Пролог
Солнце огромное, раскаленное словно золотая монета, только что выплавленная в кузне самого бога Сварога, висело над самым лесом, жаркими волнами опаляя землю. Лето нынче выдалось сухое, уже больше месяца не выпало ни капельки дождя. Травы и кусты стояли понурые, покрытые пылью. Даже вездесущие насекомые жужжали как-то неохотно и вяло, перелетая с цветка на цветок.
Мальчишка бежал из последних сил, загребая босыми ногами пыль на дороге так, что непроницаемая буро-серая завеса тянулась за ним словно королевский шлейф. Одной рукой он крепко, до побелевших костяшек, сжимал самодельную удочку из ивового прута, а другой отмахивал, будто отгоняя кого-то невидимого. Оборванная леска тянулась за ним мышиным хвостиком-ниточкой. Вихры торчали в разные стороны, пот с курносого лица тек крупными градинами, а глаза были круглыми, словно у совенка, от пережитого ужаса. Рот плотно сжат, так, что губ совсем почти не было видно, только какая-то узкая полоска. Поначалу, когда он увидел весь этот ужас, он заорал, громко, истошно и пронзительно. Но рядом никого не было, и никто этого крика не услышал. Только задремавшие сороки, спрятавшись от жары в густых кронах, пахнувших смолой сосен, принялись возмущенно стрекотать на весь лес. Он постоял еще несколько мгновений, глядя на это невообразимый кошмар, будто надеясь, что ему все это только привиделось, что ОНО само пропадет, если как следует зажмуриться, а потом вновь открыть глаза. Но ОНО и не думало пропадать. И вот тогда он побежал. Побежал так, как никогда еще в своей жизни не бегал. Даже тогда, когда улепетывал с кучкой таких же, как и сам, сорванцов из соседского сада, когда за ними гнался хозяин, грозя им вслед всеми мыслимыми и немыслимыми карами, и потрясая старой берданкой, заправленной солью.
Сил бежать уже почти не оставалось, но пережитой страх гнал и гнал его вперед, в деревню, где есть кто-нибудь, кто сумеет его защитить и успокоить. Когда уже ноги совсем, казалось, переставали его держать, он оглядывался назад, и ему казалось, что тот, которого нечаянно зацепил его крючок в реке, выполз на берег, и теперь гонится за ним. У мальчишки перед глазами стояли его облезшие до самого мяса кроваво-красные руки с судорожно скрюченными пальцами, и лицо, покрытое страшными волдырями, за которым нельзя было разобрать его черты. Темные волосы жуткого мертвеца были все перепачканы чем-то липким, и скатались в один колтун, больше напоминая воронье гнездо, чем волосы человека. Мальчишка понял только, что это был мужчина, и больше ничего.
Эти воспоминания вставали у него перед глазами, придавая его щуплому тельцу новые силы, и он бежал, бежал, бежал, не видя ничего вокруг. Из-за поворота уже показался крайний дом деревни, когда позади он вдруг услышал стук копыт. Неужто мертвец сел на коня и догоняет его?! И он сразу вспомнил все страшные истории и сказки, которые им, деревенским пацанам, давно, когда сам он был совсем маленьким, рассказывал дед Иван, который в этом крайнем доме когда-то и жил. И от этого на него навалилась такая жуть, которую он больше не мог сдерживать в себе, и весь скапливающийся ужас выплеснулся из его горла диким отчаянным воплем:
– А-а-а-а-а….
Глава 1
Я уже собиралась идти в баню, когда на улице послышалось фырканье мотора. Выглянув в окно, увидела, как к моему забору, поднимая клубы пыли, подъехал старый леспромхозовский Газик. С чего бы вдруг, да на ночь глядя? Гости ко мне заезжали нечасто, а тем более с леспромхоза. Я вышла на крыльцо, и заслонив глаза ладошкой, сложив ее козырьком от лучей заходящего солнца, стала вглядываться. Кого это Бог мне послал, да еще в воскресенье, в мой законный выходной? Из-за тесовой калитки, я не могла видеть, того, кто вышел из машины, но бежать навстречу неведомому гостю не спешила. Калитка заскрипела, и на дорожке показалась … Валька! Моя закадычная подруга детства! В руках она перла здоровущий чемодан, высунув от усердия кончик языка и что-то бурча себе под нос. Судя по недовольному, если не сказать злому выражению лица, это «что-то» было не совсем приличное, если не сказать хуже. Одной рукой она все время отбрасывала за спину растрепавшуюся косу, которая, через секунду опять оказывалась впереди, что вызывало у Валентины дополнительное раздражение, ну и, разумеется, усугубляло крепость выражений.
