Девушка в темной реке

Глава 3

Энджи шла замыкающей, когда незадачливый грибник, отрекомендовавшийся Джимом Харгривсом по прозвищу Бадж, повел их цепочкой в темнеющий лес. Они шли с включенными поисковыми фонарями, захваченными из лодки, и светящиеся ореолы, отражаясь от плотного тумана, заставляли тени метаться, вырастать, а затем исчезать. Пойнтер Такер изо всех сил тянул поводок. Навстречу попадались чудовищные, каких-то первобытных размеров папоротники, и всюду слышался гулкий перестук капель, срывавшихся со сплошных смыкающихся крон исполинских деревьев.

Издали послышался протяжный звук, и все замерли, даже Такер притих.

Далекий вой становился все тоньше и выше и наконец оборвался коротким частым тявканьем, эхом отозвавшимся среди заснеженных гор.

– Волки, – прошептала Клэр. – Совсем осмелели, каждую осень все ближе к лоджу подходят.

У Энджи мурашки побежали по спине от некстати пробудившегося воспоминания детства: на минуту она будто снова оказалась в густом лесу, где ее биологический отец держал их с сестрой узницами; после расправы в живых осталась только Энджи. На том острове тоже жили волки, по ночам их вой проникал через зарешеченное окошко под потолком… В ней шевельнулся страх – давняя подсознательная реакция никуда не делась. Паллорино сжала кулаки, силясь вернуть самообладание, остаться в настоящем и не переноситься в прошлое. Посттравматический стресс – пренеприятнейшая штука: он поднимает свою змеиную голову и жалит, когда этого меньше всего ожидаешь.

Волки притихли, и Такер, приободрившись, снова начал рваться с поводка к человеческим останкам. Но когда группа вновь двинулась вперед, Паллорино почувствовала, что ее настроение изменилось. Мокрая ветка хлестнула ее по лицу, и Энджи сильно вздрогнула.

Дыши.

Дыши. Все нормально.

Это всего лишь воспоминания. Иди вперед, не стой.

– Все в порядке? – спокойно и деловито спросила Клэр, обернувшись подождать Энджи, когда остальные ушли вперед.

Она-то на знакомой почве, как буквально, так и переносно. Это раздражало – не потому, что девушка молода и красива, с густыми черными волосами и светло-зелеными глазами, и не потому, что она в диком лесу как дома; просто Энджи ненавидела собственный страх. Ее возмущало, что она никак не стряхнет с себя эту посттравматическую дрянь, которая прилипла и не желает отлипать.

– А откуда вы знаете Баджа Харгривса? – отрывисто спросила она у Клэр, поборов оцепенение. Вопросом она отчасти хотела разрядить копившееся в ней напряжение. Как бывший детектив отдела по борьбе с преступлениями на сексуальной почве, успевший поработать и в убойном, Энджи в совершенстве владела техникой ведения допроса. Пусть она уже не служит в полиции, но выполнение стандартной процедуры на месте преступления было своеобразным механизмом психологической адаптации, способом справиться с волнением.

– Здесь его все знают, – отозвалась Клэр. – Он больше двадцати лет был лесорубом, а теперь на пенсии. Мы его жалеем – много лет назад у него погибла жена, и Бадж страшно запил. Продал квартиру в городе и купил дом в лесу, к востоку отсюда, на земле, которую арендовал у нашей семьи. Живет бирюк бирюком. Когда он не бродит по лесу, его можно найти в «Крюке и промахе», это паб в Порт-Феррисе.

– Ваша семья владеет частью берега Наамиш? Но мне казалось, земли к северу от Порт-Ферриса принадлежат государству?

– Крупные дороги государственные, но и у нас осталось кое-что с тех пор, как мой прадед здесь обосновался и построил лесопилку.

Впереди Бадж и Мэддокс остановились. Такер бешено лаял и рвался с поводка. Энджи и Клэр нагнали мужчин, и Бадж показал лучом фонарика на окутанную туманом рощу:

– Скелет вон там, в зарослях заманихи.

– Орлопанакс элатус, – тихо буркнула Клэр. – Колючая, как я не знаю что, и колючки ломкие…

– Клэр, Бадж, вы лучше постойте здесь, – распорядился Мэддокс. – Энджи, за мной!

– Есть, сэр начальник, – не сдержалась она.

