцы? Мне ее отец тоже что-то про это говорил.
– О, это очень сложная тема, я тебе ее так просто не расскажу. А ты знаком с отцом Элизы?
– Да, его зовут Элронд. Он, кстати, в нашем мире легендарная личность. Ему лет столько, что даже он сам не помнит сколько.
– У нас тоже есть легенды про эльфов… Хотел бы я с ним познакомится. Но уже не в этой жизни, видимо. Мне сто тридцать семь лет. Чувствую, что век мой заканчивается. Вот хоть тебя дождались…
– Ладно, хватит болтать, – вмешалась Клава. – Давайте доедим и пойдем погуляем. Заодно тебя, Алексей, пострижём. А то копна какая выросла, на глаза падает.
Теплое ощущение семейного очага разлилось у меня в груди. Словно воспоминание из глубокого детства. Вот также сидел я за столом у своей бабушки с дедушкой. И бабушка так же говорит: «Пойдем, внучек, шевелюру твою закаркаем, а то зарос что пугало». Так что звучали слова Клавы знакомо до боли. И обстановка была схожая. Эти старые массивные стулья, стол и суп. Этот суп… У бабушки всегда, в любое время года, в любое время суток был суп. И стоило мне было прийти, буквально через пару минут полная тарелка ждала меня на столе. Поедание этой тарелки было моей святой обязанностью. «В жидкости вся сила», – говорила моя бабушка, пренебрежительно двумя пальчиками трогая мой бицепс.
Я доел суп, отведал остальных угощений. Идея постричься мне нравилась. Волосы действительно уже мешали. Про себя я подумывал, не избавиться ли от них с помощью волшебного геля для бритья. Но не решался, опасаясь лишиться волосяного покрова на всем теле.
И еще я очень хотел зайти в церковь Таис, посмотреть изнутри, как устроено это сооружение в Техно.
8 Глава Юлалулу – Мезру
Храм Таис Чудотворной выглядел достаточно аскетично внутри, как, впрочем, и снаружи. Единственным его украшением была полутораметровая статуя Таис, которая и считалась чудотворной. Ее голову украшала корона золотого цвета (может и в самом деле золотая, или из похожего драгоценного металла), инкрустированная синими и красными камнями разной величины. Никакого пышного убранства не было. За постаментом стоял простой стол, видимо, алтарь. А в просторном зале – деревянные лавки, как в наших католических церквях. Ни подсвечников, ни свечей не было. Свет проникал через небольшие окошки, причем падал так, что статуя в центре словно светилась на фоне сумрачного помещения. Под потолком висела огромная люстра. Наверное, когда ее включали, статуя загоралась еще ярче.
Клава шепотом, с благоговением принялась рассказывать мне историю обретения и возвеличивания главной реликвии храма:
– Это Мать Бога, сама Таис Чудотворная. Статуя была явлена полторы тысячи лет назад в Катилу во время извержения вулкана, прямо в храме. Своим покровом она спасла всю обитель, появившись на постаменте, с золотой короной на голове. Все, кто ей поклонился, выжили. И позже обожжённых лавой приносили к ее ногам, и она исцеляла. Все находили у нее утешение и защиту.
Рассказы, которые про явления религиозных артефактов, на мой взгляд, были очень похожи. Я лично всегда относился к ним с глубоким сарказмом, но виду старался не показывать, дабы не оскорбить чувства верующих. Клава была классической церковной бабушкой. Такая одухотворенная с виду, она запросто могла дать клюкой по голове тому, кто зашел в церковь в шапке. Или воззвать к совести за незнание простых, с ее точки зрения, вещей – как входить в церковь, как креститься, что вообще здесь делать.
Я с опаской следил за Клавой и старался повторять все ее действия, дабы не схлопотать. Такие церковные бабушки в Родном являются негласными сторожами, которые считают своим долгом защищать святые места от нехристей. Именно они могут рассказать сотни историй о храме, его иконах, святынях, даже посплетничать о священнике, если правильно начать разговор. Поэтому я очень ценил такого проводника, как Клава, и старался сохранить ее лояльное отношение ко мне.
И она не скупилась на слова. Я узнал, что в Касылдан статуя Таис попала во времена Дротиковой войны, когда Северо-Запад напал на Северо-Восток и захватил Катилу. Тогда из Табула было направленно войско, которое дало бой Юго-Восточникам и захватило множество ценностей и реликвий, в том числе статую. На обратном пути вояки воздвигли церковь в честь славной победы, куда и поместили Чудотворную Таис. С тех пор Касылдан стал местом святого паломничества последователей культа Матери Икаххи.