Завидев меня, стоящую на крыльце, она заорала во всю силу своих легких:
– Полинка, здорово!!! Ну, и чего смотришь?! Помоги подруге!!
Я колобком скатилась с крыльца, раскинув руки для объятий. Валька бросила чемодан, который при ударе о доски настила жалобно крякнул, и один из замков расстегнулся, показывая краешек чего-то розовенького в веселенький цветочек. Его хозяйка, нимало не печалясь, плюнула в досаде, глядя на эдакое безобразие и, махнув рукой на свою несчастную собственность, кинулась мне навстречу. Мы обнялись и расцеловались с чувством. Чуть отстранившись, я спросила подругу:
– Какими судьбами?! Вы же вроде бы с Кольшей на море должны загорать?
Валька, сердито нахмурившись, грозно спросила:
– Ты что, мне не рада?
Я замахала на нее руками, и поспешно, с заискивающими нотками в голосе, проговорила:
– Конечно, рада!! О чем разговор! Так просто поинтересовалась…
Подруга, расправив нахмуренные брови, несколько ворчливо спросила:
– Ну, в дом-то позовешь, или тут, во дворе стоять будем?
Я торопливо проговорила:
– Конечно пойдем… – И кинулась к чемодану.
Схватившись за ручку и, поняв, что я несколько переоценила свои силы, пробурчала:
– Ты чего там, кирпичи что ли привезла?
Валентина пожала плечами.
– Какие, к чертям собачим, кирпичи? На двадцать дней же, к морю… Сама понимаешь, выглядеть надо было на все сто… – И опять, как-то безнадежно махнув рукой, горестно вздохнула, печалясь о несбывшемся: – Все зря…
Расспрашивать ее немедля об этом «все зря», не стала. Чего понапрасну воздух сотрясать глупыми вопросами. Насколько я знала Вальку, спрашивать у нее ничего не нужно было, все сама расскажет. Пыхтя, перегнувшись в одну сторону, я тащила ее чемодан, на что уходили все мои силы, и, соответственно, избавляло меня от любопытства.
Надо было пояснить, что год назад мы с подругой пережили … как бы это помягче сказать, приключение, которое чуть не закончилось нашей безвременной кончиной. Если совсем коротко, то мы нашли и почти самостоятельно обезвредили двух опасных преступников, за которыми наши доблестные органы милиции гонялись не один год. Попутно, раскрыли несколько удивительных тайн и нашли бандитский схрон с наворованным добром. Это происшествие носило для каждой из нас судьбоносный характер. Валька нашла свое счастье с нашим другом детства Николаем, который занимал немалый чин в службе безопасности родной области, а я… В общем, я тоже нашла свое счастье, если так можно было сказать. Помимо любви, чувства, разумеется, во всех смыслах, весьма сильного и возвышенного, вспыхнувшего между мной и Егором, одним из главных участников тех незабываемых событий, я еще приобрела кое-что. А именно… Приобрела я некоторые странные способности, которые не торопилась афишировать. Я стала видеть призраков, а еще, мне снились странные, то ли сны, то ли видения, в которых я попадала в далекое, очень, я бы сказала, далекое прошлое. В общем, чудеса, да и только! (Подробнее читайте в книге «Казаки-разбойники»)
В общем… С грехом пополам, водрузив Валькин чемодан на скамью в углу комнаты, я выдохнула, вытирая тыльной стороной вспотевший лоб, и проворчала, вроде бы ни к кому не обращаясь:
– На хрена столько вещей за собой таскать… – Подруга, набрав в грудь побольше воздуха, собралась мне это объяснить, но я не дала ей такой возможности. Махнув рукой, проговорила: – Ладно… Это не тема для разговора. Пойдем-ка лучше в баню. Должна уже выстояться. А потом и за стол с разговорами можно.
