Корабль дураков

111: Всё правильно, не важно, какая национальность, главное, чтобы человек был хорошим и не Мексиканцем)222: А также неважно, какого цвета человек: черный, желтый или нормальный.333: И китайцы и люди, мы все с одной планеты(с)етевоеВсё время, пока читала мартовский бонус ДП, пока обсуждала его со всеми желающими и нежелающими, мне хотелось назвать книгу «Корабль уродов». Подсознание иногда упрямее нас. И порою с ним приходится соглашаться.В романе К.Э. Портер ни одного нормального персонажа не увидела. Не все, конечно, такие в прямом смысле слова ненормальные, как Графф и графиня :)) но кривые-перекошенные, болезненные и одержимые, истеричные и неадекватные, социопаты, нимфоманки, параноики, неврастеники… плавучее собрание диагнозов.Как бы ни оценивали роман его читатели (профессионалы, любители, дилетанты), все сходятся в очевидном: лайнер «Вера» – модель человеческого общества. Да, у миссис (а судя по биографии – так даже миссисипи) Портер для нас плохие новости.Я не обольщаюсь, где уж мне, но (как уже неоднократно декларировала) толерантна ко всему, кроме нетолерантности. А этой последней «Корабль дураков» перегружен, того и гляди погрузится выше ватерлинии.Кого из персонажей ни возьми – а выбор обширен – у каждого свои тараканы, решающие за него, по какому именно месту человечества провести линию разреза.Христиане и евреи.Католики и протестанты.Белые и цветные.Я и остальные.Настоящие белые и «ненастоящие».Первый класс и третий.Команда и пассажиры.Богатые и бедные.Мужчины и женщины…Да-да, опять эти гнусные бабёнки, никуда от них не денешься, так и садятся не на шею, так на голову, даже посреди Атлантики одолеют! Кстати уж: ломаю голову, чем вызвана такая авторская позиция. То ли Кэтрин Энн мужикам потрафить хотела, да заодно и ЦА расширить, то ли отмежеваться от своей половины человечества под хэштегом #янитакаяИ тут имеет смысл обратиться к персонажу-резонёру (хотя все они там порезонёрствовать большие специалисты). Фрау Риттерсдорф расхаживает по палубе, то и дело занося в блокнотик наблюдения над соплавателями и собственные размышления – в равной степени сколь лживые либо ошибочные, столь и мерисьюшные. Фрау, ваша фамилия случайно не Портер?.. И ещё одна деталечка: автор чуть не в самом начале упоминает о том, что фрау Р. никогда свои блокноты не перечитывала. Видимо, и она сама поступала так же, если за двадцать лет, которые ушли на создание этой многопалубной махины, так и не удосужилась перечитать собственный роман.Пример? Извольте. В одной из ключевых сцен – изгнания Фрейтага из-за капитанского стола – одна из присутствующих дам с удовлетворением отмечает, что теперь их в избранном кругу осталось семеро, придавая этому особое значение. Семеро?.. Позвольте *загибая пальцы* капитан Тиле, фрау Шмитт, герр Рибер, фройляйн Лиззи, доктор Шуман, фрау Риттерсдорф, профессор Гуттен с супругой… Восемь же! Ну и ну.И если бы только это. Сюжетные линии, которых население корабля предоставляет множество, знай пиши в своё удовольствие (кстати: в качестве сценариста мыльной оперы автору цены бы не было!), почти все оканчиваются ничем, пустышкой, провисают и хлопают, как заштилевшие паруса. Подавляющее большинство их завершается не кульминацией, не развязкой, даже не «мораль сей басни такова», а глубокомысленным покачиванием авторской головы: «вот ведь как бывает». Стоило из-за этого огород городить, в смысле, в плавание пускаться. И фраза из аннотации: «Роман воспринимается как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человечества», – выглядит насмешкой, в крайнем случае, «паровозиком», задача которого – протащить произведение в печать. Ни к чему он такому не призывает. Пассажиры и команда «Веры» – обширная коллекция кривых зеркал. Только читателю, право, не до смеха. Единственное, в чём от такого чтения польза – может быть, кто-то из нас, в следующий раз занявшись размежеванием на «мы и они», вспомнит паноптикум «Корабля дураков» и увидит себя в этой кунсткамере.Людей можно делить по-разному. Например, на людей и нелюдей.– А я их делю на головы и туловища, – сказал удивлённый палач.© Станислав Ежи ЛецИ то дело.

Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается. Взгляните, например, как устроено наше общество. Как радует глаз эта чёткая, геометрически правильная система! Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и, наконец, король. Как всё продумано, какая устойчивость, какой гармонический порядок! Чему ещё меняться в этом отточенном кристалле, вышедшем из рук небесного ювелира? Будах, персонаж «Трудно быть богом», А. и Б. Стругацкие, 1964Автор предисловия пытался заставить меня смотреть на эту книгу под единственно правильным углом. Естественно, после такого внушения мне этого очень не хотелось. Я вполне осознанно решил не принимать в расчёт заранее подсказанные ключики к метафорам, как бы прозрачны они ни были.Да, автор не прятала свои аллюзии глубоко. Пассажиры корабля, плывущего через океан, как модель человеческого общества. Всё более-менее очевидно, от отсылки в названии до конкретных персонажей. Но если этим её посыл и исчерпывается, зачем было писать весь этот не самый маленький роман?Первое, что бросается в глаза, это то, что текст без метафорической поддержки, без постоянно принимаемых во внимание идеологических костылей ужасно уныл. Проще говоря – скучен. В книге на всём пути от Веракруса до Бремерхафена ничего не происходит, вернее – ничего из ряда вон. Только в свете метафоры обыденного существования это можно воспринимать как повествование. В каком-то смысле весь роман просто подарок для неореалистов середины XX века – никаких сценарных изысков, просто эпизоды из жизни.И тем не менее, несмотря на подчёркнутую заурядность происходящего, текст тебя затягивает. Не мелкими деталями человеческих отношений, выписанных с потрясающей точностью и умением. Не потрясающей чёткостью изображения человеческой мелочности и глупости. И даже не вполне осязаемо прописанной антифашистской позицией (совсем не в метафорах, а прямо в тексте). Меня привлекла меланхолия, такая плотная, удушающая сюжет и спасающая книгу. Всё на корабле, каждый человек проникнут этой всё снедающей меланхолией, всех несёт по волнам жизни, мировых событий, Великой депрессии, очередной мексиканской революции, а всем и дела до этого нет, есть только печаль и грусть, да и то не полная, так, вялая.Сперва мне казалось, что автор – отчаянный мизантроп. Так противны мне казались все первые две трети книги, а то и больше. Но потом это ощущение прошло. Все эти перемешанные на палубе пассажиры первого класса, эти учителя немецкого для немецких детей в Мексике, эти американские свободные художники, техасский юноша, горбун, еврей-коммерсант, толпа испанцев-танцоров – они просто люди. Они испорчены, ужасны и ничем не отличаются от наших с вами современников.За неимением сюжета бесконечно можно говорить лишь об удачно созданных образах. Мой безусловный фаворит – герр Рибер, любовно выписанный автором мерзкий, поганенький фашист. Сколько чувств на него потрачено. Он ни капельки не карикатурен, автор сумела не сделать из него посмешище, нет, наоборот, она относится к нему в тексте так же ровно, как и к другим персонажам. Это дорого стоит, не дать волю своим чувствам, не отыграться на нём, а прорисовать его так, что противно становится от него самого, а не от отношения автора к нему.Дальше…Для контраста дан еврейский коммерсант, подвизающийся на ниве продажи католической церкви товаров для совершения обрядов. Герр Левенталь – правоверный иудей, который привык существовать в этой системе координат, где его унижают, где его чураются и всячески хотят унизить. Он сформирован этой системой, и попытки простой и откровенной американки вскрыть его скорлупу ни к чему не приводят – он не верит в возможность жизни с другим отношением, он закрыт в прочную броню взаимных предрассудков и суеверий.Далее идут гиперболизированные, но вполне реалистичные enfants terribles Рик и Рэк. Они единственные давили на автора и пытались создать подобие сюжета. И хотя им это и не удалось, их попытка достойна приятных воспоминаний. Они несносные, ужасные, невоспитанные зверьки, но они гораздо живее деревянных и правильных немцев.А метафоры… А что метафоры? Фашизм визуален, он всегда стремился покорить взгляд человека, поэтому в книгах он не так страшен, эта – не исключение. Жутко тебе при просмотре «Иди и смотри» или «Пятой печати», а в тексте всё так рассеяно и неконцентрировано, так меланхолично, что осознания и узнавания мало.Но эта книга не оставила меня равнодушным. Мне было и скучно, как мающимся без особого дела пассажирам лайнера «Вера». Мне было противно, как некоторым более-менее приличным людям на борту, когда издержки немецкого орднунга начинали подминать невиновных. Мне было досадно, что ничего не происходит, как и другим молодым пассажирам. Я не был покорён, не был сражён, не был вдохновлён. Но я не забуду эту книгу, её вязкость, плотность, духоту, её занудство и резвость, её бесцельность и, одновременно, осмысленность.

