Горцы Северного Кавказа в Великой Отечественной войне 1941-1945. Проблемы истории, историографии и источниковедения

Предисловие

Участие представителей народов Северного Кавказа в Великой Отечественной войне – одна из сложнейших и многогранных проблем истории нашей страны. Сложность ее обусловлена этнической пестротой данного региона, переплетением и столкновением интересов различных этнических и социальных групп и, как следствие, неизбежной политизированностью при обращении к прошлому. Великая Отечественная война, ставшая для современной России одним из важнейших «мест памяти» и основ самоидентификации граждан, остается на Северном Кавказе предметом особенно ожесточенных споров.

Причина тому – череда драматических событий, закончившаяся выселением с исторической родины некоторых народов Северного Кавказа. Многие годы «комплекс вины» и застарелые межэтнические споры оказывают прямое воздействие на развитие исторических исследований в регионе. Это не способствует объективному и всестороннему освещению участия горцев в Великой Отечественной войне. Те же причины не позволяют объединить усилия северокавказских историков в попытке дать обобщенную картину событий, выявлении основных тенденций в развитии национальной политики Советского государства в регионе.

Идеологическая составляющая вопроса о вкладе того или иного народа в дело победы над фашизмом делает живучими охранительные тенденции, присущие советской науке, особенно в тех регионах, жители которых подверглись массовым репрессиям по этническому признаку. Многие темы здесь неофициально табуированы, а у историков налицо признаки своего рода окопной психологии, когда главной своей профессиональной задачей они считают создание и сохранение положительного имиджа своего народа. В современной литературе о войне – не только публицистической, но и издающейся под грифами региональных научных учреждений – нередко можно встретить фразы об «очернителях истории», «лицемерах, пляшущих под западную дудку» и прочие выражения, характерные для эпохи холодной войны, в адрес исследователей острых проблем истории Великой Отечественной войны¹. Часто научные тексты смешиваются с некачественной публицистикой. Во многих республиках Северного Кавказа изучение данной темы сводится к скрупулезному восстановлению имен героев войны, описанию их боевых и трудовых подвигов. Данный подход, несомненно, полезен в деле патриотического воспитания молодого поколения, но не позволяет прояснить многие тенденции и проблемы в развитии региона в годы Великой Отечественной войны.

Представленная на суд читателя работа призвана создать целостную картину событий, происходивших в горских автономиях в годы войны. Особое внимание в книге уделено малоисследованным проблемам историографии и источниковедения, дискуссионным вопросам призыва горцев на военную службу, причинам приостановок обязательного призыва и суррогатам призыва в виде добровольческого движения, особенностям партизанского движения и коллаборационизма, антисоветским проявлениям и депортации ряда народов с территории региона. Разумеется, к этим сюжетам не сводится вся история горцев Северного Кавказа в 1941–1945 гг. За рамками работы осталось немало вопросов – перестройка народного хозяйства автономных областей и республик Северного Кавказа на военный лад, социально-экономическое развитие региона, различные формы помощи населения фронту, ратные и трудовые достижения горцев. Материал по многим указанным вопросам излагается в значительном количестве обобщающих и специальных работ. Поэтому авторы не сочли нужным повторять положения, неоднократно высказанные и обоснованные другими исследователями.

Актуальность данной работы обусловлена не только решаемыми в ней собственно научными задачами и общественно-политической заостренностью рассматриваемых вопросов, но и практическими потребностями, тесно связанными с сегодняшними преобразованиями в Вооруженных силах Российской Федерации. Многие подходы к организации военной службы, применявшиеся в виде экспериментов или целостной системы в 1941–1945 гг., в настоящее время воспроизводятся на территории Северного Кавказа. Присущая 1990-м – началу 2000-х гг. практика приостановки или ограничений призыва горской молодежи в ряды Вооруженных сил сменяется в последние годы активным привлечением местных контингентов в армию и правоохранительные органы. Особенно обращает на себя внимание создание мононациональных чеченских воинских формирований. В 2010 г. решение о создании национальных частей принято руководством страны и в отношении Республики Дагестан. Хочется надеяться, что указанные подходы, широко использовавшиеся в годы Великой Отечественной войны, несмотря на ряд издержек, дадут свой положительный эффект. Высокая популярность у северокавказской молодежи военной службы призвана способствовать формированию общероссийской идентичности, снизить ее отток в незаконные вооруженные формирования, обеспечить занятость, а также использовать традиционные качества горцев в интересах Российского государства.

