Планета свиней 2

Глава 1

5 января 2118 год. Ночной Якутск.

Обычно заведение работало до последнего клиента, то есть до самого утра. Сегодня же «Молоко» закрылось ровно в два часа ночи. На то была веская причина.

Во-первых – новогодние праздники подошли к своему экватору, а значит, кабаньи забавы в предвкушении десятидневного пьянства заметно поутихли, давая свиной печени остыть, кривым извилинам выспаться, а мазям залечить пятаки и копыта, чтобы вторую половину новогодних ночей провести, словно ждёт плясунов нескончаемый фестиваль чревоугодия и искромётного секса. Во-вторых – лысый Рамзес при входе повесил на дверь табличку: «С 2:00 до 10:00 санитарная ночь». В-третьих – все официанты породы антропоморфных сфинксов, принимая заказ у клиентов, сообщали, что сегодня мордобоя не видать, как не дождаться живой музыки, потому что скоро подъедут морильщики насекомых, которым услуги уже оплачены. Официанты предупреждали, что ликвидаторы паразитов умеют знатно пылить из дымной трубы, как кабан строчить из ППШ. Так что лучше прислушаться и валить в другие заведения, пока дустом спину не присыпали.

Десяток кабанов совсем не расстроились, когда им указали на выход. Под мелодию «Прощание славянки» они гордо покинули кабак. А вот захмелевшая группа енотов из центрального госпиталя, ни в какую не хотела выметаться. Санитары не слушались даже Гомвуля, показавшего им удостоверение полицейского. Пришлось вмешать хозяину «Молока», которого еноты немного побаивались. Вернее, они опасались сидящих за центральным столом бандитов. А если ещё точнее, то чёрного кота по имени Шмаль.

В опустевшем зале, рядом с роскошной ёлкой, увешанной сверкающими шариками, цветными лентами и яркой гирляндой, собрались отчаянные парни. Их было четверо. За рюмочкой «Княжеской» они живо обсуждали животрепещущее событие.

Зажав лапой хвост, господин Абрамяу вылизывал пушистый кончик, внимательно вслушиваясь в мяканье чёрного босса. Остроносый крыс Герман заворожёно смотрел на ёлочные украшения, которые любитель морских приливов и отливов кот по имени Жюль раскачивал красным пластмассовым мечом, украденным на детском утреннике вместе с фиолетовым плащом Черномора.

Кошачью душу, облизанную ещё во Владивостоке солёным океаном, манила новогодняя ёлка. Хотелось запрыгнуть в её пушистость и сорвать звезду, венчающую макушку, чтобы подарить пятиугольное чудо сынишке. Жюль любил своего Егорку; баловал котёнка заботой и прогулками. Сегодня даже во дворец князя сводил, где и были украдены меч, плащ и золотой богатырский шлем. Плащ висел на плечах, шлем охранял голову, а меч нападал на ёлочные украшения.

– Как же вы не понимаете, пацаны… Барса к стенке поставить могут! – призывал прислушаться к своим словам Шмаль. – Жюль, облезлый ты хвост, оставь игрушки в покое! Рыжий сейчас в опасности, а ты всё дурака валяешь.

Жюль сдвинул на затылок богатырский шлем и патетично процитировал слова поэта:

– В чешуе, как жар горя, тридцать три… богатыря-я…

Абрамяу поправил очки и махнул лапой.

– Да ничего с ним не сделается. Полгода дадут, а там и амнистия. Чёрный, помнишь, твой суд, когда тебя…

– Вы чего совсем озверели? – зашипел Шмаль, а глаза его сделались яростными, словно он врезал подзатыльник гибридному ежу. – Если бы не рыжий, я бы погиб, вам это ясно? Мы просто обязаны его спасти!

– А напомните-ка мне, что в вертолёте случилось, – попросил Герман, будто никогда не слышал рассказ о прыжке в заснеженную тундру без парашюта.

Шмаль уже сто раз хвастался, как спас императора Роберта. Как всегда, он знатно преувеличивал свою роль, отлично помня, что именно рыжий остановил доктора Варакина, желающего выбросить бомбу из кабины.

