Жаркие ночи

The Heat Of The Night Copyright © 2014 by Amy Andrews

«Жаркие ночи» © ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015

* * *

Глава 1

Никогда еще Люк Харгривс не видел столь жуткой картины. Вырванные с корнем деревья среди развалин домов, снесенных тайфуном. Опасные обрывки электрических проводов и осколки стекла. В поместье в пять акров, где уже сорок лет размещался курорт «Ночи Тропиканы», уцелело только одно из дюжины зданий.

– Матерь божья! Курорт уже не восстановить.

Слушая нежный шелест волн, целующих изогнутый полумесяцем пляж, опоясывающий это идиллическое для туристов место, трудно было поверить, что причина разгрома – ненастье. Легкий бриз обернулся ураганом, безоблачное небо Квинсленда грозно почернело, разгневанный океан обрушился на берег.

Конечно, ураганы и раньше регулярно бушевали на побережье с ноября по март. Циклоны – одно из бедствий, омрачающих жизнь северного побережья Австралии. Курорт не раз страдал от них. Но подобных ураганов еще не случалось.

Этот оказался настоящим монстром. Сильно пострадала Лунная бухта.

Десятилетие, проведенное в Великобритании, смягчило отношение Люка к тропическим ураганам, теперь же, глядя на разрушения, он радовался, что никто не пострадал.

Спасибо Клаудии.

Люк перевел взгляд от разоренного курорта к фигуре, скорбно стоящей спиной к океану, прикидывая размер ущерба. Эйвери говорила, что Клаудия спокойно отнеслась к потерям. Но он слишком хорошо знал ее. Безнадежное отчаяние видно даже отсюда.

Несмотря на прошедшие годы, она для него навсегда осталась худенькой шестилетней девочкой со светлыми хвостиками и ободранными коленками. Было в ней что-то неуловимо целомудренное.

Она хмурила брови, словно мысленно произносила заклинания, пытаясь улучшить положение.

Не такого развития событий он ожидал.

Он сбросил ботинки и носки, оставил их на поваленном стволе пальмы, ставшем границей между пляжем и поместьем или тем, что от него осталось.

Столь же безрадостно выглядела любимая всеми пальмовая аллея на бульваре вдоль Лунной бухты, огибавшей длинный полукруг пляжа. Деревья, вырванные с корнем, валялись на земле в беспорядке, будто сгоревшие спички. Понадобятся годы, чтобы восстановить былую славу курорта.

Жаркое солнце палило Люку в шею совсем не так, как в прохладном Лондоне. Он сбросил и пиджак, расстегнул запонки и засучил рукава рубашки, отключил телефон и убрал его в задний карман. Не хотел, чтобы его беспокоили, он и так получил уже три эсэмэски из офиса. Вздохнув, пошел к женщине, которую знал всю жизнь. Мелкий песок поскрипывал под ногами.

Клаудия с безнадежностью смотрела на обломки, не давая воли слезам, заполнившим глаза. Слезы для слабаков, а она не из таких. Она многие годы занималась курортом, и то, что он сейчас разрушен, – не повод заламывать руки в истерике.

Чтобы успокоиться, она вцепилась в планшет. Они все восстановят. Они должны это сделать.

«Но как?» – вопрошал голосок где-то в глубине сознания – его не мог заглушить даже шум работающих вдали генераторов, постоянно гудевших в эти дни. Тот же голосок она слышала всякий раз, ступая на пляж и сталкиваясь с ужасом от разрушений единственного в ее жизни дома.

Ладно, для начала нужно заняться главным зданием, с которого все начиналось. Даже теперь среди разрушенных бунгало его белый отштукатуренный фасад сиял под ярким утренним солнцем, как маяк. Массивная каменная конструкция удивительным образом устояла с минимальными потерями после приступа ярости матушки-природы.

Клаудия понятия не имела, каким чудом.

А как выживали динозавры или «Белые слоны», – пришло на ум Люку. – Новейшие бунгало были построены по самым высоким противоштормовым стандартам.