– Мы когда с острова выбрались, сразу решили сюда ехать, – с вдохновением, продиктованным истинной верой, продолжала Клава. – Храм-то этот за семьсот лет почти и не изменился. Каким был, таким и остался, как и площадь эта. Гостиницу, правда, мы сами тут обустроили. Так-то была префектура, но железяки быстро проект приняли – нас тут всего двое, и мы оба за. За неделю в гостиницу переоборудовали. Зачем, спросишь? Да чтобы какая-никакая работа была. Ну и надежду питали, что ты явишься… Услышала Таис мои молитвы, воистину услышала!
– Ты, кстати, на меня, дуру старую-то, внимания не обращай! – Клава улыбнулась и словно отмахнулась от мухи. – Я сильно Витьку-то к Элизе приревновала, хотя ей на самом деле нет дела до него. Она живет-то с тыщу лет уже, видать. Мы для нее так, бабочки-однодневки. Она мужиков-то наших пользует просто, прихоть у нее такая. А они потом с ума сходят, на баб других не смотрят. Что псы цепные вокруг нее бегают. А у нее глобальные планы, человечество спасти. Что ей эти кобели? Она же мне сама сказала забрать Виктора и валить тебя встречать. Будущее-то она вроде видит, но не шибко далеко. Говорит, отец ее, тот далеко, явно зрит. Вот он-то, говорит, ей помощников и вышлет. А оракулы – это все антураж, который она для поддержания веры создает. Иначе разбегутся все. Народу стимул нужен, чтобы жить-то там, не разгибая спины хлебушка добывать. Я-то с Элизой с малых лет рядом была, чуть ли не за тетку родную ее считала. Только вот я уже старуха, а она как была девицей, так и осталась. Красивая она… Хоть и необычной красотой. Глаза темные, почти черные, с миндаль размером, кожа светлая с фиолетовым оттенком и ушки такие… – Клава показала пальцами заостренные кверху уши.
И про уши, и про кожу я уже знал. А вот темные глаза с миндалину – эту было что-то новое.
– Да и волосы у нее чудные, – продолжила Клава, – Она, когда в настроении хорошем, веселом – светловолосая и кудрявая, что барашек. А когда злится – волосы, как стрелы, прямые и черные. Вот она на Витьку-то моего взглянула, и волосы у нее как завьюжились… Ой, думаю, не ладное дело… А он тогда в ее доме водопровод чинил. Ну и говорит она мне – беги, мол, Клав, не смогу с собой совладать, так Витьку ты своего потеряешь. В общем, я его в охапку и сюда. Так-то я понимаю, что он не виноват. Но бабская моя обида выше меня самой, время от времени пилю его. Ты-то молодой, смотри, с Элизой аккуратней, втюришься в нее – мучатся потом долго будешь.
– Да я уж постараюсь, вы за меня не беспокойтесь. – Я был уверен в себе – что там какая-то эльфийская тетка, я кремень! Да и не такая уж она и красивая должна быть, судя по Элронду.
– Пойдем, Алексей, тут перукарня недалеко, там тебя в минуту закорнают. Я бы сама тебя, но артрит, с ножницами мне не справиться уже. Поэтому пусть уж железка тебя пострижет, они это хорошо и быстро делают.
Пройдя через квартал по старому городу, мы оказались в небольшом торговом центре. Клава уверенно провела меня по коридору к одной из стеклянных дверей:
– Тебе сюда, тут все просто, разберешься. У тебя коммуникатор работает?
– Да, все в порядке.
– Выбирай прическу, и пойдем дальше.
Я сел в кресло, на внутреннем экране загорелся новый флажок. Активировав его, я увидел три своих фотографии с разными прическами. В правом углу был набор инструментов, как в графической программе. Я мог изменить цвет или дополнить образ. На удивление все три предложенных варианта мне нравились. Поэтому я ткнул на самый первый вариант. «Короткая прическа с косым пробором», – продекларировало мое кресло. На голову опустился пластиковый шлем, пожужжал секунд пятнадцать и отъехал в сторону, чтобы я мог видеть себя в зеркале.
Голова была идеально пострижена, волосок к волоску! При этом машина не задала мне вечно вводящего в ступор вопроса: «А виски вам какие, прямые или косые?» Сколько раз хожу в парикмахерские, никак не могу ответить него. Парикмахер всегда задает его с таким серьезным лицом, как будто от ответа зависит моя жизнь. И мне каждый раз страшно ошибиться. Есть еще один жуткий вопрос – как стричь? Но на него я научился отвечать, еще когда с мамой ходил в парикмахерскую. Ответа – покороче, ношу на бок – обычно хватает.
