В серии «Мутангелы» вышли книги:
1. Уровень Пи
2. Уровень Дельта
Ангелы никогда не врут.
Но это не означает, что они всегда говорят правду.
Инструкции, данные между строк в этой книге, не представляют ни малейшей опасности для любого, кто является человеком, только человеком, и никем, кроме человека.
Всех остальных мутангелов, а особенно инфилоперов (даже если они не помнят, кто они такие, и считают себя обыкновенными людьми), Мебби Клейн просит при прочтении соблюдать все необходимые меры предосторожности. Помните, что человек отвечает только за свою жизнь, а мутангелы в ответе за все происходящее.
Везде далее: Диди = дополнительная информация для инфилоперов.
Глава 1
За пять часов до…
До встречи Нового, двести пятьдесят шестого года по стандартному мутантскому календарю на тридцать восьмом меридиане родной планеты Ирочки Слунс оставалось всего пять с половиной часов. Ирочка, приятная во всех отношениях мутантка третьего порядка, обладающая изысканными аристократическими манерами и умеренной способностью к левитации, была типичной совой. То есть она была совой не по внешнему виду, а по врожденной привычке ложиться далеко за полночь, а спать потом до полудня. Если Ирочке приходилось вставать утром, это была настоящая беда, у нее все валилось из рук. Чай лился мимо чашек, чашки падали на пол, а тарелки с блюдцами упархивали через весь стол, как у Доры-Федоры из известного в древности детского стихотворения. Верхние Ирочкины руки еще ничего, как-то справлялись, а вот с нижними по утрам было совсем тоскливо. Хорошо, что у нее выросло всего две пары рук, иначе семья рисковала остаться вовсе без посуды.
Семья Слунс состояла из пяти членов: мужа Егора, представительного менеджера представительной фирмы, сына Рино, среднего ученика средней школы, двух симпатичных домашних животных – царапазаврика Васьки и покусодонта Куськи и, наконец, самой Ирочки, журналистки научно-популярного журнала, известного исключительно в научно-популярных кругах. По вечерам, когда мужчины отправлялись спать, а покусодонт с царапазавром забирались на чердак выяснять отношения, сова Ирочка садилась писать стихи или править статью для очередного номера. Иногда она вылетала подышать свежим воздухом и немного развеяться. Летала в одно и то же определенное место: в трех километрах от дома Слунсов на огороженной и так себе охраняемой территории пустовала великолепная вилла неместного богача.
Когда-то, когда Ирочка была еще школьницей, хозяин приезжал сюда со своей супругой, капризным годовалым мальчишкой, поваром, няней, штатом придурковатых охранников и здоровенным полосатым воздушным шаром. Шар надували на поле за виллой. Местных жителей в лице Ирочки и десятка других мутантов ее же возраста охранники снисходительно не отгоняли. Взрослых же, помахивая портативными пулеметами, вежливо попросили разойтись. Если бы не шар, Ирочка и не вспомнила бы, что на вилле когда-то жили. В компьютере на первом этаже она откопала снимок орущего хозяйского малыша на фоне этого шара. Сдвинула малыша в угол, а в центр поместила себя в возрасте пятнадцати лет. Получилось очень неплохо. Новый вариант фотографии Ирочка распечатала, вставила в рамочку и повесила в холле, напротив входной двери.
Подготовив у себя дома все к встрече Нового года, Ира Слунс решила ненадолго отлучиться на «свою» виллу. Пока ее мужчины приводили себя в порядок, у Ирочки оставался почти час свободного времени. Им надо было воспользоваться. Потом начнутся звонки, заглянут с поздравлениями соседи, перевернут все вверх дном чумовые елочки… Елочки приходили водить хороводы в каждый дом, в котором жили люди. Вокруг Ирочкиной виллы их следов не было. Ирочка привычно пролевитировала в овальную дыру, образовавшуюся в защитном поле много лет назад, подлетела к окну на втором этаже, толкнула его и проникла в помещение.
