Название книги:
Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение
Автор:
Алексей Юрчак000
ОтложитьЧитал
Лучшие рецензии на LiveLib:
majj-s. Оценка 94 из 10
– Вот скажи, Вера, какая у тебя в жизни цель?– А цель, Сереженька, у нас общая – Коммунизм!"Маленькая Вера" Мой большой опыт книжного рецензирования говорит, что бывают темы резонансные бывают такие, которые большинство оставляют равнодушным, но если это нонфикшн о позднесоветском периоде, то отклик будет. Ругать автора рецензии наравне с автором книги, станут как сторонники Союза, так и его ненавистники. Книг люди не читают, но всякий, живший в те времена, видит себя по ним специалистом. Потому поясню: труд Алексея Юрчака и прочла и рассказываю о нем не в поиске сомнительной популярности, а из потребности разобраться в дне сегодняшнемНемного об авторе. Доктор философии по культурной и лингвистической антропологии, профессор Калифорнийского университета, родился и вырос в Ленинграде, по первому образованию физик, был менеджером группе АВИО (может быть кто-то вспомнит такую, я нет). Everything Was Forever, Until It Was No More: The Last Soviet Generation написал и опубликовал в 2005. Русский вариант не совсем та книга, которую писал первоначально, «Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение» – авторский, в значительной мере отредактированный перевод, который вышел в 2015.Книга толстая, но если захотите прочесть, пусть это вас не пугает. Написана хорошо, язык не запредельно сложный, богато иллюстрирована, примерно шестую часть объема в конце занимает библиография. О чем? Сильно упрощая, о том, что сводить феномен позднесоветского периода к бинарной оппозиции «конформисты-нонконформисты», «совки – диссиденты» так же неверно, как считать всех советских людей благонамеренными или приписывать всем бунтарство.Ни та, ни другая, ни третья оценка неверны. Как истовых апологетов системы, так и борцов с ней в чистом виде было исчезающе мало, основную часть общности советских людей составляли те, кто верил в фундаментальные ценности социализма, хотя к возможности построения коммунизма на этом базисе относился скептически. Кто понимал что «условно сегодняшняя» система взаимоотношений серьезно отошла от заявленных идеалов, но не имел ресурсов и желания бороться, по мере возможностей приспосабливаясь.Почему не боролись, если видели, что все не так, как надо? Потому что живущим внутри системы она казалась незыблемой, а перспектива восстать на нее уровнем эффективности представлялась соотносимой с протестами против смены времен года или законов физики. Так есть, так будет всегда, мы не можем изменить реальность, данную в ощущениях, но можем расположиться внутри нее максимально комфортно в соответствии со своим пониманием уюта. И как ни странно, ригидная советская система предоставляла такую возможность почти каждому. Мало реальной общей свободы, но огромное количество ниш и отнорочков, куда можно было забиться и существовать практически вне идеологического контекста.То есть, если ты карьерист – дорога тебе в пионерские, комсомольские активисты, потом в партию. Будь готов к тому, что огромное количество времени и энергии придется отдать рутинной работе, но возможно удастся сделать и что-то творческое, полезное для школы, института, района, а должностные привилегии во многом компенсируют затраты. Если интересуешься наукой или творчеством – есть кружки, студии, клубы, где найдешь единомышленников. Не хочешь растрачивать себя на ерунду социальных ритуалов, но готов мириться с низким статусом – для тебя вненаходимость.Феномену вненаходимости в книге уделено достаточно серьезное внимание и вряд ли ошибусь, предположив, что сегодня большинство соотечественников вернулось к образу мыслей и действий, описанных этим состоянием. По возможности минимизировать контакты с идеологией, в ситуациях необходимости выказать формальное одобрение, делать это с той степенью энтузиазма. которая предусмотрена регламентом, и продолжать возделывать свою делянку,по возможности расшатывая систему изнутри.В книге много вещей, о которых так бегом не расскажешь. Замечательно интересно про дискурс, который формировался в раннесоветский период, когда у социума была фигура, которой он делегировал высказывать решающее мнение по всем вопросам. Я о Сталине и его правках к статьям БСЭ. И как потом те же словесные формулировки без изменений тридцать лет кочевали по всем официальным документам, заменив ритуальным бормотанием реальный идеологический метадискурс. Это замечательно интересный аспект антропогенной психолингвистики.Но для меня сейчас важнее вненаходимость, которая помогла сориентироваться и найти ответы на вопросы, внезапно ставшие актуальными.