Валька подозрительно на меня покосилась.
– А нас… того…как в прошлый раз никто не захочет укокошить в твоей бане?
Я удивленно вскинула левую бровь (Валька так сама не умела, и еще с детских лет страшно завидовала такой моей способности. И потому, когда я это делала, начинала немного злиться. Ну как я могла упустить такой шанс и не поддразнить подругу?). Тут надо бы пояснить, что в прошлый раз, нас, и правда, чуть не удушили в моей бане угарным газом, перекрыв не вовремя трубу. И, по всей вероятности, память об этом событии так и не стерлась в Валькиной голове. Сделав небольшую паузу, чтобы подруга вдосталь полюбовалась моей вскинутой бровью, я снисходительно проговорила:
– Так кому нас давить-то? Супостатов поблизости, вроде бы, не наблюдается… Не глупи… Пойдем… Тебе после дороги это только на пользу пойдет. Усталость, как рукой снимет.
И подруга, подчиняясь моему предложению, которое, скорее, напоминало директиву, послушно пошлепала за мной в баню. Разумеется, расспрашивать Валентину о внезапной и, я бы даже сказала, о такой кардинальной смене планов, мне не пришлось. Не успели мы забраться на полок, как она возмущенно и весьма эмоционально начала:
– Нет!! Ты прикинь!!! Уже и билеты куплены, и гостиница заказана…! Я, вон, вещи собрала, блин! Неделю не спала, не ела, думала, чтобы такое-эдакое с собой взять, чтобы соответствовать статусу звезды!!! А они прямо с вокзала Кольшу забрали!!! Говорят, срочное дело, командировка… А куда, зачем… Кто же мне расскажет! А Кольша говорит, мол, ты езжай, а я, как только освобожусь… ну ты поняла. А чего мне одной на этом море делать?! Что я, моря не видела?! Вот я и решила… Думаю, осчастливлю подругу, а то уже почти полгода не виделись. – Тут она посмотрела на меня грозно сквозь клубы пара. – Надеюсь, ты счастлива?!
Само собой, я была счастлива, в чем и поспешила Вальку заверить. Больше никаких серьезных разговоров в бане мы не затевали. Не до того было. Напарившись вдоволь и облившись ледяной водой из колодца, мы благостные и умиротворенные сидели за столом и пили травяной чай из самовара, который я растопила по такому случаю, и заедали все это счастье земляничным вареньем из свежего урожая. И вот тут подруга приступила к расспросам.
– Ну а вы, как тут? Когда свадьба-то?
Я неопределенно пожала плечами.
– Егор все со своим домом мечется. Тут решил в нем создать музей прикладного искусства. Бросил клич по деревням, чтобы, значит, у кого что было, и что не жалко тащили. Денег-то выкупать вещи у него нет. Так что, пока все на добровольных началах.
Валька с любопытством посмотрела на меня.
– Ну и как, несут?
Я, обрадованная, что мне удалось переключить подругу с моей личной жизни на жизнь, так сказать, общественную, с готовностью закивала головой.
– Еще как несут! Уже целую комнату завалили всяким барахлом. Ну, в смысле, будущими экспонатами. Чего только не тащат! И вышивки бабкины, и самовары, и прялки всякие… В общем, народ у нас вдохновился. Но мне сдается, что вдохновился он не просто так. После прошлогодних событий всем захотелось на усадьбу и на подземный ход посмотреть. От пацанов, от тех вообще отбоя не стало. Пришлось склеп купца Федорова закрыть на несколько замков, чтобы не лазили там, кто ни попадя.
При упоминании склепа, Валька заволновалась.
– Надеюсь, до Веревкинского клада никто еще не добрался?
Я настороженно посмотрела на подругу. Этого мне только еще не хватало. А я-то уж думала, Валентина этот клад из головы уже выкинула. Выходит, нет… Ох ты, Господи…! Только новой «золотой лихорадки» мне сейчас и не хватало! Я осторожно попыталась ей напомнить:
– Ты же знаешь, клад тот проклят… Пускай лежит себе до времени…Не буди лихо, как говорится… Мне прошлого раза за глаза… – Но видя, как в Валькиных глазах разгорается опасный огонек, не выдержала, и рявкнула: – Дай пожить спокойно!!!
