Император-гоблин

Copyright © 2014 by Katherine Addison

© О. Ратникова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Посвящается моим родителям, Кэтрин и Аддисону

Из «Путеводителя по эльфийским землям»

(опубликовано издательским домом «Кривая Лестница» по заказу Королевской торговой гильдии Пенчарна)

ПРАВИЛА ЧТЕНИЯ

В языке эльфов (этувераджин) нет непроизносимых гласных и согласных. Удвоенная гласная обозначает долгий звук. Однако если перед второй буквой имеется диакритический знак «’» (как, например, в названии крупнейшей реки страны, Истанда’арта), две гласные следует произносить раздельно.

В эльфийских словах встречаются следующие сочетания гласных, которые читаются так же, как пишутся: «ай», «ей», «эй». Буква «и» в конце слова (в основном, в названиях населенных пунктов и архаизмах) читается как долгое «и».

В эльфийском языке есть ряд придыхательных согласных звуков: «ч», «х», «кх». Последний звук характерен для языка этувераджин, а также родственного ему языка бариджин, и сходен по звучанию с гортанным кашлем. Иностранцу лучше не пытаться воспроизводить эти согласные до тех пор, пока он не достигнет определенного уровня владения языком. С произношением согласных «т» и «ш» трудностей возникнуть не должно. Сочетание «дж» произносится приглушенно и мягко; слова с ним редко можно услышать за пределами Этувераза и земель гоблинов.

Согласный «к» всегда является твердым (эльфы, живущие у границы с Бариджаном, даже позаимствовали другую букву из языка гоблинов для обозначения мягкого «к»). Пара согласных «кс» читается как слитное сочетание твердых звуков «к» и «с».

Апостроф «’» до или после согласной обозначает пропущенный звук или слог и не влияет на произношение.

Если не считать вышеописанных особенностей, эльфийский язык весьма прост.

ЛИЧНЫЕ ИМЕНА И ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ НАЗВАНИЯ

Личные имена имеют маркеры, обозначающие пол носителя.

Мужские имена заканчиваются на «а» («я»), «ис» и «ет». Примером могут служить имена персонажей популярного народного сказания – Вана, Ванис и Ванет. По легенде, только Ванет, самый младший и самый слабый из трех братьев, сумел поднять меч Картейо с наковальни огра.

Женские имена заканчиваются на «о» и «ан». Окончание «у» встречается как в мужских, так и в женских именах.

Родовые имена в культуре эльфов имеют огромное значение. Путешественник должен помнить, что каждое родовое имя содержит корень, к которому добавляются различные суффиксы в зависимости от пола и семейного положения носителя имени. Для мужчин это суффикс «ар», для замужних женщин – «аран», для незамужних – «ин». Суффикс «ада» означает «много» и используется в случаях, когда говорят о семье (или, по-эльфийски, «доме») как о целом.

В именах простолюдинов, живущих на юге, у границы со страной гоблинов, до сих пор встречаются суффиксы «а», «о» и «ет» («эт»), а родовые имена пастухов с западных равнин заканчиваются суффиксами «эдж», «эджо» и «эджен» («едж», «еджо», «еджен»).

Географические названия также имеют маркеры рода. Следует отметить, что города и реки страны эльфов названы в честь духов-покровителей, поэтому названия городов всегда женского рода, а названия рек – мужского. Настоятельно советуем иностранцу не повторять непристойных стишков, популярных среди простонародья, в которых фигурирует река Истанда’арта и город Кайрадо.

Суффикс «и» означает «поселение», суффикс «ан» – «место собраний». Корень «тэйлейан» («зал») встречается в названиях правительственных учреждений или судебных органов. В слове «Унтэйлейан» (тронный зал императора) имеется архаический префикс, значение которого в настоящее время утрачено. Часть филологов считает, что он происходит от слова «мудрость», в то время как другие связывают его со словом «центр».