Каждый предмет внутри ей был знаком с детства. Здесь можно было отдохнуть, отвлечься, расслабиться. Убиралась вилла автоматически, независимо от того, пачкал в ней кто-то или нет. Камеры наблюдения были отключены. За двадцать лет своих полетов сюда Ирочка привыкла к тому, что можно бросать на пол фантики и огрызки, расплескивать пену в ванной комнате и стрелять в стены кетчупом из детского водяного пистолетика. Короче говоря, было очень удобно.
В последнее время стрелять кетчупом не хотелось. Тем более что за эти годы два из трех уборщиков вышли из строя, третий, что называется, дышал на ладан, а чинить чужие вещи за свой счет Ирочка, естественно, не собиралась. Она с удовольствием опустошила очередную бутылку коллекционного вина из погреба, покатала шары в бильярдной – нижние руки против верхних, расстроилась из-за того, что верхние опять выиграли, и поднялась в башенку, где находилась обсерватория. Телескоп был старый, плохонький, морально устаревший. Но астроном из Ирочки тоже был никакой, так что ей хватало. Кроме того, она обычно поднималась в башенку не для того, чтобы глазеть на небо. Просто тут уютнее думалось.
А поразмыслить Ирочке было о чем: два часа назад им с мужем пришло сообщение о том, что их сын Рино по результатам прошлого теста (какого еще теста?) отобран для обучения в школе для особо одаренных детей и срочно, прямо завтра, приглашается на собеседование в Институт биофизики… Ну, и так далее. Рино был веселым, общительным ребенком. Достаточно живым, энергичным и при этом совершенно бесконфликтным. Но назвать его особо одаренным Ирочка даже при большом желании вряд ли бы могла. Но приглашение не было ошибкой: в нем абсолютно точно указывались не только их адрес, имена и так далее, но и размещались объемные фотографии с просьбой ответить, не изменилась ли внешность кого-либо из членов семьи за последнее время. Оказывается, это было существенно для оформления спецпропусков на территорию школы, куда приглашался для бесплатного (оу, вот это существенный момент!) обучения их отпрыск. Ирочка утонула в кресле в углу обсерватории и задумалась.
Внезапно она услышала внизу непонятный шум, выглянула в окно и с удивлением обнаружила гостей. Ирочка нахмурилась. Какие-то посторонние люди, которых никто сюда не приглашал, копошились у центральных ворот. Отсюда, с высоты, все было видно как на ладони. Вот они открыли ворота, – какая наглость, подумать только! – въехали на машине во двор и остановились. Перед домом снег не разгребался, и водитель не решился бороздить сугробы дорогим авто. Из машины вылезли двое. Один мужчина, одетый по последней моде, достал из багажника бямску (маленький, но очень нужный прибор в условиях севера) и направил широкий луч в сторону сугробов у входа. Пока сугробы таяли, из машины вылез второй мужчина. Он был пониже ростом, в простой потрепанной куртке и старых ботинках «Ой, мама». Ирочке показалось, что его шея замотана мохнатым шарфом. Но, может быть, это была шерсть. Некоторые мутанты обрастают под зиму.
Так или иначе, надо было сматываться, пока ее не обнаружили. Сделать это можно элементарно: как только мужчины войдут в дом, открыть окно и… Ирочка зевнула и замерла в ожидании. От окна она не отходила. Даже если кому-то из посетителей пришло бы в голову поднять глаза, они вряд ли бы обратили внимание на неподвижное очертание неясной формы за сбившейся в угол шторой. Первый мужчина без труда вошел в дом. Судя по тому, что сигнализация не сработала ни около ворот, ни сейчас, а гости вели себя спокойно и уверенно, Ирочка поняла, что они здесь на законных основаниях. Что ж, жаль. Интересно, долго ли они тут пробудут? Хорошо бы не увезли оставшееся вино. Оно такое вкусное! В холле зажегся свет, включилась иллюминация и над входом. Ирочка инстинктивно отпрянула в глубь своего убежища. Мужчина в куртке открыл заднюю дверцу машины и с трудом принялся выволакивать что-то тяжелое с заднего сиденья. Ирочка вся превратилась во внимание. Первый мужчина выскочил из дома и бросился на помощь второму. С чем же они возятся? На мгновение оба человека разогнулись, и Ирочка увидела, что они заносят в дом труп подростка: один за ноги, второй за плечи. Лица Ирочка толком не разглядела. Но определила, что это еще практически ребенок. Может быть, даже живой. Ну да, скорее всего, живой. Как только троица скрылась в доме, Ирочка ускользнула.
