Корабль в пустоте

Etruscum non legitur

(Этрусское не читается).

Древнеримская поговорка

Турбины взвыли, засвистал снаружи ветер, побежала назад серая полоса асфальта наперегонки с зеленой полосой травы. Замелькали вышки, будки, самолеты, ангары, топливозаправщики. Тополя замахали руками, прощаясь. Нарастало томительное ощущение потери соприкосновения с землей. «Эйрбас», разгоняясь, словно наливался ее тяжестью, пока под днищем что-то не оборвалось, и пронеслась пустота. Мир качнулся и пошел вниз. Косой макет аэропорта остался лежать в зеленом поле, разлинованном взлетными полосами, его разом обступила степь с ветвящимися по ней балками, слева набежала толпа домов, хаотичная в предместье и выстраивающаяся в шеренги ближе к центру. Аэропорт с диспетчерской вышкой пропал, как будто его не бывало, внизу лежал город Южноморск, разрезанный узкой темной щелью бухты, которая светлела, расширяясь к морю. Мгновение – и оно уже заполнило собой весь горизонт, навалилось молодой грудью на старый, морщинистый берег. Вдруг над обрывом сверкнули на солнце два стеклянных кубика. Что-то помстилось в них знакомое… Да это же «Аквариум»! И то ли солнце превратило его крошечные грани в увеличительные линзы, то ли примерещилось мне на секунду, но увидел я, словно сквозь крышу, игрушечные коридоры, двери, комнаты, холлы, лестницы, лифты, фойе, зеркало, а в зеркале – теряющийся в бесконечности зал…

* * *

Впоследствии выяснилось, что сорок девять человек исчезли еще вечером, а не утром, когда все всполошились. Придя на завтрак, я удивился, не встретив в гостиничном кафе ни души. Посмотрел на часы – опоздал? Да нет, 8.20, а завтрак с восьми. У стойки с едой совершенно нетронутый вид, на столах ни крошки, приборы разложены в идеальном порядке. Всё блестит и ждет едоков, башня из чистых тарелок стоит по стойке смирно, а едоки куда-то запропастились.

– Неужели я первый? – осведомился я у девушки из обслуги, показывая отельную карточку.

Та как-то неопределенно пожала плечами, даже не попытавшись изменить заспанно-неприветливое выражение лица на нейтральное. Я редко бываю первым на какой-нибудь раздаче, но, если такое случается, не умею извлекать выгоду из положения. Вот и сейчас: кажется, выбирай-не-хочу – самую глазастую яичницу, самые пухлые сосиски, самый румяный круассан. Да как-то неудобно пользоваться случайным преимуществом, хотя кухонной девушке это, скорее всего, по барабану. Неловко, чувствуя спиной ее взгляд, набрал того, что попалось под руку, нацедил кофе из автомата, сел в самый дальний угол. Дурацкая ситуация: один ест, другая смотрит. Может быть, и не смотрит, да какая разница, если представляешь ее взгляд. Однако – где же остальные? Сказано: сбор в восемь сорок пять внизу, а еще никто кроме меня не завтракал. Или ученые гульнули вчера, а сейчас не могут оторвать чугунных голов от подушки? Но, вернувшись поздно вечером с ознакомительной прогулки по городу, никаких звуков гульбы я не слышал. Вообще было как-то тихо, и никто не встретился мне по пути к номеру. Да и сейчас никто не встретился, даже удивительно. Отель-то, понятное дело, почти пустой – не сезон, а вот участников конференции этрускологов, прибывших автобусом из аэропорта, вчера на ресепшене толпилось много.

Или я упустил какие-то изменения в программе? Вчера ушел, едва заселившись, зная, что свободного времени больше не будет. Первый день – пленарное заседание, второй – работа по секциям, вечером – банкет, а на третий день, после подведения итогов и обеда, отъезд. Теперь не советское время, чтобы еще денек выделять гостям на культурно-ознакомительные мероприятия. Отстрелялись – и домой, чтобы лишние деньги на вас не переводить. Это только на Востоке гостей еще не торопятся выпроваживать.