Anonymous. Оценка 52 из 10
На работе краем уха услышала разговор, в котором приехавший из Америки лектор упомянул термин «гипернормализация». В силу специфики работы, я подумала, что это термин из баз данных, но я, к своему великому стыду, такого не знаю. И каково же было моё удивление, когда оказалось, что к базам данных термин отношения не имеет, а вот он изобретён Алексеем Юрчаком для описания того, что происходило со строем в СССР. (Ну, честно говоря, лектор, скорее всего, говорил таки о базах данных, просто изобрёл термин «на лету».)Книга вызвала полнейший восторг. Хотя первые две главы шли с трудом. Они какие-то слишком нагруженные теорией: упоминаются множество философов и социологов, термины из соответствующих наук, и сам язык этих глав слишком профессионально ориентированный. Я уже даже настроилась, что книгу научпопом назвать не удастся, продраться через неё мне будет сложно. Но к счастью, после этого автор переходит на более простой человеческий язык, рассказывать начинает о более понятных вещах, и всё сразу становится ясненько. Более того, автор, по-моему в очень американской традиции, кругами повторяет одно и то же разными словами, так что в конце-концов все те сложности, через которые приходилось продираться в начале, оказываются тщательно разжёванными на примерах позже. Мне очень понравился анализ всей системы и поведения отдельных людей, проведённый автором. Казалось бы, после Сталина не было никакой сильной личности, на которой бы держалась система, однако же целая страна продолжала тянуть лямку, все продолжали ревностно рваться в коммунизм, не веря искренне ни в один из лозунгов. Что же двигало всем этим? Автор разъясняет, что система двигала сама себя. Она вошла в идеальный баланс, когда значения лозунгов уже ничего не значили, а значило только постоянное воспроизводство «правильной» формы.Но, конечно, те главы, которые больше посвящены синтезу – т.е. рассмотрению примеров для того, чтобы объяснить, что происходит. Прежде всего, автор нашёл совершенно потрясающих людей, в жизнь которых нам дозволено заглянуть одним глазком. К примеру, секретарь партийного комитета в НИИ Андрей, который в свободное время увлекается рок-музыкой. А какой потрясающий человек якутский подросток Алексей! Он рассуждает о философии и математике, при этом одновременно искренне проникается идеями коммунизма и тонко чувствует музыку. Просто по-человечески интересные персонажи.Из книги я узнала о существовании некрореалистов и прочих сообществ позднего СССР. Автор вскользь напоминает, как популярны были стишки с детскими персонажами и чудовищным содержанием – и правда они были так популярны, а теперь совсем забылись. Ну чисто даже для общего развития достаточно много нового.Но самый дикий восторг вызвало описание «пустых форм» воображаемого Запада. Я пошла в первый класс через пару недель после Августовского путча, так что по мнению автора книги я к последнему советскому поколению не принадлежу. Однако, в силу тотальной разрухи в стране, а также провинциальности моего города, невозможности куда-либо путешествовать и т.п. причин, всё то же самое применимо к моему опыту. Как все ходили с пакетами с логотипами. Помню, как долго я носила в школу красный пакет, долженствующий рекламировать сигареты «Kent», и это было очень круто в моём личном понимании. А как я доставала родителей, чтобы мне покупали «брендовую» одежду, чтобы отличаться от сверстников, одевавшихся в одинаковую одежду, завезённую тысячными партиями на рынки города из Китая и Турции. Когда-то это было чем-то обыденным, а теперь про это пишут книги, серьёзно рассматривая наши нелепости как историческое явление, требующее не менее тщательного изучения, чем великие географические открытия или крестовые походы.Уже потом обнаружила, что Галина Юзефович писала отзыв об этой книге. Я внимательно прочитала её Рыбу-лоцмана и отметила те книги, которые меня заинтересовали. Эта книга в её описании меня не заинтересовала ни капельки. Почему-то она может достаточно скучную книгу представить интригующе, а отзыв на эту она написала как будто «для галочки». Интересно, почему Галина так скупа на слова? Возможно, существует миллион ещё более прекрасных книг об эпохе, столь же подробно и интересно рассказывающие и анализирующие эпоху, а я и не в курсе?
gross0310. Оценка 52 из 10
В книге исследуется молодость последнего советского поколения, т.е. тех, кто родился в 60-70 года XX века с позиций культурологии и социальной антропологии. Автор в своем исследовании опирается на интервью взятые в 90-е годы, предоставленные ему письма, а также на воспоминания известных людей.В книге изображена картина общество, где живая, реальная жизнь, сильно оторвалась от застывшего и окаменевшего идеологического фундамента. В первых главах автор разбирает описывает ритуализацию политической стороны жизни, создание особого языка на котором пишутся передовицы и на котором выступают ораторы. В дальнейших главах он вводит понятие вненаходимости и разбирает как различные группы молодежи старались жить в этой зоне вненаходимости. Любопытны рассуждения о воображаемом Западе.Книга любопытна своими жизненными примерами из интервью и переписки, но каких-то глубоких выводов не содержит.
Издательство:
НЛОКниги этой серии:
- Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение
- Об ограниченности ума
- Россия–Грузия после империи (сборник)
- Украина и соседи: историческая политика. 1987-2018
- Быт и инобытие
- Забвение истории – одержимость историей
- Будущее ностальгии
- Пересекая границы. Модерность, идеология и культура в России и Советском Союзе
- Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах
- «Жить в двух мирах»: переосмысляя транснационализм и транслокальность
- Революция от первого лица: дневники сталинской эпохи
- Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя
- Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма
- Другая свобода. Альтернативная история одной идеи
- Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России
- Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны
- Искренность после коммунизма. Культурная история
- Эпоха человека: риторика и апатия антропоцена
- Общие места. Мифология повседневной жизни
- Эпоха добродетелей. После советской морали
- Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2
- Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1
- Европейская мечта. Переизобретение нации
- Вещная жизнь. Материальность позднего социализма
- АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника
- Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны
- Политические эмоции. Почему любовь важна для справедливости
- Постсоветская молодёжь. Предварительные итоги
- Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика
- Новое недовольство мемориальной культурой
- Внеждановщина. Советская послевоенная политика в области культуры как диалог с воображаемым Западом
- Изобретение прав человека: история
- Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991
- Северные морские пути России
- Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве
- Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны
- Пережитки большой войны
- Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность
- Между «Правдой» и «Временем». История советского Центрального телевидения
- Кривое горе. Память о непогребенных
- Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны
- Последняя утопия. Права человека в истории
- Этика идентичности
- Погоня за величием. Тысячелетний диалог России с Западом
- Немецкий дух в опасности