B. A. Paris
BREAKDOWN
Copyright © 2017 by B. A. Paris
Russian Edition Copyright © Sindbad Publishers Ltd., 2020
© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. Издательство «Синдбад», 2020
* * *
Посвящается моим родителям
17 июля, пятница
Мы прощаемся под первые раскаты грома. Расстаемся на летние каникулы. Воздух горячий, липкий. От оглушительного грохота сотрясается земля под ногами, и Конни испуганно вздрагивает. Джон хохочет.
– Поторопись! – кричит он.
Я машу им рукой и бегу по парковке к машине. Когда добираюсь до нее, из сумки доносится приглушенный звук мобильника. По рингтону понимаю, что это Мэттью.
– Выезжаю, – говорю я в трубку, нащупывая в темноте ручку двери. – Как раз в машину сажусь.
– Что, уже? – отвечает он. – Я думал, ты поедешь обратно к Конни.
– Я собиралась, но потом представила, как ты меня ждешь, и захотела поскорее вернуться, – ободряюще шучу я: голос у него какой-то безжизненный. – У тебя все хорошо?
– Нормально, просто мигрень жуткая. Час назад накрыло, и становится только хуже. Я потому и звоню: ничего, если я не буду тебя ждать и пойду в постель?
Тяжесть воздуха ощущается кожей. Надвигается гроза; дождя еще нет, но польет с минуты на минуту.
– Ну конечно, иди! Ты что-нибудь выпил уже?
– Да, но толку, по-моему, никакого. Знаешь, я, пожалуй, лягу в гостевой: если удастся заснуть, то ты не разбудишь меня, когда вернешься.
– Хорошая мысль!
– Правда, не хотелось бы засыпать, пока не узнаю, что ты нормально добралась.
– Ничего со мной не случится, – улыбаюсь я. – Тут ехать всего минут сорок. А если срезать через лес по Блэкуотер-Лейн…
– Даже не думай! – Я почти чувствую, как от этого возгласа его голову простреливает боль. – Ох, черт… – Он понижает голос, чтобы не так больно было говорить: – Кэсс, обещай мне, что не поедешь этой дорогой. Во-первых, я не хочу, чтобы ты ехала ночью через лес одна, а во-вторых – гроза начинается.
– Хорошо-хорошо, не поеду, – поспешно соглашаюсь я, забираясь в машину и бросая сумку на пассажирское сиденье.
– Обещаешь?
– Обещаю. – Я завожу мотор и включаю передачу, плечом прижимая к уху нагревшийся мобильник.
– И осторожней за рулем, – напутствует Мэттью.
– Хорошо. Люблю тебя.
– А я тебя еще больше.
Умиляясь такой настойчивости, я убираю телефон в сумку и трогаюсь. На лобовое стекло шлепаются тяжелые капли. Началось.
Когда я выруливаю на шоссе, дождь уже хлещет вовсю. Впереди едет огромная фура, и мои стеклоочистители не справляются с фонтанами воды из-под ее колес. Смещаюсь вправо для обгона, и в этот момент небо сверху донизу разрезает молния. По детской привычке начинаю считать секунды. Гремит на четвертой. Может, все-таки стоило поехать к Конни вместе со всеми? Переждала бы там грозу под шутки и байки Джона. Чувствую угрызения совести: когда я сказала, что не поеду, его взгляд как-то потускнел… И зачем я не к месту упомянула Мэттью? Надо было просто сказать, что устала, и все. Как Мэри, наша директриса.
Дождь превращается в сплошной водяной поток, и машины на скоростной полосе притормаживают. Нас с моей крошкой «мини» зажимают с двух сторон, и мне приходится вернуться на обычную полосу. Подаюсь вперед и пытаюсь хоть что-нибудь разглядеть сквозь ветровое стекло, мысленно подгоняя неторопливые дворники. Справа с грохотом проносятся фуры. Вдруг одна из них подрезает меня, без предупреждения встраиваясь в мой ряд. Я резко торможу и вдруг понимаю: здесь становится слишком опасно. Небо прорезает очередная молния, и в ее отсветах виден указатель на Нукс-Корнер – мой поселок. Черные буквы на белом фоне возникают в свете фар, словно маяк. Они как будто зовут меня – и я внезапно, в самый последний момент, сворачиваю влево, на ту короткую дорогу через лес, по которой обещала Мэттью не ехать. Сзади возмущенно ревут клаксоны, и под их завывания я углубляюсь в кромешную тьму. Чувствуется во всем этом что-то зловещее.