Нет, если бы были какие-то внезапные изменения, то мне бы сообщил об этом портье, вручивший по моем возвращении пакет на мое имя с документами конференции. Я их у себя просмотрел, и там было написано то же самое, что сказал в автобусе координатор: завтрак – 8.00-8.40, отъезд на конференцию – в 8.45, с 9.00 до 9.30 – регистрация участников в городской библиотеке. Ладно, Бог с ними, что мне за дело? Главное, самому не опоздать. Я допил кофе и пошел обратно в номер, собираться.

В коридорах, у лифтов снова я никого не встретил. Ну, значит, здесь так. Пусто и необыкновенно просторно. Номер мой был чуть не с футбольное поле. Окна – от пола до потолка, отдернешь шторы – море света. Прямо все шесть, а не пять «звезд». Не говоря о том, что «звездами» я вообще не избалован и был бы доволен приличными тремя, иными словами – номером размером со здешнюю ванную. Вчера кто-то сказал, что отель только-только построил некий высокий чин из Минэкономразвития и мы в нем едва ли не первые постояльцы. Мы да еще местная футбольная команда. (Дело ясное – пробное заселение оплачивается из бюджета. Эти, из Минэкономразвития, умеют устраиваться). У футболистов статус был поскромнее нашего. На ресепшене я слышал, как молодой человек в спортивном костюме с обидой говорил лысому жилистому тренеру: «Нам же обещали, что игроки будут жить по одному!». «Так то игроки! – парировал тот. – А ты кто? Вратарь!» Оказывается, вратарь – не игрок. Во всяком случае, здесь.

По совести говоря, среди этрускологов – я тоже «не игрок». У меня даже нет ученой степени. Но я автор книги о праславянах, в которой есть глава об этрусках. Не то чтобы я напрямую выводил русских из «этрусских», как это сейчас модно, однако те материалы по сравнительной лингвистике, что я прочитал по ходу работы, свидетельствовали, что случайных этимологических совпадений в истории языков почти не бывает. Допустим, этруски – это римское название, но сами-то они себя называли расена. Причем и «расена» эта известна нам в передаче историков древности, не заботившихся о транскрипции, а в этрусских надписях читаем просто – «рус». И «земля» у них была «земеля». При таких совпадениях нашим лингвистам и историкам нужно быть дураками, чтобы не искать общности. Другое дело, что в таинственном языке этрусков чем дальше в лес, тем больше дров, и «дрова» эти, с позволения сказать, не очень похожи на что-то славянское, а тем более русское. Однако и язык «Беовульфа» слабо напоминает не только современный английский, но и староанглийский. Всё то, что мы подразумеваем, говоря о древнеславянском или древнерусском, основано на сравнении средневековых образцов с современным языком. А ведь древнеславянскому, в свою очередь, предшествовал другой язык, более древний. Был ли он этрусским, венетским или ретским, мы не знаем. Но общее между этрусским и русским, если оно есть, можно найти, последовательно подбирая соответствия этрусскому в старославянском, древнерусском и уж потом только в русском. И не оттого ли «этрусское не читается», что читают неправильно, ища «формулу соответствия» в неславянских языках? Ну, и так далее – об этом и была моя глава. Надо сказать, что подобных теорий, начиная с XIX века, выдвигалось немало, и я не знаю, почему именно меня пригласили на конференцию. Наверное, в качестве мальчика для битья, чтобы показательно выпороть и в очередной раз объявить антинаучными воззрения тех, кто ищет родство русского и этрусского. Я, вообще-то, не против: в нынешних условиях академическая порка – не худшая форма пропаганды твоих взглядов. И возможность, к тому же, дать вторую жизнь моей книге, которая вышла не очень большим тиражом. Доктора и кандидаты эти докажут, конечно, что я неуч, но сами наверняка не предложат ничего нового, и моя тема окажется на конференции самой интересной. Так я мнил, а как оно будет на самом деле, Бог знает.

