Там, где всё началось.
«Как можно было так не вовремя умереть?!..»
На каменном полу тёмного зала сидел могучий мужчина с длинными кроваво-красными волосами. «Как же не вовремя!..» – эта мысль снова и снова вспыхивала в его голове. «Мало того, что размазня, и так надежды было мало, так ещё взял и умер. Не мог пораньше этого сделать? Как теперь с ним себя вести?! Зарплату же ещё, подлец, стребует… Ни на кого нельзя положиться!» Мужчина в задумчивости повернул голову вбок, почти касаясь подбородком плеча, и не спешил начинать речь. Глаза его в полумраке светились ярко-алым. Мужчина был обнажён до пояса, белая набедренная повязка красивыми складками струилась по его ногам. «И что, демоны меня покинь, теперь делать?!»
Он отвлёкся от своих мыслей и окинул взглядом собрание, с трудом различая чуть расплывчатые силуэты. До слуха едва доносился ропот, похожий на шум океанских волн.
Откуда-то в зал пробивался единственный луч света, в котором танцевала поблёскивавшая, словно крупицы золота, пыль. По воздуху змеилась струя благовонного дыма и уплывала, извиваясь, во мрак. Всё вокруг было неясно и зыбко. Почти скрытые тьмой сидящие вокруг красноволосого мужчины наполняли комнату перешёптываниями и приглушёнными восклицаниями. Они размахивали руками и переговаривались вполголоса. Гудели, как потревоженные в улье пчёлы, и голоса их не рождали эха.
Главный сидел неподвижен и мрачен. Ситуация, в которую они все попали, была очень серьёзной, и именно поэтому он собрал всех сам. Он понимал, что расползающиеся удушливым дымом слухи вот-вот перегреют сообщество, и оно взорвётся. Взорвётся, как это обычно бывает, неверным решением. Верного решения мужчина, к сожалению, тоже не знал, но предпочёл собственноручно спустить курок, чтобы его подчинённые не натворили больших бед. Однако у него всё-таки было одно, даже не решение – идея! Абсолютно неслыханная, очень рискованная – её он и собирался сбросить на головы присутствующих. И медлил. Он переводил тяжёлый взгляд с одного лица на другое и думал, думал…
Наконец, дверь в комнату отворилась и тут же закрылась за спиной последнего участника. Он был очень красив. В длинных смоляных волосах запутались несколько косичек, короткая бородка почти скрывала надменный излом губ. Перешёптывания усилились и окрасились возмущением. Опоздавший презрительно усмехнулся и вальяжно уселся на пустую подушку, его кожаные штаны противно скрипнули. Обладатель красных волос недовольно поморщился, протянул руку с золотым перстнем на пальце и слегка постучал костяшками по полу. Все разговоры стихли. Затем по воздуху разлился густой бас:
– Я не буду разглагольствовать. Всё, о чём вы шепчетесь в последние дни – правда. Я получил сведения с Той Стороны. Он прибыл. Теперь мы можем почтить память ушедшего.
По залу пронеслась волна охов, всхлипов и тихой ругани. Новость, в которую до последнего не хотели верить, всё же подтвердилась самым достоверным способом. Через минуту, когда присутствующие почтительно затихли, главный заговорил снова.
– Нам нужен новый, тот, кто займёт вакантное место, – веско произнес он.
– Конечно, нужен, – с иронией заметил опоздавший, – да только где ж его взять? Последний кадр намедни без предварительного уведомления скоропостижно склеил ласты и рекомендаций не оставил ни в письменной, ни в устной форме!
Язык, на котором заговорил опоздавший, звучал совсем иначе, чем тот, что был родным для главного. Но, несмотря на это, они оба, как, впрочем, и остальные участники собрания, ясно понимали каждое произнесенное во мраке зала слово.
– Боюсь, что ты прав, к моему великому сожалению.
Опоздавший хмыкнул и отвернулся.
– Я не вижу иного выхода, кроме как взять работника со стороны, – главный кивнул. – Просто взять подходящего человека, как делают в обычных организациях.
Он чуть скривился, как перед уколом, и стал ждать взрыва, который не замедлил последовать. Собравшиеся загомонили одновременно.