ФОРМЫ ОБРАЩЕНИЯ

Эльфы чрезвычайно педантичны и щепетильны, поэтому даже в повседневном общении они строго соблюдают целый ряд правил. Советуем путешественникам проявлять максимальную вежливость. Никогда не обращайтесь к эльфу с неформальным «ты», даже если вы разговариваете с простолюдином, горничной или прислугой в трактире. Иностранцу могут извинить излишнюю формальность в обращении, но бесцеремонность считается непростительной.

Эльфийские формы обращения весьма сложны и требуют предварительного изучения. В обращении к детям до тринадцати лет употребляется слово «мичен» («малыш»). Несмотря на то, что совершеннолетие в Этуверазе официально наступает в шестнадцать лет, на детей старше тринадцати смотрят почти как на взрослых; соответственно, к ним следует обращаться более формально.

К мужчине обращаются «мер», к замужней женщине – «меррем», к незамужней – «мин» (отметим, что замужние дамы носят на правой руке железное кольцо, надеваемое во время брачной церемонии). Даже самый бедный барон требует, чтобы к нему обращались «осмер», к его жене – «осмеррем», к дочери – «осмин». Титулы эльфов, занимающих высокое общественное положение (кстати, путешественник может не беспокоиться, при встрече он сразу же поймет, кто перед ним), имеют префикс «дач» (сокращенное от «дачем», «величайший»), который ставится перед префиксом «ос» («благородный», «достопочтенный»). Таким образом, к знатным людям обращаются: «дач’осмер», «дач’осмеррем», «дач’осмин». В беседе с императором употребляется исключительно титул «ваша светлость».

Гильдии ремесленников Эльфийских Земель имеют собственную иерархию и титулы, в которые иностранцу нет нужды вникать. К представителям класса ремесленников допустимо обращаться «мер», «меррем», «мин».

ИМПЕРАТОРЫ

Династия Драдж правит Эльфийскими Землями более тысячи лет, хотя следует отметить, что непрерывность рода является в некотором смысле фикцией. Время от времени правящий император, не имеющий прямых потомков мужского пола, избирает наследника из другой аристократической семьи. После коронации наследник принимает новое имя; это архаичные, очень длинные и трудные для произношения имена, и их используют исключительно представители аристократии. Они имеют особый «императорский» префикс. До объединения восточной и западной частей страны эльфов Эдревениваром, которого обычно называют Завоевателем, имена императоров имели префикс «Бел». После Эдревенивара, несмотря на то, что никто больше не носил этого имени, в его честь начали использовать императорский префикс «Эдре». Варенечибель Первый выбрал себе имя с префиксом «Варе»; простые люди сочли это оскорблением памяти его предков и, следовательно, дурным предзнаменованием.

Часть первая
Крушение «Мудрости Чохаро»

Глава 1
Новость приходит в Эдономи

Майя проснулся от того, что ледяные пальцы опекуна больно впились ему в плечо.

– Кузен? Что слу… – Он сел в постели, протирая глаза. – Который час?

– Вставай! – рявкнул Сетерис. – Пошевеливайся!

Майя едва проснулся, но покорно отбросил одеяло и неловко сполз с кровати, путаясь в простынях.

– Что происходит? Пожар?

– Одевайся. – Сетерис сунул ему вчерашнюю одежду. Майя, возившийся с тесемками ночной рубахи, не смог удержать ее, и Сетерис с раздраженным шипением наклонился, чтобы собрать вещи с пола. – Посланник из столицы. Вот что происходит.

– Письмо от отца?

– Ты что, оглох? Я же сказал, посланник из столицы. Милосердные боги и богини, парень, ты совсем ничего не можешь сделать без няньки? Вот, держи!

Сетерис сдернул с Майи рубаху, не потрудившись развязать тесемок у ворота, и едва не оторвал ему уши. Швырнул на кровать скомканную одежду. Майя торопливо натянул белье, штаны, рубаху и куртку. Все это было несвежим и давно нуждалось в стирке, но он промолчал, не желая окончательно разозлить кузена. Сетерис, прижав уши к голове, угрюмо наблюдал за сборами при тусклом свете свечи. Майя никак не мог найти чулки, но Сетерис не дал ему времени на поиски. Как только Майя застегнул куртку, опекун велел ему выходить, и Майя поплелся в коридор босиком. Здесь было светлее, и он увидел, что Сетерис полностью одет, а его лицо покрыто красными пятнами. Значит, императорский посланник не поднял кузена с постели – он просто еще не ложился. Майя в тревоге взмолился про себя о том, чтобы Сетерис хоть немного протрезвел после выпитого метеглина и вспомнил о своих безупречных придворных манерах.