В номере я взял папку с бумагами, бейджик и спустился в холл. Навстречу цугом шли раскрасневшиеся футболисты – видимо, после пробежки, в предвкушении завтрака. Этрускологов же я снова не увидел никого. Я человек мнительный и сразу стал думать: может, меня так изолируют? Но зачем? Я же не напрашивался на это мероприятие. Подошел к портье – это был другой, не вчерашний.

– Скажите, а где участники конференции?

– Простите, какой конференции? – не понял тот.

– Международной конференции этрускологов. Вы что, не слышали о них?

– Слышал, но не видел. Вы первый.

Я опешил.

– Позвольте, вчера целый автобус заселился!

– Но я не дежурил вчера.

Дурдом! Я повернулся и вышел на улицу. На парковке увидел автобус с табличкой на лобовом стекле: «Международная конференция этрускологов». А, вот и славно. Наверное, ждут только меня. Я вошел в открытую дверь. Водитель, скучая, сутулился над баранкой. Все места в салоне пустовали. Я молча показал шоферу бейдж и сел у окна. Надоело мне спрашивать об этих этрускологах. Что я, в конце концов, организатор, что ли? Пусть сами разбираются.

Мы сидели и молчали. Площадь перед новеньким отелем была пуста. Несколько машин, кипарисы с ван-гоговскими хохолками, южные белоствольные тополя. Тишина, солнце. Незаметно для себя я задремал. Потом очнулся и посмотрел на часы. Три минуты десятого.

– А мы не опоздаем к началу конференции? – спросил.

– Если я повезу вас одного, мне придется потом возвращаться за остальными, – ответил водитель. – А у меня только одна путевка – туда и обратно.

– Стало быть, вы еще не отвозили никого?

– Нет, кроме вас никто не приходил.

– А давно вы здесь?

– С восьми сорока.

Я вытащил телефон и нашел в «Именах» записанный вчера номер координатора Хачериди, позвонил. «Аппарат абонента отключен или находится вне зоны досягаемости», – был ответ. Я уже ничему не удивлялся. Выйти, что ли, взять такси? Но ради чего, скажите на милость, я буду это делать, если там всё равно никого нет? Или все этрускологи вышли из отеля поодиночке и уехали на такси?

– А такси здесь на площади кто-нибудь брал, вы не заметили?

– Если и брал, то не здесь. Отъезжающих машин я не видел. И приезжающих тоже. Может быть, вам сходить в гостиницу, разбудить ваших товарищей?

– Знать бы еще, где живут эти товарищи! Я не смотрел, куда их заселяют. На своем этаже никого из них я не видел.

– Так спросите на ресепшене.

– Спасибо, уже спрашивал. Там теперь портье из новой смены, которому всё по барабану.

– Тогда так и будем стоять? Мне-то, в общем, всё равно.

– Я понял. Мне, наверное, не всё равно, но что я там буду делать один? Посижу еще с вами, потом поеду на такси.

Шофер выругался и завел двигатель.

– Обратно за ними поеду, если оплатят вторую ходку из своего кармана. А то что же это: взрослые люди и не могут собраться вовремя!

Город Южноморск, как и следовало из названия, лежал у моря, но не был курортом. Точнее, он всегда хотел, но как-то не складывалось. Не хватало то ли доступных пляжей, то ли атмосферы беззаботности и легкого разврата. Здесь трудились, служили на военном флоте и ловили рыбу. Утренние улицы были чисты и по-приморски старомодны, с обилием юной зелени на бульварах и необыкновенным количеством балкончиков, облепивших фасады домов времен царя Александра Третьего Миротворца. Развязная реклама тут смотрелась странно, как хулиганство. Люди степенно шли по своим делам или без всякого дела. Им, похоже, не нужен был сверхскоростной мобильный интернет или даровые пять тысяч за первую ставку в спортивном тотализаторе «Фонбет». Столь же равнодушными оставляли их многочисленные ювелирные магазины, которых в наших городах развелось больше булочных. Автобус ходко двигался по улицам, не обезображенным пробками. В небе парили на изогнутых крыльях чайки, напоминая о близости моря. Самого же моря не было видно: оно лежало внизу, стиснутое длинной узкой бухтой, а открытая вода имелась как раз там, откуда мы выехали – у отеля «Аквариум», курортной надежды города.