Майкл Кэшлоу, единственный сын богатенького хозяина виллы, вместе со своим бывшим одноклассником, а ныне дрессировщиком слоникотюбов Александром Мышовым по кличке Мормышка Ы, затащили Дюшку в одну из спален на втором этаже и бросили поперек кровати.
– Он весь мокрый и холодный. Там, внизу, гардероб есть на все случаи жизни. Откопай что-нибудь поприличнее, переодень его и засунь под одеяло, – распорядился Майкл.
– Я? Почему я?
Взгляд Майкла заставил Мормышку Ы втянуть голову в плечи.
– Потому что ты теперь – мой сообщник. По похищению – раз. По взрыву – два. По…
– Я ничего не взрывал! – испуганно возмутился Ы. – Это же ты сделал!
– Ага, как бы не так. А чья жена – труп? А чья квартира в эпицентре? А чьи отпечаточки на канистре?
– Так канистра же не уцелела!
– Еще как уцелела! – ухмыльнулся Майкл. – Я позаботился. И потом, неужели ты думаешь, что меня, при моем-то папочке, осмелятся обвинить в таком ужасном, таком нечеловеческом преступлении! Да у меня вообще на весь сегодняшний день стопроцентное алиби. Каждому свидетелю – по паре штук и… Сколько тебе нужно свидетелей, мышатина?
Мормышка Ы побледнел так, что это стало заметно даже сквозь его густую зимнюю шерсть. В первый момент он испугался, но, когда Майкл назвал его мышатиной, не на шутку взбесился.
– Да я тебя по стенке размажу со всеми потрохами! – с перекосившимся от злости лицом прошептал Ы. – Никаких свидетелей не понадобится! Понял?
Майкл молча достал из кармана вторую за последние несколько часов пачку купюр и засунул Мормышке за воротник.
– Ты – бандит, – убежденно произнес Майкл. – Ты взорвал дом и украл ребенка. Но этот ребенок может принести тебе гору золота. Если, разумеется, ты будешь хорошим мальчиком и для начала не дашь ему простудиться. А все остальное я беру на себя. А если ты мне тут попробуешь права качать…
Теперь Майкл достал из кармана пальто небольшой предмет, размером с карандаш, в котором Ы с ужасом узнал микроволновую ручную пушку последней марки.
– Не буду! – с готовностью выпалил Мормышка.
Майкл медленно спрятал опасный карандаш обратно в карман.
– Не буду, просто потому, что хочу гору золота, – покорно сказал Мормышка. – Ну, чего ты! Мы ж с тобой со школы друзья… А кто этот пацан?
– Пока не знаю, – честно ответил Майкл Кэшлоу. – Но Новый год нам придется встречать тут. Сюда никого впускать нельзя. Я сейчас съезжу за едой. Сам. А ты давай действуй, и без глупостей.
Мормышка Ы послушно спустился вниз и отыскал комнату, которая служила гардеробной. С его точки зрения, она была больше похожа на склад дорогой, но устаревшей одежды. Провозившись никак не менее получаса, Ы наконец нашел вполне подходящий по размеру спортивный костюм. На переодевание гостя, все еще находившегося в бессознательном состоянии, также ушло немало времени. Мормышка неуклюже ворочал Дюшку с боку на бок, пытаясь натянуть на него сухую одежду. Что касается промокшей больничной пижамы, Ы ее просто выбросил. Наконец он управился. Снизу уже доносились разные вкусные запахи. Это было как нельзя кстати – последний раз Мормышка ел аж ранним утром.