Майя провел рукой по безнадежно спутанным густым волнистым волосам. Конечно, уже не в первый раз посланец императора застанет его неопрятным и растрепанным, похожим на отродье старьевщика. Но Майя все равно расстроился. Ему представилось, как отец расспрашивает придворного: «Итак, расскажите нам, как выглядел наш сын?». Но он напомнил себе о том, что отца едва ли интересует его внешность и благополучие, гордо поднял голову и уши и вошел вслед за Сетерисом в крошечную убогую приемную.

Посланник оказался совсем молодым, возможно, лишь на год старше самого Майи, но даже в пыльной дорожной одежде он выглядел элегантно, как настоящий аристократ. Естественно, в отличие от Майи, он был чистокровным эльфом: у него были белоснежные волосы и глаза цвета дождя. Переведя взгляд с Сетериса на Майю, посланник заговорил:

– Вы эрцгерцог Майя Драджар, единственный ребенок Варенечибеля Четвертого и Ченело Драджаран?

– Да… – в недоумении пробормотал Майя.

А потом недоумение сменилось шоком. Посланец распростерся на старом ковре у ног Майи, умудряясь, однако, при этом не терять достоинства.

– Ваша светлость император, – произнес он.

– Вставай, приятель, хватить молоть чушь! – вмешался Сетерис. – Мы уже поняли, что у тебя письмо от отца эрцгерцога.

– Вы ошибаетесь, – ответил посланник, по-кошачьи ловко вскочив на ноги. – Мы принесли известия от Унтэйлейанского Двора.

Желая предотвратить спор, Майя быстро сказал:

– Прошу вас, объясните.

– Ваша светлость, – почтительно начал посланник, – вчера между восходом солнца и полуднем потерпел крушение воздушный корабль «Мудрость Чохаро». На борту находились император Варенечибель Четвертый, принц Немолис, эрцгерцог Наджира и эрцгерцог Кирис. Они возвращались со свадьбы правителя княжества Ту-Атамар.

– И «Мудрость Чохаро» разбилась, – очень медленно проговорил Майя.

– Да, ваша светлость, – подтвердил посланец. – Погибли все пассажиры и члены экипажа.

Несколько секунд Майя слышал только биение собственного сердца. Слова молодого придворного не имели смысла. Ничто не имело смысла. В тот момент, когда Сетерис грубо разбудил его, начался мрачный бессвязный кошмар. Но внезапно все стало ясно, мучительно ясно. Словно издалека, он услышал собственный дрогнувший голос:

– Чем было вызвано крушение?

– Какая разница? – вмешался Сетерис.

– Ваша светлость, – ответил посланец, подчеркнуто не обращая внимания на Сетериса, – причина катастрофы пока не установлена. Но лорд-канцлер повелел Свидетелям провести расследование.

– Благодарю вас, – сказал Майя. Он не знал, что сейчас чувствует. Не знал, что ему следует чувствовать, зато знал, что должен делать. – Вы привезли для меня письма?

– Да, ваша светлость.

Посланник шагнул к столику и взял сумку. Оказалось, что письмо только одно. Сетерис хищно выхватил у курьера конверт и быстро сломал печать. Может быть, он решил, что посланник лжет?

Он быстро просмотрел письмо, и на его неприятном лице появилась злобная гримаса. Он швырнул письмо Майе и вышел из комнаты. Майя не успел подхватить бумагу, и она упала на пол.

Придворный невозмутимо опустился на одно колено, поднял письмо и подал его Майе.

Майя почувствовал, как кровь прилила к лицу, и опустил уши. Однако он понимал, что не следует ничего объяснять и не следует извиняться за поведение Сетериса. Он постарался сосредоточиться на письме. Послание было подписано лорд-канцлером его отца, Улерисом Чаваром.