Даже дальний свет не помогает разглядеть дорогу, и я уже жалею, что уехала с ярко освещенного шоссе. Днем здесь очень красиво: дорога вьется по усеянному колокольчиками лесу, но в такую погоду все ее живописные изгибы и спуски превращаются в опасные препятствия. При мысли об этом в животе все сжимается. Надо сосредоточиться и не спешить, и тогда я скоро буду дома – ехать-то всего пятнадцать минут! И все же я немного подбавляю газу.
Мощный поток ветра, прорываясь сквозь кроны деревьев, врезается в машину, и, пока я пытаюсь выровнять ее, земля неожиданно уходит из-под колес. На несколько жутких секунд мы повисаем в воздухе, и желудок подпрыгивает, как на американских горках. Наконец машина шлепается на дорогу, вздымая стену воды, которая тут же обрушивается на ветровое стекло и полностью закрывает обзор. Мотор, захлебнувшись, начинает глохнуть.
– Нет, нет! – в отчаянии кричу я.
Страх застрять одной в этом лесу гонит адреналин по венам, заставляя меня хоть что-то предпринять. Со скрежетом переключив передачу, я изо всех сил давлю на газ. Мотор жалобно стонет, но машина движется вперед и, рассекая водную гладь, постепенно выезжает из впадины. Щетки мечутся по ветровому стеклу, и сердце подхватывает их бешеный темп – колотится так сильно, что я понимаю: нужно перевести дух. Но так и не решаюсь остановиться, опасаясь, что потом не заведу машину. Продолжаю ехать, но теперь уже аккуратнее.
Пару минут спустя я так резко подскакиваю от внезапного раската грома, что руки срываются с руля. Машина начинает сползать на обочину, и я рывком возвращаю ее обратно. Руки дрожат, и меня накрывает волна страха: доберусь ли я домой целой и невредимой? Пытаюсь успокоиться, но безуспешно – я в плену у разгулявшейся стихии, а корчащиеся в пляске смерти деревья, кажется, вот-вот схватят мою крошечную машинку и бросят на растерзание буре. Невозможно взять себя в руки, когда по крыше барабанит ливень, в окна пытается прорваться ветер, а перед глазами мечутся щетки.
Дорога начинает петлять; подавшись вперед, крепко сжимаю руль. За каждым поворотом я вновь и вновь надеюсь увидеть чьи-нибудь задние огни – как было бы здорово пристроиться за кем-то и ехать так, пока не закончится лес! Но дорога пуста. Ужасно хочется позвонить Мэттью – просто услышать его голос, убедиться, что я не одна на свете; а сейчас мне кажется, что это так. Нет, не хочу его будить, тем более что у него мигрень. К тому же он рассердится, если узнает, где я.
Я уже начинаю думать, что дорога никогда не закончится, но вдруг за очередным поворотом, в сотне ярдов впереди, вижу чьи-то задние огни. Выдыхаю с облегчением – и подбавляю газу. Я так хочу поскорее догнать машину, что, лишь подъехав к ней почти вплотную, вдруг понимаю: она не движется, а стоит, неуклюже припаркованная в небольшом кармане. Резко вывернув руль и проехав в паре дюймов от ее правого бампера, в гневе поворачиваюсь к водителю: я готова наорать на него за то, что не включил аварийку. Сквозь стекло на меня смотрит женщина; ее лица не различить за потоками дождя.
Сломалась, наверно. Не заглушая двигатель, паркуюсь впереди нее. Бедняжка, придется ей выходить из машины и бежать ко мне в такую погоду! Гляжу в зеркало заднего вида, представляя, как она ищет зонтик, и испытываю какую-то странную радость оттого, что не я одна додумалась поехать через лес в самую грозу. И лишь секунд через десять понимаю, что выходить она не собирается. Ощущаю некоторое раздражение: не хочет же она, чтобы я сама бежала к ней под этим ливнем? Впрочем, возможно, что-то мешает ей выйти из машины. Но тогда она могла бы помигать фарами или посигналить, если ей нужна помощь. Ничего не происходит, и я, не отрывая взгляд от зеркала, отстегиваю ремень безопасности. Мне плохо видно эту женщину, но в том, что она сидит здесь со включенными фарами, есть что-то подозрительное. В памяти всплывают страшилки, которые Рэйчел рассказывала мне в детстве: как люди останавливались помочь кому-то починить машину, а их собственный автомобиль в это время угоняли; как водитель выходил из машины к сбитому оленю, лежащему на дороге, а на него нападали грабители. Я снова пристегиваюсь. Проезжая мимо, я не заметила в машине никого, кроме женщины, но это еще ничего не значит: возможно, сообщники прячутся сзади и ждут удобного момента.