– Вы считаете, это разумно?.. – осторожно поинтересовался смуглый толстяк.
– …мы не можем позволить себе ещё одно исчезновение! – распалялся красивый азиат. – Нами заинтересуется милиция, которая притащит с собой оружие!..
– …они совсем зелёные, чтоб меня! Никто со стороны не продержится и дня!.. – Сквозь зубы ругался кряжистый бородач.
– …появляются вопросы! Дети начинают замечать! – увещевала рыженькая конопатая девушка.
– Если у вас есть идеи, коллеги, я весь внимание, – спокойно прервал поток слов красноволосый, и все разом притихли.
– Дайте эту работу мне! – рыкнул бородач.
Все мгновенно взорвались одобрительными возгласами. Главный поднял руку, призывая к молчанию, убедился, что в зале вновь воцарилась тишина, и продолжил:
– Мы все знаем, что ни один и нас не может занять эту должность. Это против правил.
– Как будто их никогда не нарушали! – выкрикнула гречанка в пеплосе.
– И нет ни одного примера, чтобы это закончилось хорошо!
– Но можно же обратиться за помощью… – неуверенно проговорила рыжая. – Нам же могут выделить сотрудника на подмену.
– Сотрудника нам могут выделить только из собственного штата. Осталось меньше месяца, – басом отрезал главный. – В такой срок нам никто никого не отдаст. Никто не готов оказаться в нашей ситуации!
– Но можно же… найти кого-нибудь из наших, хотя бы младших, – снова залепетала рыжая.
Голос её споткнулся, девушка просяще смотрела на главного. Повисла короткая пауза, которую из глубины зала тихим голосом прервал очень смуглый маленький мальчик.
– Мы только что проводили последнего, кто был в городе. Я проверял.
– И тот не дожил даже до начала года! – встрял бородач.
– Возможно, проблема как раз в том, что он был из наших. Он был рождён, вырос и жил в нашем мире. Он не мог мыслить, скажем так, нестандартно, – размышлял вслух главный.
– То есть, Вы считаете, мы тут все – образчик стандартности? – изумился опоздавший.
Главный скривил губы в усмешке и огляделся. Сидящие вокруг него мужчины и женщины представляли собой дивное зрелище. В колеблющемся тягучем воздухе сами по себе вспыхивали золотым блеском украшения, во тьме проступал жемчужный отсвет богато украшенных шёлковых одеяний, а иногда – блеск натёртой маслом кожи. Иногда на миг проступали лица и глаза всех возможных оттенков. Цветы в волосах и на шеях, костяные браслеты, подвески из чьих-то клыков мелькали тут и там. Всё в этом зале было противоположно стандартности.
Главный задумался на минуту, а потом всё же решился идти ва-банк:
– Возможно, его учуяли. Подозрительно много наших исчезло в последнее время. Возможно, их ищут по крови. Поэтому нам нужен новичок. Кто-то совершенно не нашей породы.
– В том и беда! – вспыхнул азиат. – Любой не нашей породы сыграет в ящик ещё быстрее! Это форменное убийство!
– Что ты предлагаешь?
– Давайте перенесём практику на время, чтобы найти замену!
– Ты знаешь, что это невозможно. Всё должно происходить в своё время. Солнце встаёт и садится. Луна растёт и убывает. А дети взрослеют. И это так же неизбежно, как прилив! Мы не можем позволить себе упускать время.
Гомон стих. Азиат насупился и отвёл взгляд. После долгого молчания толстяк осторожно спросил:
– Где мы возьмём замену? У Вас есть кто-то на примете?
– Новые времена требуют новых решений, – спокойно проговорил главный.
– Что Вы предлагаете? – поинтересовался опоздавший.
– Подам объявление о приёме на работу.
Зал накрыло гробовое молчание. Все изумлённо вытаращились на своего патрона, а он решил их добить:
– В центр занятости.
– Об…объявление? – пискнула рыжая. – К нам по объявлению? Но это неслыханно!
– Боюсь, выбора у нас нет. Ни один из нас не годится, всех подходящих кандидатов мы перепробовали, наши резервы исчерпаны. Я считаю, надо попытаться.