Через пятнадцать минут приятели, утолив первый голод, перебрались в зеркальную гостиную, к телевизору побольше.
– Тут у нас все старое, сто лет не меняли, – объяснил Майкл. – Так что уж извини за отсутствие сервиса.
– Да ничего, ради дела можно и потерпеть! – снисходительно кивнул Мормышка, у которого просто глаза разбегались от непривычной роскоши, не говоря уже о том, что такого обилия деликатесов одновременно он вообще никогда не пробовал.
К моменту, когда часы начали бить двенадцать, Майкл обнаружил, что в хлам пьяный Мормышка Ы спит, сидя в кресле и не выпуская из рук очередной бутылки. «Вот же пьянь и ничтожество!» – поморщился Кэшлоу и налил себе соку.
– Ну что ж, с Новым годом! За меня, любимого! – торжественно произнес Майкл, чокаясь со своим изображением в зеркале. – И пусть у меня все будет наконец хорошо!
Когда Риз Шортэндлонг понял, что его лучший друг Дюшка Клюшкин погиб, мир для него вовсе не померк. Ризенгри не проявил ровным счетом никаких эмоций, к великому сожалению ангелов! Если бы он забился в истерике или, наоборот, впал в ступор, потеряв всякий интерес к жизни, если бы с горя превратился обратно в самого себя, выбросив датчики, или принялся от безысходности мстить обидчикам – все это могло бы уложиться в одну из привычных для ангелов положительных моделей поведения. И они бы поняли, что Ризи – отличный парень, которого вполне можно при случае, через пару сотен жизней, принять в свои ряды. Если бы он равнодушно пожал плечами при виде обгорелых остатков дома или вовсе не поспешил бы на помощь Дюшке, это могло бы уложиться в одну из привычных для ангелов отрицательных моделей поведения. И они бы поняли, что Ризи – противный бесчувственный мутант, с которым лучше вообще не связываться. Но поведение Ризенгри не укладывалось решительно ни в какие модели: ни в положительные, ни в отрицательные, ни даже в промежуточные. Лучика над его головой не возникло, но характерного коричневого или серого купола злорадства – тоже. И красно-бурые всполохи, говорящие о желании отомстить, также не появились.
Он тупо тупил? Нет: активность мозга оставалась на обычном уровне. Может, шок? «Я вас умоляю, какой еще шок у мутанта-четверки!» – фыркнул Старк, ангел-эксперт. Из образа Дюшки Ризенгри не выходил. Истинные причины такого поведения мальчика были неясны ангелам.
Ризи торчал в десяти шагах от пожарища, задумчиво уставившись в одну точку, когда рядом с ним возникла шепелявая, допотопная старушенция.
– Вот ведь страсти какие! – покачала головой старушенция и с любопытством оглядела Риза с ног до головы. – А ты небось в этом доме жил, мальчик?
– Не-а, – рассеянно ответил Риз. – У меня там друг погиб.
– Это плохо, – вздохнула бабка. – Ну, да какие твои годы. Один друг погиб, другой набежит. Не переживай!
– Да я и не переживаю, не умею, я же двой… то есть я немного умею, я ведь первый, во! – Ризи продемонстрировал знак муто на браслетке; браслетка, естественно, была Дюшкина.
Диди. Дюшка, конечно, был не мутантом, а обычным человеком. Но он был последним и единственным человеком на планете, а браслетки были универсальные, не рассчитанные на людей. Поэтому знак муто на браслетке Дюшки Плюшкина стоял – первый.
– Но я… хотел сказать, что переживать вообще неразумно, – продолжил Ризенгри. – А я… я просто думаю.
– О чем?