Как и в годы Великой Отечественной войны, деятельность российских властей на Северном Кавказе сегодня представляет собой сложный, противоречивый и не всегда эффективный поиск политического урегулирования ситуации в регионе. Повторяемость событий и решений свидетельствует о существовании определенных закономерностей исторического развития. Это позволяет говорить о востребованности исторического опыта и возможности выработки конкретных практических рекомендаций на основе изучения событий на Северном Кавказе в 1941–1945 гг.

История участия горских народов в Великой Отечественной войне сложна и противоречива. Сосредоточенность немалого числа современных публицистов и историков только на ее негативных аспектах способствовала нагнетанию нездоровой атмосферы вокруг изучения данной темы. Действительно, на Северном Кавказе в 1941–1945 гг. существовали антисоветские проявления и коллаборационизм, дезертирство и бандитизм. Но эти явления были присущи и истории других регионов нашей страны в годы Великой Отечественной войны. Однако они не могут перевесить патриотизм, сплоченность и самоотверженность большинства советских людей. Иначе нашей стране не удалось бы одержать Победу в Великой Отечественной войне.

Несмотря на приостановку призыва местных национальностей, введенную в 1942 г. во всех автономных республиках Северного Кавказа, а также последующее выселение ряда народов с исторической родины с увольнением из рядов РККА их представителей, на фронтах Великой Отечественной войны служили десятки тысяч горцев. Часть их была призвана накануне войны, другие подняты по мобилизации в 1941 г. и призывам в 1941–1942 гг. Тысячи горцев на добровольной основе продолжали поступать в войска и после запрета обязательного призыва. Многие воины-горцы снискали боевую славу, заслужили ордена и медали, удостоились высокого звания Героя Советского Союза. Многие сложили свои головы в боях за общую Родину… Забывать этого нельзя.

Предисловие, части 3, 4 книги, заключение подготовлены к. и. н. А.Ю. Безугольным, части 2, 5 подготовлены д. и. н. Е.Ф. Кринко, часть 1 – д. и. н. Е.Ф. Кринко с использованием материалов, предоставленных д. и. н. проф. Н.Ф. Бугаем, часть 6 написана д. и. н., проф. Н.Ф. Бугаем, научно-справочный аппарат подготовлен совместно к. и. н. А.Ю. Безугольным и д. и. н. Е.Ф. Кринко.

Авторы выражают искреннюю благодарность за внимательное отношение к работе и ценные советы при подготовке рукописи к печати руководителю Центра исследований Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН к. и. н. А.К. Аликберову, сотрудникам Центра к. и. н. А.Ю. Скакову, к. и. н. В.О. Бобровникову, к. и. н. З.Х. Ибрагимовой, к. и. н. М.Ю. Рощину, сотрудникам Института этнологии и антропологии РАН к. и. н. Ю.Д. Анчабадзе и к. и. н. J1.T. Соловьевой; специалистам и директору Института гуманитарных исследований Академии наук Чеченской Республики д. и. н. С.С. Магамадову, а также ведущему научному сотруднику Института российской истории РАН д. и. н. В.А. Невежину.