…До взрыва оставалось сорок секунд. Чтобы избавиться от бомбы, император распахнул дверь. Но рыжий не просто так шпионил в пользу Страны Москвы, он прекрасно знал, что гибридный барсук Марат непревзойдённый специалист по разным хлопушкам, гранатам, фугасам и прочим динамитам. Барс успел предупредить императора, поскольку от заряда в пакете из супермаркета «Пятачок» тянулись провода ко второй бомбе, которая была мощнее первой. Если бы не рыжий, то Шмаля разорвало бы в клочья, что не сшить и Светлане Хрипатой вместе с другими хирургами.

– Что ты конкретно предлагаешь? – деловито спросил Абрамяу.

– Я предлагаю штурм, парни! – серьёзно ответил Шмаль.

– Ого! – оживился Жюль. – С чего начнём? Тюрьму захватим или суд по кирпичику разберём?

Шмаль слыл котом отважным и не глупым. Спасти рыжего друга самая главная задача в наступившем году. И он задумался.

В тюрьме вытяжки не было; она, конечно, была, но администрация тюрьмы и прокурорское начальство настояли модернизировать каналы воздухоснабжения, превратив их в непроходимые для беглецов ловушки, где можно запросто попасть в тупик или наткнуться на электронную засаду, которая била током и выпускала ядовитые газы. Так что лучшей вентиляцией оставались окна. Где-то на стёклах виднелись трещины, где-то дыры, а в иных камерах рамы были такими старыми, что ветер завывал между нарами круглый год. Отсутствие туннелей для воздуха, крайне осложняло задачу проникновения в городскую тюрьму, а вот в здании суда вытяжка была похожа на настоящие кротовьи норы. В таких затеряться, что в глухом лесу заблудиться. Но когда трудности останавливали Шмаля? Да никогда!

– Суд будем штурмовать! – решился чёрный.

Пошарив лапой под креслом, он достал настоящий пистолет «Макарова» с настоящими патронами.

– Видали, что у меня имеется? Зверюга! – похвастался Шмаль.

– Ну, нет!.. я в этом не участвую, – сдвинул тюбетейку на лоб Абрамяу.

Хозяин кабака косился в тёмный угол. За круглым столом на сиротливом стульчике сидел Гомвуль. На его столе горела одна свеча. Полицейский читал винтажную литературу. Волк очень изменился после той ночи, когда выпрыгнул из вертолёта с высоты более километра. Сейчас он напоминал монаха в подземной келье, который искал ответы в древних строках, начертанные мудрецами прошлого.

– Спрячь ствол, чёрный! Наш Гомвуль совсем рехнулся, – перешёл на шёпот Абрамяу, – заметит оружие, впаяет тебе срок и будешь с Барсом клопов кормить… или голову отгрызёт. Кто знает, что у него на уме?

– Вот ещё! Гомвуль теперь – мой должник, – и не думая прятать пистолет, оскалился Шмаль. – Вообще-то, я жизнь ему спас, если вы не в курсе. Если бы не я, не сидел бы сейчас Гомвуль в кабаке, а валялся замороженным гибридом посреди тайги.

– Ничего себе! Жизнь ему спас? – восхитился крыс. – А про вертолёт расскажешь?

С памятью у Германа всегда было худо. Имена друзей и места, где можно подкормиться или переночевать он помнил прекрасно, но иногда забывал, о чём сам говорил минуту назад. Всё дело в болезни – в менингите, которым он переболел ещё крысёнышем.

Семья у Германа была большая. Появился на свет он шестым и последним. Рожала его мамаша, что называется, по-модному, в домашних условиях – то есть в ванной, только без воды. Возможно, из-за сурового воспитания, где мать не уделяла должного внимания, вырос из Германа гражданин бандитской наклонности. Ещё в раннем детстве его влекли свободные просторы и вольный ветер. Ему и года не было, когда отправился он гулять по Якутску. А холод стоял непросто собачий, а настоящий колотун, что нос леденел и глаза стекленели. Потому и забрался Германа в подвал высотного дома, где в это время работала бригада бобров-сантехников. То ли погреться хотел он, то ли зов предков услышал, в общем, водных дел мастера по недоразумению закрыли его на замок.