Прошло четыре дня после того, как страшный ураган «Люк», оцененный в пять баллов, пронесся по побережью.

Снова набежали слезы, Клаудия прогнала их, намереваясь держаться, даже если это убьет ее. Держалась же она с тех пор, как Люк оставил ее управлять курортом одну, когда уважаемые родители передали детям ключи и доверили вести дело, которому отдали двадцать лет жизни.

Ее не запугает объемная задача, как не запугал ультиматум Люка – за год перестроить курорт.

Она проигнорировала его предупреждение о возможных угрозах. Тогда и угрозы-то никакой не было, она со всем справилась. Лето оказалось щедрым, деньги в банке были, и они с радостью открыли лучший в их жизни зимний сезон всего через десять месяцев.

И тут налетел этот ураган. Словно мало ей одного Люка. Пришел и унес все, что она когда-либо знала и любила.

– Черт побери, Клаудия. Ты никогда не оправишься от этого.

Она вздрогнула. Пугающе знакомый голос перевернул все внутри, сердце забилось, дыхание и даже клеточный обмен замерли.

– Люк?

Она повернулась. Он стоял перед ней, высокий, худой, гладко выбритый. Так близко, что можно было дотронуться, привычно ощутить его глубокое дыхание.

Мальчишка, которого она боготворила как героя, подросток, в которого была страстно влюблена. Мужчина, который разочаровал, отказавшись от совместного наследства.

Ты никогда не оправишься от этого.

Его слова, как дефибриллятор, ударили в грудь. Вдруг все встало на свои места. Сердце стукнулось о ребра, клетки вновь стали делиться с фантастической скоростью.

Ты никогда не оправишься от этого.

Ну нет! Он, наверное, шутит. Классная шутка, но очень недобрая.

Стоит в отглаженной рубашке и брюках. На пляже. Торжествующий. Цунами эмоций, бушевавшее в душе Клаудии последние четыре дня, да что там, весь последний год, снова поднялось и потребовало выхода.

– Какого черта ты здесь делаешь?

Люк, удивленный ее недоброжелательностью, широко открыл глаза. Ее обычно веселый голос звучал глухо и тускло. Он пожал плечами: «Я увидел по телевизору… Просто приехал».

Да, приехал. Как бы он ни отрицал, эти места по-прежнему притягивают его, хотя он и не мог внятно объяснить свое появление здесь. Убежав десять лет назад на другой край света, он погрузился в иную жизнь, переборол тягу к родным местам.

Клаудия прищурилась, услышав его объяснение, зашлась истерическим смехом. Если не смеяться, хлынут слезы. Не деликатные лондонские слезки, к которым он, без сомнения, привык, общаясь с шикарными, утонченными британками, а ураган под стать тому, который пронесся к северу от Квинсленда.

Будь она проклята, если заплачет перед Люком.

– Как ты добрался сюда? Дорога в обе стороны закрыта.

– Джона забрал меня на вертолете из аэропорта Кэрнса.

Клаудия смутно помнила, что слышала звук вертолета некоторое время назад, и молча проклинала Джону за несвоевременную услужливость. Она мысленно приказывала Эйвери отказать ему от секса в качестве наказания за братание с врагом. Да по отношению к ней Люк Харгривс – враг номер один.

Вряд ли Эйвери ее послушает, эти двое до тошноты любят друг друга.

– Ну, приехал, посмотрел. Можешь отчаливать. Здесь все чудесно.

Чудесно? Люк обозревал жуткие развалины, засунув руки в карманы.

– И не подумаю!

Она грубо фыркнула:

– Неужели? Разве не так ты обычно поступаешь?

– Думаю, я мог бы… – Люк обвел взглядом разрушенный курорт, – помочь.

– Помочь? – Даже ей показалось, что голос прозвучал слишком резко. – Теперь ты хочешь помочь?