Валентина обиженно надула губы, пытаясь изобразить из себя «поруганную невинность», а потом вдруг тяжело вздохнула, и проговорила:
– Знаешь, а я вернуться хочу…
Я непонимающе уставилась на нее.
– Куда вернуться?
Моя бестолковость ее раздосадовала:
– Куда, куда? Сюда, конечно!!! Куда же еще!!! Правда, сейчас в моем доме дачники живут, которых я на лето пустила… так что, пока я поживу у тебя… – И поспешно, пытаясь соблюсти хоть какие-то приличия, проговорила: – Надеюсь, ты не возражаешь?
Разумеется, я не возражала. Но все еще никак не могла осмыслить этого ее «вернуться хочу»… Потому повторно переспросила:
– Так ты на лето хочешь вернуться? А как же работа? А Кольша? Ты что, его одного там в городе бросишь?
При упоминании имени мужа, Валька невольно поморщилась. Видимо вопрос о своем «возвращении» обсуждался с Николаем не раз, и даже не два.
– Да нет… Не на лето… Совсем хочу…
И она уставилась на меня вопросительно, как видно, ожидая комментариев. Я недоуменно похлопала на нее ресницами, а потом опять начала спрашивать:
– А муж как же? У него же служба и все такое? Вы что, поссорились?
Валька раздраженно махнула рукой:
– Да ничего мы не поссорились! Колька согласен. – И потом добавила несколько раздраженно: – Не могу я жить в этом их городе!! Мне там воздуха не хватает! Приду с работы и хлопочу там в этой клетке, которую все называют гордо «квартира», как курица-несушка. Ни тебе солнца, ни тебе нашего раздолья! Даже поговорить не с кем по душам! А Кольша все равно целыми днями, а то и неделями на своей службе пропадает! А с работой что… Переведется в наш район, и будет себе ездить отсюда. Тут ведь не далеко. На машине до района минут сорок будет. Он в городе из нашего спального района до своей конторы дольше добирается…
Я уставилась на нее в недоумении:
– А как же его карьера? Он ведь, вроде там в больших начальниках ходит, а в районе что? Та же деревня, только чуть побольше…
Валька хохотнула:
– А он сказал, что ему все равно, где Родине служить, в городе или в деревне. И вообще… Ему тоже сюда охота. Говорит, детки пойдут, а у нас тут воздух свежий, молочко коровье, овощи без химии… – Но мечтательность в ее голосе резко сменилась на подозрительные нотки с оттенком грозного возмущения. – А ты что, не рада что ли?! Или боишься, что мы тебя стесним? В свой-то дом я до осени не смогу вселиться. Не выгонять же людей… Они за весь сезон деньги вперед отдали…
Я досадливо поморщилась.
– Ну вот что у тебя в голове, скажи, а? Разумеется, я довольна и рада. Переживаю только за твое семейное счастье и гармонию. А жить… У нас места – завались. У Егора вон, целая усадьба! Живи – не хочу! Дело же не в этом! Но, если вы с Колькой все вместе решили – милости просим!!!
Валька радостно хлопнула меня по плечу, так, что я чуть с лавки не свалилась, и весело прогукала:
– Ну вот и ладненько!!! Договорились!!! Я Кольше-то сказала, где буду. Так что, он не будет волноваться…
Я про себя хмыкнула. Угу… Не будет… Как раз-таки и будет. Скажет, девки вместе собрались, опять куда-нибудь вляпаются. Но сомнениями своими с подругой делиться не стала, мысленно плюнув через левое плечо. Тьфу-тьфу-тьфу… Избави нас от всякого…. Но уже под ложечкой зашевелилось нехорошее предчувствие.
Валька, внимательно следящая за выражением моего лица, сразу все засекла, и, разумеется, тут же полезла с расспросами.
– Что опять не так, Полиночка?
Я поспешила состроить равнодушно-безразличную мину, и срочно потянулась за очередной порцией чая, хоть кружка была еще наполовину полной. Разумеется, подруга и это заметила, и стала смотреть на меня с подозрительным прищуром. Я, вдобавок к физиономии, пожала плечами, и, как можно спокойнее, проговорила:
– Горяченького долить… – На Вальку мое объяснение не произвело никакого впечатления. Ее взгляд стал еще более скептическим.