– А я за! – развязно выпалил опоздавший.
– Ты всегда за, если дело грозит катастрофой! – резко проговорил бородач и всхрапнул.
– А тебе б только подстелить… соломки! – язвительно выплюнул последнее слово опоздавший.
– Да кто бы говорил! – не остался в долгу бородач. – Не ты ли?..
– А если опять не справится? – поспешно перебила их рыжая.
– Придётся вмешиваться, – просто ответил главный.
– Как же мы вмешаемся? – спросил толстяк.
– Так же, как делали это тысячи раз! С той лишь разницей, что теперь подсуживать придётся людям, с которыми мы знакомы лично!
– А то раньше мы никогда не выручали лично знакомых! – промурлыкала гречанка.
– О! Ну в этом тебе равных нет! – хохотнул бородач.
Гречанка кокетливо улыбнулась и потупилась. Румянца, впрочем, на её щеках не проступило.
– В принципе, если все будут действовать в рамках своих компетенций… – задумчиво протянул мужчина в тоге.
– Да, да! Это он тебе! – бородач посмотрел на опоздавшего.
– Пфф! – отмахнулся опоздавший. – Подумаешь, ну влез разок!
– Ага! Разок! – тихо буркнул бородач, но продолжать скандал не стал.
– Такого не было ещё никогда, – прошелестела бледная японка в кимоно.
– Не было, – согласился толстяк. – Но вообще, прямого нарушения правил мы можем избежать.
– Мы будем ходить по грани, – ответила японка.
Она механическим выверенным движением изогнула длинную шею, наклоняя свою кукольную голову в сторону собеседника, тот немного поёжился.
– С удовольствием! – хохотнул опоздавший.
– Достаточно! – бас главного мгновенно остановил спор. – У нас всё равно нет выхода. Прерывать процесс обучения нельзя. Потеря времени фатальна, так что наш новый коллега должен приступить к работе не позднее первого сентября!
– Но это очень опасно! – наставительно заметила чернокожая девушка. – Мы рискуем целой группой!
– Благодарю за столь своевременное замечание! Я повторю: если у кого-либо из присутствующих есть другие предложения, я прошу высказать их безо всякого стеснения!
Возразить начальству никто не решился.
– Что ж, считаю дискуссию исчерпанной.
Главный поднялся плавным движением во весь свой немалый рост. Все собравшиеся последовали его примеру, и компания потянулась к выходу. За дверью оказалась тесная залитая солнцем приёмная с выкрашенными в зелёный цвет стенами и потёртым старым линолеумом на полу. За секретером в углу сидела девушка с чёрным каре. Она сосредоточенно с замахом вонзала свои указательные пальцы в клавиатуру компьютера, будто хотела затыкать её насмерть.
Главный провёл по враз потерявшим яркость волосам, заправляя их за уши. Одёрнул белый льняной чуть помятый пиджак и отряхнул брюки. На носу появились старомодные очки-хамелеоны в роговой оправе, которые по случаю яркого солнечного дня были почти чёрными.
– Саша, – обратился он к секретарше, – подайте объявление об открытой вакансии учителя физики. Требования стандартные.
В полной тишине мимо них через приёмную к выходу гуськом шли их коллеги в деловых строгих костюмах.
– Каркаде сделать, Стах Глебович? – секретарша и бровью не повела.
– Конечно. Спасибо!
Главный вернулся в кабинет и захлопнул за собой дверь, на которой висела табличка «ДИРЕКТОР».
Небольшой взрыв, павлины и договор.
Виктор Петрович Богданов чуть не вприпрыжку шёл по улице Салтыкова-Щедрина, любовно прижимая к груди папку с дипломом и резюме. Это был молодой человек среднего роста с давно не стриженными растрёпанными каштановыми волосами и небесно-голубыми глазами. Практически блаженная улыбка, не сходившая с его лица уже несколько часов, проявила милые ямочки на гладких щеках.