– Клод. – Люк вздохнул. Она все еще обижается на него. Не удивительно. В прошлом году он не стал потакать родительской глупости, те решили уйти на покой и передать управление детям. – Я могу помочь все расчистить. Понадобится принимать партнерские решения.

Гнев достиг предела Клаудии. Партнерские решения? Какого черта? Не думает ли он, что она так выбита из колеи и не понимает, что кроется за этими заявлениями?

Она выпрямилась во весь рост и уперлась руками в бедра:

– Думаешь, ты имеешь право командовать здесь?

И замолчала. От гнева и прочего негатива защекотало в носу и защипало в глазах. Чувства готовы были взорваться.

– Только… смести весь этот долбаный мусор… Ты потерял все права, когда ушел из «Тропиканы».

Люк пытался сохранять спокойствие, видя ее гнев. Клаудия выводила его из себя больше других женщин. Она всегда была паникершей, если дело касалось курорта. Обычно добрая и веселая – она превращалась в разъяренную медведицу, если ее драгоценной «Тропикане» что-то угрожало.

Он не вынимал руки из карманов, чтобы не поддаться искушению встряхнуть ее. Отчасти причиной этого разгрома было то, что она отказывалась слушать голос разума. Если бы они пошли по его пути и управляли курортом, как предлагал он, сколотили бы деньги на расширенной сети отелей и защитились финансово от столь громадного убытка.

Но нет, Клаудия хотела абсолютной независимости курорта. Управляла согласно родительским представлениям, сложившимся десятилетиями.

Он был слишком занят делами, личными и офисными. Путаницу внесла и бывшая жена. На курорт времени не оставалось. Однако разгром требовал решительных действий.

– Слушай, ты ведь это не всерьез?

Клаудия намек поняла, ненавидя Люка за то, что он имел на это право. Ненавидела. Ничего не поделаешь, его имя прописано в договоре о партнерстве, который родители заставили их подписать, и он имел такой же голос, как и она, просто не был заинтересован напоминать об этом до сегодняшнего дня.

Клаудия вздохнула, внезапно ощутив поражение.

– Послушай, я поняла, ты здесь из-за пресловутого чувства долга. Но правда, не стоит беспокоиться. Все просто чудесно. Возвращайся в Лондон. Я справлюсь.

Люк разрывался между желанием бросить ее в океан и обнять.

– Я остаюсь. У меня недельный отпуск. Помогу с расчисткой.

– Недельный? – уточнила она надрывистым, дрожащим голосом. – Вот это да, Люк! Спасибо, что выделил семь паршивых дней из твоей загруженной жизни, чтобы помочь бедной Клаудии.

Она с презрением покачала головой, борясь с искушением ударить его планшетом по голове и едва сдерживая слезы. Она не станет плакать!

– Взгляни сюда, – потребовала она, широко взмахнув рукой, – это можно убрать за неделю?

Люк сомневался, что возможно даже за месяц, однако рассчитывал на то, что она проглотит эту приманку, а работа здесь сотрет из памяти воспоминания о потерях, вызванных тем, как глупо он доверился женщине, которую любил. Хотя он не мог позволить себе потратить много времени. Черт, он даже не мог позволить себе эти семь вшивых дней. И все-таки он был здесь.

– Давай не будем загадывать. Просто сделаем все возможное. – Он еле сдерживался.

Клаудия мрачно посмотрела на него:

– Не надо меня опекать. У меня наготове целая армия работников, которые хотят и могут помочь с расчисткой, когда будет оценен масштаб ущерба. Нам не нужны те, кому наплевать на «Тропикану».

Люк сжал кулаки в карманах. То, что он отказался рабски приклеиться к сорокалетнему «белому слону», весьма выгодному клиенту, не означает равнодушие.

– По-твоему, разгуливать с треклятым планшетом, в ужасной гавайской рубахе и синтетических штанах означает, что тебе не наплевать?

Клаудия поперхнулась от обиды. Эта форма принята с самого начала. Символ курорта, черт побери! Вспышка негодования осушила набежавшие слезы.