Эрцгерцогу Майе Драджару,

наследнику императорского трона Этувераза.

Приветствуем Вашу Светлость в час величайшего горя.

Зная, что Ваша Светлость Император пожелает оказать подобающие почести покойному отцу и братьям, мы приказали начать подготовку к официальным похоронам, которые должны состояться через три дня, двадцать третьего числа сего месяца. Мы намерены известить о трагическом событии правителей пяти княжеств, а также сестру Вашей Светлости, которая в настоящее время пребывает в Ашедро. Мы уже приказали курьерской службе выделить необходимое количество воздушных кораблей, чтобы все приглашенные лица смогли прибыть во дворец к началу похорон.

Разумеется, нам неизвестны планы Вашей Светлости, но мы готовы в любую минуту приступить к выполнению Ваших указаний.

Примите наши искренние соболезнования и уверения в неизменной преданности,

Улерис Чавар.

Майя поднял голову. Посланник наблюдал за ним с абсолютно бесстрастным лицом, и лишь навостренные уши выдавали его заинтересованность.

– Я… мы должны переговорить с нашим кузеном, – пробормотал он, путаясь в непривычной формальной конструкции. – А вы… да, вы, наверное, устали. Сейчас мы позовем слугу, и он обо всем позаботится.

– Ваша светлость очень добры, – ответил эльф, и если ему и было известно о том, что в поместье Эдономи всего двое слуг, он ничем этого не выдал.

Майя позвонил в колокольчик, зная, что Пелчара, лакей с птичьим лицом, только и ждет возможности выведать новости. Хару, который занимался работами вне дома, скорее всего, еще спал. А всем было известно, что Хару спит как убитый.

Пелчара приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Его глаза блестели, уши стояли торчком, а на лице было написано любопытство.

– Этот господин, – начал Майя и покраснел от смущения, сообразив, что не знает имени посланника, – проделал долгий путь. Проследи за тем, чтобы он получил все необходимое.

Майя запнулся, с ужасом представляя, как будет рассказывать о происшедшем Пелчаре.

– Я буду у кузена, – пробормотал он и выбежал в коридор.

Под дверью спальни Сетериса он заметил полоску света и услышал шаги кузена – видимо, тот расхаживал по комнате из угла в угол. «О боги и богини, только бы он не успел приложиться как следует к графину», – взмолился про себя Майя, понимая, что молитва его вряд ли будет услышана, и постучал.

– Кто там?

Судя по голосу, кузен не был пьян сильнее, чем четверть часа назад.

– Это Майя. Можно?..

Дверь распахнулась, и Сетерис окинул его неприязненным взглядом.

– Ну? Чего тебе еще, парень?

– Кузен, – испуганно прошептал Майя, – что мне делать?

– Что тебе делать? – расхохотался Сетерис. – Ты у нас теперь император, малыш. Ты должен править всеми Эльфийскими Землями, изгнать из страны своих сородичей-варваров. Или, если захочешь, наоборот, можешь избавиться от эльфов и пригласить гоблинов. Зачем приходить ко мне, ныть и спрашивать, что делать?

– Потому что я не знаю.

– Страшилище безмозглое, – буркнул Сетерис, глядя в пространство, и Майя понял, что кузен выбранил его просто по привычке.

– Да, кузен, – робко шепнул Майя.

Сетерис снова пристально взглянул ему в лицо, но уже без гнева.

– Значит, хочешь получить совет?

– Да, кузен.

– Заходи, – бросил Сетерис, и Майя впервые за годы, проведенные в этом доме, вошел в спальню опекуна.

Обстановка была строгой, под стать хозяину – ни предметов роскоши, ни вещей, напоминавших о жизни при Унтэйлейанском Дворе. Ничего лишнего. Сетерис указал на единственный стул, а сам присел на кровать.

– Ты боишься, и не без оснований, малыш. Волки уже почуяли кровь и готовятся сожрать тебя с потрохами. Письмо при тебе?

– Да, кузен.