Часть первая
Горцы Северного Кавказа в Великой Отечественной войне: опыт историографического обобщения

1
Основные тенденции развития историографии проблемы

Важнейшей предпосылкой в развитии исторического знания является осмысление уже накопленного опыта. Истории горцев Северного Кавказа в годы Великой Отечественной войны посвящено немало исследований. Предметом изучения в них выступали различные аспекты участия горцев в войне, развитие автономных республик и областей Северного Кавказа, боевые действия на территории региона в 1942–1943 гг., ее оккупация и последующая депортация части народов региона. Однако указанные сюжеты нашли свое отражение лишь в ряде общих² и сравнительно немногочисленных специальных историографических работ, выполненных, как правило, на материалах всего региона в целом³. В них не всегда уделяется внимание специфике формирования историографии рассматриваемой проблемы. Практически не затрагивается и зарубежный исследовательский опыт. Все это обуславливает необходимость специального обращения к историографии участия горцев Северного Кавказа в Великой Отечественной войне.

Советская историография рассматриваемой проблемы прошла в своем развитии через два периода. Первый – время формирования советской концепции Великой Отечественной войны, в которой нашли отражение и вопросы истории горцев Северного Кавказа в 1941–1945 гг. Он приходится на 1941 г. – середину 1950-х гг., охватывая, таким образом, собственно военное время (1941–1945 гг.) и первое послевоенное десятилетие (1945 г. – первая половина 1950-х гг.). Второй период – время дальнейшего развития представлений об истории горцев Северного Кавказа в годы войны. Он начинается с середины 1950-х и завершается в 1980-х гг., включает время «оттепели» (со второй половины 1950-х по первую половину 1960-х гг.) и последующие десятилетия (со второй половины 1960-х до конца 1980-х гг.).

При всей условности предлагаемой периодизации она позволяет осмыслить общие тенденции в развитии советской исторической науки о войне и то место, которое уделялось в ней разработке истории горцев Северного Кавказа в 1941–1945 гг., систематизировать существующий опыт ее изучения в определенных хронологических рамках. Главными критериями выделяемых этапов выступают изменения в самих исследовательских практиках, используемых подходах, методах и источниках, а также влияние на науку общественно-политической атмосферы⁴.

Начало формированию историографии проблемы было заложено непосредственно в годы Великой Отечественной войны. Немало журналистов, писателей, партийных, советских и хозяйственных руководителей обращались к различным аспектам развития национальных автономий Северного Кавказа в годы войны. В брошюрах и статьях в периодической печати описывались подвиги горцев на фронте и в тылу, жестокость противника на оккупированной территории, действия партизан и подпольщиков, прославлялись дружба народов и преимущества советского строя⁵. Несмотря на пропагандистский характер, работы военных лет впервые поставили вопросы о деятельности партийных и государственных органов, общественных организаций на Северном Кавказе в годы войны, об ущербе, нанесенном нацистской оккупацией региону. Однако требования цензуры запрещали публиковать конкретную информацию о многих событиях, а после депортации карачаевцев, балкарцев, чеченцев и ингушей из печати исчезли любые упоминания о их судьбе.

В послевоенное десятилетие историю автономий Северного Кавказа в 1941–1945 гг. характеризовали кандидатские диссертации и статьи первых профессиональных исследователей. Кандидатская диссертация В.М. Глухова была выполнена на материалах Адыгеи, И.В. Давыдова – Кабарды, Х.Т. Чибирова – Северной Осетии, статья З.К. Карданова – Черкесии⁶. Как правило, они включали разделы, посвященные перестройке народного хозяйства автономий на военный лад, сопротивлению захватчикам в период оккупации, восстановлению экономики и социальной сферы после освобождения, участию горцев в боевых действиях на фронте. Указанные сюжеты и в дальнейшем определяли круг рассматриваемых вопросов в большей части исследований.

В то же время историки послевоенного времени по-прежнему не касались ряда вопросов, включая и судьбы репрессированных этносов во время войны. Работы данного периода опирались на сталинские оценки войны, отличались непримиримостью к любым отклонениям от официальной точки зрения, апологетикой действий советского руководства, его достижений без учета их цены. Свою роль в этом играли не только господствовавшие настроения, но и прямое влияние власти и идеологии на развитие историографии. За отход от официальной доктрины историков могли ожидать тяжелые личные и профессиональные последствия.