Я почти не удивился, когда увидел, что холл городской библиотеки пуст. Мое одиночество уже обрело тенденцию, и странно было бы, если бы оно враз нарушилась. Девушка, сидевшая за столом регистрации под вывеской «ЭТРУСКИ: ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА. Международная научно-практическая конференция», имела какой-то напуганный вид и всё косилась в сторону коренастого мужчины в сером костюме, стоявшего лицом к окну.

Лист с фамилиями участников перед регистраторшей был девственно чист. Я подошел и представился.

– Почему вы один? – прошептала она.

– А с кем я должен быть? – прикинулся непонимающим я. Если не удается ничего выяснить напрямую, то пойдем обратным ходом.

– Где ваши коллеги? Конференция должна уже начаться. В зале журналисты. На открытие приехал наш глава администрации.

Мужчина у окна повернулся ко мне. Бугристый лоб его навис над глазами, брови сдвинулись в одну линию. Без сомнения, он был зол.

– Хорошо, я понимаю, вы ученые, а не чиновники или солдаты, – процедил сквозь зубы он. – Но должно же быть и у вас какое-то представление о порядке. Город сделал всё для успешного проведения конференции. Хотя мы не имеем таких возможностей, как Москва. А вы? Зачем вы взялись за это дело, если не способны организовать людей? Почему вы приехали один?

– Что же здесь странного? Я и в ваш город прилетел один, и сюда приехал один, – ответил я. – Вы, вероятно, решили, что именно я организатор от этрускологов? Нет, я обыкновенный участник. Причем я вовремя вышел из отеля и вовремя сел в автобус. И этот вопрос: «Почему я один?» – у меня самого крутится на языке с утра.

– То есть, вы хотите сказать, что автобус привез только вас?

– Совершенно верно.

Глава администрации сочно выговорил букву «б», но осекся и раздавил зубами прочие буквы предполагаемого мной слова.

– А куда могли запропаститься остальные? Там же у вас и иностранцы есть!

– Я думаю, вы уже поняли, что это вопрос не ко мне. Нужно звонить организаторам.

– Да звонили! – скривился он, кивнув в сторону дамы за столом. – Недоступны!

Я развел руками:

– И мне недоступны.

Мэр задумался на секунду, пожевал узкими губами, глянул на часы и бросил регистраторше:

– Я поеду к себе. Вернусь после перерыва, скажу приветственное слово. Звоните. И всегда вот так с этой Москвой! Не по-людски!

Он ушел, сердито вбивая каблуки в плиточный пол. Мы остались с девушкой одни.

– Ну хоть вы распишитесь, – предложила она.

Я поставил автограф и пошел в зал.

* * *

Полтора десятка местных журналистов и блогеров, томившихся бездеятельностью там, сразу окружили меня, когда поняли по бейджику, что я «участник». За неимением гербовой пишут на простой, так и я на несколько минут превратился в звезду науки. Никогда в жизни я не был настолько популярен. Меня интервьюировали сразу несколько человек. Особенно старалась одна молодая дама с расширяющимся книзу носом, как у красоток Модильяни:

– Почему исчезли этруски?

– Я же вам говорю: я тоже с утра их не видел…

Народ засмеялся, а я поморщился. Острить я не хотел: просто, уже по привычке, услышал «этрускологи» вместо «этруски».

– Простите, я думал, вы всё о моих запропавших коллегах… Знаете, есть народы, которые исчезают, как кельты или готы. Вот и этруски исчезли.

– Я читала, что римляне всему научились у этрусков. Значит, ученики превзошли учителей?

– У них был сильнее выражен инстинкт государственности.

По лицу дамы пробежала тень. Видимо, она была либералкой.

– В Северной Корее тоже сильно выражен инстинкт государственности. Но значит ли это, что за ней будущее?

– Ничего не могу сказать про Северную Корею, не был. Но, если вдруг ослабнет ее южный сосед и с полуострова уйдут американцы, то какая из Корей возобладает? Наверное, та, в которой сильней государственность. Вот и римляне: да, они не придумали водопровода и даже тогу позаимствовали у этрусков, но им, чтобы послать куда-то войско, не требовалось вести переговоры между двенадцатью городами.