Герман провёл ночь в одиночестве. В подвале сквозило жутко; а сыро-то как было! Промёрз крысёнок до костей и мозги застудил. С тех пор случались с ним провалы в памяти. Одно Герман помнил, другое забывал. Про вертолёт Шмаль базякал часто, и надоел всем по воспалённые гланды – только вот крысу всё нипочём. Слушал он, как чёрный кот волочил по снегу Гомвуля со сломанной нижней лапой и восхищался мужеством друга.

Над забывчивостью Германа никто не подшучивал, потому что дырявая память компенсировалась неожиданно здравыми мыслишками, которые частенько рождались в остроносой голове. Герман порой нёс очевидную глупость, но мог и удивить вполне разумным решением, которое почему-то приходило на ум только ему.

– За вертолёт позже потрещим, бродяга, – закурил Шмаль, пустив облачное кольцо, которое разбилось о любопытный нос Германа. – Ты лучше скажи, у тебя ствол имеется?

Крыс сунул лапы в карманы коротких штанишек.

– Пустой я, земеля, – ответил Герман, а затем серьёзно сказал: – Непродуктивная идея, суд штурмовать. Договориться можно, ну хотя бы попробовать, договориться. А ещё Барса можно выкупить за бабосы, чтобы кровь не проливать.

– У меня денег нет! – запротестовал Абрамяу. – По миру меня пустить вздумали? И зачем его выкупать? Какой из рыжего шпион? Барс невиновен и точка! Нет у меня денег, и не мечтайте!

Шмаль строго посмотрел на хозяина «Молока».

Абрамяу снова схватил хвост и стал яростно вылизывать его, словно вожделенное мороженое в июне.

– Вот ты жлоб, Абраша, – презрительно бросил чёрный босс и перевёл взгляд своих зелёных глаз на морячка Жюля. – Что думаешь, адмирал?

Жюль так и сидел в богатырском шлеме, в лапе зажав пластмассовый меч.

– А чего я? Я, как все, братан, – мякнул кот в тельняшке, которую видно совсем чуть-чуть, потому что плащ Черномора прикрывал её бело-голубые полоски. – Думаю, надо Гомвуля в бой пускать. Не зря же он рядом сидит. Хотя, конечно, он ещё тот помощник…

Все посмотрели в тёмный угол. В тусклом свете свечи волк шевелил губами, словно читал молитву.

– Чего он тама вообще делает? – прищурился Шмаль. – Полицейский устав зубрит, что ли?

– Это ведическая культура. Развивает уникальные способности духа, – предположил Герман.

Крыс почему-то решил, что полицейский обязательно занимается йогой, потому и читает соответствующие книжки. Ему очень хотелось посидеть рядом с Гомвулем, чтобы прикоснуться к тезисам живого знания. Но волк Германа не жаловал и дивными таинствами делиться не собирался.

– Ну-ка приведите его ко мне. Да поживее! – приказал Шмаль, посмотрев на Абрамяу.

Кот в тюбетейке грозно зашипел, показав нормальные такие клыки.

– Ты чего раскомандовался здеся? Тебе надо, ты и зови.

– Вот ты несознательный, – разочаровано покачал мордой Шмаль, пряча ствол обратно под кресло.

Потом чёрный подозрительно огляделся и вразвалочку отправился на встречу с Гомвулем, которого после прыжка из вертолёта действительно какое-то время, по личной инициативе, тащил по снегу в тайге. Но тащил совсем недолго – всего пару минут пока Яков Караваев оправлялся по-маленькому за деревом.

Гомвуль продолжал беззвучно шамкать губами, вовсе не замечая чёрного кота

– Слышь, гражданин-начальник, дело к тебе имеется, – деловито мякнул Шмаль.

Гомвуль даже не шелохнулся.

Тогда чёрный босс плюнул на подушечки двух пальцев, вытянул лапу и демонстративно затушил свечу на столе.

В тёмном углу стало совсем мрачно. Послышал волчий рык и скрежет огромных зубов.

Но насилием встреча не закончилась, потому что Гомвуль тоже был гибридом чести. Шмаль много трепался попусту, преувеличивая свои подвиги, но всё-таки кот не бросил волка в далёкой Стране Китай, – и рану ему зашивал, и в кладовке ещё прятал.