Очередная молния, прорезав небо, исчезает за лесом. Ветер свирепствует; в стекло скребутся ветки, и кажется, будто кто-то хочет залезть в машину. По спине прокатывается холодок, и я, чувствуя себя совершенно беззащитной, опускаю ручник и медленно трогаюсь, чтобы показать женщине, что сейчас уеду. Если она захочет остановить меня, то пусть даст мне это понять. Не дождавшись никакой реакции, я нехотя останавливаюсь. Как-то неправильно будет просто уехать и бросить ее тут. Но и рисковать тоже не хочется. Вспоминаю, что, когда я поравнялась с ней, она не выглядела испуганной, не замахала руками и вообще никак не попыталась привлечь мое внимание. Возможно, к ней уже кто-то едет – муж, например, или кто-то из автосервиса. Если бы у меня посреди дороги сломалась машина, я бы сразу позвонила Мэттью и не рассчитывала на проезжих незнакомцев.
Пока я размышляю, ливень усиливается, барабанной дробью выстукивая по крыше: «Прочь, прочь, прочь!» И это заставляет меня принять решение. Снимаюсь с ручника и отъезжаю на минимальной скорости, оставляя женщине последний шанс. Но она им не пользуется.
Пару минут спустя я выбираюсь из леса. Дом совсем близко – мой милый старый коттедж с вьющимися розами над парадной дверью и разросшимся садом на заднем дворе. Телефон пищит, сообщая о полученной эсэмэске. Еще миля – и я сворачиваю на подъездную дорожку. Паркуюсь как можно ближе ко входу. Какое счастье, что я наконец-то дома, цела и невредима! Не могу выбросить из головы ту женщину в автомобиле; может, на всякий случай позвонить в полицию или автосервис, рассказать о ней? Вспоминаю про сообщение, которое пришло, пока я ехала, и достаю из сумки телефон. Это от Рэйчел.
Привет, повеселилась там? Я уже засыпаю, пришлось с самолета ехать сразу на работу, да еще этот джетлаг. Хотела только узнать: ты тот подарок для Сьюзи купила? Позвоню утром:-*
Я озадаченно хмурюсь: с чего это Рэйчел интересуется, приготовила ли я подарок для Сьюзи? Мне было некогда что-то покупать, под конец учебного года меня завалили работой. Но до завтрашнего вечера еще полно времени; с утра пройдусь по магазинам и что-нибудь выберу. Я перечитываю сообщение, и в глаза бросается слово «тот». Похоже, Рэйчел считает, что я должна купить какой-то конкретный подарок от нас двоих.
Когда мы с Рэйчел виделись в последний раз? Недели две назад, перед ее отъездом в Нью-Йорк. Она работает консультантом в британском отделении крупной американской консалтинговой фирмы «Финчлейкерз» и часто летает в Штаты в командировку. Тем вечером мы ходили с ней в кино, а потом в бар. Видимо, тогда она и попросила меня купить подарок для Сьюзи. Мучительно пытаюсь вспомнить, что мы с ней могли придумать. Перебираю все варианты – духи, украшения, книги… никаких зацепок. Неужели я забыла? В голову лезут неприятные воспоминания о маме, но я гоню их прочь. Это не то же самое, твердо говорю я себе. Я не она. Завтра я все вспомню.
Засовываю телефон обратно в сумку. Мэттью прав: мне нужен отдых. Да и ему в общем-то тоже. Я быстро восстановилась бы, если бы провела пару недель на каком-нибудь пляже. Весь медовый месяц мы занимались ремонтом; выходит, в последний раз я по-настоящему отдыхала (то есть совсем ничего не делала и только нежилась целыми днями на солнышке) еще до папиной смерти. Восемнадцать лет назад. Потом с деньгами у нас стало туго – особенно после того, как мне пришлось бросить работу, чтобы заботиться о маме. Вот почему после ее смерти я была потрясена, узнав, что она была вовсе не бедной вдовой. Я никак не могла понять, почему она, имея возможность жить в роскоши, довольствовалась минимальными удобствами. Эта новость настолько меня ошеломила, что я с трудом улавливала разъяснения адвоката; услышав, какая сумма досталась мне в наследство, я лишь молча уставилась на него, не веря своим ушам. Я-то думала, папа ничего нам не оставил.