– Я на дежурстве, – проворчала она.

– На каком еще дежурстве? Здесь же никого нет, Клод.

И именно в этом, по мнению Люка, и заключалась ее проблема. Ей было двадцать семь лет, и, если не считать короткой поездки с Эйвери за границу несколько лет назад, курорт был ее единственным занятием.

– Тебе не хватает ощущения полноты жизни, – пробормотал он.

– Мне нужно ощущение жизни? И я слышу это от человека, который пришел на пляж в дурацком костюме.

– Я вылетел первым же рейсом, как только смог, с работы прямо в Хитроу. Знаю, тебе трудно в это поверить, но в мире есть и другие люди, преданные своей работе, хотя в твоем случае можно говорить о маниакальном помешательстве.

– «Тропикана» – это не работа. Это наследство, – резко возразила Клаудия.

Люк покачал головой, в душе разгоралась буря от ее недоверия и безысходности. Боже, как бесит это ее упрямство!

– Это не наследство, а пережиток прошлого, его бросили все, кроме тебя. Ты не персонаж «Грязных танцев», Клод, а это не чудачества Келлермана, и Джонни Кастл^[1] не прибежит и не потребует, чтобы тебя никто не загонял в угол.

Клод прищурилась. В области сердца занялась боль, словно он разбил, бросив в горячий белый песок, все, во что она верила. Да, она сентиментальна и романтична, убеждена, что на курорт есть спрос.

Она почувствовала себя маленькой, ничтожной, непонятой. Стало невыносимо жалко и себя, и его. Развод сделал его циником.

Мысль о его браке стала последней каплей. Глаза замутились, давно сдерживаемые чувства высвободились, не спрашивая, хочет она того или нет. Одинокая слеза скатилась по щеке.

От досады Люк прикусил язык, он был зол, расстроен. Его слова прозвучали грубо и были неправильно поняты. Пряди ее светлых волос упали на поникшее лицо, промокнув слезинку и закрыв губы.

– Клаудия. – Он шагнул к ней.

Она покачала головой и вытянула вперед руку, отстраняясь от него, смахнула слезу, злясь на то, что он стал свидетелем ее слабости, а она предстала перед ним сентиментальной.

– Уезжай, Люк. – Она отвернулась и пошла прочь, не в силах переносить его ядовитое пренебрежение.

Люк смотрел ей вслед. Прямая спина, высоко поднятая голова, волосы, собранные в хвост, раскачиваются из стороны в сторону.

Все прошло неплохо. Нет.

Глава 2

Открылась стеклянная дверь, и в заваленный вещами холл вошла Клаудия с покрасневшими от слез глазами. Эйвери, Джона, Айсис и Сайрус подняли голову от стола администратора, который перенесли в мини-штаб. Джона вопросительно посмотрел на Эйвери.

– Клод? – позвала Эйвери.

Клаудия не остановилась и не ответила.

– Клаудия?

На этот раз она слегка замешкалась, прежде чем ответить: «Со мной все в порядке. Просто надо немного побыть одной». Клаудия направилась к широкой элегантной лестнице, достойной дворца махараджи.

Воцарилась тревожная тишина. Все четверо смотрели, как стремительно она поднимается в свой кабинет на верхнем этаже.

– Что это было? – спросил Сайрус, местный парень, работавший в «Тропикане» коридорным.

– Не знаю, – ответила Айсис, его сестра, администратор.

Брат с сестрой, рожденные родителями-хиппи, были очень похожи, оба с ярко-рыжими волосами и веснушками.

– Мне кажется, я знаю. – Эйвери сощурилась при появлении Люка.

Он взглянул на стол администратора. Люди в холле выглядели совсем негостеприимно.

Он шел по великолепному мозаичному полу из плиток песочных оттенков, составлявших неповторимый узор, обходя роскошные ковры, уютные кресла и пальмы в горшках. Колоссальные бежевые колонны поднимались к потолку второго этажа, поддерживая куполообразный потолок, украшенный фреской с изображением полуночного небосвода с сияющими звездами.