После XX съезда КПСС возникли более благоприятные условия для организации исторических исследований. Выросла источниковая база, увеличилось общее количество публикаций по теме, в том числе переводных изданий. Расширились контакты советских историков с зарубежными коллегами. Историю горцев Северного Кавказа в годы войны исследовали З.М. Аликберов, И.К. Керимов и другие авторы⁷. Первой работой, выполненной непосредственно на материалах Чечено-Ингушетии военного времени, стало исследование бывшего секретаря Чечено-Ингушского обкома партии В.И. Филькина⁸. В научный оборот стали вводиться документы местных и центральных архивов, позволившие раскрыть новые аспекты развития региона в годы Великой Отечественной войны. Но пределы переосмысления проблемы, носившего во многом поверхностный характер, были жестко определены. Картина событий военных лет упрощалась и недооценивалась, негативные явления объяснялись при помощи субъективных факторов либо замалчивались.

«Оттепель» продолжалась недолго, а со второй половины 1960-х гг. в изучении войны стали сказываться иные тенденции. В целом интерес к событиям военных лет в историографии второй половины 1960—1980-х гг. возрос. Увеличилось и общее количество исследований на данную тему, ставшую одним из ведущих направлений в советской историографии. Однако усиление внимания к военной теме сопровождалось ее сакрализацией, проявлением которой стали торжественно отмечавшиеся, начиная с 1965 г., юбилеи Победы. Усилилось противостояние с западными историками в трактовке различных вопросов истории войны. Тем не менее в изучении истории национальных автономий Северного Кавказа в период Великой Отечественной войны в рассматриваемые годы были сделаны значительные шаги вперед. Существенно расширились источниковая база и сам круг исследователей проблемы.

В эти годы вышли обобщающие работы по истории республик и автономных областей Северного Кавказа, их партийных организаций⁹. Они стали своеобразным итогом развития региональной историографии. Вследствие строгого контроля партийных органов текст избавлялся от всех «второстепенных» деталей, ему придавался максимально выдержанный в идеологическом отношении характер. Даже собственные диссертационные и монографические исследования их авторов при рассмотрении отдельных сюжетов порой оказывались более информативными, чем соответствующие разделы указанных трудов.

В 1965 г. Х.И. Хутуев защитил кандидатскую диссертацию, ставшую первой специальной работой о судьбе балкарцев в годы Великой Отечественной войны и послевоенный период¹⁰. Деятельности партийной организации Адыгейской автономной области в 1941–1945 гг. была посвящена кандидатская диссертация A.C. Схакумидова, Карачаевской и Черкесской автономных областей – Ч.С. Кулаева¹¹. Вопросы истории Кабардино-Балкарской АССР в период Великой Отечественной войны разрабатывал Е.Т. Хакуашев, Северо-Осетинской АССР – А.А. Тедтоев, Чечено-Ингушской АССР – М.А. Абазатов и Х.А. Гакаев¹². Развитию Северного Кавказа в годы войны были также посвящены работы З.М. Аликберова, Г.П. Иванова, П.Д. Тепуна, М.Г. Шайдаева и других исследователей¹³. Они проанализировали перестройку форм и методов работы партийных организаций в условиях войны, изменения в их структуре и численности. В то же время авторы нередко увлекались описанием общих вопросов, изложением директив ЦК и решений обкомов партии, недостаточно внимания уделяя их проведению в жизнь на местах, анализу проблем, трудностей и недостатков в деятельности региональных органов власти.

Военно-организаторскую работу партийных организаций автономных республик и областей в годы войны, направленную на укрепление обороноспособности региона, единства фронта и тыла, характеризовали труды Т.И. Афасижева, Ф.И. Кочиевой, Ч.С. Кулаева, П.Д. Тепуна, В.Ф. Шилина и других авторов¹⁴. Исследователи проанализировали работу партийных органов по подготовке кадров, проведению мобилизации, организации всевобуча. Осторожной критике стали подвергаться некоторые недостатки в работе партийных организаций региона (отсутствие своевременных выборов, просроченный стаж кандидатов в члены партии и т. д.). В отдельных публикациях отмечались трудности военно-организаторской работы в ряде автономий, например, в проведении мобилизации в горных районах Чечено-Ингушетии, Карачая, Черкесии, Дагестана. Историки указывали, что здесь усилилось сопротивление «асоциальных элементов», призывавших население к неподчинению и борьбе с советской властью¹⁵. Однако по-прежнему считалось, что указанные негативные явления не носили массового характера, а большинство населения Северного Кавказа, как и всей страны, стремилось отдать все силы борьбе с врагом.

