000
ОтложитьЧитал
-Сколько с меня? – спросил парень впереди.
-5 шиллингов! – ответил мужчина и широко улыбнулся в густые усы.
Ник, не веря своему счастью, нащупал монетки в кармане. Как раз! Он откладывал их на дорогу, но плату в автобусе не взяли, и вот он – знак судьбы! Больше не сомневаясь ни секунды, он ссыпал мелочь в протянутую широкую ладонь. Проворно поднялся по ступеням на второй этаж, шагнул на крутящуюся платформу и вскарабкался на серебристо-серого коня с чёрным плюмажем. Всё вокруг завертелось, далёкие огни города слились в единый рой светлячков, скрипучая музыка окутала Ника, и он кружился, и хохотал, и болтал довольный ногами, вскидывал руки с победным кличем и показывал неизвестно кому язык. Но вот сквозь шарманку услышал он звон – где-то на башне пробили часы. Раз, два, три… Пять! Уже пять часов! Надо торопиться. Не без сожаления слез он со своего скакуна, сбежал по ступеням и снова нырнул в ярмарочную толпу.
Вокруг карусели кольцом стояли шатры и прилавки, в которых можно было бросать мяч, стрелять из винтовки по мишеням или ловить в огромном тазу юрких деревянных рыбок толстым крючком на веревке, и если справишься – получаешь приз, конфеты или игрушку, мишку, обезьянку, а может даже высокую куклу. Ник, искавший глазами выход из этого замкнутого круга, замер как вкопанный. Какая это была кукла! До чего мальчишкам интереснее обычно поезда и машины, а Ник не мог оторвать от неё глаз. Светлые блестящие волосы были закручены в тугие локоны, и два пышных банта по бокам поддерживали их. Огромные зелёные глаза смотрели весело и задорно из-под пушистых ресничек, а на румяных щеках были очаровательные ямочки. Нарядное бархатное платье, тёмно-зеленое, с красной клеткой на карманах и белоснежным кружевом на воротничке, с пышной юбкой, чрезвычайно шло ей. А на ногах у куклы были настоящие кожаные башмачки, с бубенчиками и атласными лентами. Вот бы Лиззи подарить на Рождество такую куклу! Она бы сразу поправилась, только чтоб поскорее играть с ней целыми днями!
Ник тревожно огляделся по сторонам, затем подошёл поближе к прилавку. Здесь нужно было бросать тяжелый резиновый мяч в кегли. И, лишь сбив их все до единой три раза подряд, можно было рассчитывать на главный приз.
-Сколько стоит попробовать?
-Всего полфунта, малыш! Да ты навряд ли справишься, – со снисходительной ухмылкой ответил рыжий и конопатый юноша, беспечно облокотившийся на стену балагана.
Таких заявлений Ник не любил. Он, сбивающий снежком шапки с самых задиристых мальчишек! Он, ни разу не промахнувшийся мимо урны, как бы далеко не стоял! Брови сердито поползли на переносицу, а зубы сжались. Никто ещё не смел сомневаться в нем так открыто и нахально. Протиснувшись между домиками, Ник присел на корточки и тихонько достал из-за пазухи жестянку. 8 фунтов, а клубника стоит 6. Но лучше подарка для Лиззи не сыскать во всём свете, тем более за полфунта! Такая кукла, небось, очень дорого стоит в магазине. А тут почти задаром… Попробовать? Но он и так потратил столько времени впустую… Надо бы бежать. Но куда? Где искать дорогу домой? И как горько будет вернуться с пустыми руками. А магазин с шоколадом он, может, уже и не найдет. Тогда хоть куклу? Он решительно выцепил увесистый фунт пальцами. Один раз, и всё.
Выпрямившись гордо, Никки подошел к прилавку. Протянул монету – «Одну попытку, пожалуйста», забрал сдачу и учтиво кивнул головой, всячески демонстрируя своё превосходство над наглым смотрителем.
На деревянные доски легли три упругих мяча, каждый размером с два его кулака. Рыжий усмехнулся, цокнул языком, сплюнул, и вынес из-за стойки грубо сколоченный табурет. Приставил его и кивнул – залазь, мол, иначе же не достанешь никак.
Ник вскарабкался на табурет, качнулся, уцепился пальцами за стойку. Теперь он хорошо видел мишень – три площадки, по 6 деревянных кегель на каждой, и все разноцветные, как леденцы. Взял первый шар, обеими руками, примерился к весу, и – казалось, неуклюже – толкнул его от груди. Мяч влетел в центр площадки, кегли разметало во все стороны. Самодовольная ухмылка застыла на лице рыжего, как маска. Ник аккуратно спустился, переставил табурет чуть в сторону, выдохнул незаметно себе под ноги, и полез обратно. Следующая платформа была точно напротив, и он так же метнул в неё шар. Кегли посыпались на пол спелыми грушами. Опять спустился, подвинул табурет. Рыжий уже не облокачивался на стену, а весь вытянулся, как струна, сощурил глаза и ждал. Ник взял в руки последний мяч, подержал его на ладонях, чуть отставил ногу – и пошатнулся. Плотный снежный ком под табуретом рассыпался, мяч полетел вперёд и вниз, врезался в платформу и лишь качнул кегли, но не уронил их, а сам он шлёпнулся на спину вверх ногами, чем изрядно рассмешил прохожих, и больно ударился. Как обидно! Покрасневший, отряхивал он снег со штанов и прятал свою досаду в воротник, а, когда распрямился, увидел опять насмешливый взгляд рыжего. Зазывала протягивал ему леденец на палочке как утешительный приз.
-Не нужно. Я хочу куклу. – припечатал Ник и положил на прилавок ещё полфунта.
Первый бросок. Успех! Второй. Кегли покатились в разные стороны, но одна, упрямая, шатнулась туда-сюда, чуть крутанулась, как неваляшка, и встала на месте. Рыжий осклабился ещё сильнее: «Куклы не будет. Дальше пробуешь?»
Ник снова спрятался между прилавками, и зло уставился на шершавые доски. Как глупо! Ужасно, бездарно, нелепо и глупо! Целый фунт потратил он впустую, и куклу не выиграл, и время потерял. Обида и злость душили его и жгли глаза. И тут он вспомнил…
Прошлой зимой они оставили крошку Лиззи с няней и впервые пошли втроём на каток. Там было так красиво! Пушистые ёлочки покрылись снежными шапками, огромная луна, яркая как фонарь, висела на тёмном небе, горело множество ламп, ходили лоточники с жареными каштанами и медовыми орехами. Папа бережно поддерживал маму за локоток, и они вместе кружили по льду, трепетно улыбаясь друг другу. А Ник стоял у бортика и глотал злые слёзы. Сначала мама и папа пытались научить его кататься, но он падал, а от этого скрипел зубами, и бил кулачками, и топал, и снова падал, так что они оставили его ненадолго, чтобы прокатиться вдвоём, а он мог немного успокоиться. Коленки Ника болели от падений, мокрые щеки обжигал мороз, но он видел, как хорошо родителям, и ярость его отступала, а на искусанных в кровь губах появилась слабая улыбка.