В детстве он мог любоваться фреской бесконечно, теперь же она казалась еще одной реликвией прошлого.

– Люк Харгривс, – с упреком констатировала Эйвери, – это ты заставил Клод плакать?

Люк посмотрел на Джону, стоящего за спиной Эйвери и глазами подающего ему сигналы сейчас же уходить. Джона, как и Люк, знал: Эйвери – самый яростный защитник Клаудии.

– Боюсь, что я, – морщась, ответил он, приближаясь к столу.

К его удивлению, Эйвери пожала плечами:

– О, слава богу, ей нужно хорошенько выплакаться.

– Да, – согласилась Айсис, – она уже несколько дней твердит, что все чудесно.

– Чудесно, – повторил Сайрус, – как заезженная пластинка.

– Ну, – Люк пожал плечами, – миссия выполнена.

Он был рад, что группка расслабилась и уже не выглядела так, будто собиралась повесить, утопить или четвертовать его. Явно Клаудия смягчила их. Но это не снимает с него вины. Нельзя простить того, что он ей наговорил. Люк чувствовал себя подлецом.

Он хорошо помнил, как она боготворила его, и сейчас предпочел бы именно такое отношение. Правда, отказавшись оставить Великобританию и управлять курортом вместе с ней, он явно ощущал себя колоссом на глиняных ногах.

Люк посмотрел на лестницу, снова взглянул на группу за столом. Надо было идти извиняться.

– Думаю, я пойду посмотрю, как она. Извинюсь.

Эйвери покачала головой:

– Не стоит, будет только хуже.

Джона согласился:

– Тебе, парень, нужно дать ей время остыть.

Остыть? Будто это возможно в жуткой жаре, стоявшей в здании из-за отключения электричества, с помощью которого просторный холл превращался в блаженный рай. К новому приступу недовольства собой добавилась внезапно навалившаяся усталость.

Он чертовски страдал от смены часовых поясов после перелета, взмок как мышь в одежде не по погоде, но ему нужно уладить дело с Клаудией.

– Почему, пока мы летели, ты не сказал мне, что она настолько расклеилась? – спросил он Джону.

– Ничего она не расклеилась. – Эйвери встала на защиту Клаудии.

– Не делай из меня дурака.

– Она работала день и ночь, как вол, организовывая здесь все, восстанавливая, что можно, чтобы, когда завтра отменят штормовое предупреждение, мы смогли бы начать расчистку. Я не говорю о том, что ей пришлось улаживать дела с двумя сотнями постояльцев, ожидавшихся в течение следующих нескольких недель. – Эйвери посмотрела на него. – Она помогала в городе и другим курортам. Она сильная, лидер. Она не расклеилась.

– Тогда почему она расплакалась?

Эйвери покачала головой:

– Она измучена, переживает и беспокоится. Не спала почти пять дней. Вся ее жизнь полетела к чертям и, может быть, не знаю точно, она думала, что ты единственный человек, который по-настоящему поймет ее отчаяние. Никто из нас не может до конца понять, насколько беда на курорте, который она так любит, ранила ее. Только ты, Люк. Ты это сделал, Люк? Ты пошел на пляж, сказал ей, что все понял?

Он игнорировал укор Эйвери, чувство вины вновь захватило его.

– Я спрашивал, как она, ты сказал, хорошо.

Джона кивнул:

– С ней все хорошо. Чудесно. Учитывая то, что все, сделанное ею для курорта за последний год, разлетелось вдребезги. Она работала, помогала всем нам. Но ее семья – это ты, старик. Твое мнение всегда значило больше, чем чье-либо еще.

Люк нахмурил брови, расстроенный, что Джона прав. Он набросился на нее, обидел.

– Точно. Я лучше пойду и улажу все.