– Значит, всё так просто?

– Да, всё просто, как и в нашей жизни. Только мы не доживаем и до ста лет, а история складывается столетиями. Вот и судите сами, просто или нет было небольшому племени из Лация создать империю, окружившую Средиземное море, словно это какое-нибудь озеро.

– Если римляне действительно переняли всё лучшее от этрусков, зачем нужна этрускология? – поинтересовался молодой человек хипстерского вида.

– Затем хотя бы, что римляне без этрусков погибли. Для них, кстати, полное исчезновение их языка и искусства в первом веке нашей эры стало неприятной неожиданностью. Римляне, очевидно, всё же хотели бы иметь при себе небольшую прослойку этрусской элиты, чтобы она и дальше подпитывала их в научной, технической и культурной сфере. Иначе чем объяснить, что будущий император Клавдий написал фундаментальную «Историю этрусков» в двадцати книгах и составил к ней словарь этрусского языка? Ничего подобного не было за всю историю римско-этрусских отношений. Очевидно, что Клавдий хотел оживить ассимилированное этрусское сообщество. Но было поздно.

– Значит, существует этрусско-римский словарь? Почему же сейчас не могут читать этрусские надписи?

– Ни одно из сочинений Клавдия до нас не дошло. Причем они были утеряны еще тогда, в эпоху расцвета Рима, во втором веке. Это довольно странно, поскольку Клавдия, как и Августа, после смерти обожествили. Но, видимо, он написал нечто такое о роли этрусков в истории Рима, что не пришлось по вкусу ни Нерону, ни его преемникам.

– А может быть, и потомков этрусков уже не было в Риме? Иначе бы они озаботились, чтобы сохранить свою «Историю»? – спросила дебелая женщина с могучими ляжками, выставленными на всеобщее обозрение мини-юбкой. Она представляла местное ТВ, судя по оператору с «Бетакамом», выполнявшему ее указания.

– Весьма может быть. Согласно свидетельствам античных историков, в восемьдесят девятом году до новой эры на Апеннинах нет-нет да звучала этрусская речь, и продавались еще их знаменитые вазы и зеркала. Потом – как отрезало. А всё дело в том, что именно в этом году этрусков объявили римскими гражданами. По обывательским понятиям того времени, мало отличавшимся от нынешних, это было хорошо, сулило обладателям новые права и возможности, а с точки зрения той небольшой доли самостоятельности, что еще оставалась у этрусков – не очень. Фактически их переверстали в римлян, обязав забыть, что они этруски. Полагаю, что тем из них, кто сумел к концу первого века до новой эры сохранить национальную идентичность, это совсем не понравилось. Но в новом статусе особого выбора не было: либо ты римский гражданин, либо нет. И тем, кто решил «нет», пришлось, очевидно, покинуть пределы империи.

– И куда же?

– Это одна из этрусских загадок. Но в Ватикане хранится средневековая карта Древнего Рима, на которой указано две Этрурии: одна, нам известная, находится на Апеннинах, а другая – значительно восточнее, над средним течением Дуная, в Карпатах.

– Неужели на территории нынешней Украины? – оживился пожилой плешивый мужчина в «разгрузочном» жилете, старейшина местного журналистского цеха, очевидно.

– Не исключено. Только не говорите об этом украинскому делегату, если он имеется. Шутка. Границы второго местопребывания этрусков на этой карте не обозначены: просто написано «Этрурия» и поставлен прямоугольничек. Ни координат, ни названий кроме Дуная, всё примерно. Но по общему местоположению это, и впрямь, может быть и Закарпатье, и Прикарпатье, и Буковина.

– А как в свете этой карты вы смотрите на утверждения, что этруски имеют отношение к русским?