Майя протянул Сетерису письмо, помятое и испачканное после падения на грязный пол. Сетерис перечел послание, нахмурился и навострил уши. Это значило, что он напряженно размышлял. Длинными белыми пальцами Сетерис аккуратно разгладил бумагу и сложил листок.

– Улерис слишком много на себя берет.

– Правда? – И в следующее мгновение Майя понял. – Вы знакомы?

– Мы с ним старые враги, – пожал плечами Сетерис. – Похоже, он ничуть не изменился.

– В каком смысле?

– У Улериса нет причин любить тебя, малыш.

– Но он уверяет меня в своей преданности.

– Допустим. Но в преданности кому? Определенно не тебе, потому что ты всего лишь младший, нелюбимый отпрыск его покойного владыки. Император не желал видеть тебя на троне, и ты прекрасно это знаешь. Пошевели мозгами, мальчик – если, конечно, у тебя есть мозги.

– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю!

– Милосердные богини, дайте мне терпения, – с преувеличенным раздражением воскликнул Сетерис, глядя в потолок. – Подумай хорошенько, малыш. Ты император. Что следует сделать сразу после того, как ты унаследуешь императорский трон?

– Кузен, сейчас не время для загадок.

– Никаких загадок.

Сетерис свирепо уставился на Майю, и вскоре тот понял.

– Коронация!

– Ха! – Сетерис звонко хлопнул в ладоши, и Майя вздрогнул. – Именно. А теперь ответь мне, почему в планах Улериса первым пунктом нет коронации, а точнее, почему он вообще о ней не упоминает?

– Но похороны…

– Нет! Ты рассуждаешь, как ребенок, а не как император. Мертвым безразличны почести, о которых Улерис болтает в своем письме, и он отлично это знает. Тебя должны заботить не мертвые, а живые. И власть над ними! Ведь сам он только об этом сейчас и думает.

– Но…

– Думай, парень, – перебил его Сетерис, наклонившись вперед, и в его ледяных глазах вспыхнуло пламя. – Если ты на это способен, если у тебя в башке за всю жизнь появилась хоть одна самостоятельная мысль, в чем я очень сомневаюсь. Думай как следует. Ты приезжаешь к Унтэйлейанскому Двору, похороны начинаются и заканчиваются. Что потом?

– Потом я обращаюсь с просьбой к… Ох!

– Ты понял!

– Да…

Майя понимал свое нынешнее положение лучше, чем Сетерис мог себе представить, потому что в результате многолетнего общения с кузеном он многое усвоил. Ничего не предпринимая и выжидая, он поставит себя в положение просителя по отношению к Чавару, а просителю всегда можно отказать.

– И что мне следует сделать?

Сетерис ответил немедленно:

– Ты должен перехватить инициативу, а для этого необходимо попасть ко двору прежде, чем Улерис успеет укрепить свои позиции.

– Но как?

На дорогу из Эдономи в столицу обычно требовалась неделя.

– На воздушном корабле. – Сетерис сказал это так, словно речь шла о чем-то обыденном, но Майе мгновенно стало плохо.

– Не могу.

– Ты должен. Иначе ты превратишься в марионетку Улериса, вынужден будешь плясать под его дудку. И весьма вероятно, что до девятнадцатого дня рождения ты не доживешь.

Майя склонил голову.

– Хорошо, кузен.

– Мы отправимся в столицу на воздушном корабле, который доставил сюда прихвостня Чавара. Корабль наверняка его ждет. А теперь иди и приведи себя в порядок.

– Хорошо, кузен, – пробормотал Майя. Сетерис, судя по всему, не сомневался в том, что новый император возьмет его с собой ко двору, и Майя не посмел возразить.

Глава 2
«Великолепие Кайрадо»

Воздушный корабль «Великолепие Кайрадо», пришвартованный к мачте, был похож на зловещую грозовую тучу в сером предрассветном небе. В последний раз Майя видел воздушный корабль в восемь лет, когда его привезли ко двору на похороны матери. Воспоминания о том времени были полны тоски. Он помнил, как молился Улису, чтобы тот позволил ему умереть вместе с матерью.

