© В. М. Воскобойников, текст, 2019
© Е. Г. Эргардт, иллюстрации, оформление, 2019
© «Детское время», 2019
От автора
Когда я был маленьким, я пропускал предисловие и сразу устремлялся читать книгу. Потом, слегка поумнев, обнаружил, что предисловия тоже бывают интересными. И раз уж начал рассказывать про себя, то продолжу.
В жизни мне очень повезло, потому что меня постоянно окружают добрые, умные и весёлые люди. И самые лучшие книги. Читать я научился в три с половиной года. Во время войны, Великой Отечественной. Папа воевал на фронте, мама – учительница русского языка, оставляла меня у соседей, где была девочка-первоклассница. С нею вместе мы делали уроки. С тех пор я всю жизнь с увлечением читаю книги. Увлечения были разные: в семь лет я собрался лететь на планету Марс и читал всё про космос. В восемь лет всю зиму читал с упоением «Илиаду» – книгу, созданную древним греком Гомером. В тринадцать лет увлёкся химией, завёл дома собственную лабораторию и удивлял гостей, превращая железные гвозди в медные. В восемнадцать лет стал «моржом», то есть плавал, пока не замерзала Нева, у Стрелки Васильевского острова, а когда замерзала – окунался в прорубь у Петропавловской крепости. Одновременно учился в Клубе служебного собаководства и получил диплом дрессировщика, выдрессировав собственного пса-овчарку. А ещё был парашютистом и шесть раз прыгал с парашютом! В армии стал сержантом – командиром отделения артиллерийской разведки. И все эти годы, начиная лет с четырёх, я знал, что однажды обязательно стану писателем… Поэтому почти сразу после армии, написав первый рассказ, отнёс его на конкурс в ленинградскую молодёжную газету «Смена». 24 марта 1962 года он был напечатан, и даже награждён премией, на которую я купил туристские ботинки, потому что мечтал путешествовать.
С тех пор я начал писать книги для детей, но иногда и для взрослых. Книги разные: про детей, которые учатся в школе, и про людей, которые жили очень давно и недавно, сделавших для нас и для всего человечества большие, добрые дела. Каждую из этих книг писал с увлечением и любовью к героям.
В новую книгу, которую вы сейчас прочитаете, вошли мои повести разных лет. Эти повести я люблю и сейчас. В них действуют такие же мальчишки, каким был когда-то я, и такие же девочки, которые были вокруг. Кажется, что это было только вчера. И ваши сегодняшние сверстники похожи на моих друзей детства.
Ваш Валерий Воскобойников
Девочка, мальчик, собака
Замечательный рыжий сеттер
Возможно, это была самая умная и самая красивая собака в городе. Она водила по проспекту Пархоменко слепого человека. У человека на пиджаке были старые, потускневшие ордена, и Оля каждый раз, когда встречала его, думала, что слепым он стал, конечно, во время боя.
Человек и собака шли по улице не торопясь. Собака чуть впереди – рыжий ирландский сеттер, шерсть его отливала тёмным золотым блеском. На спине у собаки были специальные ремни, и на правом – красный крест, чтобы все знали, что собака эта не простая, а вожатый, поводырь слепого.
У человека было большое и доброе лицо, он шёл рядом с собакой, иногда что-то тихо ей приговаривая.
Собака подводила своего хозяина к булочной и спокойно сидела у крыльца, пока хозяин покупал батон и круглый хлеб. Потом она вела его к другому магазину, где продавались крупы и колбаса, потом к газетному киоску. Там они переходили улицу. Если ехала машина, собака садилась – пережидала.
Однажды, когда поперёк их улицы рабочие вырыли траншею, Оля увидела, как собака села у этой траншеи и не двинулась с места. Слепой человек что-то сказал ей тихо, погладил за ухом, и собака повела его в обход к деревянным мосткам.
Дальше они шли к школе и там отдыхали у высокого клёна.
Из школы появлялась девочка-первоклассница. Вскидывая ранец за спину, она подбегала к ним, целовала собаку в нос, брала слепого за руку, и назад они шли втроём.
Однажды Оля вышла из дома и увидела, что слепой человек идёт по улице один, без собаки, неуверенно щупая асфальт впереди себя палкой. «А собака заболела», – подумала Оля.
Собаки не было на другой день и на третий. И слепой человек тоже стал появляться на улице всё реже.
У Оли была двоюродная сестра Саша. Они родились в один год, в один месяц и даже в один день. И праздновали день рождения по очереди – то у Оли, то у Саши.