Причина радости Виктора Петровича, к слову, была весьма необычна – ему только что отказали в приёме на работу. В двенадцатый раз. И это только за первую неделю. Виктор по праву мог сказать, что стал настоящим экспертом в области, так сказать, безотказного получения отказов. Всего-то и нужно было: прийти на собеседование в рубашке с зайцами, назвать свой возраст и смотреть на рекрутера преданно распахнутыми глазами херувима. Ну и эта самая улыбка, да. Спроваживали его мгновенно, не допуская до светлых очей начальства, дабы это самое начальство не пугать.
Теперь он направлялся на своё тринадцатое собеседование с твёрдым намерением получить очередной пендель. Он его жаждал отчаянно. Этот пендель поможет Виктору доказать всем, что квалификация его недостаточно высока для такой сложной, ответственной и опасной профессии, как учитель. Ну, будем честны – не всем, а маме и специалисту с биржи труда. Там почему-то без официальных бумажек ему не верили, хотя зайцев и улыбку он применял. На биржу его, кстати, тоже мама затолкала после месяца успешной погони за безработицей. Виктор даже не понял, как это вышло.
Так вот, заветная подпись на бумажке с отказом в приёме на работу заставит его благодетелей наконец сдаться. А ему, Виктору, позволит с чистой совестью вернуться в аудитории любимого университета и отсрочить неизбежное вступление в ряды несущих постылое бремя трудовой повинности. Ну не готов он был с постной миной вещать недорослям о глубинах физики! Да и кто его, скажите, пожалуйста, будет слушать, если ему самому недавно только двадцать стукнуло? Первоклашки, может, и будут. А старшеклассники, в лучшем случае, будут резаться в крестики-нолики. В худшем – обстреляют его из рогатки на первом же уроке. Нет. Позже, товарищи, позже! После магистратуры, аспирантуры и докторантуры! Тогда точно можно будет давить авторитетом. А пока – пустое это всё.
Августовское солнце припекало, грозя поджарить нос, который потом будет облезать некрасивыми хлопьями. Виктор с нежностью разглядывал обшарпанные престарелые двухэтажные домики, каким-то чудом уцелевшие среди советских пятиэтажек в центре Ярославля. Тротуар был разбомблен беспощадной российской погодой, помноженной на не менее беспощадное трудонелюбие дорожных рабочих. Прогулка по нему скорее походила на преодоление полосы препятствий. Изогнутые фонари удивлённо выглядывали из крон деревьев, чем-то напоминая знаки вопроса.
«Символично, – подумал Виктор, – знак вопроса и воздетое им в небеса сияние, ведущее нас во мраке невежества!» Даже в собственной голове фраза прозвучала излишне патетично, что заставило Богданова улыбнуться ещё шире. «Ну и ладно, скорее сойду за идиота!».
На колокольне Никитской церкви, мимо которой Виктор пробегал, что-то звякнуло. Приближался полдень. Путь к школе №42 был настолько заковыристым, что в Богдановской голове промелькнула мысль о путеводной нити и Минотавре. Несмотря на это, идти от его alma mater было всего ничего, опоздать Виктор не боялся.
Благополучно преодолев все повороты и калитки в заборах, Виктор увидел её. Школу. Старое краснокирпичное здание казалось совершенно обычным, но сад, окружавший его, был поистине выдающимся. Если бы Виктор не знал наверняка, что попал по адресу – точно поискал бы кассу с входными билетами. Очень легко было принять это великолепие за ботанический сад, а не школьный сквер, политый слезами влюблённых и потом двоечников на летней практике.
Странное дело, но вокруг не было ни души. Внутри – понятное дело, всё-таки каникулы. Но чтобы в будний день по дворам не сновали офисные бойцы, выбежавшие на обед за порцией седативных?.. И где все машины, ползущие в надежде приткнуться хоть где-нибудь? Зато на металлическом ажурном заборе, на столбе у калитки, восседал огромный чёрный кот с лоснящейся шерстью и вдумчиво смотрел вдаль. Виктор не произвёл на животное никакого впечатления.
Богданов тронул калитку. Та открылась, издав препротивнейший металлический скрип. Виктор вошёл в благостную тень. Воздух мгновенно стал влажным и тяжёлым, как в тропиках, крупные лужи и ручейки на земле свидетельствовали о недавнем расточительном поливе. Удивительно, но капало даже с деревьев, будто их поливали и сверху. Тяжёлые пышные кроны плотно смыкались над головой, напоминая своды в каком-нибудь готическом соборе. Откуда-то доносилось журчание воды, аромат от деревьев и трав шёл одуряющий. Даже свет, полосами пробивающийся через густую листву, окрасился курортным золотом.