У всех членов экипажа были мрачные лица. Они уже знали о крушении «Мудрости Чохаро», и Майя видел в их глазах горе и страх.

Капитан поприветствовал Майю у трапа, невнятно пробормотав его титул, и Майя, повинуясь импульсу, остановился и негромко сказал:

– Мы абсолютно доверяем вам и вашей команде.

Капитан вздрогнул и поднял голову. Майя встретился с ним взглядом и улыбнулся. Капитан посмотрел ему в глаза, его уши приподнялись, и он снова поклонился, еще ниже, чем прежде.

– Благодарю, ваша светлость, – ответил он отчетливо и уверенно.

Майя поднялся по узкой железной винтовой лестнице, которая опоясывала мачту. Наверху, на крошечной платформе, ждала женщина, в чьи обязанности входило проводить императора в пассажирскую каюту.

– Ваша светлость, – с усилием проговорила она и предложила Майе руку.

– Благодарим вас, – сказал Майя, принимая помощь, в которой вовсе не нуждался. Женщина, казалось, удивилась не меньше капитана.

Воздушные корабли не были предназначены для перевозки пассажиров, однако ими часто пользовались курьеры и иные государственные служащие. Сетерис предложил освободить корабль и ссадить остальных пассажиров – четырех курьеров, двух миссионеров и пожилого мага, – но Майя отказался и теперь едва не сожалел о собственной доброте. Чиновники не сводили с него пристальных взглядов расширенных глаз, и Майе казалось, что они, затаив дыхание, следят за каждым его движением.

После внезапного превращения в императора Майе захотелось таким же чудесным образом стать кем-то новым, но, увы, ни внутренне, ни внешне он не изменился. Майя был одет согласно трауру, во все черное, но даже невнимательный наблюдатель мог сразу заметить, что его одежда с чужого плеча, и что она была перекрашена, по меньшей мере, трижды. В прошлый раз Майя носил траур два года назад, когда умерла сестра императора, эрцгерцогиня Эбрене’ан. Тогда эти обноски Сетериса были ему велики, а теперь он едва смог натянуть ставшие тесными штаны и рубаху. У Майи не было ни шпилек ташин, ни гребней, поэтому ему пришлось заплести волосы в косы и кое-как закрепить их на затылке, чтобы они не закрывали шею. Такая прическа больше подходила ребенку, чем почти взрослому юноше, тем более императору.

Он устроился на свободном месте между Сетерисом и посланником лорд-канцлера. Возможно, посланник и счел поспешный отъезд нового императора в столицу угрозой планам своего господина, но ничем не выдал своих мыслей и охотно принял участие в подготовке к путешествию. Никто не смог бы упрекнуть молодого придворного в том, что он меньше Сетериса заботится об интересах Майи. Майя улыбнулся. Сетерис заботится о его интересах – какая ирония! Они с опекуном невзлюбили друг друга с первой минуты знакомства. Они встретились на похоронах матери Майи, императрицы Ченело. На корабле, который доставил тело умершей к Унтэйлейанскому Двору из глуши, куда ее сослал муж, в столицу приехал и ее убитый горем восьмилетний сын. Варенечибель IV даже не взглянул на ребенка, и сразу же после церемонии прощания Майю отдали Сетерису Нелару. Придворному было приказано отправиться вместе с мальчиком в Эдономи, бывший охотничий домик императора. С тех пор взаимная антипатия Майи и его опекуна нисколько не уменьшилась, скорее, наоборот.

Майя покосился на кузена. Сетерис прожигал свирепым взглядом ни в чем не повинную резную балку – так, по крайней мере, показалось Майе. Он никогда не видел Сетериса в спокойном расположении духа, если не считать вечеров, когда тот напивался в стельку и становился слезливым и сентиментальным. Сетерис с его дурным характером превратил подростковые годы Майи в настоящий кошмар. В качестве напоминания о жизни в Эдономи Майе до самой смерти суждено было носить на левом предплечье уродливые шрамы. Однажды Сетерис ударил его с такой силой, что он не удержался на ногах и врезался в весьма натуралистично исполненные оленьи рога из кованого железа, которые украшали каминную решетку в парадном зале.