Оля любила Сашин дом. Он стоял на Владимирском проспекте рядом с театром. На театре всегда висели афиши, вечером их часто разглядывали люди; Оля тоже любила их разглядывать. Сашины окна были под самой крышей. Чтобы их увидеть, надо было перейти на другую сторону проспекта и задрать голову. И тогда поймёшь, какой это интересный дом: по три окна-фонаря сбоку и один – большой – посередине. Большой фонарь – это Сашин, два по бокам – тоже её.
Оля перебежала на другую сторону проспекта, а Саша открыла большое окно, замахала рукой и закричала через проспект:
– Оль! Не туда! Сюда, сюда!
Была весна, было тепло, всюду мыли окна и ходили уже без пальто. И крикнуть собственной двоюродной сестре, что она пошла в булочную не в ту сторону, – одно удовольствие.
Оля приехала в гости к Саше. Но тут неожиданно обнаружилось, что в доме кончился сахарный песок, – и Оля вызвалась за ним сбегать. Ей стали объяснять, где булочная, но она и сама знала, что булочная почти на углу Владимирской площади. А на другую сторону перешла просто так, чтобы полюбоваться на Сашины окна-фонари.
И тут с ней случилось несчастье.
Подбежали трое и сразу:
– Девочка, девочка, иди сюда быстрей! Иди быстрей, тут такой прикол!
Ещё понятно, когда к тебе пристают мальчишки, а то ведь девчонки – такие же, как она, из четвёртого или пятого класса!
– Зачем? – спросила растерянно Оля и всё-таки пошла за ними в парадное.
– Сейчас, сейчас, – сказала одна из троих, самая высокая. Они прошли через первые двери, около вторых – больших, с матовым стеклом – Оля было приостановилась, но тут её подтолкнули внутрь, к лестнице.
– Сейчас, сейчас увидишь, – хихикнула самая толстая.
И за Олей мгновенно захлопнулась дверь со стеклом. Тут же девчонки задвинули засов. Оля очутилась одна на полутёмной лестнице.
«Подумаешь, – решила она, – поднимусь по лестнице, открою другую дверь и выйду через чёрный ход. А если нет чёрного хода, кто-нибудь из жильцов пойдёт и откроет засов.
Оля так и сделала: поднялась, дёрнула другую дверь, но та не поддалась. Она дёрнула сильнее – дверь была заперта.
А внизу за матовым стеклом три девчонки, кривляясь, запели противными голосами:
– Обманули дуру, длинную фигуру! Обманули дуру, длинную фигуру!
Оля бросилась было вниз, задёргала изо всех сил дверь со стеклом, закричала громко:
– Откройте! Откройте, слышите! Открывайте быстро!
Но девочки в ответ запрыгали ещё радостней.
И тут Оля вспомнила, как смотрела на этот дом из Сашиного окна и ещё удивлялась, что в доме выбито несколько стёкол. А Саша объяснила:
– Он на капитальном ремонте, там никто не живёт.
Только теперь Оля поняла, что она в полной власти этих девчонок. Захотят – откроют и выпустят, а захотят – уйдут и оставят неизвестно на сколько времени, даже на ночь могут.
Девчонки так и сделали – захотели и ушли. А Оля осталась одна на пустой лестнице из четырнадцати ступенек.
Она ещё надеялась, что девчонки вернутся и потребуют что-нибудь, какой-нибудь выкуп, например. Строила планы, как она обманет их: пообещает выкуп, выскользнет из двери и бегом через проспект. Но девчонки и за выкупом не возвращались.
Сначала Оля просто стояла у стены и плакала от бессильной злости и унижения. Несколько раз она подходила к запертым дверям и дёргала их: надеялась, вдруг это ей просто показалось, что двери заперты, а сейчас они откроются, поддадутся.
Но запоры не поддавались.
Потом она устала стоять и села на каменную ступеньку. Лестница была холодная, и Оля быстро поднялась. С улицы из-за двух дверей иногда доносился шум трамвая, грохот тяжёлых грузовиков, потом снова становилось тихо. Она пробовала считать, досчитала до трёх с половиной тысяч и сбилась. Однажды послышалось завывание милицейской машины, и Оля обрадовалась: вдруг это её ищут родители вместе с милиционерами. Но свисток больше не повторялся.
Наконец, когда у неё уже не было сил на то, чтобы плакать, когда она перестала вслушиваться в уличный шум и даже надеяться на спасение перестала, а впала в странную полудрёму, в этот миг уличная дверь неожиданно грохнула.