Гомвуль поднял со стола чёрную гангстерскую шляпу, надел её себе на голову, встал и вышел из-за круглого столика.

Он сменил образ. В сущности Гомвуль стал другим волком после зубодробительного возвращения. Одет он был потрясающе круто! Такие костюмы не носили даже знающие толк в шмотках алданские пацаны из волчьей бригады. Чтобы пошить такой костюм, он обратился в человеческое ателье на Сергеляхе. Ещё Зубов, конечно, помог, замолвив словечко за напарника – и за кругленькую сумму у Гомвуля появились два понтовых костюма с тоненькой белой строчкой на отглаженных лацканах. Светлые сорочки он тоже купил в человеческом бутике. Надевая рубашки, он не застёгивал три верхних пуговицы, оставляя грудь открытой. Натуральный мех, на котором появилась первая седина, придавал основательности и брутальности.

Волк немного прихрамывал. Только перед Новым годом врачи сняли гипс с левой лапы. Лёгкая хромота придавала крутизны и загадочности натуры. Казалось, что Гомвуль больше не служит в полиции, что теперь он на одной стороне с Бучем и другими криминальными боссами… хотя ему присвоили очередное звание. Но китель с погонами старшего лейтенанта волк надевал редко, предпочитая новый образ – солидного парня с плотным кэшем в кармане.

Гомвуль приблизился к кошачьей братве, присел за главный столик на место Шмаля. Чёрный пристроился рядом, потому что свободных кресел не осталось.

– Задавайте ваши вопросы, пока я добрый, – нагоняя тумана, сказал волк.

Говорил он тихо. Если бы сейчас в зале играла музыка, то не разобрать ни звука.

– Шмаль штурм предлагает, – первым отозвался Абрамяу. – А я объясняю ему, что денег у меня нет, и не будет! Хоть ты меня понимаешь?

Волк покосился на чёрного, который пристроился рядом с креслом Германа и как-то бочком-бочком выдавливал крыса со своего места.

– Тебе что… жить надоело? – спросил Гомвуль.

– Жизнь я люблю во всех её проявлениях, – продолжая подталкивать Германа, вертелся по сторонам чёрный. – Но за друга любую свинью порву. Мне что суд бомбить, что князей спасать… всё едино…

– Молодец, котик. Потому что все страхи лишь иллюзия, – отрешённо, словно обращался к теням, говорил Гомвуль. – Все мы плывём по водам судьбоносной реки. Все наши желания лишь предначертанная прямая, сотворённая ещё до рождения.

Герман уже сидел на подлокотнике. Шмаль всё-таки освободил для себя местечко.

– Я никак в толк не возьму, Гомвуль, о чём ты базаришь? Ты предлагаешь мне бросить своего рыжего кореша? Мол, пусть он барахтается в твоей судьбоносной реке, а мы тута водку с тобой хлебать будем? Нет, Гомвуль, так не получится. Не по-кошачьи это…

Волк остался спокоен. Ни один ус не шевельнулся на его благородной морде.

– Всё сказал? Выговорился, котофей? – небрежно продолжил беседу Гомвуль.

– Шмаль, дай послушать умного гибрида, – вмешался в разговор кот в тельняшке.

Уж очень Жюлю нравился новый наряд Гомвуля – и глаза у него такие смышлёные; а вдруг что-то дельное скажет.

За столом наступила тишина. Если прислушаться, то можно услышать, как течёт вода на мойке. Можно услышать, как две антропоморфные нутрии работали в ночную смену, перемывая посуду и отстирывая скатерти.

– Я решу проблему рыжего кота, – тихо сказал Гомвуль. – Можете быть спокойны. И суток не пройдёт после суда, как Барс будет сидеть за этим столом. Но!..

Послышалось сдержанное и дружное дыхание, будто сейчас грянет сибирский гимн. Показалось, что даже на мойке отключились краны. Все замерли – не дыша, не шипя, не мяукая.

– Хочу предупредить каждого из вас, чтобы не возникло непонимания в скором будущем, – вразумлял парней Гомвуль. – Моя роль спасителя бандитских бед закончится сразу, как только рыжий кот окажется на свободе. Когда он избежит княжеской кары, я настаиваю, принять очевидную истину: наши дороги разойдутся, и все мы окажемся в прежнем течении жизни. А это означает, что вы, пацаны, останетесь пацанами, а я с вашего позволения или без вашего позволения, стану ловить и сажать вас снова по тюрьмам, как и прежде. Всем понятны мои слова?