Значительное внимание уделялось переводу экономики региона на военный лад и ее восстановлению после оккупации, участию жителей в трудовых движениях и других патриотических инициативах, различных формах помощи фронту¹⁶. Вопросы истории комсомольских организаций региона военного времени рассматривали К.Г. Ачмиз, И.К. Добагов, С.Н. Якаев и другие авторы¹⁷. Они раскрыли роль и задачи северокавказских организаций ВЛКСМ, различные направления в их деятельности, описали подвиги комсомольцев региона на фронте и в тылу. Советские историки стремились доказать, что на Северном Кавказе представители всех классов и социальных групп, как и в целом в стране, сплотились в борьбе за Победу¹⁸.

Работы многих исследователей проблемы были выполнены на близкой источниковой базе, основу которой составляли партийные и советские документы. Многие материалы военного времени оставались засекреченными, что также сужало возможности историков. В частности, был ограничен доступ исследователей к документации высших партийных органов, их переписке с местными партийными комитетами, документам НКВД, НКГБ и НКО СССР, других ведомств. Значительно меньше внимания уделялось источникам личного происхождения, так как считалось, что они субъективны и менее достоверны, чем официальные советские документы.

Историков, пытавшихся отстаивать самостоятельную позицию, ожидали ограничения в доступе к архивам, лишение других возможностей работы. В результате при характеристике событий военного времени исследователи в лучшем случае отмечали «некоторые отрицательные явления в деятельности отдельных местных партийных органов в период временной оккупации части территории» региона. Многочисленные недомолвки, оговорки, намеки и полунамеки выполняли перестраховочную функцию, подчеркивали «незначительность» указанных явлений, предоставляя возможность посвященному читателю самому догадаться, о каких событиях шла речь.

Несмотря на значительное количество работ на данную тему, позиции их авторов достаточно близки. Дискуссии вызывали лишь отдельные вопросы. Как правило, представители региональной историографии предпочитали придерживаться подходов, заложенных в обобщающих трудах и разделяемых большинством советских исследователей. Более «гладкие» работы приносили меньше трудностей, и, напротив, самостоятельные исследования вызывали критику оппонентов, создавая дополнительные проблемы их авторам. В итоге местный материал нередко использовался лишь в качестве примеров, подтверждающих выводы, сделанные на общесоюзном уровне. Новизна отдельных региональных исследований выражалась лишь в количестве вводимого в научный оборот фактического материала, типичного по своему содержанию, а новые источники оказывались однообразными по типу и способу изучения.

Общность позиций историков основывалась прежде всего на единых теоретико-методологических принципах и методах исследования. Основой советской историографии выступал исторический материализм в его догматизированной форме, которую он приобрел в советском обществознании. История горцев Северного Кавказа в годы войны изучалась на основе принципов исторической закономерности, объективности и классового подхода. При этом многие исследования отличались жестким детерминизмом, отказом от альтернативности, однолинейностью и предопределенностью в понимании исторических событий военного времени.

Влияние идеологии на развитие науки не следует понимать чересчур упрощенно, оно не сводилось к одному лишь внешнему контролю со стороны партийной и государственной цензуры. Не меньшую роль играл своеобразный «внутренний цензор», оказывавший значительное влияние на самоограничение исследователей, влияние которого только начинает осознаваться в современной историографии.

Сравнительно недавно исследователи стали обращать внимание на используемую в советской историографии терминологию. Работы военного и послевоенного времени по своему стилю напоминают выступления партийных пропагандистов, в них широко применялась эмоционально окрашенная и идеологически заряженная лексика, различного рода эвфемизмы. В последующие годы терминология исследований о войне сохраняла идеологизированный и политизированный характер.