Мимо неспешно пролетела ярко-желтая бабочка. «Argema mittrei», – машинально отметил Богданов, и глаза его полезли на лоб. Этого Гулливера в рядах чешуекрылых он запомнил отлично. В недавнем прошлом Виктору пришлось позорно прятаться в шкафу музея биофака, где он и увидел эту бабочку на витрине. Он сидел тогда среди экспонатов, трясясь от ужаса, что его найдут и с тумаками отчислят прямиком на гауптвахту. Поймать Виктора можно было в буквальном смысле по горячим следам. А точнее – шлепкам пролитого им в студенческой столовой супа, на котором так живописно поскользнулся завкаф ботаники и микробиологии. От правосудия Виктор тогда ушёл.
К слову, корпулентный завкаф тогда напрочь снёс трёх третьекурсниц, буфетчицу и стойку с пирожками, как в кегельбане. Брань стояла такая, что в здании до третьего этажа от смущения запотели стёкла. Так вот, мадагаскарской комете, так ещё называют эту бабочку, полагалось летать по Мадагаскару, а не по центру Ярославля. Вероятно, в этой школе был немыслимо богатый инсектарий, чтобы из него могла сбежать такая поразительная особь.
Главный вход здания оказался закрыт на каникулы. Виктор пошёл к боковому и несколько оторопел, увидев на ступеньках небольшого крылечка шикарный персидский ковёр в жёлто-бирюзовых тонах. Кстати сказать, рисунок был выткан намеренно несимметричным. По поверьям мастеров ничто сделанное руками человека не должно быть идеальным. Виктор замялся у края ковра, не зная, стоит ли лезть на него в грязных ботинках, или сначала нужно разуться. Вытерев обувь об асфальт, он всё же ступил на ковёр, подошёл к двери, которая при его приближении подалась под порывом ветра, распахнулась, кровожадно раззявив вход, и угрожающе грохнула о перила. Виктор придержал её и с опаской прокрался внутрь.
Вдруг навстречу ему несколько нервно выбежала полноватая женщина в старомодном тёмно-синем костюме. Из её поношенного портфеля торчали сунутые наспех документы. На голове дамы, судя по непоколебимости ондуляции, был парик.
– Извините, а где тут?.. – воскликнул Виктор, но осёкся.
Женщина лишь на миг повернула к нему потное блестящее лицо с выпученными глазами и припустила дальше, пыхтя, как паровоз. Виктор проводил её удивлённым взглядом, пожал плечами и продолжил путь.
На стене, окрашенной стандартной зелёной краской, был неровным кусочком скотча приклеен белый листок. Крупная стрелка и надпись «на собеседование» придали Виктору смелости. Он поспешил последовать в указанном направлении, приведшем его к новой стрелке. Так по пустынным коридорам, пересечённым солнечными зайчиками, пробивавшимися сквозь зелёную листву, Виктор добрался до кабинета на первом этаже с многообещающей табличкой «ДИРЕКТОР» и неуверенно постучался. На его стук из кабинета прозвучало уверенное:
– Войдите!
Виктор послушался. Поверх секретера на него посмотрела красивая смуглая черноволосая девушка в лёгком белом сарафане, доброжелательно ему улыбнулась и спросила:
–Ты из какого класса?
Виктор несколько стушевался и вместо заготовленной фразы промычал что-то вроде:
–Вот и я, собсна, собеседование, тут…
Девушка устало вздохнула и указала ему на стул у переговорного стола в другой части комнаты. Наманикюренным пальчиком с рыжим, почему-то, кончиком секретарша ткнула в клавишу на антикварном интеркоме и с ленцой проговорила:
– Стах Глебович, тут ещё соискатель прибыл!
– Ва-ви-ву, – пролаял интерком.
