Капли воды медленно, окрашивали город в мокрые тона и через время можно было наблюдать бегущих людей от начавшегося ливня. Петр Сергеевич поежился и недовольно, с укоризной поглядел в небо, проворчал: «Экая напасть!» – пошел мерным шагом к остановке. Спешить мужчине было некуда, зонта с собой не было, а ехать и идти ему долго. В руках же был кулек с неизвестным содержимым, а в губах оставалась почти отсыревшая сигарета. Подойдя к остановке, он все-таки решился выкинуть уже ненужный окурок и посмотрел на часы. «Тэк-с, тэк-с, опоздал все-таки на автобус. Придется ждать-с.»
– Простите…прошу прощения. Могу я узнать сколько времени сейчас? – вдруг раздалась из-за спины тихая просьба, что заставило Петр Сергеевича вздрогнуть от неожиданности. Становясь под козырек остановки, он точно помнил, что тут находился один. «Старею…» – подумалось ему, и он обернулся, чтобы разглядеть неожиданного гостя и внутренне напрягся.
– Без двадцати минут десять-с. – выцветшие от надвигающихся солидных годов глаза пробежались по маленькой и тучной девушке, что стояла перед ним в одном легком платье босая. Уместная картина для какого-то майского или летнего денька. Но на дворе была поздняя осень, готовая вот-вот сорваться в однотонные белоснежные дни зимних месяцев.
– Спасибо. – ответила странная гостья и ее взгляд приобрел безучастное выражение к реальности. Скорее всего задумалась о чем-то.
Мужчина с минуту рассматривал незнакомку, в полумраке вечера зеленое платье медленно покачивалось в такт легкому ветерку, что загуливал вглубь остановки и приносил холодные капли дождя. Тонкие коричневые волосы, которые, судя по всему, не знали парикмахера были неровно подстрижены, от этого челка лезла в глаза и девушке приходилось часто-часто моргать. В целом она была мила, но черты лица и фигуры размывали лишние килограммы, оставляя складки и округлости. Петр Сергеевич посмотрел по сторонам и убедившись, что вокруг никого, вздохнул и проворчав себе под нос неразборчивое ругательство обратился к ней:
– И куда в столь поздний час вы направляетесь, барышня? Извольте-с поинтересоваться.
– Извините, но я не знаю. Все…как в тумане… нет только не подумайте, просто… – девушка долго не решалась ответить, а когда заговорила голос звучал тихо и неуверенно. Она оглядывалась по сторонам, смотрела в лицо мужчине, на проезжающие машины, но сфокусироваться ни на чем не могла.
– Право вам не за что извиняться. В вашем состояние это вполне нормально. Сосредоточьтесь и может вспомните-с.
– Я.… я… Помню только, что мне надо полить мои цветы. Мои цветы… Понимаете, у них есть определенный режим и технология полива и если ее не соблюдать, то будет… будет… ах, не помню. – она закусила губу, пытаясь вспомнить.
– Завянут? – попытался подсказать он.
– Нет, совершенно не это… Они не настолько у меня привереды как вам могло показаться, да и не держу я у себя таких вреден, с ними крайне тяжело расставаться. Была у меня чудесная Орхидея Фаленопсис, нежная-нежная. А цвет какой был! Розовый и такой воздушный. Моя любимица. Погибла. Спустя два месяца болезни. Что я только не делала ей… До сих пор как камень на душе, словно я виновата в смерти этого прекрасного создания, но знаете я совершенно ничего поделать не могла…
– За растениями порой трудно ухаживать-с, не вините себя. Сам держу около дома несколько кустиков. Вот у меня розы в прошлом году все как одни умерли от жары, а поливал я их постоянно и прыскал, и тень организовывал. Ничего не помогло. А знаете, если по случаю коллеги встретились так, извольте-с пригласить вас посмотреть на мои чудесные Паменомы Ковалевского, чудные цветочки, не пожалеете-с. – ухватился он за нить, которой начал обматывать свою жертву. Важно было в данной ситуации не сплоховать, благо мужчина знал толк и уже был наученный горьким опытом.
– Паменомы Ковалевского? Впервые слышу, такое смешное название. Не отказалась бы увидеть ваши, но потом обещаете, что после посетите мою мини оранжерею. – глаза девушки светились как у человека, что был увлечен всю жизнь каким-то непопулярным хобби и наконец нашел того, кто может понять или хотя бы выслушать. Ее пухлые щеки предательски вспыхнули от смущения.