Мэддокс тут же поглядел на нее – большие глаза блеснули в сумерках. Возникла неловкая пауза. После того как Паллорино уволили из полиции, между ней и Мэддоксом тлел подспудный конфликт.

– Конечно, если ты не против, – понизив голос, добавил он.

Энджи промолчала. Раздвигая перистые стебли папоротника, они вошли в рощу. Под ногами пружинил мох. В роще стояла давящая тишина – даже пес притих, – словно под эту древнюю сень полагалось вступать в благоговейном молчании.

Мэддокс поводил лучом фонаря среди заманихи. Ровный изумрудно-зеленый мшистый ковер был разодран, толстый слой добротного торфа отогнут, и в образовавшейся дыре жирно блестела прекрасная черная земля. Из потревоженной почвы торчала часть скелетированной грудной клетки, а выше виднелся человеческий череп. Над могилой стоял сырой грибной запах. Тонкие клочья тумана тянулись между деревьев, как призрачные пальцы, словно желая погладить кости.

– Просто до мокрых штанов испугался, когда увидел, – признался Бадж, стоя у края рощи. – Я сразу начал звонить в полицию, но на этом берегу приема-то нет!

Мэддокс присел на корточки, Энджи опустилась рядом с ним. Они медленно водили лучами по видимым частям скелета. У Паллорино участился пульс – вот она и снова на месте преступления, но тут же ее отрезвило резкое, как удар хлыста, сознание: ей уже никогда не поручат настоящего расследования.

Превозмогая себя, она произнесла:

– Сюда нужно коронера и экспертов с оборудованием. На извлечение останков понадобится время. – Она наклонилась осмотреть череп, облепленный землей. Плоти на нем совсем не осталось, забитая почвой глазница слепо смотрела на Энджи. – Компрессионный перелом. – Паллорино показала на вмятину, от которой лучами расходились мелкие трещины. – От сильного удара слева.

– До заключения патологоанатома мы не узнаем, стала ли эта травма причиной смерти, – отозвался Мэддокс.

– Недостает некоторых ребер. – Энджи указала лучом на скелет.

– Может, собака постаралась, – предположил Мэддокс. – Или другие падальщики… – Луч замер, осветив что-то торчавшее из мха ниже грудной клетки. – Какая-то темная ткань!

– Какая же это ткань не разложится, если труп полностью скелетирован?

Мэддокс поглядел на Энджи:

– Гортекс, неопрен, любая синтетика.

– Вроде рыбацкого комбинезона?

– Хм. – Мэддокс огляделся. – Далековато от реки, чтобы заплутать случайному рыбаку.

– Но мы-то тоже в комбинезонах, – указала Энджи. – Этот человек мог сюда подняться, как и мы, кружным путем. По прямой-то река всего в нескольких сотнях метров к северу.

– Да, но в ту сторону густой лес с подлеском. Пришлось бы прорубаться через кусты, если бы человек захотел пройти оттуда сюда.

Энджи шевельнулась – у нее затекли ноги, а непромокаемый комбинезон практически не согревал – и заметила новую кость, торчавшую из потревоженного мшистого ковра буквально у нее между сапог.

– Ух, блин. – Она попятилась. – Вот это называется ходить по уликам!

Они с Мэддоксом уставились на находку. Кость оказалась длинной, с белыми вдавлинами на закругленном конце, будто ее глодали звери.

– По-моему, локтевая, – предположила Энджи.

– А это что? – спросил Мэддокс, указывая на облепленный грязью кругляш.

Энджи посветила туда.

– Браслет наручников или какая-то металлическая деталь… Слушай, тут нельзя топтаться. Это место преступления, пока не доказано противное. Надо оцепить эту рощу до приезда коронера с экспертами и местной полиции.

– Ближайшее отделение канадской полиции – в Порт-Феррисе, – сказал Мэддокс, распрямляясь.

Они с Энджи, осторожно ступая, вышли из зарослей к Баджу и Клэр, терпеливо ждавшим в темноте под мелким дождем. Такер тихо заскулил и засуетился, когда они подошли.

– Клэр, вы можете связаться с лоджем? – попросил Мэддокс. – Пусть звонят в Порт-Феррис в полицию и скажут – в лесу найдено подозрительное захоронение, собака наткнулась. Сообщите им координаты по навигатору и добавьте, что здесь сержант Джеймс Мэддокс из полиции Виктории, объединенный отдел расследования тяжких преступлений. Я постараюсь обеспечить охрану места возможного преступления, пока они не прибудут с коронером.