– Перед нами тот уникальный случай, когда непосредственными носителями этого утверждения были не исследователи, а исследуемые. Разве сторонники «русской версии» назвали этрусков русами, расами, расеной? Нет, они сами. Римляне же говорили в точности, как и мы – «русские», с тем исключением, что зачем-то прибавляли к этому слову союз “et” – «и». “Etruscans”, «ирусские». Тут, кажется, что-то вроде истории с подпоручиком Киже. Очевидно, в каком-то давнем документе перечислялись народы Апеннин, в том числе, “еt ruscans”, без разбивки на слова, как это тогда было принято. А потом, по прошествии времени, кто-то, уже малознакомый с тамошними этносами, переписал название этого народа вместе с союзом “et”. И пошло – «этруски». Они, кстати, и славянами себя называли – “cluveni”, в Пиргийских табличках пятого века до нашей эры. Это вообще первое зафиксированное в истории упоминание о славянах. Переводы этрусских надписей, сделанные с использованием славянских и древнеславянских языков, по-моему, самые убедительные и отражают суть рисунков при надписях.

– Можете ли вы привести примеры?

– Ну, вот, скажем, часть надписи седьмого века до нашей эры, начертанной на спине змеи, обвивающей кувшин: «Е малу дике малу века ви сия жили». Нам с вами, пожалуй, тут незнакомо только слово «дике» – точнее, употребленное его значение. Между тем, на словенском и сербохорватском языках «дика» – доблесть, слава. Словенец Матей Бор совершенно справедливо переводит эту фразу на свой язык: “Je malo dike, malo veka v tem žitji”. По-русски же будет: «Мало славы, мало времени в сей жизни». Для кого-то это удивительно, а вот знаменитый академик Марр считал, что в недрах русского языка существует огромное этрусское наследие, притом в составе наиболее коренных русских слов.

– Каких же?

– Рай, радуга, рок, рокот, тризна, луч, глаз, рот, рождать, расти, раб, отрок, ребенок, река, ремесло, рыть, рушить, стричь, красный, румяный, рыжий, лайка, конь, лошадь, лось, – и это лишь малая часть слов.

– В чем же тогда проблема? «Русскую версию» не принимают западные этрускологи?

– Они ее даже не обсуждают. Любопытно послушать, что они скажут на этой конференции. Хотя лично мне это заранее известно. Для западных ученых этруски без приставки «эт» политически неприемлемы, ибо в обратном случае выходит, что протославяне стояли у истоков древнеримской цивилизации. А значит – европейской цивилизации вообще, ведь она строилась по римскому образцу. Тем не менее, не все сторонники «русской версии» русские или славяне. Например, Себастьяно Чампи, пионер «славянской этрускологии», итальянец. На родине его методы объявили ненаучными, хотя этрускологов такого уровня не было в тысяча восемьсот двадцать четвертом году не только в Италии, но и во всей Европе. Причем Чампи, в отличие от оппонентов, знал славянские языки. С тех пор картина не меняется: «славянский след» отвергают прежде всего те, кто не имеет никакого представления о славянской лингвистике. Таков, с позволения сказать, «истинно научный метод».

– Вы, как можно понять, сторонник именно «русской версии»? – уточнил давно тянувший руку человек с бритым интеллигентным лицом, выделяющийся среди остальных костюмом и галстуком.

– Я постарался ее объективно изложить в главе своей книги о праславянах – скорее, в информативном, нежели в апологетическом ключе. И тому есть причины. Этрусков недаром считают самым загадочным народом. Откроешь у них одну тайну, и вылезет десять. Так и с «русским следом». Допустив, что этруски – праславяне, мы вправе ожидать эволюцию их языка от праславянского к древнеславянскому. Практически же это означает, что поздние этрусские надписи должны быть нам понятнее, чем ранние.

– А это не так?

– Совсем не так. Как славянские довольно легко прочитываются как раз ранние надписи, а в поздних можно лишь отыскать славянские корни и следы славянского синтаксиса, но смысл понять невозможно. Такое ощущение, что язык этрусков после пятого века до нашей эры претерпел сильные изменения под влиянием другого языка.

– Какого же?