Отдаленный раскат грома возвращает меня к реальности. Я смотрю в окно, прикидывая, удастся ли мне добежать до дома и не промокнуть. Затем, прижав к груди сумку и держа наготове ключ, открываю дверцу и бросаюсь к крыльцу.
Сбрасываю туфли в холле и на цыпочках поднимаюсь наверх. Дверь в гостевую комнату закрыта; меня так и подмывает приоткрыть ее на дюйм и посмотреть, спит ли Мэттью, но я боюсь разбудить его. Быстро готовлюсь ко сну и, не успев коснуться подушки, засыпаю.
18 июля, суббота
Проснувшись утром, я вижу Мэттью, сидящего на краю постели с чашкой чая.
– Который час? – бормочу я, щурясь от льющегося в окно солнечного света.
– Девять. Я встал в семь.
– А как твоя мигрень?
– Прошла.
Солнце золотит его светло-русые волосы, и я протягиваю руку, чтобы взъерошить его густую шевелюру. Потом с надеждой киваю на чашку:
– Это мне?
– Конечно.
Я слегка приподнимаюсь на кровати и снова откидываюсь на подушки. Внизу по радио звучит «Прекрасный день» Билла Уизерса – эта песня всегда поднимает мне настроение. А впереди у меня полтора месяца каникул. Похоже, жизнь действительно прекрасна!
– Спасибо, – говорю я, забирая у Мэттью чашку. – Получилось поспать?
– Да, спал как убитый. Прости, что не дождался тебя. Как ты доехала?
– Хорошо. Только все время сверкало и гремело, и лило как из ведра.
– Ну, зато сегодня снова солнечно. – Он слегка подталкивает меня локтем: – Подвинься-ка.
Аккуратно, стараясь не разлить чай, я освобождаю ему место, и он забирается ко мне. Потом приподнимает руку, и я, нырнув под нее, кладу голову ему на плечо.
– Тут недалеко от нас женщину мертвую нашли, – произносит он так тихо, что я едва улавливаю его слова. – В новостях только что говорили.
– Кошмар! – Поставив чашку на столик, я поворачиваюсь к нему: – Недалеко – это где? В Браубери?
Он нежно касается пальцами моего лба, отводя прядь волос.
– Нет, ближе. Где-то в лесу, на дороге в Касл-Уэллс.
– На какой дороге?
– Ну, на Блэкуотер-Лейн.
Он наклоняется поцеловать меня, но я отворачиваюсь:
– Мэттью, прекрати!
Сердце пойманной птицей колотится в грудной клетке; я смотрю на Мэттью и жду, что он улыбнется и скажет, что знает, какой дорогой я вчера ехала, и решил меня разыграть. Но он лишь хмурится в ответ:
– Я понимаю. Это ужасно.
– Так это что – правда?
– Ну да! – на его лице искреннее недоумение. – Зачем бы я стал такое выдумывать?
– Но как… – Мне вдруг становится дурно. – Как она умерла? Есть какие-то подробности?
Мэттью качает головой:
– Нет, сказали только, что она была в своей машине.
Я отворачиваюсь, чтобы он не видел моего лица. Это не может быть та женщина! Не может быть! Его руки снова обвивают меня.
– Мне пора вставать, – говорю я. – Нужно съездить в магазин.
– Зачем?
– За подарком для Сьюзи. У нее сегодня вечеринка, а я еще ничего не купила. – Я свешиваю ноги с кровати и встаю.
– Но это же не срочно, наверно? – возражает Мэттью, но я уже выхожу, прихватив с собой телефон.
Я запираюсь в ванной и включаю душ. Хочу заглушить этот голос в голове, твердящий, что обнаруженная женщина – та самая, мимо которой я проезжала ночью. Меня всю трясет; я сажусь на край ванны и захожу в интернет, чтобы хоть что-то узнать. На Би-би-си это новость дня, но никаких подробностей нет. Пишут только, что женщину нашли мертвой в своей машине неподалеку от Браубери. Нашли мертвой. Значит ли это, что она совершила самоубийство? В голову лезут ужасные мысли.