Клэр включила радиопередатчик и отошла в сторону.

Энджи повернулась к Баджу:

– А есть вообще какая-нибудь дорога из Порт-Ферриса на этот берег Наамиш?

– Только заброшенная трелевочная просека, по ней когда-то лес возили с заготовок. Теперь ею разве что охотники пользуются, да я, да Аксель Толлет, у которого тоже тут участок, только западнее.

Мэддокс тихо сказал Энджи:

– Коронер с полицейскими сегодня никак не успеют. До рассвета по-любому не начнут. Скелет здесь столько лет лежал, подождет и еще несколько часов.

– А звери? Кости-то показались из земли! – Бадж указал на темную кучу недалеко от своих сапог. – Во, медведь уже наведался. Дерьмо-то свежее, навалено, пока я к реке бегал и помощь кричал!

В передатчике затрещало, когда Рекс ответил с другого берега Наамиш:

– Понял тебя, Клэр. Я уже передал информацию в лодж. Вы возвращаетесь?

Клэр обернулась, выжидательно глядя на Мэддокса и Энджи.

– Нет, я останусь здесь на ночь, обеспечу сохранность до приезда полиции. Сможете кое-чего подвезти? Мне понадобится палатка, спальный мешок, радиопередатчик. Запас сухих дров для костра, чтобы звери не подошли. Медвежий спрей, сигнальные ракеты – ну, это на всякий случай… И веревка, или бечевка, или клейкая лента – что-нибудь, чтобы примерно огородить периметр участка с могилой.

Энджи молча смотрела на него, и ей стало жарко. После слов Мэддокса она почувствовала себя ненужной, пятым колесом, уволенным копом и вообще ничтожеством.

– Без проблем, – отозвалась Клэр. – Я сама привезу все из лоджа. Вы со мной, Энджи?

– Нет, я тоже останусь здесь до утра.

Мэддокс пристально посмотрел на нее:

– Точно?

– Точнее некуда, – отрезала Энджи. – А как ты думал? Я тебя что, одного здесь брошу? – Вот тебе и долгожданный горячий душ, вкусный ужин и мягкая постель… – Мне главное – вернуться завтра вечером в Викторию и успеть в аэропорт, иначе Брикстон меня вышвырнет.

Джок Брикстон, директор «Прибрежных расследований», очень неохотно взял Энджи после ее громкого увольнения из полиции и истерики в прессе по поводу расправы с серийным маньяком по кличке Креститель.

А еще газеты всячески муссировали тот факт, что Энджи оказалась той самой неизвестной девочкой, которую подбросили в бэби-бокс больше тридцати лет назад, и что ее биологический отец оказался поставщиком живого товара и убийцей в том числе ее сестры и матери. Паллорино умоляла Брикстона дать ей шанс: ни одно частное детективное агентство и слышать о ней не хотело, а по закону для получения лицензии детектива она обязана была определенный срок отработать в зарегистрированной компании. Вот получит она лицензию – другое дело, тогда можно будет подумать об открытии собственной бутиковой фирмы. Поэтому Паллорино готова была работать за чисто символические деньги.

Наконец Брикстон смягчился и взял Энджи с испытательным сроком, в переводе на человеческий – на самые завалящие дела. В основном ей поручали слежку за неверными супругами или детками богатеньких родителей, желавших знать, чем занимаются их чада. Паршивая работенка – двух мнений тут быть не могло, но Энджи стиснула зубы и думала на перспективу. Если она нарушит условия испытательного срока, о собственной лицензии можно будет забыть.

– Слушайте, если я вам не нужен, – начал Бадж, – можно, я тогда к моему пикапу пойду? Копы из Порт-Ферриса знают, где меня найти, если что.

– Вы дорогу найдете? – уточнил Мэддокс. – Уже почти стемнело.

– У меня навигатор, у меня вот фонарь, да и Так со мной. Мы не заблудимся. Мы и в худшую погоду дорогу отыскивали. В любом случае я не так далеко живу. – Старик надел налобный фонарь поверх кепки, включил и, кивнув на прощанье и хрипло дыша, углубился в лес и вскоре скрылся в чаще. Свет фонаря некоторое время метался между стволов, а затем пропал.

– Поможете принести снаряжение из катера? – спросила Клэр у Энджи.