Так, все лица, сотрудничавшие с оккупантами, нередко назывались «власовцами», а также «изменниками Родины», «предателями» и «фашистскими холуями». Между тем Русская освободительная армия генерала А.А. Власова была создана уже в конце войны, а значительная часть других коллаборационистских формирований оставалась ему неподконтрольной. Поэтому понятие «власовцы» не охватывает всех участников вооруженных формирований, воевавших на стороне Третьего рейха. Термины «изменники» и «предатели» имеют негативные коннотации, придавая соответствующую правовую и морально-этическую оценку сотрудничеству с противником. Для обозначения оккупационной прессы использовались такие слова и выражения, как «газетки», «газетенки», «лживые и грязные листки», которые выпускали «агенты Геббельса», исследователи разоблачали «ложь фашистских борзописцев» и т. д. Эти понятия применялись не только в популярных, но и в достаточно добротных, содержательных исследованиях, выполненных на солидной источниковой базе. Причины их использования объясняются уже тем, что историки нередко переносили в свои исследования сам стиль документов, лексику и фразеологию фронтового времени. Иногда это происходило сознательно, с целью передать колорит эпохи, порой – неосознанно, в этом случае исследователь подчинялся языку используемых им текстов. Свою роль играла и сложившаяся система представлений о войне и ее месте в массовом сознании советского общества, так как изучение военных событий было тесно связано с воспитательными задачами.

С 1990-х гг. берет начало современная российская историография проблемы. Начало новому этапу в развитии отечественной исторической науки положили общественно-политические и экономические перемены, происходившие в стране во второй половине 1980-х гг. Однако в историографии рассматриваемой проблемы, как и Великой Отечественной войны в целом, они сказались несколько позже. Сам переход к новому этапу в развитии историографии носил постепенный характер, поскольку требовалось время для определенного переосмысления, отказа от прежних догматизированных положений.

Отсутствие кардинальных перемен в работах большинства профессиональных историков во второй половине 1980-х гг. было особенно заметно на фоне публицистики, активно пересматривавшей многие вопросы советской истории, включая и судьбы горцев Северного Кавказа в период Великой Отечественной войны. При этом пересмотр взглядов нередко выражался в изменении прежних оценок на противоположные. В результате сложилось эмоционально-критическое направление в изучении истории Великой Отечественной войны, акцентировавшее внимание только на негативных ее сторонах, которым раньше не находилось места в советских исторических трудах.

Впрочем, в региональной историографии достаточно сильно сказывалась и обратная тенденция: попытки критического переосмысления прежних выводов зачастую воспринимались как стремление «опорочить, принизить величие и значение победы советского народа». На характер научных дискуссий оказывало существенное влияние «политическое противостояние защитников и противников советского строя»¹⁹. В значительной степени содержательный переход к новому этапу определялся рассекречиванием документов и расширением доступа исследователей к источникам в начале 1990-х гг. Расширение научных контактов с зарубежными исследователями и публикации их работ в России также сыграли свою роль в формировании новых представлений по проблеме.

Противоречивый процесс переосмысления истории Северного Кавказа в годы Великой Отечественной войны отразило проведение международных, всероссийских и региональных научных конференций, многие из которых были приурочены к очередным годовщинам Победы и другим юбилейным датам²⁰. Нередко на одной и той же конференции непримиримая критика в адрес «фальсификаторов войны» соседствовала с призывами к переоценке ее истории, а утверждения о дружбе народов, нерушимом союзе рабочих и крестьян – с описанием противоречий в духовной жизни страны, поиском причин и истоков коллаборационизма в довоенном развитии советского общества. Рассматриваемая в качестве важного фактора консолидации общества, Победа в войне во многом продолжает сохранять свой сакральный характер, а различные табу осложняют работу исследователей.