Сняв палец с клавиши, девушка выудила из ящичка секретера тощую стопку бумаг, которая оказалась резюме. Девушка положила её на стол перед Виктором, бросив на него заинтересованный взгляд, который, впрочем, поспешила спрятать. В углу за секретером стоял приличных размеров цветочный горшок, из которого торчало деревце с листьями, похожими на кленовые. В горшке торчала табличка с крупной надписью «Ficus sycomorus».
Дверь за спиной секретарши отворилась. Из неё отчаянно хромая вышел мужчина в белых льняных брюках, белой рубашке, тёмных очках-хамелеонах и почему-то в кожаных шлёпанцах. Его длинные рыжие с проседью волосы были аккуратно заправлены за уши. На пальце правой руки блестел массивный золотой перстень с синим камнем. Он смахивал на рок-музыканта, который вынужден соответствовать занимаемой должности, но так и не смог до конца отказаться от привычного внешнего вида. Несмотря на это, в движениях директора не было ничего фривольного, он держался весьма строго.
Стах Глебович уселся напротив Виктора, приподнял и пролистал резюме. Понять, читает ли директор, было невозможно – и что ему там видно через такие чёрные окуляры? , Через минуту он опустил бумаги, сложил на них руки и, наконец, заговорил неожиданно басовито:
– Приветствую. Меня зовут Стах Глебович. Да, такое странное имя. Отголосок советской эпохи. Половина страны была одержима пятилетками, четырёхлетками и прочим. Сами понимаете, – директор ухмыльнулся. – А Вы – Виктор Петрович. Добро пожаловать. Что ж, Виктор Петрович, рассказывайте! Кто Вы? Что Вы?
У Виктора появилось ощущение, что его хлещут репликами по мордасам.
– Добрый день, меня зовут Виктор Петрович Богданов, мне двадцать один год, этим летом выпустился из Ярославского педагогического, – затараторил Виктор.
После стольких собеседований речь была затвержена круче, чем мелодия в плюшевом мишке.
– Явился по направлению с биржи труда. Премного благодарен за ваш интерес к моей скромной кандидатуре…
– Скромной? – прервал его директор и, помолчав секунду, продолжил: – Резюме Ваше? Там указано, что диплом у Вас красный. Рекомендательные письма в порядке.
– Нуу, – замялся Виктор, сброшенный с накатанной колеи, – опыта работы у меня пока нет.
– И именно с этим были связаны Ваши трудности.
Стах Глебович произнёс это как утверждение, покивал, пожевал губы и вдруг с улыбкой спросил:
– Сколько раз Вас уже развернули?
– Двенадцать, – радостно сообщил Виктор.
Стах Глебович весело хмыкнул.
– Я не страдаю заблуждением, будто молодые люди ни на что не способны. Македонский, помнится, в двадцать стал царём. И сразу же разгромил мятежные Фивы.
Виктор сник. Разговор шёл как-то не так, как он рассчитывал. А директор продолжал допрос:
– Университет заканчивали экстерном?
– Нет, поступил в шестнадцать. В школу пошёл в шесть, вот и… – пробубнил Виктор.
– А, это понятно. А почему Вы избрали педагогику?
– Не прошёл в другие ВУЗы по результатам вступительных экзаменов, – поспешно выпалил Виктор.
– Неужели?
Губы директора тронула улыбка. Виктор замялся, но всё же нашёлся с ответом:
– Да я и не был особенно амбициозен.
– А диплом с отличием…
Директор чуть растягивал слова, улыбка его стала более заметной.
– К дому было близко? – уже наполовину вопросительно ответил Виктор.
– Не годится! – хохотнул Стах Глебович.
Вдруг в кабинете директора раздался оглушительный хлопок. Дверь с табличкой тряхнуло на петлях, вокруг неё пробился слепящий белый свет, из щели у пола взметнулась пыль. Виктор заполошно вскочил. Секретарша, не отрываясь от монитора, флегматично придержала вспушившуюся стопку бумаг левой рукой. Виктор с ужасом посмотрел на дверь, ожидая, когда из-за неё вырвется столб пламени и удушающего чёрного дыма.
– О, не волнуйтесь! – успокоил его Стах Глебович.
Директор помахал рукой, призывая Виктора вернуться на стул, и добавил:
– Просто небольшой взрыв.