Паллорино кивнула и пошла за проводницей по тропе к берегу, но Мэддокс придержал ее за локоть:

– Ты в порядке?

– А почему я не должна быть в порядке?

Он наклонил голову – в свете фонаря лицо казалось совсем белым.

– Потому что ты очень болезненно реагируешь. Что случилось? Волки, да? Старые воспоминания?

Энджи зло поглядела на него – в душе всколыхнулись самые разные чувства. Она дорога́ Мэддоксу. Он хороший человек. Паллорино любит его всем сердцем, но иногда ее просто бесит, что он такой чересчур хороший. Мэддокс по-прежнему занимает важный пост в полиции, а она нет. Его успехи – недавнее назначение начальником нового отдела по расследованию особо тяжких преступлений – лишь подчеркивают ее неудачи. В глубине души Энджи по-прежнему противилась отношениям с Мэддоксом, не зная почему. Это печалило и смущало. Меньше всего ей хотелось, чтобы он относился к ней как к несчастной жертве. Паллорино хотела уважения, отношения как к равной. Она хотела, чтобы Мэддокс восхищался ею, а не жалел.

– Ты носишься со мной как с фарфоровой с того дня, как я выяснила, что мой отец убийца, – тихо буркнула она, чтобы не слышала Клэр. – Я, конечно, ценю твои чувства, но я, ей-богу, покрепче, чем кажусь. Не надо сдувать с меня пылинки. Умерь уже свой пыл, пожалуйста.

Вдалеке заухала сова. Ветер прошелестел в верхушках деревьев. Мэддокс пристально смотрел в глаза Энджи, и много недосказанного читалось в этом взгляде.

«Ты когда-нибудь задумывалась о детях?»

– Я не жертва, Мэддокс, – повторила Энджи. – А выжившая.

В его лице что-то изменилось. Он отступил и выпрямился.

– Прекрасно, – сказал он. – Ты действительно хочешь дежурить со мной до утра?

– А ты хочешь, чтобы я осталась?

– Ты же знаешь ответ, Энджи! – Глаза у него блеснули. – Я всегда рад, когда ты рядом. Меня волнует, чего на самом деле хочешь ты.

Стиснув зубы, Паллорино повернулась и с сильно бьющимся сердцем начала спускаться к берегу.

Глава 4

Джеймс Мэддокс сгреб догорающие поленья в середину, отчего над костром взвились мелкие оранжевые искры. Энджи, укрытая одеялом, сидела, прижавшись к нему. Брезент, натянутый между веток, защищал от дождя – капли, падая в костер, шипели на углях. Энджи подала Мэддоксу плоскую фляжку с бренди, и он сделал глоток. Они молча слушали вой волков в горах. В холодном мраке ночи зловещий грохот водопада казался ближе.

Вздрогнув, Энджи плотнее запахнулась в одеяло.

– Озябла? – спросил Мэддокс.

– Да нет, это все волки. Ты прав, они действительно напоминают мне прошлое. – Она улыбнулась углом рта. – А тут еще скелет этот за спиной…

– Клэр сказала, что волчья стая бродит в основном по другому берегу.

– Надеюсь. Я уже довольно давно не отрабатывала приемы защиты со спецсредствами, – сказала Энджи, имея в виду «медвежий спрей» – перцовый аэрозоль.

Мэддокс смотрел, как отблески пламени играют на ее бледном лице. Он обожал ее четкие, волевые черты, удивительные светло-серые глаза и даже полукруглый шрам на нижней губе. Свет костра придавал гладким густо-рыжим волосам Паллорино глубокий медный оттенок. Мэддокс подумал о сексе, но отвернулся и уставился в пламя.

На романтический отпуск на природе, вдали от большого города и стрессов их профессии, он возлагал большие надежды. Ему так хотелось отогреть их едва наметившиеся отношения, в которых появилось напряжение из-за специфики новой работы Энджи! Мэддокс и сам почувствовал груз дополнительной ответственности, когда вступил в новую должность и сам сформировал новый объединенный отдел особо тяжких.

Однако и тут они с Энджи сидят ночью в лесу в самую промозглую погоду и охраняют невесть чей скелет. Мэддокс невольно улыбнулся: судьба, что тут скажешь.

Возможно, отношения в какой-то момент пошатнулись по его вине.