– А чего здеся не понять-то? – оперативно среагировал Шмаль. – Всё ясно – выслуживаешься! Наверное, генералом собрался стать. Только пора тебе узнать, что в штабе волков нету, Гомвуль. Тама только сидят люди в галифе, а такие, как ты босиком по улицам шатаются и зубами мух ловят.

Волк не повёл и глазом. Даже не рыкнул.

– Гомвуль, мы тебе дружбу предлагаем, – продолжил Шмаль. – Наши крепкие лапы надёжнее полицейской пенсии. Твой дружок Зубов, поди, сейчас кофе-капучино пьёт, а старый Шульц с обмороженными ушами в конуре ледышку облизывает. Смотри, Гомвуль, как бы ты не заиграться в сыщика. Ведь мы и без тебя Барса спасём. Скажите, парни?

– Денег я вам не дам! – гнул своё Абрамяу.

Жюль отвернулся к ёлке, раскачивая мечом серебряную шишку, а Герман щёлкнул о резцы когтем, посмотрел на волка и сказал:

– А волчара чертовски прав. Надо прислушаться к нему и разойтись по своим подвалам, поскольку волк коту не товарищ, это факт известный. Мне лишь одно не ясно, как Гомвуль Барса отмажет.

– Нельзя нюхать чужую кость, морячок. Сказал, освобожу дружка вашего, значит, так тому и быть, – ответил Гомвуль, вставая из-за стола. Волк оправил стильный пиджак и, прихрамывая, пошёл на выход.

– Не хочет с нами работать, – вздохнул Абрамяу, когда полицейский покинул кабак.

– Ага, не хочет, – согласился Герман и добавил загадки: – Мне две вещи непонятны: как Гомвуль рыжего спасёт и почему кость нюхать нельзя?

Шмаль смотрел в тёмный угол, туда, где недавно сидел волк. Подойдя к столику, чёрный босс взял книгу, оставленную Гомвулем и, выйдя на свет, вслух прочёл слова на обложке:

– Как закалялась сталь… называется.

Чёрный кот почесал за ухом, бросил книгу обратно на стол и задумчиво спросил у друзей:

– Гомвуль в сталевары подался, что ли?

 Парни снова собрались за столом так и не решив, каким способом спасти рыжего. К тому же они потеряли потенциального информатора из полиции. Продажный коп отличное подспорье в криминальных делишках. Гомвуль мог предупредить их об облаве или засаде, или разработке на преступников. Жаль, что не сложилось дружить.

– Не верю я Гомвулю, – снова закурил чёрный.

Дымил он сосредоточенно, выпуская густые облака, и косился на друзей. Шмаль не доверял Гомвулю, а коллеги по ремеслу, похоже, не верили чёрному боссу.

– Казнят рыжего, точно вам говорю. Нюхай кости, не нюхай, а его выручать придётся, – настаивал на штурме Шмаль. – Жюль? Герман?.. вы готовы пойти со мной?

Морской кот продолжал развлекаться с шариками на ёлке, а Герман, развалившись в кресле, раскинул лапы и уже задремал.

– Не знаю, братан. Посмотрим, что суд скажет, – ответил Жюль, наконец-то снимая с себя шлем.

Шмаль докурил сигарету, пошерудил лапой под креслом, доставая ствол. Потом внимательно осмотрел оружие и тихо сказал:

– Сталь у этого млекопитающегося закаляется. Ну-ну…

Чёрный вертел пистолетом, не зная, куда его засунуть. «Макаров» казался массивным в лапах гибридного кота, словно в руках ребёнка.

– Вы для меня как братья, – неожиданно признался Шмаль, – ближе вас никого нету. Неужто не поможете?

Все промолчали, оттого что зачем рисковать собственной шкурой, если всё может сделать полицейский. Если у волка не выйдет, то отважный Шмаль обязательно придумает, как спасти друга. Да и кто такой Барс для Абрамяу или Жюля? У них даже цвет меха разный; что уж о Германе говорить, предки которого сражались с котами в якутских подвалах, что пыль столбом до потолка кружила.