– Ну, ну… Вкручивай… Кому, кому, только не мне. «Горяченького» ей захотелось, как же… Что опять? Колись давай…
Тяжело вздохнув, покаялась:
– Да, ничего особенного… Предчувствие у меня нехорошее какое-то. Знаешь, словно перед бурей… К чему бы такое?
Валентина придвинулась ко мне поближе, и заговорила страшным шепотом, имитируя жуткую таинственность:
– Что? Опять какой-нибудь призрак приходит???
Я замахала на нее руками:
– Чур меня…!!! Нет… Слава Богу, никто не приходит…
Подруга разочарованно выдохнула.
– А чего тогда предчувствие…?
Я молча пожала плечами, решив обойтись на этот раз без объяснений. А чего, собственно, объяснять, когда и сама еще толком ничего не понимаю? Мы посидели еще некоторое время в молчании. Радостное настроение от встречи куда-то испарилось. Валентина попыталась перевести разговор на другую тему:
– С Егором-то у вас как?
Я опять пожала плечами. Похоже, на сегодняшний вечер это у меня самый популярный жест.
– Да нормально у нас с Егором. Осенью решили зарегистрироваться… А пока так, дружим… – Я коротко хохотнула.
Валентина почти с возмущением посмотрела на меня. Набрала в грудь воздуха и грозно выдала:
– Что значит «зарегистрироваться»?! По-тихому, без свадьбы?! Ну это вряд ли!!!
Мы принялись с ней спорить на эту тему. И незаметно, то нечаянное состояние тревоги, которое меня насторожило, как-то растворилось, расплылось в этих житейских разговорах. И мы даже не заметили, как на улице наступила ночь. Я поднялась и зажгла керосиновую лампу. Почему-то, включать электрический свет совсем не хотелось. Наверное, это желание родилось из самой нашей беседы, неспешной, доверительной и теплой. Мы вспоминали с Валентиной наши былые приключения, делились своими чувствами и эмоциями о нынешней жизни. И спохватились только тогда, когда за окном забрезжил рассвет. Ложиться спать уже не имело смысла. Я сварила крепкий кофе, решив, что это взбодрит меня вполне нормально, чтобы не уснуть на работе, на которую, я и отправилась. Валька сказала, что спать тоже не собирается, а пойдет навестит своих жильцов, посмотрит все ли в порядке в ее хозяйстве. Судя по хитрому блеску ее зеленых глаз, было понятно, что только посещением своего дома она не ограничится, и к вечеру я точно буду знать все новости, какие ни есть в нашей деревне.
Глава 2
Мы вместе вышли с Валентиной из дома. Я привычным движением засунула ключи от дверей под крыльцо. Подруга проследила мой жест, и ухмыльнулась.
– Что?
Ее ирония мне была не совсем понятна, наверное, поэтому, я слегка нахмурилась, а Валька поспешно пояснила:
– Ничего… Просто, патриархальные нравы в нашей деревне меня умиляют…
Я пожала плечами.
– Тут тебе не город… Все так живут. На сто замков не запираются. А пройди по деревне… У всех ключи или под крыльцом или вообще, на гвоздике висят рядом с дверями. От кого тут прятаться? Воров у нас отродясь не было. Да и воровать, собственно, нечего. Давно ли сама так делала?
Валька с умным видом покивала головой.