Он предложил пожениться еще девять месяцев назад, когда Энджи чудом спаслась от своего папаши, организовавшего ее похищение и пытавшегося убить во второй раз. Незадолго до этого она потеряла старого друга и напарника Хаша Хашовски при задержании преступника, застрелившего маленькую девочку. Паллорино обещала Мэддоксу пойти к психотерапевту и сдержала слово, изо всех сил стараясь справиться с посттравматическим расстройством. Она привычно применяла свой фирменный подход, бросаясь в атаку на малейшее поползновение старого стресса, скручивая каждое проявление ПТС в бараний рог и яростно его подавляя. Шрамы на душе, наверное, все равно останутся – такое прошлое, как у нее, нельзя просто пережить и забыть, но Мэддокса беспокоило, что Энджи отдалилась эмоционально. Он чувствовал, как между ними растет тонкая стена. Паллорино металась между своей драгоценной самостоятельностью и потребностью быть с ним, и Мэддоксу казалось, что этот внутренний конфликт и лег когда-то в основу ее зависимости от агрессивного анонимного секса.

– Все задумывалось иначе, – сказал он вслух.

– Что?

– Поездка, сегодняшний вечер… – поколебавшись, Мэддокс решился – все лучше, чем пытка неизвестностью, и полез во внутренний карман куртки, нащупав узкую коробочку для мушек. Она была теплой от его тела, согревшись у самого сердца. Вынув футляр, Мэддокс глубоко вздохнул, вдруг очень заволновавшись: – Я хотел в торжественной обстановке…

Взгляд Энджи упал на маленькую коробочку. Она нахмурилась:

– О чем идет речь?

Он открыл футляр. Из мягкого вспененного вкладыша, где обычно лежат рыболовные крючки, сверкнул голубовато-белый бриллиант-солитер в лаконичной платиновой оправе. В свете костра над кольцом заплясали разноцветные блики.

У Энджи отвисла челюсть, и она уставилась на Мэддокса расширенными глазами.

– Энджи Паллорино, выходи за меня замуж.

– Ты… Я… Ты ведь уже предлагал!

– А ты обещала подумать – я не помню быстрого и решительного «да». – Он снова глубоко вздохнул. – Мы оба были настолько заняты, что нам не удавалось ничего обсудить или построить планы, вот почему я мечтал куда-нибудь с тобой уехать, чтобы все было официально, с кольцом, с датой свадьбы… – Мэддокс тихо фыркнул: – Я попросил шеф-повара в лодже приготовить нам сегодня особый ужин и подать с французским вином, как ты любишь. В нашей комнате зажгли бы камин, а на веранде нас ждала бы горячая ванна. Немного роскоши после трех ночей в палатке… Но вместо этого мы, как видишь, охраняем разложившийся труп… – Он улыбнулся. – Ирония судьбы.

Энджи растроганно смотрела на бриллиант, втиснутый в пенную подложку. Вдруг от порыва ветра задрожала полоска яркой маркировочной ленты, которой они оцепили участок вокруг могилы.

– Я… не знаю, что сказать.

Мэддокс с тревогой смотрел, как Энджи разглядывает кольцо, не делая попытки взять его в руки. Лицо стянуло от напряжения, губы сжаты в тонкую линию, будто она справлялась с собой, не желая что-то говорить. И снова Мэддоксу показалось, что он ее теряет. Он чувствовал себя беспомощным и потерянным, словно брел под беспощадным ледяным ветром.

Его охватил страх.

«Ты могла бы сказать «да».

Он кашлянул и медленно произнес:

– Ты же хотела этой поездки, правильно? Романтического досуга вдвоем?

– Да, да, конечно, романтика, но… я… я не знала, что ты планируешь вот это…

– Я тебя расстроил?

Она сглотнула, нос порозовел. Она утерла рот.

– Посмотри на меня, Энджи. Поговори со мной.

Она осторожно подняла глаза, и от этого взгляда у Мэддокса сжалось сердце.

– Может, нам лучше подождать? – сказала она. – Пока я наберу стаж у Брикстона и открою собственное детективное агентство?

– Но почему? Зачем нам ждать?

Паллорино молчала.

– Энджи!