Лихорадочно пытаюсь восстановить картину. Если это та самая женщина, то она, наверно, остановилась там специально, а не из-за поломки машины. В безлюдном месте, чтобы ей никто не помешал. Вот почему она не мигала фарами и не просила о помощи; не пыталась, глядя на меня сквозь стекло, привлечь мое внимание – что, конечно, сделала бы в случае поломки. Живот сводит от бессилия. Сейчас, в залитой солнечным светом ванной, кажется невероятным, что вчера я просто взяла и уехала. Все ведь могло закончиться иначе, попытайся я узнать, что случилось. Она могла бы сказать, что у нее все хорошо; что машина сломалась, но кто-то уже спешит ей на помощь. Тогда я бы предложила подождать вместе с ней. А если бы она стала настаивать, чтобы я уехала, я бы насторожилась и постаралась ее разговорить. И она, возможно, осталась бы жива. И разве я не хотела вчера позвонить куда-нибудь, сообщить о ней? Но я отвлеклась на сообщение от Рэйчел и на подарок, который должна купить для Сьюзи, – и у меня все вылетело из головы!
– Ты там надолго, дорогая? – интересуется Мэттью через дверь.
– Через минуту выйду! – кричу я сквозь шум льющейся впустую воды.
– Тогда пойду готовить завтрак.
Скинув пижаму, залезаю под душ. Вода горячая – но не настолько, чтобы смыть жгучее чувство вины. Я нервно растираю все тело, стараясь не думать о том, как женщина открывает пузырек с таблетками, высыпает их на ладонь, подносит ко рту и глотает, запивая водой. Какую же трагедию ей довелось пережить, что она захотела убить себя? А пока она умирала, пришлось ли ей хоть на миг пожалеть о своем решении? Отвратительные мысли! Заворачиваю кран и выхожу из душа. Внезапная тишина пугает меня, и я включаю радио в телефоне, надеясь услышать что-нибудь веселое и ободряющее – что-то, что отвлечет от мыслей о той женщине в машине.
«…Женщина была найдена мертвой в своей машине сегодня рано утром на Блэкуотер-Лейн. Ее смерть расценивается как подозрительная. На данный момент больше никаких подробностей не сообщается. Полиция убедительно просит граждан, живущих поблизости, соблюдать осторожность».
У меня замирает сердце. «Ее смерть расценивается как подозрительная» – эти слова будто отражаются эхом от стен ванной. Но ведь так полиция обычно говорит, когда кого-то убили! Меня вдруг пронизывает ужас. Я же была там, на том самом месте – неужели одновременно с убийцей? Может быть, он прятался в кустах, высматривая жертву? От мысли, что на ее месте могла оказаться я, что это меня могли убить, начинает кружиться голова. Ухватившись за полотенцесушитель, заставляю себя сделать несколько глубоких вдохов. Должно быть, я сошла с ума, раз поехала ночью той дорогой.
В спальне я торопливо вытаскиваю из кучи одежды на стуле черное хлопковое платье и одеваюсь. Спускаюсь вниз и, еще не открыв дверь кухни, ощущаю запах жареных сосисок, от которого мне становится дурно.
– Праздничный завтрак в честь начала твоих каникул! – радостно объявляет Мэттью.
Не желая портить ему настроение, пытаюсь изобразить улыбку:
– Замечательно!
Я хочу рассказать ему о прошлой ночи, о том, что меня могли убить. Хочу поделиться своим кошмаром, потому что мне слишком тяжело держать это в себе. Но если я скажу, что возвращалась через лес, – и это после того, как он специально попросил меня не ехать той дорогой, – будет скандал. И не важно, что сейчас я здесь, сижу на кухне целая и невредимая; он все равно разнервничается, будто это я лежу мертвая в машине, и будет ужасаться тому, что могло случиться и какой опасности я себя подвергла.
– Так когда ты в магазин уходишь? – спрашивает он.
На нем серая футболка и тонкие хлопковые шорты. В другое время я бы обязательно подумала о том, как мне повезло, что он достался мне. Но сейчас я почти не смотрю в его сторону: мне кажется, что моя тайна выжжена у меня на лбу.