Надо отдать Сетерису должное – он тогда по-настоящему испугался. После этого инцидента, оживившего однообразную и ничем не примечательную пятнадцатую зиму Майи, его наставник стал гораздо реже распускать руки. Однако Майя по-прежнему терпеть не мог Сетериса и знал, что никогда до конца не сможет простить кузену эпизод с каминной решеткой.

Женщина из команды корабля вошла в каюту и тщательно закрыла за собой дверь. Она откашлялась, хотя Майя не видел никакой нужды привлекать внимание пассажиров, сидевших в полном молчании. Видимо, у нее пересохло в горле от волнения. Наконец, она заговорила:

– Ваша светлость, капитан занял место на мостике, мы готовимся отчалить.

Сетерис незаметно ткнул Майю локтем в бок, и новоиспеченный император пролепетал:

– Благодарим вас.

Женщина с видимым облегчением поклонилась и уже обычной походкой, выпрямив спину, перешла в переднюю часть каюты, где находилось переговорное устройство для связи с экипажем. Майя едва успел задать себе вопрос, сможет ли он понять, когда «Великолепие Кайрадо» отчалит от мачты. В следующее мгновение корабль едва заметно покачнулся и начал подниматься к розоватому утреннему небу.

Путешествие на воздушном корабле до Унтэйлейанского Двора занимало два часа. По суше это расстояние можно было преодолеть в лучшем случае за четыре дня, и то если погода была хорошая, а Истанда’арта в месте переправы не был слишком бурным. Загудели двигатели, и Майя с облегчением подумал, что теперь у него есть предлог не разговаривать с Сетерисом. За этой мыслью пришла другая – о последних минутах «Мудрости Чохаро». Меньше суток назад корабль с императором Эльфийских Земель на борту находился в воздухе. Майя размышлял о том, как погибли пассажиры и экипаж: успели ли они понять, что их ждет смерть, или небытие обрушилось внезапно, как орудие палача? Он попытался представить себе, как отец кричит и рыдает. Попытался представить его испуганным, но не смог. В воспоминаниях Майи о первой и последней встречи с отцом, император Варенечибель IV был высоким надменным мужчиной с ледяными глазами, с белым и холодным, как мрамор, лицом. Майя помнил богатые одежды, покрытые вышивкой, лунные камни, украшавшие пальцы и уши отца, вплетенные в его косы. Он помнил черные ленты, единственный знак траура, который император счел нужным надеть после смерти четвертой супруги; они были похожи на полосы чернил, запятнавшие безупречно белые одежды отца. Он помнил, как Варенечибель презрительно поморщился, увидев его, Майю, помнил мелодичный, но жестокий голос:

– Мерзкое отродье выглядит точь-в-точь, как его мамаша.

Эта картина, ясная, четкая, застывшая, как официальный портрет императора, который висел в приемном зале Эдономи, осталась в его памяти навсегда. Теперь его представления о Варенечибеле никогда не изменятся, он навсегда лишился надежды узнать собственного отца.

«С другой стороны, – подумал Майя, вжавшись в сиденье, чтобы не встречаться взглядом с Сетерисом, – если бы твои представления об отце и изменились, то только к худшему. Благодари богов за то, что он сразу забыл о своем мерзком отродье».

Лиц братьев он не помнил. Он даже не понял, кто есть кто в толпе одетых в черное аристократов, стоявших вокруг гроба матери. Родственников ему показала придворная дама, которой велели присматривать за ним во время похорон, жена какого-то мелкого помещика. Он, конечно, давно забыл ее имя.

– Вон там – ваш брат Немолис и его супруга, это ваш брат Наджира, а рядом ваш брат Кирис.

Для него, мальчишки, все они были на одно лицо – равнодушные взрослые с белыми волосами и светло-серыми глазами. Никто из них даже не подошел к нему, ни во время похорон, ни потом. Возможно, они разделяли отвращение императора к полукровке, возможно, просто боялись гнева Варенечибеля. Майя не рискнул обратиться к братьям и невестке, не желая рассердить их. А теперь было слишком поздно. Он никогда не сможет поговорить с ними.