Оля вздрогнула от этого грохота и в первый момент особой радости не почувствовала, может быть, испугалась.
Кто-то затопал ко второй двери, с узкими матовыми стёклами, остановился, вздохнул и стал открывать засов.
Оля стояла, прижавшись к стене, и было ей по-прежнему страшно.
Но когда дверь открылась, она неожиданно для самой себя бросилась к ней и увидела мальчишку. Оля натолкнулась прямо на него, и мальчишка чуть не бухнулся вниз, а потом с удивлением и испугом на неё посмотрел.
Оля прыгнула быстрей к уличной двери, приоткрыла её, а мальчишка продолжал смотреть на неё, как на сумасшедшую.
– Ты чего запираешься? – спросил он.
И тут Оля догадалась: конечно, этот мальчишка в потрёпанной синей нейлоновой куртке – из той же девчоночьей компании. Они заперли, поиздевались в своё удовольствие, потом он открыл, а они рядом где-нибудь в подворотне продолжают хохотать.
И теперь, когда ясно стало, что она на свободе, потому что уличная дверь была приоткрыта, кругом был свежий вечерний воздух, горели фонари, а напротив театра люди рассматривали освещённые афиши, теперь к Оле пришла злость на тех девчонок и на этого мальчишку. Вон как он виновато смотрит! Понял свою подлость!
– Я сейчас… я сейчас… в милицию тебя отдам! – сказала вдруг Оля решительным голосом и даже сама удивилась этой своей смелости.
А тут как раз на другой стороне улицы появились папа и милиционер.
– Папа! – крикнула Оля через улицу по-прежнему смелым голосом. Папа услышал. Оглянулся удивлённо, увидел Олю, сказал что-то милиционеру, и они побежали через трамвайные пути.
– Нашлась! – Папа схватил её за руку, но лицо у него всё ещё оставалось взволнованным. – Ну, куда ты потерялась, дочка!
– Это он! Он вместе с девчонками меня запер! – Оля показала на мальчишку, стоявшего в дверях и глядевшего на них с удивлением.
– Никуда я тебя не запирал, – тихо проговорил мальчишка, глядя в землю.
– Не может этого быть, – сказал милиционер странно спокойным голосом, а потом кивнул мальчишке: – Антон, ты не видел, кто это сделал?
– Нет, не видел. – Мальчишка по-прежнему не поднимал головы.
– Замёрзла совсем! Совсем замёрзла! – говорил в это время папа. – Спасибо вам большое, сержант, я пойду её чаем напою. Может, и вы зайдёте чайку попить, ведь нашлась!
– От чая бы не отказался, да найти надо виновников… Протокол составить: что было с девочкой, зачем её заперли, с какой целью.
– Главное, что благополучно нашлась! – Папа наконец заулыбался.
– А протокол всё-таки надо составить, – продолжал говорить милиционер. – Я на своём участке порядок строго поддерживаю, а участок у меня трудный. Так что вы идите, напоите дочь чаем, а потом вместе в отделение. Разберём подробно, как и что происходило. Если дети начнут так исчезать…
– Хорошо, хорошо. – Папа кивнул и, не отпуская Олину руку, повёл её через проспект в дом к Саше.
Они поднялись на лифте, а в квартире её обступили все. Мама то плакала, то смеялась. Саша и её отец тоже не переставали улыбаться.
– Я все свои улицы обегал, только заскочил домой узнать новости, гляжу в окно – вы идёте! – повторял Сашин отец.
Праздничная еда со стола была уже убрана, но Оле принесли отдельно. Она ела, пила чай с особенным пирогом, который испёк отец Саши, и рассказывала, как на неё налетели девчонки из шайки, загнали на лестницу, продержали весь вечер, а потом послали своего знакомого мальчишку отпереть.
– Это просто так оставлять нельзя! – говорил папа решительным голосом. – Сейчас допьёшь чай и пойдём в отделение.
Но в отделение милиции они так и не пошли, потому что после чая Олю разморило – захотелось спать в любом месте, какое подвернётся. Олины родители вызвали по телефону такси и отвели полусонную Олю в машину, а Саша с отцом их проводили.
В следующие дни Олин папа ещё несколько раз вспоминал про отделение милиции, а потом у него появились другие срочные дела, и он о трёх девчонках больше не думал.