– Вот сейчас у меня основное устаканится, и я смогу без спешки, со спокойной душой планировать дальше. Вот как только…

– Ты уходишь от ответа, – перебил Мэддокс. – Ты избегаешь меня с того дня, как я впервые задал тебе этот вопрос. Ты не желаешь говорить о нас, о свадьбе, о том, чтобы назначить дату. Кормишь меня отговорками про стаж, про ненормированный график без выходных…

– Неправда, я тебе сразу сказала! Я ненавижу то, чем сейчас занимаюсь, – мотаться по городу глубокой ночью, торчать в дешевых клубах и мотелях, следя за парочками, замешанными в порочащих связях, чтобы по возможности застукать их in flagrante и представить доказательства ревнивому мужу или жене, которые глядят на меня с отвращением. – Энджи ткнула пальцем себе в грудь. – Но мне необходимо как можно быстрее набрать часы, чтобы уйти от дурака Брикстона и начать работать самостоя…

– Хватит пудрить мне мозги, Энджи, – твердо сказал Мэддокс. – Когда по дороге сюда я тебе задал вопрос, Джок Брикстон был ни при чем – я помню твою реакцию. Она задала тон всей поездке, обнажила суть наших отношений, верно?

Энджи отвернулась от Мэддокса и от бриллиантового кольца в коробочке, которое он по-прежнему держал и которого она не коснулась, и уставилась в костер. Мэддокс не мог отвести взгляд от часто-часто бившейся на нежной шее жилке.

– Вопрос проще некуда: ты когда-нибудь думала завести детей?

Энджи обернулась как ужаленная:

– Слушай…

– Нет, ты меня послушай. Я-то без детей обойдусь, если тебе оно не надо: у меня есть Джинни, я все это уже проходил. Меня не так уж тянет затеваться снова, но я желал бы знать, чего хочешь ты. Потому что мне не все равно, что происходит в душе женщины, которую я люблю. Женщины моей жизни. Женщины, с которой я хочу провести остаток дней. Это абсолютно нормальный вопрос, который обсуждают нормальные люди, когда собираются пожениться.

Слеза сорвалась с ресниц Энджи и потекла по щеке.

Мэддокс выругался про себя. Зря он это сказал. Как Энджи Паллорино стать «нормальной»? Ее детство, ее прошлое было переполнено насилием, кровью и жестокостью, она готовый пример для учебника виктимологии! Кстати, скоро выйдет документальный детектив, основанный на реальных событиях ее жизни, и написал его судебный психиатр Рейнольд Грабловски, вопреки желанию Энджи и без ее участия. Чудо, что Паллорино вообще как-то держится!

– Мне не хватает моей прежней работы, – проговорила Энджи, глядя в сторону. – Новых дел, ношения служебного оружия, какого-то авторитета на месте преступления. Мне безумно хочется самой вести расследование…

– Я понимаю.

Она вскинула голову, и Мэддокс увидел, что ее лицо искажено страданием.

– Мэддокс, мне сейчас очень трудно. Я не знаю, как это – не быть копом. От меня словно отняли немалую часть. И принимать серьезные решения на всю жизнь, когда я еще не разобралась, кто я теперь и кем хочу быть… Вряд ли это правильно. – Она в упор глядела на Мэддокса. – Меньше всего я хочу тебя разочаровать, подвести, чтобы в какой-то момент ты раскаялся в своем решении…

– Это было ошибкой, – перебил он, закрывая коробочку. Бриллиантовая радуга исчезла.

Он попытался ее принудить, и Энджи ему отказала. Силой от нее ничего не добиться, теперь он в этом убедился. Мэддокса едва не трясло от сокрушительной неудачи. Он вдруг понял, как сильно хочет Энджи Паллорино в своей жизни, чтобы она всегда была рядом.

– Надо было обождать, – прошептал он скорее себе. – Выбрать более удачный момент. Мне хотелось показать, что наши отношения развиваются, но…

Паллорино приложила палец к его губам и покачала головой. Щеки у нее были мокрые от слез. Взяв коробочку у него из рук, Энджи молча открыла крышку и достала кольцо. Надев его на безымянный палец, она вытянула руку к свету костра.

От глубокого волнения у Мэддокса перехватило горло, когда он увидел лицо Энджи.

– Слишком большое, – хрипло сказал он. – Я вижу, оно велико. – Он кашлянул, прочищая горло. – Я мерил по кольцу, которое лежит у тебя на туалетном столике…

– Так то кольцо моей приемной матери! Папа мне отдал, когда мы перевезли ее в лечебницу. Оно мне не подходит и лежит у зеркала как память.