Один раз я решил сходить на стрижку в центре нашего города, где парикмахером был лысый мужик, который постриг меня молча. Постриг очень хорошо – волосы в течении двух недель не топорщились. Но когда я собрался к нему во второй раз и сказал про это на работе, охранник Миха сказал: «Ты что, Леха, он же педик!» В итоге я пошел в ближайшую парикмахерскую, где мне снова задавали вопросы, и результат был сомнительного качества.
В Техно и эта процедура была доведена до совершенства. Приложение в коммуникаторе могло смоделировать причёску любой сложности. А «шлем» был способен стричь или наращивать волосы, не уродуя их. К каждому волосу можно было приклеить искусственный волос любого цвета или даже нескольких цветов. При этом родные волосы оставались неповрежденными. Я подумал, что за такой аппарат любая женщина в Родном продаст душу дьяволу. Только взглянув на инструкцию, она сразу спросит: «Где подписать?»
Но, с другой стороны, самая сложная прическа здесь занимала три с половиной минуты. Это же лишало женщину целого ритуала под названием поход в парикмахерскую! У меня был не очень богатый опыт общения с женщинами, но и НП, и Анастасия, и Лиля очень серьезно относились к процессу, прямо как к священнодействию. Готовились, как к исповеди, несколько дней. Все знакомые так или иначе были в курсе предстоящего визита. И вот наступал этот день…
Самое страшное было, если там что-то не задавалось. Пережгли волосы, не так причесали, или же такая жуть как «моего мастера не было». Если это происходило с НП, неделя ада на работе гарантировалась. С Анастасией всегда и во всем был виноват я. Мы и расстались именно после такого случая. Настин мастер куда-то срочно уехала, и «криворукая сучка», замещавшая ее, не так покрасила. А тут еще я со своей пятницы пришел пьяный. Чаша терпения переполнилась, и была поставлена точка.
Выйдя из парикмахерской, я подошел к Клаве, которая сидела на лавочке в переходе. Она посмотрела на меня с одобрением:
– Хорошо стригут. Я ведь на острове сама парикмахером была, но так ровно ни в жизнь не могла постричь. Модули тут тоже могут это, более душевно, конечно, с разговором. А эти быстро и технично. Но на острове еще лучше, с удовольствием, с чувством, с эмоциями. Я помню, подругу красила, перепутала дозировку, так месяц не разговаривали потом, с трудом помирилась. В этом и есть жизнь, Алексей. А железки вроде и говорят с тобой, и трахнуть могут в любой момент, но эмоций там нет! В этой идеальной заботе о человеке мы потеряли человечность. И, самое страшное, даже обвинить некого. Сами же виноваты. Делали все из благих побуждений и уничтожили сами себя. Это сводит с ума, но это так. Нам с Витькой повезло, мы родились на острове, знаем оба мира. А те, кто родился в объятиях машин, они ведь и не примут другой мир. Ты уж помоги нам, дай второй шанс, мы еще сможем выправиться!
Я смутился. Давать обещания, которые противоречили всем моим убеждениям и ощущениям, я не мог. Поход в парикмахерскую поднял мое настроение до неведомых высот. Все в Техно приводило меня в экстаз. И я же должен был это уничтожить? Нет, я не смогу. Но нужно было что-то ответить Клаве и, откашлявшись, я соврал:
– Конечно, Клав, я сделаю это.
Клава внимательно смотрела прямо мне глаза. Она была мудрой старушкой. Ухоженной, с внешностью лет на сорок, но я даже боялся предположить, сколько ей было на самом деле. Клава была эмоциональна, как все женщины, когда крыла семиэтажным матом своего деда, но и мудра. Обмануть ее было невозможно…
– Леша, ты поймешь, что это нужно сделать. Ты на остров не сразу езжай, съезди в Мезру, походи по горам Юлалулу, проведи у нас столько времени, сколько посчитаешь нужным. Месяц, год, десять лет. Время еще есть, островитяне будут жить долго. Ты должен осознать, что это важно сделать. И я знаю, что ты придумаешь как. Я верю в тебя!
Мне было стыдно. Настолько стыдно, что слезы наворачивались. Все эти логические доводы про спасение человечества бились о стену совершенства. В Техно были решены вопросы, которые раздражали меня всю мою недолгую жизнь. Я здесь просто наслаждался жизнью! Да, у меня была короткая депрессия после так называемого корпоратива, когда я расстроился от той легкости, с которой овладел Гулей. Но, возможно, был слишком эмоциональный день, или гребанный перец был во всем виноват. Сейчас я пребывал в полном восторге от Техно! Каждая мелочь, каждая деталь приводили меня в изумление и восхищение! Я не мог уничтожить все это.