Обычные люди. Обычная жизнь. Бесконечное движение корабля по заданному маршруту. Одни пассажиры оставляют борт, другие появляются, но все это мало сказывается на движении вперед. Среди рутины случаются и потрясения, но со временем все возвращается в прежнее состояние.Замкнутое пространство корабля могло бы стать поводом для остросюжетной истории, но Пуаро тут дело нечего. Это не напряженный волнующий детектив. Это слепок жизни, срез настроений, предрассудков, заблуждений, пороков. Калейдоскоп характеров. Рентгеновский снимок души человеческой. Здесь открытость и замкнутость, забота и презрение соседствуют друг с другом. Корабль то объединяет своих пассажиров, то сталкивает. Все находят причины дружить с кем-то против остальных. Это люди, со своими достоинствами и недостатками и ничто человеческое им не чуждо. У каждого случается момент, когда появляется чувство, что все ему опостылели. Каждый хотя бы единожды ощущал, что здесь он всем чужой. Какая бы сильная любовь или привязанность не связывала людей, случается миг, когда со злостью один набрасывается на другого, сознательно причиняя боль. Пассажиры внимательно смотрят вокруг, оценивают. Сравнивают с идеалом, то есть с собой. Созданные по образу и подобию, люди используют это как достаточное основание, чтобы судить других, беря за образец себя любимого. Каждый в мгновение ока может превратиться в «страшилище». Все готовы заподозрить подвох в искренних чувствах, но когда их ласкают чтобы усыпить бдительность перед тем как скинуть за борт, ведутся на лесть и лживые слова.Из-за скудности событий и внутренней замкнутости при внешней открытости каждая мелочь вызывает повышенное внимание и искаженное толкование. на корабле почти все продолжают вести себя как на суше, а тут для этого просто не хватает места. Каждый пустячный поступок больше бросается в глаза и выглядит куда хуже, потому что нет для него привычного фона. Не видно, какая цепь событий привела к этому шагу и объясняет его, нельзя проследить, чем он вызван, оценить его и взвесить соразмерно всему остальному поведению человека. Если не пожалеть труда и времени, можно было бы что-то и разузнать про кого-то одного или двоих, но времени маловато и не стоит труда; Обреченные не постоянное взаимодействие и лишенные возможности отдохнуть от общения пассажиры здесь, на корабле, вечно бросаются из крайности в крайность: либо они чопорны, недоверчивы и вовсе тебя знать не желают, либо навязчивы и несносно любопытны. Иногда это любопытство довольно дружелюбное, иногда хитрое и злобное, но все равно, чувство такое, словно тебя поедает заживо хищная жадная рыбешка. По своему гипнотизирующий текст. Чувствуется, что писался долгие годы. Концентрация важных вопросов, над которыми думать и думать, просто запредельная. Здесь все темы. Жизнь и смерть, религия и воспитание. Зарождение, расцвет и агония любви. Наивность рядом с ревностью. Немцы рядом с испанцами. Тень прошлого. У каждого своя. Но оказаться недовольным своей жизнью с одинаковым успехом могут как те, у кого в было голодное трудное детство, так и те кого любили и баловали. И останется только напиваться в одиночестве и жалеть о том, что жизнь проходит и ничего не вернуть, не исправить.И никак не отвлечься от самокопания. Не так уж много дел на корабле. Как говориться: «Поели, теперь поспим. Поспали, теперь поедим». Еще прогулки по палубе да бесконечные разговоры. Можно еще молиться, драться, передвигать шезлонги да играть в изгнание недостойных. Чтобы к концу плавания устать от всего и с радостью разбежаться по своим норам.Сюжет в книге, конечно же есть. Но развивается он со скоростью телефонного справочника. И примерно с тем же интересом читается книга. Видимо, читать ее надо столько же времени, сколько ушло на ее написание. Тогда впечатления будут гораздо лучше.