– Давай сюда, – попросил Мэддокс. – Я отдам подогнать. Мы… попробуем снова, в другой раз.

Как загнать джинна обратно в бутылку? Все равно что дым загонять обратно в костер. Назад пути нет.

– Какое красивое, – прошептала Энджи, любуясь кольцом. – Элегантное, прекрасное, простое…

– Дай я его переделаю.

– Нет, Джеймс Мэддокс, – мягко сказала Энджи, расстегивая серебряную цепочку, которую носила на шее, и надевая кольцо на цепочку. – Помоги застегнуть. – Она перебросила волосы через плечо и наклонила голову.

Он продел круглое звенышко в застежку, касаясь нежной шеи. Энджи убрала кольцо на цепочке под рубашку.

– Буду так носить, пока мы не выберем времени его уменьшить. Вместе.

Мэддокс задохнулся от эмоций и прерывающимся голосом спросил:

– Это значит… то, что я думаю?

Энджи приложила ладонь к его щеке.

– Да, – прошептала она. – Тысячу раз да. Я люблю тебя, Джеймс Мэддокс. Я даже не знала, что можно так любить, как я люблю тебя. Не подозревала, что я способна на такое чувство… – Она помолчала. – Или в какую тонкокожую трусиху я превращусь. Как сильно буду бояться тебя подвести.

У Мэддокса перед глазами все расплывалось от слез.

– Давай тогда в будущем году, до Рождества. Может, весной или летом?

– Я люблю весну, – прошептала Энджи. – Обожаю, когда цветут вишни и улицы Виктории усыпаны бело-розовыми лепестками… – Она подалась к Мэддоксу и поцеловала его. Ее губы и щеки были холодными и влажными. Пахло от нее знакомо – Мэддокс обожал ее запах. Его рука скользнула под водопад тяжелых рыжих волос, и Мэддокс поцеловал Энджи страстно, по-настоящему. В нем проснулось жгучее желание.

Энджи застонала и расслабилась, прильнув к Мэддоксу, когда его язык играл с ней. Поведя рукой вверх по его бедру, Паллорино накрыла ладонью твердеющую эрекцию.

– В палатку, – пробормотал Мэддокс ей в рот.

Они занимались любовью в чаще леса, неистово и яростно утверждая жизнь, словно бросая вызов смерти, таившейся в неглубокой могиле в двух шагах от палатки.

Но когда, утолив страсть, они лежали, объединив спальные мешки, переплетясь и обнявшись, и Мэддокс с наслаждением чувствовал щекой мягкие волосы Энджи, снаружи снова донесся волчий вой – стая охотилась, перекликалась, волки спаривались. И у Мэддокса шевельнулось ощущение, что между ним и Энджи еще не все выяснено и выправлено. Она согласилась, но многое оставалось недосказанным. Он осторожно высвободился из объятий спящей любимой женщины, расстегнул свой мешок и натянул одежду.

– Ты куда? – сонно пробормотала Энджи, повернувшись и ища его.

– Подбросить дров в костер.

Мэддокс выбрался из палатки и застегнул клапан. Он долго сидел один под брезентовым пологом, глядя на пламя, пока не начало понемногу светать. Он почувствовал, что Энджи тоже проснулась и лежит без сна в палатке.

Мэддокс вспомнил свой первый, неудавшийся брак. Жизнь не дает никаких гарантий: «да» у алтаря может быть клятвой в верности до гроба, но нередко оказывается не прочнее воздушного шарика. Он уже однажды обжегся с Бри, матерью Джинни, хотя и обеспечивал семью, и старался выполнять отцовские обязанности, и успевал делать карьеру. Что же подтолкнуло его попробовать снова? Почему, черт побери, он уверен, что на этот раз все получится?

Тем более с такой женщиной, как Паллорино?

«Живи настоящим и не заглядывай далеко вперед. А проблемы будем решать по мере появления».

Скелет, догнивавший в своей неглубокой могиле, лишний раз подчеркивал краткость отпущенного людям века. Мэддокс взял большое полено и подложил в костер. Пламя оживилось, затрещало, жар согрел лицо Мэддокса. Он невольно задумался, кто же там лежит во мху, какой смертью умер и как вышло, что на останки никто не наткнулся раньше.

Волчий вой становился все выше и тоньше, разносясь над бескрайним холодным лесом и неся с собой тоскливое ощущение приближающейся зимы.