– Клава, я не могу тебя обманывать. Пока я не в состоянии уничтожить это чудо. Съезжу в Мезру, посмотрю, подумаю. Есть большое желание перетащить сюда людей из моего Родного, и пусть они тут живут и радуются жизни. У нас там войны, голод, дефицит. А тут рай! Понимаешь, тут рай!!!
– Да, Алексей, мы тоже считали, что построили Рай. Но мы вымерли. И это наш мир! Ты не имеешь никакого права тащить сюда кого-либо. Да и не сделаешь ты им добра. Тебе только кажется, что, накормив голодного, ты сделал ему добро. Не бери на себя роль Бога, не готов ты еще к ней. В чем добро и в чем зло, ты еще не понимаешь. И я тебя этому не смогу научить, только время и твои собственные ошибки.
Слова Клавы жгли, раздражали, воспринимались как нравоучения. Слушать их не хотелось, и я решил прекратить диалог. Чувствовал, что сейчас сорвусь.
– Все, я понял, пора мне, теть Клав. Поеду я…
– Не торопись, Алексей, дай старикам еще немного позаботиться о тебе. Ты прости дуру старую, несу черти что. Не сердись на меня, я людей-то кроме Витьки, старого балбеса, лет пятьдесят не видела. Пожалуйста, не торопись.
Мой гнев испарился бесследно. Торопиться и впрямь было некуда. Да и устал я за день. На дворе была практически ночь.
– Да, теть Клав, прости, психанул я. Пойдем, что ли?
– Леш, давай к чаю что-нибудь возьмем?
– Да-а-а-а, это хорошо бы.
– Тут вот магазинчик чудный, железки готовят хорошо.
Мы прошли два коридора насквозь и вышли к кондитерской. Такого богатого выбора сладостей я еще никогда не видел! Магазинчик площадью метров пятьдесят был заставлен стеллажами и стеклянными полочками. В холодильной камере в центре зала лежали тортики и пирожные. Вдоль стен стояли шкафчики с разноцветными мармеладками, нугой и еще чем-то, название чего мне было неизвестно.
– Ну, Леша, выбирай. Что тебе нравится?
– Что мне нравится? Да все! – Глаза просто разбегались от изобилия. Красочные тортики всех цветов, корзиночки, эклеры, безе, какие-то экзотические то ли конфеты, то ли мини-кексы. Многого из этого я не видел даже на картинках. Стараясь не подавиться слюной, я ткнул пальцем в три тортика и два эклера. Которые тут же были упакованы в коробочку и вручены мне.
– А ты, теть Клав, возьмешь чего?
– Нам с дедом сладкого-то нельзя уже, и так уже сахар весь через эту штуку регулируется, – Клава подняла руку со сканером. – Не дай Бог скакнет сильно, железки тут же нас в больничку увезут. Навязчивые они со своей заботой. У нас сухарики да сушки есть, ты не переживай.
Я не мог не переживать. Какими-то родными они стали мне, эти старики, хоть и говорили порой неприятные вещи. Хоть и хотел я десять минут назад свалить отсюда куда глаза глядят.
По пути домой Клава продолжила свой рассказ:
– Можно было бы, конечно, сохранить очень многое из того, что мы тут создали. Вопрос в том, как сделать это не так легко достижимым, чтобы за это нужно было бороться. Я столько думала как перестроить систему, чтобы человек имел доступ к благам цивилизации и не скатился в пещерный век, но сохранил человечность. Выхода не придумала. Остров – это тоже какая-то псевдоиллюзия, созданная даже не человеком, а эльфом. Он дал нам шанс выжить, но не дает развиваться дальше. Вот я родила троих детей. И все они выжили. Я была уверена в этом сразу, потому что знала – в случае чего железяки выходят их, вырастят. Кабы не они, мне б пришлось десятерых родить, чтобы трое остались в живых. Какой бы я сейчас была? Но хорошо ли это? Может нужно, чтобы выживал сильнейший, а не все подряд? Может в этом залог стремления вперед, совершенствования…
Клава рассуждала сама с собой, и меня просто поражал ход ее мыслей. Она ругала себя за то, что родила всего троих детей, потому что рассчитывала на машины. И говорила, что лучше было бы без них. Мне тяжело было принять факт, что все чудеса инженерной мысли в итоге завели человечество в тупик. Я все-таки думал, что исправив какие-то ошибки, можно все изменить. Например, разрешив искусственное оплодотворение или клонирование… Это позволило бы человечеству выжить. Но, возможно, Клава права, когда говорит, что тогда люди мало отличались бы от коров на фермах?