Вообще-то Ризи никогда не откровенничал с незнакомыми бабульками, еще чего не хватало! Но тут вдруг…
– О чем? О трех вещах. Первое – о том, что таких людей, как мой друг, на Земле больше не будет. Второе – о том, что друзья не набегают. Третье – о том, что я теперь один.
– Как я тебя понимаю! – закивала старушка. – Смерть – это всегда такая неожиданность. Был человек – и нету.
– Я думаю, вы не понимаете. Беда в том, что он теперь не просто есть, он – навсегда есть, – холодно пояснил Риз. – С ним случилось самое худшее из того, что вообще с ним могло произойти. Он еще до этого взрыва был приговорен к вечности.
Старушка молчала, уставившись на дымящиеся остатки пожарища. Но она внимательно слушала, и Ризи продолжал рассуждать вслух:
– Мой друг мог стать отличным мутантом и прожить замечательную жизнь, полную смысла. Он такие мозаики делал, что вообще. В тринадцать лет. Правда. Я обалдел, когда увидел. А теперь что его ждет? Бессмысленная вечность?
– Вечность – и бессмысленная? – переспросила старушка, близоруко щурясь на пепелище. – Ой ли…
– Вечность совершенно бессмысленна, – убежденно повторил Риз. – Стопудово. Пока тебе надо что-то успеть сделать, в этом есть смысл. А когда торопиться некуда… Я на роликах если всего три часа катаюсь – и то уже надоедает, сил нет. А тут – вечность! Это очень плохо! Что с ней делать? Ну, накатался, наигрался, мороженого наелся, фильмы все пересмотрел по сотне раз, дворец построил, детей вырастил, химию с хрюканьем выучил и вообще стал полным совершенством, а потом что? Хоть на стенку лезь, хоть вешайся. И не повесишься ведь даже, и не утопишься. Разве что останется в чужие судьбы вмешиваться…
– Это ты так чувствуешь? – попыталась уточнить бабка.
– Это просто так есть! – пожал плечами Риз. – Конечно, вечность может стать отличной штукой, только с одним условием. Чтобы в ней не было никаких ангелов! Ни одного! Ни единого! Чтобы ни одна сволочь не решала за тебя, что тебе в этой вечности делать и в каком направлении двигаться. Но Дюшку ждет теперь другая вечность, которая хуже тюрьмы.
– Почему «хуже тюрьмы»? – оторопела старушка.
– Потому что! Потому что когда сидишь за решеткой, то ты вынужден жить по чужим правилам. Но ты точно знаешь, что где-то за пределами тюрьмы есть свобода, где ты можешь жить по своим правилам. А в Дюшкиной жизни теперь навсегда чужие правила.
Как только Риз отвернулся от назойливой старухи, она тотчас исчезла, превратившись в невидимого для земных существ ангела-эксперта. Разумеется, этого никто не заметил.
В этот момент группа преследования и защиты Клюшкина из СУМАСОЙТИ (Секретного Управления Мутантами: Агрессорами, Сканерщиками, Особяками, Йогоногами, Телепортаторами и Иммитаторами) наконец добралась до места назначения. Увидев объекта Клю в целости и сохранности, руководитель группы вздохнул с облегчением. А «объект Клю», увидев группу, тут же привел организм в стрессовое состояние, участив пульс и повысив уровень адреналина в крови. «Очень вовремя вспомнил!» – усмехнулся Дима Чахлык, энергичный темнокожий ангел, благодаря которому Риз Шортэндлонг так успешно провернул «коронный номер тысячелетия». Данные всех датчиков, вшитых ранее в Дюшку, а теперь находящихся в теле Ризенгри, принявшего облик друга, Дима полностью проверял, прежде чем направить в СОСИСку (самый секретный отдел секретного управления).