Глава 2

Январь. Якутск. Городская тюрьма.

Барс сидел в одиночке, размером три на три. В камере кособочился деревянный столик, ножки которого тонули в бетонном полу. К стене крепились нары из строганных досок, которые с 6.10 до 22.10 поднимались как лежанки в купе и запирались на ключ, чтобы заключённый ни в коем случае не вздумал прилечь отдохнуть. Под потолком за железными прутьями, с жирной трещиной на стекле, виднелось окно. Окно было маленькое, но пронырливый холодный ветер чувствовал себя полноправным хозяином каменного склепа, гуляя здесь двадцать четыре часа в сутки. В камере было сыро, холодно, страшно. Сюда никогда не заглядывал даже самый робкий лучик солнца, потому что с той стороны ставни закрывались охраной – так, ради забавы, чтобы сидельцу насолить на кровавые раны.

Больше месяца Барс провёл в городской тюрьме. Кормили рыжего три раза в день. Пища была скудной, но питательной, как в любой из тюрем бескрайней Сибири. Утром и вечером подавали гречу с генно-модифицированной сосиской и кусок белого хлеба. Бонусом наливали напиток, заваренный на иван-чае, и дарили карамельный леденец на палочке. На обед всегда был холодец из осетра, перловая каша с сухарём и страусиный омлет под наваристый кисель.

Пищу Барс жевал без настроения, пребывая в унынии – на грани срыва. Перспектива оказаться у расстрельной стены лишала его надежды, когда-нибудь беззаботно прогуляться по городу, а как награду за все лишения получить долгожданный билет к жарким берегам.

Кошачью душу морила изоляция. Общался он только с часовыми из кабанов и оленем из следственного комитета, который люто ненавидел всех котов, а значит, яростно собирал на Барса компромат и копал, словно новенькая драга старателей.

Здоровье рыжего тоже хромало. Спал он нервно, отрывисто, словно в горячке. Иногда проснувшись среди ночи, громко мяукал – за что не единожды был бит караульными свиньями. Били его копытами и кулаками. Порвали шов на морде, который состряпал пожилой, полуслепой енот, служивший в тюрьме штатным доктором. Рваная рана на скуле воспалилась, постоянно кровоточила и пахла совсем погано. Без стрептоцида глаз рыжего заплыл, меняя цвет роговицы, теряя зоркость и прежнюю бодрость.

Когда следователь протянул рыжему коту лист, чтобы тот ознакомился с результатами допроса и расписался внизу, Барс лишь увидел расплывчатые строчки, что наводило ещё большую тоску, потому что олень в синем костюме мог написать всё что угодно. Но хуже расстрела ничего не бывает. Рыжий поставил свою подпись, почти не задумываясь.

Сегодня утром, когда пристёгивали к стене нары, сердитый кабан в звании капрала сообщил, что перед обедом пожалует гость. Рыжий решил, что его сегодня кокнут без суда – просто зайдут три громадных вепря, направят на него три ППШ и откроют огонь из трёх стволов.

Рассматривая камеру, Барс думал, как полетит после смерти на небо к облачкам, чтобы там встретиться со своим папашей, но к удивлению, не заметил ни одной дырки на стене. Значит, в этой камере ещё никого не расстреливали и его из ППШ стрелять не станут. Новость была освежающей, но его могли придушить верёвкой или током ударить. Но повешенье и электрический стул, это ещё цветочки; главное, чтобы на опыты не забрали.

Один старый-старый кот рассказывал, что раньше над гибридными бандитами проводились эксперименты. Люди связывали антропоморфов, кололи в живот кислоту, резали без наркоза, а потом, насмотревшись на мучения, сжигали ещё живёхонькими в печке. Интересно, кто эти люди, что так жестоко надругались над несчастными зеками? Единственный кто не мог быть злобным мучителем, это император Роберт Варакин, поскольку он долго спал в криокамере, и его друг Яша Караваев тоже спал рядышком. Следовательно, эти двое – люди честные, и мучили гибридов другие садисты. Это хорошо, потому что доктор Варакин и лаборант Караваев очень нравились рыжему Барсу. Ещё было бы интересно узнать, что всё-таки случилось со Шмалем и Гомвулем после падения с вертолёта.