– О том и речь, что нечего… А если бы мы с тобой Веревкинский клад… того…, то и было бы чего. Ну, в смысле, воровать было бы чего. – Поймав мой недоуменный взгляд, плюнула в сердцах. – Тьфу ты! Ты меня совсем запутала и с мысли сбила. Я хотела сказать…
Я не дала ей договорить. Приобняла с улыбкой за плечи, и проговорила:
– Да нет… Ты все правильно сказала. Было бы что воровать. А зачем? Чтобы прислушиваться по ночам к шорохам, не лезут ли воры? Чтобы навешать сейфовые двери на наши деревянные избы, чтобы ловить спиной завистливые взгляды односельчан? Зачем? Объясни мне, бестолковой. Мне, например, нравится, что ключ от моего дома под крылечком всегда лежал, при дедуле еще моем лежал, и при мне сейчас лежит. А я так думаю, что счастье знаешь в чем? Не в кладах и побрякушках, а в уверенности, что и у моих детей он тоже будет там лежать. Так-то, друг мой Валька… – И прибавила чуть строже: – Ты давай, колготками шевели поживее, а то я на работу опоздаю. А меня там люди ждут…
На подругу моя речь произвела впечатление. Она призадумалась, посерьезнев лицом, а потом выдала, не совсем по делу:
– Ох и головастая ты, Полиночка…– Она крутанула в воздухе кистью руки у себя перед носом, пытаясь изобразить этим жестом мою «головастость». – Умеешь ты вот эдак, из ничего, целую философию жизненную вывести… Вот скажи, почему у меня так не выходит, а?
Я усмехнулась:
– Потому что, не о том думаешь…
Не успела я договорить, как увидела, что навстречу нам, по дороге, поднимая клубы пыли, летит «волга» Егора. После прошлогодней истории, когда был арестован его отец, а все его имущество конфисковано, потому что Холодов, папаша Егора, был наемным киллером экстракласса, за которым гонялась вся милиция страны не один год, старая усадьба и машина остались у Егора. И еще… Он принимал самое активное участие в разоблачении банды, и даже получил серьезные раны при задержании упырей, это – во-первых, а во-вторых, на машину он заработал сам, своим честным трудом, так как был высококвалифицированным инженером-механиком.
Мы с Валентиной остановились на обочине и стали ждать. Не доезжая до нас метров пятьдесят (чтобы мы не захлебнулись пылью. Егор всегда был очень внимательным к людям, ну, и ко мне, в частности, чего уж там), машина остановилась. Бурое облако окутало «волгу», цвет которой рассмотреть сквозь эту завесу не представлялось возможным. Хлопнула дверца, и показался мой любимый. Я невольно залюбовалась им, не веря, что все вот это счастье – и целиком мое. Высокий, плечистый, в обычной белой футболке и серых холщовых рабочих штанах, со светлыми, чуть волнистыми волосами почти до плеч, с легкой небритостью, придававшей ему вид отчаянного красавца-флибустьера – он выглядел так, как не выглядел ни один артист на глянцевых обложках модных журналов. Да чего там! Он весь был пронизан внутренним светом, делавшим его обаяние неповторимым, а темно-карие глаза с веселыми искорками в глубине зрачков, добавляли его облику какую-то мальчишескую лихость и бесшабашность. Эк меня разнесло-то… Вот, что значит любовь…
Егор, увидев, кто стоит рядом со мной, расплылся в улыбке.
– Какие люди…! А Николай с тобой? – Он обнял Валентину, а меня чмокнул в щеку. Причем, вроде бы, простое касание губ, а как нежно и трепетно у него это вышло… Тьфу ты! Опять я начинаю расползаться растаявшим на солнце пломбиром. Ну, что же я могу поделать? Любовь – она и есть – любовь…
Валентина тем временем, махнула небрежно рукой, отвечая на заданный вопрос:
– Не-е-е… Кольша позже подъедет. Мы решили опять сюда перебраться. Ну, то есть, насовсем вернуться хотим. Как ты, пустишь на квартиру?
Новость вызвала у Егора неподдельный восторг.
– Какой разговор!!! Конечно!!! Живите, сколько хотите! – Потом глянул на меня и несколько нерешительно проговорил: – Тут вот еще что… Я сейчас в Сопелово уезжаю, дня на три. Там, вроде бы, много старинных вещей хотят передать в дар нашему будущему музею. Я хотел тебя попросить, не поночуешь ли ты в усадьбе? А то, дядя Слава там один остается… – Видя, как я непроизвольно нахмурилась, поспешно проговорил: – Вам втроем там будет веселее. Он, понимаешь, боится, что в доме много всяких вещей. А собачонка у него, сама знаешь, может только как звонок работать. В общем побаивается он один оставаться. А я постараюсь вернуться как можно быстрее… – И он просительно посмотрел на меня, скорчив умильную рожицу кота-попрошайки.