– Новая этрусская загадка. Ясно лишь, что ни к латыни, ни к языкам других италийских народов он не имеет никакого отношения. И тут приходится вспомнить версию «отца истории» Геродота о происхождении этрусков. Они якобы жили еще до Троянской войны в малоазийском царстве Лидия и отплыли в Европу, сначала на Балканы, а потом на Апеннины, спасаясь от многолетнего голода, постигшего страну. Именем их предводителя, Тиррена или Тирсена, названо море, омывающее итальянский «сапог» с запада. Эта теория скептически воспринимается многими сторонниками как «славянского следа», так и «неславянского», ибо близкие ранним этрускам по языку и письменности альпийские реты пришли явно не из Малой Азии. Язык же лидийцев совершенно иной, нежели этрусский, и вряд ли он влиял на него в поздний период существования Этрурии. Но вот какая штука… В отличие от других античных историков, Геродот жил не в пору угасания или исчезновения этрусков, а тогда, когда они еще были в силе, то есть в пятом веке до нашей эры. Как современник, он имел возможность общаться с настоящими этрусками, а не латинизированными. Поэтому просто взять и отмахнуться от версии Геродота невозможно.

– Получается какой-то заколдованный круг.

– Еще какой заколдованный! Оттого усилия исследователей, независимо от их отношения к «славянскому следу», направлены на устранение этого противоречия. Вспоминают, в частности, что было несколько волн миграции на Апеннины из Малой Азии. О первой нам говорят такие античные авторы, как Гомер и Цицерон. Речь идет о царе Энее и его соотечественниках, союзников троянцев в войне с греками, покинувших Трою после ее падения. Надо сказать, что имя царя и название его народа, энетов, звучат у Гомера так потому, что древние греки не знали звука “v” и замещали его звуком “h”, дигаммой. А поскольку нам известен народ «венеты», который многие исследователи считают праславянским, а финны, эстонцы и карелы до сих пор называют так нас, русских, то мы вправе спросить, не являлись ли энеты Гомера на самом деле венетами? Тем более, что римляне, имеющие звук «в», называли гомеровских энетов именно венетами. Точно так же они называли представителей атестинской или палеовенетской культуры, живших на северо-востоке Апеннин с начала первого тысячелетия до нашей эры. Это те, кому обязана своим названием Венеция. То есть, венеты из Малой Азии мигрировали не вслепую, а к европейским сородичам, причем двумя колоннами, если верить историкам древности. Первая во главе с Энеем, вторая – во главе с троянским старейшиной Антенором. А учитывая, что у атестинских венетов и этрусков была практически одна и та же письменность и схожий, хотя и не одинаковый язык, мы можем предположить, что малоазийские венеты и были предками ранних этрусков, надписи которых читаются с помощью древнеславянского языка. Допустим далее, что история, рассказанная Геродотом, верна. Только лидийцы во главе с Тирреном являлись не праотцами этрусков, а прибывшей к ним новой миграционной волной. Встроившись в этрусское сообщество, тиррены постепенно возобладали над праславянским элементом в нем. И надписи этрусков этого периода нами уже почти не читаются. Всё вроде бы логично, только непонятно, зачем лидийцам потребовалось перенимать письменность этрусков, если у них была своя, схожая с древнегреческой.

– Говорят еще о пеласгах как предках этрусков.

– Собственно, пеласги, по мнению многих историков, и есть тиррены. Говорят также, что и гомеровские энеты – суть пеласги и тиррены, потому что местопребывание этих трех народов и маршруты миграций пересекаются. К тому же, на острове Лемнос в Средиземном море, являющемся перевалочным пунктом для мореплавателей-пеласгов, обнаружены две надписи седьмого-шестого веков до нашей эры, выполненные схожим с этрусским алфавитом и языком. Причем одну из них, Эфестийскую, ничего не стоит перевести на русский даже мне, неспециалисту.

– И что же там написано?