Эйвери остановила его:

– Я знаю, ты мужчина и все такое, в тебе заложено умение улаживать, но ей нужно просто побыть немного одной. Умный мужчина дал бы ей такую возможность. И может быть, после этого ей захочется, чтобы ты обнял ее.

Он кивнул.

– Дай ей время, старик. На твоем месте я бы не добавлял, ей и так досталось.

Хороший совет. Но ему невыносимо, что она наверху совсем одна и рыдает от того, что он наговорил ей. Клаудия никогда не была плаксой, живая, веселая, энергичная.

Как солнечный зайчик.

Он виноват, что она льет слезы.

Люк покачал головой:

– Нетушки, извините, не могу.

И ушел. Все следили за тем, как он поднимается к Клаудии.

Эйвери вздохнула:

– Думала, он умнее.

Джона обнял ее за плечо, прижал к груди.

– Даже умный мужчина может сглупить, если дело касается женщин.

Она улыбнулась и тоже обняла его.

– Это верно. Вы бываете довольно тупыми.

Джона хмыкнул и чмокнул ее в висок.

– Это плохо кончится, правда? – спросил Сайрус сестру, потрясенный, что кто-то может пойти против желания Клаудии.

Айсис кивнула:

– Ему конец.

Ноги сами привели Люка к двери номера «Копакабана» – люкса, где Клаудия жила с родителями с шести лет. Он и его родители жили рядом, в люксе «Тадж Махал». Прежде чем постучать, он засомневался: вдруг она тут больше не живет. Может, перебралась в более скромный номер, когда родители уехали.

Но мысли быстро улетучились. Клаудия Девис сентиментальна и вряд ли избежала ностальгии по дому ее детства. Или по виду с ее балкона.

Он постучал. Ответа не было.

Он снова постучал. Громче. Все равно ответа не было.

– Клод, я знаю, ты здесь. Открой.

Ответа не было.

– Я могу целый день стучать, – пригрозил он, несмотря на то что падал от усталости. – Я сяду здесь и буду ждать, когда ты выйдешь. Когда-то ты ведь все равно выйдешь. Могу просидеть здесь целую неделю, тебе придется смириться с этим.

Никакого ответа. Дверь не открывалась. Люк вздохнул и, опираясь спиной о темную, крашенную под мрамор дверь, скользнул вниз. От усталости он не мог больше стоять. Несмотря на роскошь бизнес-класса, он почти не спал в самолете, беспокоился о курорте, о Клаудии.

Люк закрыл глаза и потер лицо руками, ощупывая пробивавшуюся щетину, хотя он успел наспех побриться в самолете. Обычно он был безупречно выбрит, и сейчас ему стало неприятно и хотелось немедленно что-то с этим сделать.

После душа. И после сна.

На самом деле его беспокоил весь его вид. Рукава небрежно засучены, три верхние пуговицы расстегнуты, дорогая деловая рубашка влажная от пота, а на босых ногах остались следы песка.

Люк гордился своей внешностью. Он считал, что она во многом помогает ему добиваться успеха. Если у вас вид профессионала, то клиенты охотнее расстанутся со своими деньгами.

Он снова постучал в дверь.

– Клод.

Никакого ответа.

Люк посмотрел на ноги и постучал большими пальцами ног друг о друга, чтобы стряхнуть песок. Приличная горстка блестящей пыли осела на толстый старый ковер с пальмами, украшавший коридор с незапамятных времен.

Ребенком, носясь по курорту, он всегда приносил на ногах песок, почти не обращая на это внимания, хотя мать вечно бранила его за то, что он оставляет следы. Жаль, этого уже не вернешь.

Как и все сегодня, песок на ковре вывел его из себя. И он наклонился собрать его. В кармане зазвонил телефон. Он стряхнул остатки песка и быстро ответил на сообщение.

Его внимание привлекла пара рабочих ботинок, он посмотрел вверх и увидел Джону с ключом. Да, у них в «Тропикане» все еще были старые добрые ключи.