Диди. Помните? Дима Чахлык был ангелом-спутником последнего человека на Земле-11, Дюшки Клюшкина, затем был понижен до ангела-хранителя, а чуть позже Старк вообще запретил Диме вмешиваться в жизнь его подопечного. Но Ризенгри Шортэндлонг интересовал ангелов только как любопытное явление природы. В его жизнь Диме и его другу, ангелу Рону Э-Ли-Ли-Доу, можно было вмешиваться сколько угодно.
Хм… Нечестно это как-то, да?
Ризенгри Шортэндлонг безропотно дал себя увезти с места происшествия. В машине его бережно усадили в кресло, пристегнули самыми надежными ремнями безопасности и поинтересовались, комфортно ли он себя чувствует. Ризи коротко кивнул. За всю остальную дорогу никто не произнес ни единого слова.
Риза, вопреки его ожиданиям, не отвезли домой (домой к Дюшке Клюшкину, разумеется). Объехав родной город стороной, машина доставила его прямехонько к заднему входу в Институт биофизики. Ризи прошел вслед за одним из сотрудников в какой-то уютный холл с аквариумами, в котором его встретил цветущего вида мутант в совершенно невообразимом парике и с жабрами, прикрытыми легким шейным платком.
– Меня зовут Фредерико Мене, – представился мутант. – Я рад сообщить тебе приятную новость. Мы создаем новую школу закрытого типа для особо одаренных детей. И ты принят в эту школу согласно результатам предварительных э-э-э… работ, проведенных нашими э-э-э… коллегами.
Мене подготовил целую речь на тот случай, если Дюшка Клюшкин начнет возражать. Но Дюшка не стал возражать. Напротив, он с интересом осматривался по сторонам и вообще чувствовал себя как дома. Мене молчал. Ризи понял, что ему полагается как-то отреагировать.
– Ну, это здорово, – сказал он. – Школа закрытого типа… А я особо одаренный, потому что я – последний человек?
– А еще ты замечательно хрюкаешь! – почти искренне произнес Мене. – И хобби у тебя необычное. Ты знаешь, мы даже подумали, что ты можешь заняться своим любимым делом прямо в новой школе.
Ризенгри уже знал – дед был тому причиной, – что Дюшке приготовили кучу камней для мозаики. Но в его планы вовсе не входило заниматься подобными глупостями! Он решил, что лучше не дать Менсу договорить опасную фразу до конца.
– Я решил поменять хобби! – заявил Риз. – Я буду заниматься спортом. Это и для здоровья полезнее. Я плавать люблю. То есть я хотел сказать, полюблю. И еще увлекусь чем-нибудь таким, необычным…
– Теннисом! – вдруг выпалил Мене. – Есть такой старинный вид спорта, очень любопытный. Нужно всего ничего – ракетки, сетка и мячик.
И они принялись обсуждать правила и особенности игры в теннис. Ризи задавал очень интересные вопросы и вообще вел разговор почти как взрослый. И Мене с удивлением подумал, что Дюшка больше не кажется ему недоразвитым олухом, каким виделся раньше. Словно и в самом деле мальчишку подменили. «Неужели он все-таки мутирует?» – мимоходом подумал Мене.
Тем временем все остальные сотрудники СОСИСки, собравшиеся в круглом зале института, активно обсуждали вопрос, можно ли отпустить объект Клю домой для встречи Нового года. В принципе все показатели были в норме, но, учитывая его неожиданный побег к месту взрыва, оставлять Клюшкина без присмотра казалось опасным.
– Кстати, а для чего ты ездил на Мраморную улицу? – как можно более равнодушным тоном спросил Мене, когда вопрос тенниса был исчерпан.
Все сотрудники, как один, превратились в слух.
– Сейчас реветь начнет! – шепотом предположил Джереми Лермонтов, вглядываясь в центральный экран.
– Ставлю сто против одного, что не начнет! – возразил Лелександр Пушкин, бросив взгляд на диаграмму гормонального фона Клюшкина (диаграмму передавал датчик, установленный в районе сердца) и ритмы коры головного мозга (эти ритмы отслеживала круглая штуковина в Дюшкиной переносице).