– “Hktaonosi heloke soromš aslaš”. «Сором», как известно, на древнерусском – «стыд», «позор», «срам». «Хтонический» по-гречески – «подземный». Слов “heloke” и “aslaš” я не знал и запросил перевод с разных языков у «Гугла». Он выдал, что по-турецки helak – это смерть, ад, проклятие, что соответствует греческому «коласи» – ад, геенна. Слово aslaš нашлось в литовском и латышском языках и означает «разделять». Такой лингвистический разброс не должен нас удивлять, ибо и древнерусский, и древнелитовский, и древнелатышский восходят к одному балто-славянскому праязыку. В нашем языке это “aslaš” сохранилось в виде слова «слоиться». Заимствования в турецком из греческого – тоже не редкость. Таким образом, есть все основания предполагать, что легендарные пеласги писали на некой смеси древнегреческого и праславянского, и означает Эфестийская надпись примерно следующее: «Подземный ад, позор разделяющим». Но, если я, не будучи лингвистом, так легко перевел ее, то не пеласги были таинственным «народом Х», сделавшим этрусский язык из читаемого нечитаемым.

– Тогда кто же? Есть предположения на этот счет?

– Лично у меня не было, пока я не обратил внимания на одну этрусскую надпись с кувшина, переведенную Матеем Бором. В ней осуждаются «русы», пьющие “c jeme cu hetie”. Что за “hetie”? Первое, что приходит в голову – это хетты. Или, скорее, хеттиты, то есть потомки древнего индоевропейского народа хетты, во времена этрусков уже не существовавшего. Так может быть, это они были геродотовыми «лидийцами», а никакие не пеласги, обосновавшиеся на Апеннинах уже давно? Геродот едва ли знал разницу между лидийцами и хеттитами, жившими в Лидийском царстве. Да и хронология у него хромает: Тиррен сотоварищи никак не могли отплыть в Европу из Лидии за столетие до Троянской войны, потому что никакой Лидии тогда еще не было. А при Геродоте ее уже не было, так что он излагал легенду о происхождении этрусков с чужого голоса. Естественно, при таких обстоятельствах весьма возможны анахронизмы и неточности. Описанный Геродотом голод случился, вероятно, после разрушения Лидийского царства персидским царем Киром в пятьсот сорок шестом году до нашей эры. Тогда всё сходится, и лидийские хеттиты вставляются в схему этрусской истории. Ведь не сразу же они превратились в этрусков, был какой-то период взаимной притирки, едва ли короткий. Фрагмент из него и зафиксировала переведенная Бором надпись на кувшине, что само по себе весьма ценно. Только вот незадача с «хеттским следом»: поздние этрусские надписи не удается прочесть и с помощью хеттского языка, который полностью реконструирован.

– Новый тупик?

– Да, и, похоже, не последний. Предполагается еще, что на индоевропейский язык этрусков оказал сильное влияние какой-то неиндоевропейский, отчего и получился сложнейший субстрат, ключ к которому мы подобрать не можем. Возможно ли это? Возможно: лет за двести до Первой Пунической войны некоторые этрусские города задружились с карфагенянами или финикийцами, семитским народом, проживавшим в Северной Африке. Известные Пиргийские таблички пятого века до нашей эры выполнены на двух языках – этрусском и финикийском. Когда их обнаружили, этрускологи всего мира праздновали победу, думая, что это билингва, и теперь нет препятствий для расшифровки этрусских слов посредством финикийских. Но не тут-то было: финикийская версия оказалась не переводом, а отдельным текстом, хотя и повествующим о том же событии. Однако показателен сам факт появления двуязычных табличек и то, что в своем тексте этруски выказывали почитание финикийской богини Астарты наряду со своей Уни-Юноной (этот фрагмент прочитывается всеми переводчиками). Такое произошло с этрусками впервые после признания ими греческих богов. И, стало быть, более тесные контакты с финикийцами, включая широкие языковые заимствования, вероятны. Между тем, карфагенская религия была далеко не безобидной: там считалось обычным делом сжигать живьем детей-первенцев в качестве жертвы Ваалу и Астарте. Едва ли этруски об этом не знали. Но они, очевидно, искали сближения с финикийцами для укрепления своих позиций в противостоянии с римлянами, а финикийцы хотели от этрусков того же. Эти надежды оказались напрасны: ни карфагеняне не помогли Этрурии против римлян, ни этруски Карфагену, когда Ганнибал вторгся в Италию.