От такого его взгляда, я невольно улыбнулась и, конечно, кивнула головой, принимая его предложение. Валентина заинтересованно спросила:
– А что, у тебя там и ценное что-нибудь имеется?
Я про себя мысленно сморщилась и досадливо подумала: «Кому что, а вшивому – баня…» Егор глянул на нее с легким недоумением, и пожал плечами:
– Смотря по тому, что считать ценным. По мне так, этим вещам вообще цены нет. Все старинное, с любовью и терпением руками бабушек и прабабушек сделанное. – Валька сразу скорчила презрительную рожицу. Егор усмехнулся. – Но, если ты имеешь ввиду золото-бриллианты, то таких экспонатов там точно нет. – И потом опять ко мне: – Ну что, договорились?
Стараясь убрать невольно расползающуюся по моей физиономию улыбку, я ворчливо проговорила:
– Договорились, договорились… Только ты тоже там не задерживайся. – И, не утерпев, добавила: – Я буду скучать…
Егор, не обращая внимания на ехидную Валькину ухмылку, сгреб меня в охапку и закружил, легкими поцелуями покрывая мое лицо. Потом, поставив меня обратно на твердую землю, прошептал в ухо:
– Я люблю тебя… – И, не дожидаясь моего ответа, кинулся к своей запыленной машине, прокричав на ходу: – Не скучайте, я скоро…
Эх, знать бы мне тогда…
Проводив удаляющуюся машину Егора взглядом, мы отправились дальше. Валька, несколько минут сосредоточенно морщившая лоб, что было явным признаком ее сосредоточенной мысли, вдруг проговорила:
– Не нравится мне все это…
Я в некотором недоумении посмотрела на подругу.
– Что именно…
Она мотнула рукой, словно проводя черту между собой и окружающим миром, и, совершенно бестолково, на мой взгляд, но глубокомысленно ответила:
– Да вот это все мне и не нравится…
Вот и пойми ее! То ли ей не нравится, что там нет «золота-бриллиантов», то ли еще чего. Поняв, что чего-то более конкретного я от нее не дождусь, просто хмыкнула в ответ, никак не комментируя ее расплывчатую фразу. Мы еще несколько минут шли в молчании, думая каждый о своем. Я, естественно, думала о Егоре. О чем думала подруга, мне было неведомо. Так, в молчании мы и дошли до Валькиного дома. Она осталась разбираться со своими жильцами, а я пошлепала дальше в свою контору.
Хотя, контора – это было громко сказано. Маленькая деревяная домушка на самом краю деревни, в которой сидел один егерь, а теперь еще и я. Но рядом была небольшая конюшня, где в стойле стояло две лошадки, наш «транспорт». Егерь, он же конюх, Максим Валентинович, присматривающий за всем этим «гаражом», был дядька лет пятидесяти. Невысокий, на вид щупловатый, с выдающейся лысиной, и хитрыми водянистыми глазками, выглядывающих из-под лохматых, я бы сказала, кустистых бровей. Почему Господь так щедро наградил его брови густым волосом, а голову совершенно почти лишил эдакой красоты – оставалось загадкой. Сам Валентиныч шутил, что волосы на голове вытерлись на чужих подушках. И при этом он так хитро подмигивал, что сразу становилось понятно, что это были за «чужие подушки». Шутки шутками, а ходок по женскому полу он был еще тот, за что был неоднократно бит разгневанными супругами. Но это, увы, на его стремление понравиться женщинам, никак не влияло. Отлежится, откряхтится – и снова здорово, готов к новым подвигам!
Увидев, как я бодро шагаю к своему рабочему месту, он радостно заорал, приветствуя меня, так что дремавшая на крыльце собачонка неясной породы и окраса, перепуганно вскочила на лапы и отчаянно затявкала тоненьким визгливым голоском, спросонья не поняв, где враги, и с какой стороны ждать неприятностей. Валентиныч сердито замахнулся на животину:
– Цыть ты, Муха!!! Али повылазило?! Не видишь, свои…
Псинка виновато посмотрела на мужичка, которого считала своим хозяином (что считал сам егерь – то было мне не ведомо), и виляя хвостом, надо полагать, от греха подальше, спустилась с крыльца, опасливо косясь на мужичка. Подойдя ближе, я поздоровалась, и спросила с легкой усмешкой:
– Валентиныч, чего лютуешь с утра пораньше? Не выспался?