…Император Варакин держал рыжего на руках, когда они летели вниз. Барс прижимался к человеческой груди и совсем не боялся. Почему-то в те секунды он был спокоен. Если бы сейчас с ним в камере находился Роберт, то рыжий не сомневался в положительном исходе своего приключения. Но императора рядом нет, как нет и миленькой Насти, между прочим, очень порядочной и красивой девушки; а уж как она Шмаля берегла и лелеяла?

Когда они приземлились в снег, у чёрного босса не одной царапины не было; вот какая она заботливая! Император Роберт тоже молодец. Потому что из всех увечий у Барса только порвана морда, словно прыгал он не из вертолёта «Ми-8», а с кухонного стола, на котором лекарство для глаза в упаковке лежит и много вяленой рыбы, и листочки мяты, и запотевшая «Княжеская» стоит-дожидается.

– Мау-у-у!.. мау-у-у!.. – неожиданно вырвалось из кошачьей груди.

Барс испугался собственного голоса, звучавшего весьма тревожно и вызывающе. Если он ещё раз так закричит, точно сбегутся кабаны и будут его пинать тяжёлыми башмаками по рёбрам.

Рыжий расправил усы. Настроение было мрачное, а вот его шерсть стала, словно он лучшими шампунями мыт. Вроде бы Барс похудел, по причине отсутствия аппетита, но зимний вариант меха придавал объёма, и если бы не шрам на морде, то можно подумать, что рыжий отдыхал в санатории.

Послышался шум за дверью.

«Сейчас что-то будет, сейчас что-то будет…» – испугался Барс.

Его сердце бешено колотилось. В глазах появились круги и звёздочки, словно мультяшного героя стукнули дубинкой по голове. Затем скрипнула дверь.

Барс сложил лапы на груди и встал посредине маленькой камеры. «Пусть убивают. Только бы красиво упасть, чтобы гордость котов не позорить», – думал рыжий кот, силясь не моргнуть, чтобы запомнить глаза своих карателей.

Но вместо расстрельной команды за порогом стоял гибридный барсук Марат. На нём полосатая тюремная куртка и полосатые штаны свободного покроя. Одной лапы у Марата нет. Пустой рукав был заправлен за поясок.

«А может, у него под курткой пистолет? Сейчас барсук вскинет оружие и «бах-бабах», и нет меня. Марату что вертолёт взорвать, что кота расстрелять», – размышлял рыжий.

– Ну, здравствуй, агент Барс, – тихо сказал Марат и привычно улыбнулся.

Заскрипели дверные петли. Визгливо закрылась задвижка с той стороны. Они остались в камере одни. Два шпиона Москвы, наконец-то, встретились.

Не виделись парни с той ночи, когда Марат по приказу из центра покинул заминированный вертолёт. Им всегда было о чём поговорить, что вспомнить. А сегодня в камере висел лишь один вопрос, застрявший занозой, где-то под рыжей шкурой; недоверие и обида мешали началу доверительной беседы патрона с младшим по званию.

Марат присел на пол. Правый рукав так и болтался пустым. У него действительно не было одной лапы.

Откуда было знать рыжему, что в ту самую ночь шпиону под псевдонимом «Сухой» здорово не повезло, а Барсу, Шмалю, Гомвулю и Ковачу посчастливилось, потому что в салоне вертолёта летели люди, обладающие неведомой силой.

Приземление барсука было жутким. Скорость была велика. Он пронзал морозную ночь мохнатым телом, кружась, кувыркаясь и громко крича. Стропы его парашюта спутались, и прыжок превратился в кошмар… хотя кто смеет жаловаться на судьбу, называя невезением тот факт, что неопытный парашютист Марат, остался жив после падения с высоты более одного километра? Купол парашюта полностью так и не раскрылся, издавая хлёсткие шлепки, словно рваный парус яхты при шторме. «Неужели я заслужил смерть? – думал Марат, краешком глаза видя, как быстро приближается снежная тайга. – Не повезло мне сегодня. Это конец!»