– Это поможет, – объяснил Джона. – Если скажешь Эйвери, что это я дал его тебе, буду все отрицать.

Люк убрал телефон и взял ключ от «Тадж Махала».

– Спасибо.

Они давно дружили.

– Не напортачь здесь, – предупредил Джона перед уходом.

Люк пошел к следующей двери и вставил ключ в замок. Двадцать лет семьи Девис и Харгривс не только управляли курортом, но и жили по соседству.

Люк вошел в номер, как никогда обветшалый и запущенный. Знакомый запах старого ковра, накрахмаленного белья и освежителя воздуха с ароматом гибискуса напомнил ему детство. С возрастом он все больше ненавидел этот запах, по мере того как росло отчаянное желание увидеть большой мир, но сегодня он всколыхнул воспоминания.

Нужно отдохнуть.

Он взглянул на кровать королевского размера, покрытую цветастым покрывалом в гавайском стиле, и удивился желанию оставить Клаудию в покое, как она и просила, и предаться необходимому сейчас сну. Бесполезно доказывать ей что-то сейчас, когда мозг почти не работает! Но та ее единственная слеза, как в замедленной съемке, прокручивалась у него в голове. Он подавил желание отдохнуть и подошел к двери между номерами.

Давно забытое воспоминание помешало ему воспользоваться ключом. Когда родители управляли курортом, эта дверь никогда не запиралась. Она вообще обычно была распахнута настежь. Интуитивно он взялся за ручку, дверь открылась.

Перед ним на такой же огромной кровати лежала Клаудия, скорчившись и плача навзрыд так громко, что ему показалось: она даже не слышала, как открылась дверь.

Будто она оплакивала всю Австралию, и у нее это здорово получалось.

Новый приступ вины. Вот черт! Он нерешительно переступил порог комнаты. Он и так уже далеко зашел.

Занавески были раскрыты, балконные двери широко распахнуты, за ними открывается великолепный тропический вид. Он осторожно вошел, прохладный океанский бриз пощекотал его шею, освежая вспотевшую кожу.

– Клод?

Клаудия вздрогнула, когда глубокий, красивый голос настиг ее в глубинах горя и вытащил за волосы, как утопающую. Она резко села, временно забыв о слезах.

– Боже, ты напугал меня до смерти!

Люк замер при виде опухшей от слез и растрепанной Клаудии. Ее волосы выбились из прически, нос и щеки покраснели, перепачканные растекшейся тушью.

– Извини, не хотел тебя напугать.

– Кто тебе дал этот проклятый ключ? Нет, не отвечай, это Джона, не так ли? Чертов предатель.

Люк сделал маленький шажок вперед.

– Я просто хотел узнать, все ли у тебя в порядке.

– Ну и как я выгляжу, отлично? – резко поинтересовалась она.

Люк покачал головой. Она выглядела так, словно ее протащили сквозь живую изгородь. Злая, несчастная и уставшая. Проигравшая.

И именно это, наверное, поражало больше всего. У нее всегда стакан полон наполовину.

– Уходи.

Страх отступил, всплеск адреналина усилил неустойчивое эмоциональное состояние, от этого она чувствовала себя еще более подавленной и уязвимой. Горло перехватило от избытка чувств, горячая волна слез вновь хлынула из глаз. Она повалилась на кровать, поджав руки и ноги.

– Дай мне поплакать в тишине.

Люк боролся с желанием уйти и жаждой остаться и хоть как-то поддержать, хотя бы попытаться.

Победила жажда. Он закрыл глаза, посылая краткую молитву Вселенной о том, чтобы она не дала ему по ребрам, не ударила куда-нибудь ниже, обошел кровать с другой стороны и сел рядом.

Клаудия нахмурилась, почувствовав, что кровать промялась, обернулась и увидела, что Люк на четвереньках приближается к ней.

– Что ты делаешь?

– То, что, по мнению Эйвери, должен был сделать на пляже. Собираюсь тебя обнять.

Клаудия растерянно моргнула, грубо высморкалась.