Развитие современной историографии сопровождается постепенным расширением круга рассматриваемых вопросов, комплекса используемых исследователями источников. Вопросы истории горцев Северного Кавказа в годы Великой Отечественной войны затронуты в ряде новых обобщающих трудов²¹. В 1990—2000-х гг. на материалах Северного Кавказа периода Великой Отечественной войны было защищено двадцать докторских диссертаций, а количество кандидатских диссертаций и опубликованных монографий превышает их в несколько раз. Наряду с историками старшего поколения проблему участия горцев Северного Кавказа в войне разрабатывают десятки молодых исследователей, но процесс смены поколений проходит не всегда безболезненно как в профессиональном, так и в социально-психологическом отношении.

Для современного этапа в развитии историографии проблемы характерен плюрализм мнений, оценок, подходов. Немало новых обобщающих работ практически повторяют прежние оценки²². Другие исследования переосмысливают на новой источниковой базе прежние положения советской историографии. Третьи интерпретируют события военного времени в русле зарубежной и эмигрантской традиции, ранее резко критиковавшейся советскими историками.

Немало внимания уделяется проблемам взаимоотношений власти и общества на материалах северокавказских автономий в 1941–1945 гг. в работах Г.Х. Азашикова, Т.М. Баликоева, М.М. Ибрагимова, А.Д. Койчуева, Е.М. Малышевой, И.З. Хатуева, Т.Т. Худалова²³. Исследователи выявляют допущенные советским руководством ошибки и просчеты, нанесшие ущерб развитию межэтнических отношений. М.Х. Шебзухов указал, что деятельность партийных организаций автономий в целом была направлена на обеспечение победы в войне, однако методы их работы оставались административно-управленческими, нередко замыкались лишь на протокольных формах. Партийные комитеты «верили в магическую силу пленумов, собраний, партийных активов»²⁴. Деятельность местных Советов и комитетов обороны Северного Кавказа рассмотрена в докторской диссертации H.A. Чугунцовой и других исследованиях²⁵.

Массовому сознанию населения региона, различным формам помощи северокавказских народов фронту, развитию печати в военное время посвящены специальные диссертационные исследования²⁶. Постепенно в историографии находят отражение представления о сложности и противоречивости массового сознания военного времени. Впервые подвергнуты анализу психологические аспекты войны, сложность и неоднозначность процесса формирования образа врага у жителей региона.

Новые исследования посвящены социально-экономическому развитию северокавказских автономий в военные годы. В.Х. Магомаев, В.А. Селюнин и другие историки привели новые сведения о выполнении и перевыполнении производственных планов в промышленности и сельском хозяйстве региона²⁷. Однако порой о новизне исследований свидетельствуют лишь их названия, а текст во многом дублирует содержание работ предыдущих лет.

Наиболее полный анализ деятельности местных органов власти по обеспечению жителей северокавказских автономий продуктами и предметами широкого потребления, улучшению жилищных условий и коммунальных услуг, работе системы здравоохранения и образования предприняли Н.А. Чугунцова и Е.В. Панарина²⁸. В то же время авторы ряда работ придерживаются традиционных оценок участия молодежи северокавказских автономий в Великой Отечественной войне²⁹. Значительно больше внимания стало уделяться роли женщин³⁰, интеллигенции³¹ в событиях военных лет. В частности, в работах Ю.А. Болдырева переосмысливается влияние партийно-государственных структур на художественную культуру³².

Трагизм эвакуации населения, имущества, оборудования, скота с территории Северного Кавказа летом 1942 г. на основе анализа рассекреченных документов раскрыл пятигорский исследователь С.И. Линец. Главной причиной срыва эвакуации он назвал запоздалые решения центральных государственных и военных ведомств о вывозе скота и имущества, отсутствие заранее проработанных планов эвакуации у местных руководителей, на действиях которых «негативно сказывались также боязнь быть обвиненными в паникерстве и трусости»³³. По мнению исследователя, местные руководители не сумели в должной мере справиться с данной задачей из-за грубых просчетов в определении сроков эвакуации, острой нехватки времени и транспорта, отсутствии связи с военным командованием и своевременных решений центральной власти.