Потом начались летние каникулы, и Оля всё реже вспоминала о том случае. Но в начале сентября, когда она ехала с мамой в электричке, она вдруг увидела мальчишку. Мальчишка был в той же голубой потёртой куртке, вошёл он в вагон на остановке Тарховка, а Оля ехала из Сестрорецка. Она сразу узнала его, а он нерешительно оглядел пассажиров, и вид у него был виноватый. Может быть, он снова сделал какую-нибудь пакость людям? А через секунду Оля даже вздрогнула от удивления: мальчишка вёл рыжего ирландского сеттера, очень похожего на собаку, которая была у слепого человека на проспекте Пархоменко.
Мальчишка прошёл по вагону со своим виноватым лицом, уселся в самом конце, достал из сетки бутылку с водой, алюминиевую мисочку и стал поить сеттера, а собака принялась громко пить.
Олю он, к счастью, не замечал. Но Оля всё видела и слышала.
Какой-то взрослый повернулся к мальчишке и спросил дружелюбно:
– Как зовут твою собаку, мальчик?
И, вместо того чтобы спокойно назвать имя, если ты везёшь свою собаку, мальчишка вдруг вздрогнул, испуганно оглянулся и только потом виноватым голосом что-то проговорил.
И в эту секунду собака села, а потом смешно положила правую лапу на голову, словно прикрыла ухо. Точно так же делала и собака пожилого слепого человека.
Тут уж самый недогадливый сообразил бы, что это за сеттер!
Сержант Петренко
Сержант Петренко был человеком пожилым и одиноким. В прежние годы у него была жена, но потом она скончалась, и сержант каждый месяц, переодевшись в гражданское, ездил с цветами на место, где она теперь лежала.
Антона и маму его – докторшу Нину Фёдоровну – сержант милиции Петренко знал хорошо. И не только потому, что они жили на его участке и в одном с ним доме. А ещё и потому, что Антон с докторшей ему нравились. Зимой, когда Нина Фёдоровна не подрабатывала на скорой помощи, а вечерами была дома, сержант любил зайти к ним и попить чаю с вареньем.
Иногда он думал, как хорошо получилось бы, если бы Антон был его сыном. Они бы вместе ездили в лес за грибами, вместе дома мастерили бы нужные для хозяйства вещи, а в воскресенье на стадионе смотрели футбол.
Конечно, Антон был мальчишкой сложным, но простых людей в жизни не бывает – сержант это знал по службе.
В марте решил Антон сделать фотографию Владимирской площади с крыши троллейбуса. Он в это время фотографией увлекался. Троллейбусов на кольце было несколько. Антон забрался на один из них, а водитель его не заметил и поехал. Хорошо, прохожие на улице закричали, да и сержант был неподалёку, а то бы так и повезли мальчишку по городу на крыше троллейбуса.
Очень тогда хотелось сержанту наказать Антона, но, с другой стороны, фотография – это ведь увлечение, страсть.
Как раз в тот вечер, когда потерялась, а потом нашлась девочка, у сержанта был разговор с начальством. Начальство приказало сотрудникам милиции срочно найти подозрительного мужчину. Подозрительный воровал всевозможные вещи, даже несколько собак, оставленных у магазинов, украл. Действовал он в основном в центре.
И первая мысль, когда сержанта остановили и сказали о пропаже девочки, была страшная: неужели этому подозрительному уже мало вещей и собак и он теперь на девочек перешёл?
Но всё кончилось благополучно. Девочка нашлась, указала почему-то на Антона. Наверняка перепутала. В том, что Антон не станет запирать прохожих на улицах или красть их, сержант был уверен. И всё-таки сержант жалел, что отпустил девочку с отцом, не выспросил их о подробностях. Поверил им, а они так в отделение и не пришли.
Сержанта люди, бывало, и обманывали, такая уж у него была служба, но он продолжал верить людям, потому что без веры в людей в милиции лучше не служить.
Рыжий сеттер
Эту удивительную собаку Антон увидел в первый же день, как приехал на дачу.
Всё лето он думал о ней. Даже сделал несколько её портретов и повесил в своей комнате.
На даче в Тарховке Антон жил с того лета, как помнил себя. А помнил он себя, не то что некоторые, – с годовалого возраста. Он даже по мнил, как учился ходить, как ему было страшно, оттого что земля качается под ногами. Он помнил огромное улыбающееся мамино лицо, потому что взрослые приближают лица к своим детям почти вплотную. Он помнил и другое лицо – с длинными усами. Позднее такое лицо он увидел в альбоме у бабушки Насти. И бабушка объяснила, что это – его отец. Отец и мама поссорились, когда Антону был год, и расстались навсегда.