– Сразу после завтрака, – отвечаю я, глядя в окно на сад и стараясь им любоваться. Но мысли возвращаются к вчерашнему вечеру, и я вспоминаю, как уехала прочь. Тогда она еще была жива, эта женщина в машине.
– А Рэйчел с тобой идет? – прерывает Мэттью мои размышления.
– Нет. – Я вдруг понимаю, что это отличная идея: пожалуй, я могла бы поговорить с Рэйчел, поделиться с ней своими переживаниями. – А что, хорошая мысль. Пойду позвоню ей.
– Только недолго, завтрак почти готов.
– Я на минутку.
Я иду в холл к домашнему телефону (мобильная сеть в доме ловится только наверху) и набираю номер Рэйчел. Она долго не подходит, и, когда наконец отзывается сонным голосом, я вдруг вспоминаю, что она только вчера вернулась из Нью-Йорка.
– Я тебя разбудила? – спрашиваю я, чувствуя неловкость.
– Да, и такое ощущение, что посреди ночи, – ворчит она. – Который час?
– Половина десятого.
– Точно посреди ночи. Получила мое сообщение?
Вопрос застает меня врасплох. Где-то в глубине мозга начинает пульсировать боль.
– Получила, – отвечаю я после паузы. – Но еще ничего не покупала для Сьюзи.
– Эх…
– Совсем не было времени, – торопливо оправдываюсь я, вспоминая, что Рэйчел считает, будто мы договорились об общем подарке. – Ну и я решила подождать до сегодня – вдруг мы с тобой еще что-нибудь придумаем, – добавляю я в надежде заставить ее проговориться.
– А зачем придумывать что-то еще? Все одобрили твою замечательную идею. И кстати, вечеринка-то уже сегодня, Кэсс!
«Все»? Кто такие эти «все»?
– Ну, как знать… – увиливаю я. – Может, сходим за подарком вместе?
– Я бы с радостью, но эта смена часовых поясов…
– А что, если я угощу тебя обедом?
Пауза.
– В «Костеллос»?
– Ага. Давай встретимся в одиннадцать в кафе в «Фентонсе», кофе тоже за мой счет.
Из трубки доносится зевок, потом похрустывание.
– Можно я еще подумаю?
– Нет, – строго отрезаю я. – Давай уже, вылезай из постели. Увидимся в одиннадцать.
Повесив трубку, чувствую некоторое облегчение. Подарок для Сьюзи отходит на второй план: это ерунда по сравнению с жуткими новостями. Возвращаюсь на кухню и сажусь за стол. Мэттью эффектным жестом ставит передо мной тарелку с сосисками, беконом и яичницей:
– Ну как тебе? Красота?
Кажется, я не смогу проглотить ни кусочка.
– Потрясающе! Спасибо! – бодро отзываюсь я.
Мэттью, усевшись рядом, берет нож и вилку.
– Как там Рэйчел?
– Хорошо. Согласилась со мной пойти.
Глядя в тарелку, я не представляю, как все это съесть. Глотаю пару кусочков, но желудок бунтует. Еще какое-то время ковыряюсь в тарелке, потом сдаюсь и откладываю нож с вилкой.
– Прости, похоже, я еще после вчерашнего не проголодалась.
Мэттью тянется к моей тарелке и насаживает на вилку сосиску.
– Чего добру пропадать, – ухмыляется он.
– Угощайся, конечно.
Его голубые глаза притягивают мой взгляд словно магнитом, не давая отвернуться.
– У тебя все в порядке? Ты какая-то вялая.
Быстро моргаю, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.
– У меня та женщина все никак из головы не выйдет, – отвечаю я, ощущая огромное облегчение оттого, что могу об этом говорить, и начинаю тараторить: – По радио сказали, что полиция считает ее смерть подозрительной!
– Значит, ее убили, – отзывается Мэттью, откусывая сосиску.
– Правда? – Я и сама знаю, что правда.
– Обычно они так говорят, пока судмедэксперты не дадут заключение. Жуть, конечно. Никак не пойму, зачем было так рисковать и ехать ночью той дорогой? Конечно, она не могла знать, что ее убьют, но все равно…
– Может, у нее машина сломалась, – отвечаю я, стискивая под столом руки.