Когда мы вернулись, на столе уже красовалось что-то очень похожее на русский самовар, на котором стоял фарфоровый чайник. Выглядел «самовар» немного иначе – он был черный, блестящий, цилиндрической формы – но о его назначении можно было легко догадаться. Как и о том, что топился он дровами.
Виктор сидел за столом с чашкой чая, и с радостью вскочил, когда мы с Клавой вошли.
– Леша, Клава, я уже начал волноваться. Смотри, Леш, мое изобретение! Сам придумал и сварил из металлических листов. Чтобы чай можно было делать на дровах без электричества. Еще на острове придумал.
– У нас это самоваром называется.
– Самовар… – повторил Виктор, словно пробуя новое слово на вкус. – Точно, самовар! Он ведь сам варит! Гениально! Ну, садитесь, садитесь, что принесли?
– Что ты свою рожу старую в пакеты суешь? Нельзя тебе ничего. Забыл, как тебя в Табул ночью увезли?
– Ну увезли и увезли. Что теперь, нельзя ничего что ли? Я теперь особо цепляться за жизнь не собираюсь. Леху встретили, чего еще ждать? В сладком отказывать себе точно не буду!
Клава смягчилась от такого напора Виктора и посмотрела на меня просительно:
– Поделишься со старым балбесом сладеньким?
– Конечно, теть Клав, одному мне столько не съесть.
Мы полакомились пирожными, посидели душевно, говоря о каких-то пустяках, а потом Виктор, хитро подмигнув мне, спросил:
– Лех, а ты местных-то железяк видел в Табуле?
– Да там только железяки и есть.
– Да я не про тех, я про этих. – Он выразительно показал руками большую грудь.
Я, слегка смутился:
– Конечно, мне одна квартиру продавала, клевая такая.
– Чпокнул ее?
– Ишь, кобелюка, – взвилась Клава, – седина в бороду, бес в ребро!
Но было видно, что она не сердится на самом деле. Видимо, к железкам она относилась намного спокойнее, нежели к эльфийке Элизе.
– Да что я, Клав, я чисто научно интересуюсь. Ну так что, Лех, чпокнул?
– Ну чпокнул.
– И как тебе, расскажи! – глаза Виктора загорелись. – Понравилось, нет?
– Ну… – я слегка замялся, – с технической стороны все идеально – фигура, температура, влажность в нужных местах. И голова у нее никогда не болит. Но есть один недостаток, который меня расстроил.
– Какой же?
– Понимаешь, машина она. Как бы ни охала, ни ахала, я-то знаю, что не чувствует ничего. Ну и то, что готова отдаться мне сразу по первому моему желанию, тоже как-то расстраивает. Нет чувства победы, что ли, достижения.
– Вот! Клава, вот что я тебе говорил! Что как минимум четверть мужиков выбрала бы живых женщин. Мы охотники, нам нужно завоевывать. А вот бабы, они помешанные на этом деле, насоздавали себе трахалей и рожать перестали.
– Ну-ну, не надо обвинять во всем женщин. Все хороши. Давайте уже спать. Алеше с утра ехать нужно. А мы приберемся и тоже на боковую.
Я попрощался и поднялся к себе. День был тяжелым, но я опасался, что засну не сразу, и дал команду сканеру ускорить выработку мелатонина. Сканер предупредил, что пользоваться этой функцией на постоянной основе вредно, но выполнил указание. Я провалился в блаженный сон.
Как обычно в Техно утро было восхитительным. Солнышко заглядывало в окно, запах завтрака плыл по номеру, щекотя ноздри. Вставать не хотелось, но я знал, что уже не усну. Сегодня я планировал доехать до Мезру и горы Юлалула. Мне предстояло преодолеть больше двух тысяч километров, но скорости передвижения в Техно были настолько высокими, что я вполне мог сегодня добраться до горы. Только какой смысл был в этой гонке? Возможно, лучше было бы посмотреть достопримечательности, если попадутся по пути.
Так, размышляя о предстоящей поездке, я встал и совершил утренний моцион. Из зеркала на меня смотрел красивый и ухоженный мужчина. Ослепительная улыбка, модная стрижка, гладко-выбритое лицо. Я новый определенно себе нравился.
На первом этаже меня ждал накрытый стол, и Клава с Витей за ним.
– Леша, ты, если что, на нас не сердись. Ежели обидели тебя чем. Мы старались рассказать тебе все как есть, как сами знаем и понимаем.