Отец даже в Москву переехал, потому что не мог спокойно жить в одном городе с ними. Он регулярно присылал своей матери – бабушке Насте – заводские газеты с заметками о самом себе. В тех заметках писали, какой он замечательный производственник, новатор и рабочий-изобретатель. К десятилетию Антона отец прислал ему в подарок большой ящик. Там были фотоаппарат, увеличитель, кюветы и книга «Советы юному фотолюбителю».
С того дня Антон и увлёкся фотографией. Он сделал портреты двух своих соседок по коммунальной квартире, а весной снял льдины, плывущие по Неве, и крыши домов, отражающие огни реклам. Сержант Петренко даже советовал послать эти фотографии на выставку – так хорошо они получились.
А ещё Антон мечтал о собаке.
…Красивый тёмно-рыжий пёс с умными печальными глазами ходил рядом с хмурой тёткой по Гагаринской улице. Уши у пса были длинные, висячие, шерсть тоже длинная, блестящая, такая у пса была порода – ирландский сеттер, ещё он назывался рыжим сеттером. Антон знал многие породы собак – в библиотеке он прочитал специальную книгу.
Опытный собачник, встретив хозяина и собаку, сразу определит, в каких они отношениях.
У тётки лицо было всегда недовольное, она не смотрела на своего сеттера, а шла сама по себе. Значит, она его не любила, не уважала. А сеттер шёл спокойно рядом, не дёргал поводок, лишь иногда грустно оглядывался по сторонам да останавливался понюхать у столбика, чтобы узнать, кто здесь проходил до него.
Тётка при этом дёргала поводок, значит, собак не понимала.
Антон мечтал о собаке с младшей группы детского сада. Он жил вместе с матерью в коммунальной квартире, там были ещё две старушки. А в коммунальной квартире без разрешения жильцов собаку держать нельзя. Черепаху можно, рыбок в аквариуме, кое-каких бессмысленных животных, можно даже змею, конечно, если она по коридору не ползает, а собаку – запрещено. И правильно. Потому что у соседки Валентины Егоровны от шерсти животных – кашель. Он даже как-то по-учёному называется. Прежде она сама держала кошек, а потом ей врачи запретили, и она передала их в хорошие руки. Раньше, когда Антон учился в первом классе и не понимал жизни, он время от времени заговаривал с мамой про собаку, но мама лишь грустно вздыхала.
И всё-таки Антон продолжал мечтать о собаке, а с того дня, как увидел на даче сеттера, он стал мечтать именно о таком красивом и благородном псе.
Едва хмурая тётка показывалась вместе с сеттером на улице, Антон выходил за калитку и шёл за ними в небольшом отдалении, словно загипнотизированный.
Сон
В городе на Владимирском проспекте недалеко от Антона жила девочка Саша.
Она тоже училась в пятом классе. Антон узнал это случайно, когда увидел её в Эрмитаже на школьной экскурсии. Там же он узнал и её имя.
Саша занималась музыкой – Антон несколько раз встречал её на улице с нотной папкой.
Однажды Антон переходил Владимирский, взглянул нечаянно на засветившийся окно-фонарь под самой крышей и увидел в нём Сашу. Антон даже остановился от неожиданности. На него чуть грузовик не наехал.
Так Антон узнал, где можно Сашу увидеть. Мимо её дома он проходил каждый день и всегда, будто нечаянно, взглядывал на окно. Но Сашу он видел там редко.
Антон и летом на даче о ней вспоминал, а недавно она приснилась ему. Во сне Антон шёл по своей Колокольной улице вместе с рыжим красивым сеттером. И такая у них была настоящая дружба с умным псом, что Антон вдруг остановился и поцеловал сеттера в коричневый кожаный нос. И тут из-за угла показалась Саша. А из подворотни неожиданно выскочили три хулигана. Хулиганы почему-то были одеты в женские платья, они бросились к Саше. Но Антон с сеттером были начеку. Быстрым уверенным шагом они приблизились к хулиганам. Сеттер грозно зарычал на них, и хулиганы, придерживая подолы платьев, разбежались в разные стороны. А девочка взглянула на Антона, на смелого пса, неожиданно присела в своём красивом голубом пальто и тоже поцеловала сеттера в коричневый кожаный нос. А потом они все вместе пошли по улице.
Внезапно громко засигналил грузовик, Антон отскочил от него, но это уже был грузовик из жизни, а не из сна. Из города приехала машина за вещами соседей.