– Наверно. Зачем еще было останавливаться в такой глуши? Бедная женщина. Представляю, как ей было страшно. Телефон там не ловит, и она, наверно, молилась, чтобы хоть кто-то проехал мимо и помог. И вот что из этого вышло.
Я хватаю ртом воздух, едва не задохнувшись от потрясения. Меня будто разбудили, вылив на голову ушат ледяной воды, и показали всю чудовищность моего поступка. Я убеждала себя, что она уже кому-то позвонила. Но ведь я знаю, что в лесу связи нет! Почему я это сделала? Забыла? Или просто хотела уехать с чистой совестью? Ну так теперь моя совесть не чиста. Я оставила женщину на произвол судьбы. Отдала в руки убийце.
– Ладно, я поехала, – говорю я, отодвигая стул, и начинаю энергично убирать со стола пустые чашки; только бы он больше не спрашивал, все ли со мной в порядке. – Не хочу заставлять Рэйчел ждать.
– Во сколько же вы встречаетесь?
– В одиннадцать. Но ты же знаешь, какие там пробки в субботу.
– Я так понял, вы обедаете вместе?
– Да. – Я поспешно целую его в щеку: скорей бы уже уйти. – До встречи!
Я хватаю сумку и ключи от машины со столика в холле. Мэттью провожает меня до двери с недоеденным тостом в руке.
– А может, ты заодно заберешь из химчистки мой пиджак? Я бы тогда надел его вечером.
– Конечно, заберу. Где твой талончик?
– Секунду. – Он тянется за бумажником и вынимает из него розовый листок. – Уже оплачено.
Бросив талон в сумку, я открываю входную дверь. В холл врывается солнечный свет.
– Осторожней за рулем, – напутствует он, пока я сажусь в машину.
– Хорошо. Люблю тебя.
– А я тебя еще больше!
* * *
На дороге в Браубери уже полно машин. Я нервно барабаню пальцами по рулю. Я так хотела поскорее вырваться из дома, что не успела подумать, каково мне будет снова оказаться за рулем. На том самом сиденье, с которого я видела ту женщину. Чтобы как-то отвлечься, я пытаюсь вспомнить, какой подарок придумала для Сьюзи. Они с Рэйчел работают в одной компании, но в разных отделах; когда Рэйчел сказала, что все одобрили мою идею, она, наверно, имела в виду их общих друзей с работы. В последний раз мы с ними виделись примерно месяц назад, и я помню, как Рэйчел воспользовалась тем, что Сьюзи не смогла прийти, и заговорила о вечеринке в честь ее сорокалетия. Может, это тогда я выдвинула идею насчет подарка?
Каким-то чудом нахожу парковочное место на улице недалеко от универмага «Фентонс» и поднимаюсь на пятый этаж в кафе. Внутри толпа народу, но Рэйчел уже на месте – ее ярко-желтое летнее платье сразу бросается в глаза. Голова в темных кудряшках склонилась над мобильником. На столике две чашки кофе. Я вдруг ощущаю прилив благодарности – она всегда такая заботливая! Рэйчел на пять лет старше меня, и она заменила мне сестру, которой у меня никогда не было. Ее мама постоянно работала сверхурочно, чтобы прокормить себя и дочь (муж бросил ее вскоре после рождения Рэйчел). А поскольку они дружили с моей мамой, в детстве Рэйчел проводила у нас много времени, так что мои родители даже ласково называли ее своей второй дочерью. В шестнадцать она бросила школу, чтобы начать работать и облегчить жизнь матери, и завела традицию обедать у нас раз в неделю. С моим папой Рэйчел была особенно близка, и когда его прямо перед домом насмерть сбила машина, то горевала по нему, наверное, не меньше меня. А когда заболела мама и ее нельзя было оставлять одну, Рэйчел раз в неделю приходила с ней посидеть, чтобы я могла пройтись по магазинам.
– Сушняк замучил? – пытаюсь пошутить я, кивая на две чашки. Голос звучит фальшиво. Чувствую себя как на сцене – кажется, все вокруг уже знают, что вчера я видела ту женщину и ничем ей не помогла.
Рэйчел вскакивает и обнимает меня:
– Тут такая очередища, что я решила взять сразу на двоих. Я знала, что ты скоро будешь.
– Прости, пришлось постоять в пробке. Спасибо, что пришла, я тебе правда очень признательна.