Ему хотелось откинуть голову на спинку кресла и закрыть глаза, но и без напоминаний Сетериса он прекрасно знал, что императору не подобает вести себя так на публике. Семерых пассажиров и нервную женщину из экипажа корабля, очевидно, можно было рассматривать как «публику». В течение десяти лет Сетерис и Майя были убеждены в том, что им обоим предстоит закончить свои дни в Эдономи, но, тем не менее, кузен упорно вдалбливал своему подопечному правила придворного этикета и настаивал на их неукоснительном соблюдении. Для Майи это не являлось проблемой, поскольку Ченело воспитывала его как императорского сына, но сейчас ему неожиданно пришло в голову, что, пожалуй, следует быть благодарным кузену.

Он бросил быстрый взгляд на хмурое лицо Сетериса, застывшее, как гранитная маска. Было странно сейчас, на рассвете, после бессонной ночи, смотреть на Сетериса и видеть вместо тирана Эдономи ничем не примечательного бывшего придворного, мужчину средних лет, озлобленного на весь мир, хитрого, но не слишком умного. Майя до сих пор не знал, чем Сетерис заслужил немилость Варенечибеля, но догадывался, что это был какой-то серьезный проступок. Очутившись за пределами Эдономи, Сетерис стал невзрачным, маленьким и совсем не страшным. Майе вдруг пришло в голову, что, если Сетерис еще когда-нибудь его ударит, это будет означать смертный приговор. Когда Майя осознал это, у него закружилась голова, и он не сразу понял, что вцепился в подлокотники кресла. Неужели «Великолепие» попало в мощный воздушный поток? Нет, это всего лишь новые, непривычные мысли… Он приказал себе разжать пальцы, пока никто не заметил его состояния. Было бы в высшей степени неприлично с его стороны дать понять пассажирам и членам экипажа, что он боится крушения.

Выглянув в иллюминатор, он увидел гигантские облака, которые утренняя заря окрасила в розовый цвет. Они были похожи на заснеженные горы. Он вспомнил популярный в стране Бариджан гимн богине Осрейан, которому научила его мать, и беззвучно помолился. Он просил богиню позаботиться не только о его отце и сводных братьях, но и обо всех, кто находился на борту «Мудрости Чохаро».

Приближение служанки из команды корабля заставило Майю вернуться к действительности. Она остановилась на расстоянии вытянутой руки от него и опустилась на одно колено.

– Ваша светлость.

– Да? – ответил Майя. Краем глаза он заметил, что Сетерис и посланник лорд-канцлера оживились и внимательно наблюдают за ним.

– Ваша светлость, капитан велел мне узнать, не пожелаете ли вы пройти в кабину экипажа, чтобы полюбоваться восходом солнца. Это очень красиво.

– Спасибо, – быстро ответил Майя, не давая Сетерису открыть рта. – Мы бы очень хотели взглянуть.

Он поднялся и постарался не улыбнуться, заметив, что Сетерис побагровел от бессильной ярости. Мысль о гневе кузена, а также множество других мыслей, которые появились у него после лекции насчет предстоящей схватки с Улерисом Чаваром, заставили его обернуться и обратиться к посланнику.

– Мы желаем, чтобы вы сопровождали нас.

– Как вам будет угодно, ваша светлость, – ответил посланник и с готовностью вскочил с места.

И они ушли, оставив Сетериса в бешенстве. Естественно, он не мог навязываться в спутники императору после того, как тот пригласил другого придворного. Майя напомнил себе о том, что императору не пристало злорадствовать, и мысленно упрекнул себя: «Я не должен искать удовольствия в том, чтобы унижать подданных».

Это было пьянящее ощущение, но он знал, что оно отравляет душу.

Они прошли в переднюю часть пассажирской каюты, и служанка распахнула перед императором узкую дверь. В конце коридора, по которому Майя едва мог пройти, не задевая плечами стен, обнаружилась другая дверь, ведущая в кабину. Из огромного обзорного окна открывался потрясающий вид на небо и облака.