– Та…там лаборатория? – слегка осипшим голосом спросил Виктор.
– Лаборатория, лаборатория. Моя личная лаборатория.
Директор небрежно кивнул и внезапно сменил тему.
– У кого, кстати, диплом писали?
– У Вадима Борисовича Асова.
Виктор не смог сдержать гордость в голосе, хотя глаз от слегка курящейся дымом двери не оторвал.
– Даже так? – протянул Стах Глебович, подняв одну бровь. – Вы что, забаррикадировали его? Морили голодом, пока он не согласился взять подопечного?
– Да что Вы, он из благотворительности брал всех, кого не разобрали другие.
Виктор смущённо спрятал глаза. Стах Глебович вскинул брови, а потом расхохотался.
– Да бросьте, я его тысячу лет знаю! Старик пальцем не шевельнёт, если к нему не применять шантаж или пытки! Так хотелось быть учителем?
– Наверное. В школе веселее, чем в офисе. Ну… я так предполагаю.
Виктор чуял, что его план победоносного получения очередного отказа рушится прямо на глазах. Директор вдруг хлопнул ладонью по столу, показывая, что разговор завершён.
– Что ж, у Вас будет отличная возможность это проверить.
– Что? – опешил Виктор.
– Вы нам подходите. Приступаете завтра. Нужно подготовиться к учебному году. Расписание. Планы уроков. Прочие мелочи, сами понимаете. В бой первого сентября. Методички возьмёте у Саши. – Директор махнул рукой в сторону секретарши и продолжил: – Ах да, Саша, подай, пожалуйста, договор.
Секретарша вскочила, точным движением выудила из стопки тонкую пачку бумаг и подала директору. Тот передал её Виктору.
– Ознакомьтесь!
Стах Глебович навис над Виктором и замер над ним, как коршун. Виктор, как тёртый соискатель, первым делом поискал пункт с указанием зарплаты, и глаза его раскрылись в удивлении.
– Сколько?..
– Это с учётом ненормированного рабочего дня, – отмахнувшись сказал Стах Глебович.
– Ненормированного? – подозрительно спросил Виктор.
– Как у всех учителей. Классные часы. Выездные экскурсии. Шестидневка… Также Вам несколько раз нужно будет поработать воспитателем в группе продлённого дня.
– И чем я должен буду там заниматься?
– Помогать ученикам с их домашним заданием или с исправлением двоек… Всё как обычно.
Директор неопределённо пожал плечами.
– И долго? – допытывался Виктор.
– Ну пока не усвоят материал, – с какой-то нехорошей улыбкой ответил директор.
Виктор понял, что отказ директор не подпишет, и загрустил. Без отказа его вышибут с биржи и окрестят тунеядцем. Штрафы там какие-то. Не вариант. И как спасти так неудачно прошедшее собеседование, он не знал. Брякнуть в лоб, что он пришёл, чтобы его не взяли, ему было отчаянно стыдно. Виктор невольно посмотрел на выход из приёмной и почему-то отметил, что он совсем недалеко. Правда, как потом показаться дома?
А директор уже подсовывал ему перьевую ручку. Не ту, у которой резервуар в стержне, а настоящую, которую макают в чернильницу. Виктор с удивлением посмотрел на такой раритет и ткнул пальцем в кончик пера. Ему всегда было любопытно, острые они или не очень.
Вдруг за окном сверкнуло, грохнуло, и в стекло ударил тропический ливень, в саду что-то истошно заорало: «Уаааау-уаааааау-уааау». Виктор поклялся бы, что это павлин. Богданов вздрогнул и убедился, что кончик пера-таки острый. На пальце появилась кровоточащая царапина, перо измазалось в крови. Виктор недоверчиво покосился в окно на бог весть откуда взявшиеся потоки воды и почесал обожжённый под абсолютно безоблачным небом нос.
А Стах Глебович с доброй акульей улыбкой кивал ему, мол, не беспокойтесь, подписывайте! И Виктор, мысленно плюнув, подмахнул оба экземпляра, как в прорубь нырнул. За окном грохнуло снова. Школу ощутимо тряхнуло. Саша смотрела на нового коллегу застывшим чуть встревоженным взглядом. Стах Глебович расплылся в улыбке. Виктор пробормотал:
– Всё?