Ризенгри Шортэндлонг раздумывал, что бы ответить. Наконец он произнес:
– Не знаю даже, как вам сказать. Это была такая глупость с моей стороны. Наверное, из-за подросткового возраста. Я так вам всем благодарен за то, что вы за мной приехали. Я больше так не буду, обещаю. Можно, я домой пойду? А то Новый год скоро, мама волнуется. И Тафика кормить надо. Как он там без меня, бедненький?
Ризенгри вспомнил о том, что он вообще-то не Ризенгри, а Дюшка, и срочно выпустил из левого глаза слезинку. А также немного участил сердцебиение.
– С тебя стольник! – сказал Лермонтов Пушкину.
– Так он же не заревел!
– А слеза?
Мнения в круглом зале разделились. Одни посчитали, что выиграл Пушкин, другие горой стояли за Лермонтова. В конце концов сошлись на том, что Пушкин должен выплатить половину суммы, а Лермонтов – угостить на эти деньги всех присутствующих шампиньонским. Пока они спорили, Фредерико и Тафанаил дружно решили, что объект Клю может быть благополучно доставлен домой для встречи Нового года. Мене лично вызвался проводить его до дому. Господин Казбеков не возражал.
Ризи и Фредерико вышли из института, когда было уже темно. На севере рано темнеет. До Нового года оставалось совсем немного, несколько часов.
– Я рад, что ты оказался не такой, каким я тебя представлял вначале, – сказал Мене. – И еще хорошо, что ты решил заняться своим здоровьем. Люди – я имею в виду настоящих людей – такие слабые существа…
Если бы Риз был человеком, ему наверняка стало бы обидно за умершего Дюшку. Но Ризи не был человеком. И взбеленился он просто оттого, что слова Фредерико Менса показались ему невероятно несправедливыми. Он никогда не считал Клюшкина слабым существом! Если человек не может прыгнуть со второго этажа и чувствует боль – это еще не значит, что он слабое существо! Разве может его друг, друг супермутанта, быть слабаком? Да никогда!
– Люди – слабые существа? Это я, Дюшка Клюшкин, слабое существо??? Да вы что!!! Да Дюшка в сто раз лучше вас всех, вместе взятых!
– Сам себя не похвалишь… – пробормотал Мене.
Он опять стал разочаровываться в Клюшкине. Такое самомнение на голом месте…
– А хотите, я вам докажу, что я способен на такое… На такое… На все способен! Давайте проведем эксперимент. Вы же берете меня в институт для экспериментов, верно? Вот и проведем эксперимент на то, что я по всем параметрам лучше всех остальных учеников. И по уму, и по характеру, и по выносливости…
Мене усмехнулся. Ризенгри понял, что его слова выглядят смешно на фоне кучи записей с Дюшкиными рыданиями в ванной и у компьютера.
– Хорошо, – сказал Ризенгри. – Тогда делаем так. Вы знаете, что моя жизнь застрахована на астрономическую сумму. В случае чего, как мой опекун, вы можете получить знаете сколько…
– Но я же не твой опекун! – перебил его Мене.
– Но вы же можете им стать! – парировал Риз. – Родители не могут оберегать меня, пока я в школе, а вы можете. Заодно проверите, какие нагрузки может выдержать обыкновенный человек по сравнению с обыкновенными мутантами! Вы же сами всю жизнь считали, что люди лучше мутантов.
– Откуда ты это знаешь? – поразился Мене.
– Да вы же сами мне час назад сказали!
– Да, действительно! – Мене задумчиво почесал жабры, после чего тщательно поправил кашне и произнес: – Провести такой эксперимент – это хорошо. Если он получится, то весь мир сможет убедиться в том, что я прав в попытках возродить людской род. А о страховке я, признаться, не подумал. Правда, придется поделиться с Тафанаилом… Ты не против, если у тебя будут два опекуна, малыш?
Риз был не против. В его жизни появилась новая увлекательная игра, и это было здорово.