Тот махнул рукой.
– Какое там выспался!!! Всю ноченьку глаз не сомкнул… – И он заговорщицки мне подмигнул так, что сразу стала понятна причина его «бессонницы».
Я только головой покачала, проворчав:
– Вот черт неуемный… Наскребешь опять на свою голову проблем…
Максим Валентинович выпятил грудь колесом, и лихо улыбнулся:
– Ничё… Бог не выдаст – свинья не съест…! – Потом, спохватившись, затараторил. – Тебе тут телефонограмма пришла с утра пораньше от начальства… – И опрометью кинулся внутрь конторы.
Через несколько секунд внутри послышался грохот падающего стула, и на крыльце вновь появился Валентиныч. В руках он держал клочок смятой бумажки, которую вытащили, откуда, я даже затрудняюсь сказать. Принимая у него этот клочок, я с недоумением спросила:
– Ты что, жевал ее?
Егерь что-то принялся мне смущенно объяснять, но я его уже не слушала. Мне предписывалось руководством срочно отправиться на обследование трех кварталов, находящихся на берегу Пры. Я мысленно чертыхнулась. Вот же пригорело начальству! А у Валентиныча спросила:
– А на словах ничего не передавали? К чему такая срочность?
Тот скроил какую-то невнятную физиономию, пытаясь и начальство кощунственным словом не обидеть и информацию до меня донести достойно.
– Да, вроде бы, к нашему начальству какое-то другое начальство приезжает… – И, почему-то, шепотом добавил, воздев указательный палец к небу, – … аж из самого министерства!
Я тяжело вздохнула. Ну, обследовать, так обследовать… Мне не привыкать. Но вот, насчет срочности, я засомневалась. Все-таки, подруга приехала, а я возьму ее, да и брошу. Тем более, что ночевать нам несколько дней предстояло в усадьбе. А оставлять там Вальку наедине с ее беспрестанными мыслями о Веревкинском кладе… В общем, волновалась я. Подумав еще пару минут, обратилась к егерю:
– Валентиныч, приготовь-ка мне Ярку. Я ее сегодня заберу, а завтра с утра пораньше и поеду, чтобы сюда уже больше не заезжать.
Ярка была каурой трехлетней кобылкой, прозванной так из-за своего норовистого характера. Но мне с ней удавалось справиться. Когда пораженный моим умением управиться с лошадью егерь восхищенно выдохнул: «Как это тебе с ней ловко все удалось-то?!», я про себя подумала: «Пообщайся с Валькой столько лет, и никакая строптивая кобыла тебе будет не в тягость». Но вслух, разумеется, этого не сказала. Просто дипломатично и скромно пожала плечами.
Пока егерь занимался с лошадью, я прошла в контору и взялась за камеральные работы. До обеда я корпела над бумажками. Ох и не любила я этого дела! Но есть такое слово «надо», а раз надо, то значит надо. Документы для обследования подготовила, из сейфа достала карту, сделала на ней все полагающиеся отметки, проложив маршрут. И тут зашел егерь и молодцевато доложил:
– Юрьевна!! Транспорт у крыльца!!
Я с облегчением, граничащим со счастьем, закрыла сейф, и вышла на улицу. Ярка нервно переступала на месте копытами, и рвалась в бой. Валентиныч поцокал языком:
– Застоялась… Ты ее погоняй как следует. Она пробегается, а потом спокойнее будет.
Отвечать егерю, что сама знаю, не стала. Зачем человека обижать? Поблагодарила его за труды и, погладив Ярку по морде, прошептав ей на ухо все положенные при встрече слова, вскочила в седло. Она с места рванула, словно на скачках, и сразу пустилась галопом. Ветер засвистел в ушах, а на душе у меня повеселело. А то, после расставания с Егором копошилась у меня внутри какая-то тоска, которой я никак не могла найти объяснения. Полетели назад деревья, стоявшие на обочине, цветущие кусты шиповника и небольшие луговины. Серая пыльная дорога кинулась под конские копыта и заструилась позади серо-бурым пыльным шлейфом. А я про себя, словно молитву повторяла, неизвестно кого пытаясь уговорить: