Охота на волков

Если друг оказался вдруг

Песня о друге

 
Если друг
          оказался вдруг
И не друг, и не враг,
                                        а так;
Если сразу не разберешь,
Плох он или хорош, —
Парня в горы тяни —
                              рискни! —
Не бросай одного
                              его:
Пусть он в связке в одной
                              с тобой
Там поймешь, кто такой.
Если парень в горах —
                              не ах,
Если сразу раскис —
                              и вниз,
Шаг ступил на ледник —
                              и сник,
Оступился —
                    и в крик, —
Значит, рядом с тобой —
                              чужой,
Ты его не брани —
                              гони:
Вверх таких не берут
                              и тут
Про таких не поют.
Если ж он не скулил,
                              не ныл,
Пусть он хмур был и зол,
                              но шел,
А когда ты упал
                              со скал,
Он стонал,
                    но держал;
Если шел он с тобой
                              как в бой,
На вершине стоял – хмельной, —
Значит, как на себя самого
Положись на него!
 

1966

Здесь вам не равнина

 
Здесь вам не равнина, здесь климат иной —
Идут лавины одна за одной,
И здесь за камнепадом ревет камнепад, —
И можно свернуть, обрыв обогнуть, —
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа.
 
 
Кто здесь не бывал, кто не рисковал —
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звезды хватал с небес:
Внизу не встретишь, как ни тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес.
 
 
Нет алых роз и траурных лент,
И не похож на монумент
Тот камень, что покой тебе подарил, —
Как Вечным огнем, сверкает днем
Вершина изумрудным льдом —
Которую ты так и не покорил.
 
 
И пусть говорят, да, пусть говорят,
Но – нет, никто не гибнет зря!
Так лучше – чем от водки и от простуд.
Другие придут, сменив уют
На риск и непомерный труд, —
Пройдут тобой не пройденный маршрут.
 
 
Отвесные стены… А ну – не зевай!
Ты здесь на везение не уповай —
В горах не надежны ни камень, ни лед,
                              ни скала,
Надеемся только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк —
И молимся, чтобы страховка не подвела.
 
 
Мы рубим ступени… Ни шагу назад!
И от напряженья колени дрожат,
И сердце готово к вершине бежать из груди.
Весь мир на ладони – ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим – у которых вершина еще впереди.
 

1966

Военная песня

 
Мерцал закат, как сталь клинка.
Свою добычу смерть считала…
Бой будет завтра, а пока
Взвод зарывался в облака
И уходил по перевалу.
 
 
Отставить разговоры!
Вперед и вверх, а там…
Ведь это наши горы —
Они помогут нам!
 
 
А до войны – вот этот склон
Немецкий парень брал с тобою,
Он падал вниз, но был спасен, —
А вот сейчас, быть может, он
Свой автомат готовит к бою.
 
 
Отставить разговоры!
Вперед и вверх, а там…
Ведь это наши горы —
Они помогут нам!
 
 
Ты снова здесь, ты собран весь —
Ты ждешь заветного сигнала.
И парень тот – он тоже здесь,
Среди стрелков из «Эдельвейс», —
Их надо сбросить с перевала!
 
 
Отставить разговоры!
Вперед и вверх, а там…
Ведь это наши горы —
Они помогут нам!
 
 
Взвод лезет вверх, а у реки —
Тот, с кем ходил ты раньше в паре.
Мы ждем атаки до тоски,
А вот альпийские стрелки
Сегодня что-то не в ударе…
 
 
Отставить разговоры!
Вперед и вверх, а там…
Ведь это наши горы —
Они помогут нам!
 

1966

Скалолазка

 
Я спросил тебя: «Зачем идете в гору вы? —
А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой. —
Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово…»
Рассмеялась ты – и взяла с собой.
 
 
И с тех пор ты стала близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя, —
Первый раз меня из трещины вытаскивая,
Улыбалась ты, скалолазка моя!
 
 
А потом за эти проклятые трещины,
Когда ужин твой я нахваливал,
Получил я две короткие затрещины —
Но не обиделся, а приговаривал:
 
 
«Ох, какая же ты близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!..»
Каждый раз меня по трещинам выискивая,
Ты бранила меня, альпинистка моя!
 
 
А потом на каждом нашем восхождении —
Ну почему ты ко мне недоверчивая?! —
Страховала ты меня с наслаждением,
Альпинистка моя гуттаперчевая!
 
 
Ох, какая ж ты не близкая, не ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!
Каждый раз меня из пропасти вытаскивая,
Ты ругала меня, скалолазка моя.
 
 
За тобой тянулся из последней силы я —
До тебя уже мне рукой подать, —
Вот долезу и скажу: «Довольно, милая!»
Тут сорвался вниз, но успел сказать:
 
 
«Ох, какая же ты близкая и ласковая,
Альпинистка моя скалоласковая!..»
Мы теперь с тобою одной веревкой связаны,
Стали оба мы скалолазами!
 

1966

Прощание с горами

 
В суету городов и в потоки машин
Возвращаемся мы – просто некуда деться! —
И спускаемся вниз с покоренных вершин,
Оставляя в горах свое сердце.
 
 
Так оставьте ненужные споры —
Я себе уже все доказал:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых еще не бывал.
 
 
Кто захочет в беде оставаться один,
Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?!
Но спускаемся мы с покоренных вершин, —
Что же делать – и боги спускались на землю.
 
 
Так оставьте ненужные споры —
Я себе уже все доказал:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых еще не бывал.
 
 
Сколько слов и надежд, сколько песен и тем
Горы будят у нас – и зовут нас остаться! —
Но спускаемся мы – кто на год, кто совсем, —
Потому что всегда мы должны возвращаться.
 
 
Так оставьте ненужные споры —
Я себе уже все доказал:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых никто не бывал!
 

1966

«Свои обиды каждый человек…»

 
Свои обиды каждый человек —
Проходит время – и забывает.
А моя печаль – как вечный снег:
Не тает, не тает.
 
 
Не тает она и летом
В полуденный зной, —
И знаю я: печаль-тоску мне эту
Век носить с собой.
 

1966

Она была в Париже^[1]

 
Наверно, я погиб: глаза закрою – вижу.
Наверно, я погиб: робею, а потом —
Куда мне до нее – она была в Париже,
И я вчера узнал – не только в ём одном!
 
 
Какие песни пел я ей про Север дальний! —
Я думал: вот чуть-чуть – и будем мы на ты, —
Но я напрасно пел о полосе нейтральной —
Ей глубоко плевать, какие там цветы.
 
 
Я спел тогда еще – я думал, это ближе —
«Про счетчик», «Про того, кто раньше с нею
                                        был»…
Но что ей до меня – она была в Париже, —
Ей сам Марсель Марсо чевой-то говорил!
 
 
Я бросил свой завод – хоть, в общем, был не
                                        вправе, —
Засел за словари на совесть и на страх…
Но что ей от того – она уже в Варшаве, —
Мы снова говорим на разных языках…
 
 
Приедет – я скажу по-польски: «Прошу, пани,
Прими таким как есть, не буду больше петь…»
Но что ей до меня – она уже в Иране, —
Я понял: мне за ней, конечно, не успеть!
 
 
Она сегодня здесь, а завтра будет в Осле, —
Да, я попал впросак, да, я попал в беду!..
Кто раньше с нею был и тот, кто будет после, —
Пусть пробуют они – я лучше пережду!
 

1966

Песня о новом времени

 
Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело
                                                        шаги, —
Значит, скоро и нам – уходить и прощаться
                                                        без слов.
По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,
Неизвестно к какому концу унося седоков.
 
 
Наше время иное, лихое, но счастье, как встарь,
                                                            ищи!
И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед.
Только вот в этой скачке теряем мы лучших
                                                    товарищей,
На скаку не заметив, что рядом – товарищей нет.
 
 
И еще будем долго огни принимать за пожары мы,
Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,
О войне будут детские игры с названьями старыми,
И людей будем долго делить на своих и врагов.
 
 
А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,
И когда наши кони устанут под нами скакать,
И когда наши девушки сменят шинели
                                               на платьица, —
Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять!..
 

<1966 или 1967>

Гололед

 
Гололед на Земле, гололед —
Целый год напролет гололед.
Будто нет ни весны, ни лета —
В саван белый одета планета —
Люди, падая, бьются об лед.
 
 
Гололед на Земле, гололед —
Целый год напролет гололед.
Гололед, гололед, гололед —
Целый год напролет, целый год.
 
 
Даже если всю Землю – в облет,
Не касаясь планеты ногами, —
Не один, так другой упадет
На поверхность, а там – гололед! —
И затопчут его сапогами.
 
 
Гололед на Земле, гололед —
Целый год напролет гололед.
Гололед, гололед, гололед —
Целый год напролет, целый год.
 
 
Только – лед, словно зеркало, лед,
Но на детский каток не похоже, —
Может – зверь не упавши пройдет…
Гололед! – и двуногий встает
На четыре конечности тоже.
 
 
Гололед на Земле, гололед —
Целый год напролет гололед.
Гололед, гололед, гололед —
Целый год напролет, целый год.
 

Зима 1966/67, ред. <1973>

«Вот – главный вход, но только вот…»

 
Вот – главный вход, но только вот
Упрашивать – я лучше сдохну, —
Вхожу я через черный ход,
А выходить стараюсь в окна.
 
 
Не вгоняю я в гроб никого,
Но вчера меня, тепленького —
Хоть бываю и хуже я сам, —
Оскорбили до ужаса.
 
 
И, плюнув в пьяное мурло
И обвязав лицо портьерой,
Я вышел прямо сквозь стекло —
В объятья к милиционеру.
 
 
И меня – окровавленного,
Всенародно прославленного,
Прям как был я – в амбиции
Довели до милиции.
 
 
И, кулаками покарав
И попинав меня ногами,
Мне присудили крупный штраф —
За то, что я нахулиганил.
 
 
А потом – перевязанному,
Несправедливо наказанному —
Сердобольные мальчики
Дали спать на диванчике.
 
 
Проснулся я – еще темно, —
Успел поспать и отдохнуть я, —
Встаю и, как всегда, – в окно,
Но на окне – стальные прутья!
 
 
И меня – патентованного,
Ко всему подготовленного, —
Эти прутья печальные
Ввергли в бездну отчаянья.
 
 
А рано утром – верь не верь —
Я встал, от слабости шатаясь, —
И вышел в дверь – я вышел в дверь!
С тех пор в себе я сомневаюсь.
 
 
В мире – тишь и безветрие,
Чистота и симметрия, —
На душе моей – тягостно,
И живу я безрадостно.
 

Зима 1966/67

«Корабли постоят – и ложатся на курс…»

 
Корабли постоят – и ложатся на курс, —
Но они возвращаются сквозь непогоды…
Не пройдет и полгода – и я появлюсь, —
Чтобы снова уйти на полгода.
 
 
Возвращаются все – кроме лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин.
Возвращаются все – кроме тех, кто нужней, —
Я не верю судьбе, а себе – еще меньше.
 
 
Но мне хочется верить, что это не так,
Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.
Я, конечно, вернусь – весь в друзьях
                              и в делах —
Я, конечно, спою – не пройдет и полгода.
Я, конечно, вернусь – весь в друзьях
                              и в мечтах,
Я, конечно, спою – не пройдет и полгода.
 

<1967>

Случай в ресторане

 
В ресторане по стенкам висят тут и там —
«Три медведя», «Заколотый витязь»…
За столом одиноко сидит капитан.
«Разрешите?» – спросил я. «Садитесь!
 
 
…Закури!» – «Извините, «Казбек»
                              не курю…»
«Ладно, выпей, – давай-ка посуду!..
Да пока принесут… Пей, кому говорю!
Будь здоров!» – «Обязательно буду!»
 
 
«Ну так что же, – сказал, захмелев,
                              капитан, —
Водку пьешь ты красиво, однако.
А видал ты вблизи пулемет или танк?
А ходил ли ты, скажем, в атаку?
 
 
В сорок третьем под Курском я был
                              старшиной, —
За моею спиной – такое…
Много всякого, брат, за моею спиной,
Чтоб жилось тебе, парень, спокойно!»
 
 
Он ругался и пил, он спросил про отца,
И кричал он, уставясь на блюдо:
«Я полжизни отдал за тебя, подлеца, —
А ты жизнь прожигаешь, иуда!
 
 
А винтовку тебе, а послать тебя в бой?!
А ты водку тут хлещешь со мною!..»
Я сидел как в окопе под Курской дугой —
Там, где был капитан старшиною.
 
 
Он все больше хмелел, я – за ним
                              по пятам, —
Только в самом конце разговора
Я обидел его – я сказал: «Капитан,
Никогда ты не будешь майором!..»
 

1967

«Ну вот, исчезла дрожь в руках…»

 
Ну вот, исчезла дрожь в руках,
          Теперь – наверх!
Ну вот, сорвался в пропасть страх
          Навек, навек, —
Для остановки нет причин —
          Иду, скользя…
И в мире нет таких вершин,
          Что взять нельзя!
 
 
Среди нехоженых путей
          Один – пусть мой!
Среди невзятых рубежей
          Один – за мной!
А имена тех, кто здесь лег,
          Снега таят…
Среди непройденных дорог
          Одна – моя!
 
 
Здесь голубым сияньем льдов
          Весь склон облит,
И тайну чьих-нибудь следов
          Гранит хранит…
И я гляжу в свою мечту
          Поверх голов
И свято верю в чистоту
          Снегов и слов!
 
 
И пусть пройдет немалый срок —
          Мне не забыть,
Что здесь сомнения я смог
          В себе убить.
В тот день шептала мне вода:
          Удач – всегда!..
А день… какой был день тогда?
          Ах да – среда!..
 

1969

К вершине

Памяти Михаила Хергиани

 

 
Ты идешь по кромке ледника,
Взгляд не отрывая от вершины.
Горы спят, вдыхая облака,
Выдыхая снежные лавины.
 
 
Но они с тебя не сводят глаз —
Будто бы тебе покой обещан,
Предостерегая всякий раз
Камнепадом и оскалом трещин.
 
 
Горы знают – к ним пришла беда, —
Дымом затянуло перевалы.
Ты не отличал еще тогда
От разрывов горные обвалы.
 
 
Если ты о помощи просил —
Громким эхом отзывались скалы,
Ветер по ущельям разносил
Эхо гор, как радиосигналы.
 
 
И когда шел бой за перевал, —
Чтобы не был ты врагом замечен,
Каждый камень грудью прикрывал,
Скалы сами подставляли плечи.
 
 
Ложь, что умный в горы не пойдет!
Ты пошел – ты не поверил слухам, —
И мягчал гранит, и таял лед,
И туман у ног стелился пухом…
 
 
Если в вечный снег навеки ты
Ляжешь – над тобою, как над близким,
Наклонятся горные хребты
Самым прочным в мире обелиском.
 

1969

Мне этот бой не забыть нипочем

О моем старшине

 
Я помню райвоенкомат:
«В десант не годен – так-то, брат, —
Таким, как ты, – там невпротык…»
                              И дальше – смех:
Мол, из тебя какой солдат?
Тебя – хоть сразу в медсанбат!..
А из меня – такой солдат, как изо всех.
 
 
А на войне как на войне,
А мне – и вовсе, мне – вдвойне, —
Присохла к телу гимнастерка на спине.
Я отставал, сбоил в строю, —
Но как-то раз в одном бою —
Не знаю чем – я приглянулся старшине.
 
 
…Шумит окопная братва:
«Студент, а сколько дважды два?
Эй, холостой, а правда – графом был Толстой?
А кто евоная жена?..»
Но тут встревал мой старшина:
«Иди поспи – ты ж не святой, а утром – бой».
 
 
И только раз, когда я встал
Во весь свой рост, он мне сказал:
«Ложись!.. – и дальше пару слов без падежей. —
К чему две дырки в голове!»
И вдруг спросил: «А что в Москве,
Неужто вправду есть дома в пять этажей?..»
 
 
Над нами – шквал, – он застонал —
И в нем осколок остывал, —
И на вопрос его ответить я не смог.
Он в землю лег – за пять шагов,
За пять ночей и за пять снов —
Лицом на запад и ногами на восток.
 

1971

Черные бушлаты

Евпаторийскому десанту

 
За нашей, спиною
          остались
                    паденья,
                              закаты, —
Ну хоть бы ничтожный,
          ну хоть бы
                    невидимый
                              взлет!
Мне хочется верить,
          что черные
                    наши
                              бушлаты
Дадут мне возможность
          сегодня
                    увидеть
                              восход.
 
 
Сегодня на людях
          сказали:
                    «Умрите
                              геройски!»
Попробуем, ладно,
          увидим,
                    какой
                              оборот…
Я только подумал,
          чужие
                    куря
                              папироски:
Тут – кто как умеет,
          мне важно —
                    увидеть
                              восход.
 
 
Особая рота —
          особый
                    почет
                              для сапера.
Не прыгайте с финкой
          на спину
                    мою
                              из ветвей, —
Напрасно стараться —
          я и
                    с перерезанным
                              горлом
Сегодня увижу
          восход
                    до развязки
                              своей!
 
 
Прошли по тылам мы,
          держась,
                    чтоб не резать
                              их – сонных, —
И вдруг я заметил,
          когда
                    прокусили
                              проход:
Еще несмышленый,
          зеленый,
                    но чуткий
                              подсолнух
Уже повернулся
          верхушкой
                    своей
                              на восход.
 
 
За нашей спиною
          в шесть тридцать
                    остались —
                              я знаю —
Не только паденья,
          закаты,
                    но – взлет
                              и восход.
Два провода голых,
          зубами
                    скрипя,
                              зачищаю.
Восхода не видел,
          но понял:
                    вот-вот
                              и взойдет!
 
 
Уходит обратно
          на нас
                    поредевшая
                              рота.
Что было – не важно,
          а важен
                    лишь взорванный
                              форт.
Мне хочется верить,
          что грубая
                    наша
                              работа
Вам дарит возможность
          беспошлинно
                    видеть
                              восход!
 

1972

Песня о звездах

 
Мне этот бой не забыть нипочем —
Смертью пропитан воздух, —
А с небосклона бесшумным дождем
Падали звезды.
 
 
Снова упала – и я загадал:
Выйти живым из боя, —
Так свою жизнь я поспешно связал
С глупой звездою.
 
 
Я уж решил: миновала беда
И удалось отвертеться, —
С неба свалилась шальная звезда —
Прямо под сердце.
 
 
Нам говорили: «Нужна высота!»
И «Не жалеть патроны!»…
Вон покатилась вторая звезда —
Вам на погоны.
 
 
Звезд этих в небе – как рыбы в прудах,
Хватит на всех с лихвою.
Если б не насмерть, ходил бы тогда
Тоже – Героем.
 
 
Я бы Звезду эту сыну отдал,
Просто – на память…
В небе висит, пропадает звезда —
Некуда падать.
 

1964

Он не вернулся из боя

 
Почему все не так? Вроде – все как всегда:
То же небо – опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода…
Только – он не вернулся из боя.
 
 
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас —
Когда он не вернулся из боя.
 
 
Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал, —
А вчера не вернулся из боя.
 
 
То, что пусто теперь, – не про то разговор:
Вдруг заметил я – нас было двое…
Для меня – будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.
 
 
Нынче вырвалась, словно из плена, весна.
По ошибке окликнул его я:
«Друг, оставь покурить!» – а в ответ – тишина…
Он вчера не вернулся из боя.
 
 
Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие – как часовые…
Отражается небо в лесу, как в воде, —
И деревья стоят голубые.
 
 
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло – для обоих…
Все теперь – одному, – только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.
 

1969

Песня о земле

 
Кто сказал: «Все сгорело дотла,
Больше в землю не бросите семя!»?
Кто сказал, что Земля умерла?
Нет, она затаилась на время!
 
 
Материнства не взять у Земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто поверил, что Землю сожгли?
Нет, она почернела от горя.
 
 
Как разрезы, траншеи легли,
И воронки – как раны зияют.
Обнаженные нервы Земли
Неземное страдание знают.
 
 
Она вынесет все, переждет, —
Не записывай Землю в калеки!
Кто сказал, что Земля не поет,
Что она замолчала навеки?!
 
 
Нет! Звенит она, стоны глуша,
Изо всех своих ран, из отдушин,
Ведь Земля – это наша душа, —
Сапогами не вытоптать душу!
 
 
Кто поверил, что Землю сожгли?!
Нет, она затаилась на время…
 

1969

Сыновья уходят в бой

 
Сегодня не слышно биенья сердец —
Оно для аллей и беседок.
Я падаю, грудью хватая свинец,
Подумать успев напоследок:
 
 
«На этот раз мне не вернуться,
Я ухожу – придет другой».
Мы не успели оглянуться —
А сыновья уходят в бой!
 
 
Вот кто-то, решив: после нас – хоть потоп,
Как в пропасть шагнул из окопа.
А я для того свой покинул окоп,
Чтоб не было вовсе потопа.
 
 
Сейчас глаза мои сомкнутся,
Я крепко обнимусь с землей.
Мы не успели оглянуться —
А сыновья уходят в бой!
 
 
Кто сменит меня, кто в атаку пойдет?
Кто выйдет к заветному мосту?
И мне захотелось – пусть будет вон тот,
Одетый во все не по росту.
 
 
Я успеваю улыбнуться,
Я видел, кто придет за мной.
Мы не успели оглянуться —
А сыновья уходят в бой!
 
 
Разрывы глушили биенье сердец,
Мое же – мне громко стучало,
Что все же конец мой – еще не конец:
Конец – это чье-то начало.
 
 
Сейчас глаза мои сомкнутся,
Я крепко обнимусь с землей.
Мы не успели оглянуться —
А сыновья уходят в бой!
 

1969

Жил я с матерью и батей

Серебряные струны

 
У меня гитара есть – расступитесь, стены!
Век свободы не видать из-за злой фортуны!
 
 
Перережьте горло мне, перережьте вены —
Только не порвите серебряные струны!
 
 
Я зароюсь в землю, сгину в одночасье —
Кто бы заступился за мой возраст юный!
Влезли ко мне в душу, рвут ее на части —
Только б не порвали серебряные струны!
 
 
Но гитару унесли, с нею – и свободу, —
Упирался я, кричал: «Сволочи, паскуды!
Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду
Только не порвите серебряные струны!»
 
 
Что же это, братцы! Не видать мне, что ли,
Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?!
Загубили душу мне, отобрали волю, —
А теперь порвали серебряные струны…
 

1962