– Да, теперь всё, – как-то нехорошо отозвался Стах Глебович.
– Спасибо, – буркнул Виктор.
И слышно было в этом «спасибо» настоящее «а чтоб Вас…». Виктор подхватил бумаги и поплёлся к выходу.
– Завтра к половине девятого! – прокричала ему вслед Саша.
Статус трудоустроенного Виктору не понравился сразу. Груз ответственности давил на грудь, хотелось взирать на бегущих мимо детей свысока. А в требованиях к вакансии было указано «жизнерадостный». Совсем ни стыда, ни совести!
На обратном пути Салтыкова-Щедрина показалась ему совершенно отвратительной. Асфальт сухой, как будто и не было дождя. Пыльно, ямы эти, человеку пройти негде – спотыкаешься, дома старые и обшарпанные, погода – форменная душегубка… Автобус из средства передвижения превратился в драконью утробу.
Тяжела жизнь работящего человека – к выполнению должностных обязанностей ещё не приступил, а ныть уже охота. Виктор, будто наяву, увидел, как большие тяжёлые двустворчатые двери иняза педагогического закрылись перед его носом с каким-то гробовым «хщщщщ-баммм». За этим последовал сатанинский смех, почему-то басом Стаха Глебовича. В общем, жизнь дала трещину, и Виктору хотелось всё вернуть назад.
Мама в простом нежно-голубом халатике встретила его в прихожей и с надеждой спросила:
– Ну как?
– Взяли, – выдохнул Виктор, рухнул на скамеечку и уронил лицо в ладони.
Невозможные приборы
3.
День был для Виктора чёрен. Идти отчаянно не хотелось, и собирался Богданов, как в садик, с нытьём, торгом, депрессией и принятием. И вообще, он недоумевал, что делают в школе учителя в каникулы? Учеников же нет! Виктор честно планировал до самого первого сентября малодушно рыдать в подушку по своей горькой судьбе. Но даже такой мелочи, как проводить себя в последний безработный путь, ему не позволили. Стах Глебович на собеседовании с лёту вцепился в него, как кот – в сосиску. Фактически Виктор перестал быть безработным ровно в полдень вчерашнего дня, поэтому вечером рыдал он уже как полноправный пролетарий. И хотя это не умаляло его страданий, конъюнктура, конечно, была не та.
Так оно, наверное, и случается. Вот ты безмятежно счастлив и строишь радужные планы на долгие десятилетия вперёд, а вот в мгновение ока жизнь даёт тебе увесистый пинок по совершенно новому азимуту. И пока ты летишь, весь такой в шоке, судьба безжалостно тычет тебя физиономией в сизифову стезю, напяливая постылое трудовое ярмо по самую грудь. Виктор против такого произвола фортуны решительно возражал, но кого это интересовало?
Будильник был глух и неумолим, как асфальтовый каток с задремавшим водителем. К половине девятого Виктор дотащил себя до нового и уже ненавистного места работы и с наслаждением обтоптал персидский ковёр на крылечке. Утро не спасла даже лучезарная улыбка Саши. Секретарша заботливо вызвалась помочь ему донести угрожающе колеблющуюся пизанскую башню учебников и документации до триста первого кабинета, закреплённого за учителем физики. К удивлению Виктора, к стопке учебников прилагалась пачка «рабочих тетрадей» размером с альбом для рисования и плотный конверт с какими-то бумагами. На вершине этой горы возлежал загадочный объёмный мягкий свёрток.
– Школьная форма, – пояснила Саша. – Несправедливо ученикам ходить в форме, когда у учителей такой обязанности нет. Выдаём. Верхняя одежда уже в шкафу в кабинете.
– А что, и на улице в форме надо?
– Ну, это… – замялась Саша, – на официальные мероприятия, вот!
– На экскурсии что ли?
Глаза Саши вспыхнули, и она радостно закивала.
– Как в армии. Обеспечиваете всем необходимым.
– Кто мы, в сущности, как не рыцари просвещения? – тонко улыбнулась Саша.