– Ты же знаешь, ради обеда в «Костеллос» я готова на все, – отвечает она с лукавыми искорками в глазах.
Усевшись напротив, я отпиваю кофе.
– Ну как вчера все прошло, оторвалась там? – интересуется Рэйчел.
Я улыбаюсь, и напряжение слегка спадает.
– Не то чтобы оторвалась, но было весело.
– А красавчик Джон был?
– Конечно. Все учителя были.
– Надо было и мне заглянуть, – ухмыляется она.
– Он для тебя слишком молод, – фыркаю я. – И к тому же у него есть девушка.
Рэйчел вздыхает:
– Эх, подумать только – а ведь он мог быть твоим!
Я, подыгрывая ей, сокрушенно качаю головой: она до сих пор недоумевает, как можно было выбрать не Джона, а Мэттью.
После маминой смерти Рэйчел мне очень помогла. Старалась вытащить из дома, брала с собой на вечеринки. Общалась она в основном с коллегами и знакомыми по йоге, и при первой встрече они обычно спрашивали меня, где я работаю. Месяца два я объясняла всем, что бросила работу в школе, чтобы ухаживать за мамой, и как-то раз меня спросили, почему же теперь я не возвращаюсь на работу. И я вдруг ужасно захотела вернуться. Мне надоело сидеть дома и наслаждаться вновь обретенной свободой, которой я не видела много лет; я хотела жить – жить полной жизнью тридцатитрехлетней женщины.
Мне повезло – из-за острой нехватки учителей в нашем округе меня направили на курсы повышения квалификации, а потом взяли в школу в Касл-Уэллсе вести историю в девятом классе. Было здорово снова начать работать; а тут еще Джон, по которому сохли все учительницы и ученицы, вдруг пригласил меня на свидание, и это мне очень польстило. Если бы мы не работали вместе, я бы, наверно, согласилась. Но, несмотря на мой отказ, Джон не сдавался. Он был так настойчив, что я даже вздохнула с облегчением, когда познакомилась с Мэттью.
Я отпиваю еще глоток.
– Ну как там в Америке?
– Очень утомительно. Бесконечные переговоры и слишком много еды. – Рэйчел достает из сумки плоский пакет и протягивает его мне через стол.
– Мое кухонное полотенчико! – радуюсь я, доставая полотенце и разворачивая его. Карта Нью-Йорка; а в прошлый раз было со статуей Свободы. У нас с Рэйчел такая традиция – когда она куда-то едет, в командировку или в отпуск, то обязательно привозит два одинаковых кухонных полотенца: одно себе, другое мне.
– Спасибо! Надеюсь, ты купила себе такое же?
– Конечно! – Ее лицо становится серьезным. – Ты слышала про женщину, которую вчера нашли мертвой в машине? На той дороге через лес, которая ведет сюда из Касл-Уэллса?
Нервно сглотнув, я складываю полотенце вдвое, затем вчетверо и наклоняюсь убрать его в сумку.
– Да, Мэттью говорил. Это было в новостях, – отвечаю я из-под стола.
Рэйчел дожидается, пока я вернусь в вертикальное положение, и, передернув плечами, продолжает:
– Ужасно, правда? Полиция считает, что у нее сломалась машина.
– Серьезно?
– Ага. – Она закатывает глаза. – Кошмар, представляешь – сломаться в такую грозу и в такой глуши, а? Даже думать об этом не хочу.
Я уже готова выпалить, что была там и видела женщину, но что-то меня останавливает. Сдерживаюсь огромным усилием воли. Здесь слишком людно, и к тому же Рэйчел так эмоционально отреагировала на эту историю… Боюсь, она меня осудит. Ужаснется, что я ничего не сделала.
– Да уж, я тоже, – отвечаю я.
– Ты, кажется, ездишь иногда по этой дороге? Неужели и вчера тоже ехала?
– Нет, что ты! Когда я одна в машине, я так не рискую.
Чувствую, как краснею. Она наверняка догадается, что это ложь.
Однако Рэйчел, ничего не заметив, продолжает:
– И все же ты могла оказаться на ее месте.
– Вот только моя машина бы не сломалась.
Рэйчел улыбается, и мне становится немного легче.
– Как знать! А может, и ее машина не сломалась. Это же только версия. Может, ее кто-то остановил – притворился, что ему нужна помощь. Любой бы остановился помочь, правда ведь?