000
ОтложитьЧитал
– Пусть чешется, – ответил Начальник. – Мы, между прочим, чесались. Бывало, всю ночь в кабаке с девушками всякими проведёшь, а утром из того же кабака сразу на работу. И ничего, и хорошо.
– Но ведь человек не спал всю ночь. Поэтому и отпустили.
– Мы в кабаках тоже не по кроватям лежали. Мы, между прочим, плясали до утра и закусывали. И ничего, утром, как огурчики…
– С селёдочкой под шубой, – добавила робко диспетчер, Марьяна Викторовна Шугливая.
– И грибком маринованным на вилочке, – мечтательно сказал Начальник.
И Марьяна Викторовна, как только услышала, что он смягчился, встала быстро из-за стола и отдала трубку сменщику. А сменщик оказался совсем не тот, не районный, а городской. Но Марьяна Викторовна настолько торопилась уйти, что только шепнула Тиме Крошкину: «Начальник», и убежала. А Тима как взял трубку, задышал в неё сразу и сказал:
– Доброе утро, Всемогущ Всемогущевич. Диспетчер Тимофей Артамонович Крошкин смену принял. Замечаний нет, работа по плану. А на районе диспетчера пока нет, потому что он курит и смеётся в специально отведённом для курения месте специально отведённые для этого сигареты, рядом с огнетушителем, противопожарным ящиком и пожарной сигнализацией.
Начальник только услышал голос Крошкина, разозлился:
– Вы меня больше по таким вопросам не беспокойте.
И положил трубку.
А Тима посидел, подумал, по каким вопросам не беспокоить, и пошёл к папе своему, Шнобелевскому Георгину Валентиновичу.
На самом деле по паспорту папа у Тимы другой, и родила мама его от другого мужчины, но по крови, по взглядам на устройство мира, по убеждениям Георгин Валентинович – самый настоящий папа Тимы.
Пришёл к нему Тима в специально отведённое место для курения, стрельнул сигарету и говорит:
– Тут давеча Всемогущ Всемогущевич звонил. Просил его по «таким» вопросам не беспокоить.
Шнобелевский только услышал о вопросах, сразу засмеялся и на выдохе спросил:
– По каким «таким» вопросам?
– А вот по «таким». Неуютным, зябким, нехорошим вопросам не беспокоить начальника.
Шнобелевский снова засмеялся и снова на выдохе, продолжая смеяться, сказал:
– А мы вообще можем не беспокоить его, никогда-никогда.
Сказал и мизинчиком так пепел с сигаретки сбросил. Он всегда мизинец в сторону отставляет, когда курит, или когда ест что-нибудь вкусное вилочкой.
– Дурак ты, Тима, – говорит Георгин Валентинович. – Не понимаешь ничего ты в оперативных переговорах. Сейчас я всё решу.
И пошёл так уверенно в диспетчерскую, набрал номер начальника, заулыбался в трубку поначалу, подмигнул сыну и, усы подкручивая, что-то ласковое такое напевать стал. Это пока начальник трубку не взял. А как взял, загрустил вдруг Шнобелевский, улыбка сошла с лица, усы повисли, и на глаза набежала влажная такая пелена. Положил он молча трубку и сказал:
– Нет, Тимофей, это не ты дурак. Это мы все дураки, что отпустили невовремя человека домой. Он спать собрался, а производство подвига требует. Мы сейчас оденемся с тобой, сядем на трамвай и поедем домой к Жадину, будем просить на смену выйти.
Крошкин растерялся от неожиданности, растянул губы улыбочкой и спрашивает:
– А на кого мы диспетчерскую оставим?
– Старший диспетчер посидит. Он всё равно целый день в крестики-нолики с начальником участка играет. И в дурака подкидного.
– Это вы в дурака с Марьяной Викторовной играете. На раздевание.
– А это не твоё дело. Маловат ещё поперёк батьки слово в пекло лезть. Собирайся давай. Надевай валенки и пальтишко своё тёплое. Мороз на улице – простудиться можешь.
Поплакал Тима Крошкин, погоревал, но делать нечего: начальник сказал – исполнять надо. Надел валенки, ушанку, пальто с пришитыми к нему варежками. Георгин Валентинович шарфик сыну затянул на шее, и отправились они на трамвайную остановку.
– А почему на трамвае? У нас целых две оперативных машины есть.
– Начальник сказал машины не трогать. Нельзя использовать рабочий транспорт в личных целях.
– Каких личных? Мы же по работе.
– Уже личных. Начальник сказал: или мы поедем на трамвае, или пойдём в такое место, из которого точно не вернёмся. Можно, конечно, на такси.
– Ой, на такси дорого, – возразил Тима.
– То-то и оно.
– У меня денег нет на такси.
– Так и думал.