– Если ты меня обнимешь, я расплачусь еще сильнее.

Люк засмеялся, услышав эту угрозу, и устроился рядом с ней, обняв за талию.

– Думаю, это необходимо.

У Клаудии перехватило дыхание, она отвела от него взгляд, посмотрев на дверь в противоположной стороне комнаты, спиной прислонившись к его широкой груди. Тепло его дыхания ощущалось на шее, легкая щекотка от небритой щеки вызывала сладостную дрожь.

Она закрыла глаза, сердце теперь сильно билось совсем по другой причине. Сколько жарких, лихорадочных снов именно об этом видела она в ранней юности. Мечтала вот так лежать с ним рядом. Без одежды.

Люк закрыл глаза, измученное тело блаженствовало, очутившись в горизонтальном положении. Клаудия почувствовала, как он навалился на нее. Какое блаженство лежать рядом с ним!

А он уже ощущал, как сон затуманивает его сознание.

Сколько раз детьми они лежали в кроватях родителей, смотря любимый сериал Клаудии «Корабль любви», пока те заканчивали вечерние дела. Она всегда предлагала посмотреть что-нибудь, интересное ему, но Люку было все равно.

Сколько раз Тони, шеф-повар, служивший в «Тропикане» все сорок лет ее существования, лично приносил им свою фирменную гавайскую пиццу.

В последующие годы произошло много всего, и это установило между ними дистанцию. Он уехал далеко. Редко приезжал, потому что утверждался в жестоком мире бизнеса. Женился. И развелся. Отказался возвращаться, когда курорт отдали им. Он не разделял ее точки зрения на ведение дела.

Короче, он изменился.

А Клаудия все еще оставалась девчонкой, как всегда. Он почти не думал о ней эти десять лет, но, лежа сейчас рядом с ней, был весьма доволен, что она осталась прежней.

Только бы она не была такой тихой и неподвижной, натянутой, как тетива лука. Как бы он хотел найти правильные слова, чтобы ее успокоить. Казалось, с тех времен, когда они были близки и легко болтали обо всем, прошло миллион лет.

Он провел десятилетие в беспощадной рекламной игре, где мужчины и женщины одинаково беспощадно дрались за заказы. В рекламном бизнесе нет места мягкости и эмоциям. Никто не посочувствует тебе, если ты потерял заказ, напротив, позлорадствует неудаче, завидев новые горизонты для себя.

Приобретенный опыт ему здесь не поможет. Не поможет успокоить горюющую Клаудию.

– Было ужасно? – прошептал он.

Она застыла, казалось, его шепот пронзил тишину, как иерихонская труба. Она пыталась оставаться деятельной и организованной, смотреть вперед.

На ее лице отразился пережитый страх, и она была рада, что он лежал позади и не мог ее видеть. По щеке покатилась слеза, и она расслабленно прижалась к нему.

– Мне было так страшно, – сказала она, задыхаясь от вновь возникшего кома в горле, пытаясь успокоиться, но не могла, потому что он был рядом. – Я думала, нам ничего не угрожает, но… так грохотало. Ураган разрушил все. – Клаудия замолчала, задумавшись. Об этом жутко говорить вслух: – А если у меня не получится, я подведу всех?

Люк наконец понял подлинные истоки ее беспокойства. Клаудия всю жизнь старалась сделать всех вокруг счастливыми – родителей, местных жителей, которые экономически зависели от курорта и туристов, предпринимала все возможное для этого.

– Тише. – Люк крепче обнял ее и машинально поцеловал в шею. – Тише.

Как хорошо, что он здесь. Можно полежать рядом. Совсем рядом. На нее навалилась усталость оттого, что она так долго тянула все дела одна. Старалась устроить все как хотели родители и доказать ему, что это возможно. Сейчас, в момент необычайной слабости, его присутствие, объятия и возможность выплакаться стали тем, в чем она нуждалась больше всего.

Она плакала, пока не кончились слезы, и заснула.