Но он выжил. Парашют зацепился за макушки деревьев, затем огромная куча из снега, а под ней толстый слой веток и в конце чего-то тёплое и пушистое – смягчили падение. Марат опрометчиво решил, что возможно, его неудача лишь временное недоразумение. Он ощупал себя, понимая, что сломал только одну лапу в плече и повредил пару рёбер. На душе стало светло и спокойно, и агент под псевдонимом «Сухой» рассмеялся, будто спустился с детской горки, а внизу его ждали пряники и лимонад в стаканчиках. У Марата было всегда прекрасное настроение, а ту минуту – просто потрясающее.

Барсук хохотал в темноте, пока кто-то свирепый не схватил его за лапу; за ту самую лапу, которая сломана в плече, и не оторвал её, словно ветку с юного кедра.

Мысль о невезении вернулась в барсучью голову, потому что он услышал грозный рык, прочувствовав силу дикого зверя. Его рвал настоящий бурый медведь, до сей минуты спящий в берлоге. Хозяин тайги набросился на непрошеного гостя, сначала оторвав лапу, затем подмяв под себя и не признавая превосходства в разуме, стал наносить страшные удары когтями. Но Марат не сдавался. Гибридный барсук извернулся, выхватил из кобуры пистолет и выпустил всю обойму в громадного хищника. Три последние пули попали точно в дикое сердце.

Но много ли известно случаев, когда парашютист выживал после того, как стропы его парашюта спутались? Вовсе нечасто. Волшебные спасения можно на пальцах одной лапы пересчитать. А кто слышал историю, чтобы парашютист приземлялся в медвежью берлогу? В настоящую берлогу, где зимует настоящий бурый медведь? Никто и никогда не падал на спящего медведя. Никто и никогда не будил лесного зверя таким экстремальным способом.

Медведь испустил дух, придавив собой раненого барсука. Истекая кровью, Марат выбрался из берлоги. Он брёл по тайге, пока не вышел на дорогу. Потом его подобрал армейский патруль на БМП. Кто-то из кабанов крикнул, заметив странного гибрида: «На обочине раненый гражданин!» – и могучие вепри подняли барсука на броню.

Как его отвезли в госпиталь, Марат не помнил, а когда он очнулся, в палате уже сидели следователи. Два антропоморфных оленя предъявили обвинения в измене и сообщили, что пассажиры вертолёта уцелели, что лейтенант полиции Гомвуль написал заявление о предательстве пилота Марата.

Так барсук попал в сети спецорганов Страны Сибирь.

На первом же допросе Марат признался, что работает на Москву и никакой он не изменник, а настоящий шпион в звании майора. На втором допросе барсук сдал рыжего Барса. Теперь оба агента сидели в отдельных камерах в ожидании строго суда.

– Так вышло, друг. Прости ты меня. Я гибрид подневольный. Сам понимаешь, струхнул я, – с улыбкой бормотал Марат.

Барсук извинялся нехотя, для приличия, поскольку не чувствовал большой вины за собой. А рыжий и не винил агента «Сухого».

Младшего брата Барса, которого мамка назвала Бананом – оттого что всем рыжим котам в семье давали имена на букву «Б», – усыновила семья одного из министров княжеского двора. Барс хорошо помнил тот день, когда Банан радовался переезду из маленькой комнаты в тёплые хоромы. Но уже через месяц мамка узнала, что её сын погиб. Его убил четырёхлетний мальчик после вакцинации препаратом «Вар-250». Человеческий ребёнок взял и задушил Банана в объятиях, возможно, случайно, не желая зла. С тех пор Барс понял непреложную истину, что люди в Стране Сибирь не любят и не ценят гибридных граждан. Относятся к ним как к игрушкам. И вот однажды он встретил Марата, который рассказал, что в Стране Москве совершенно всё по-другому.

– Есть чего покурить? – спросил рыжий.

– Конечно, имеется, – негромко рассмеялся Марат.

Барсук распахнул тюремную куртку,  вытащил из кармана запечатанную пачку сигарет и сушёную воблу.

– Где лапу потерял? Тебя сибиряки пытали? – спросил Барс, вскрывая когтем пачку сигарет.

– Не-ет, что ты, – замотал счастливой мордой барсук. – Меня косолапый подрал. В берлоге. Потом расскажу.

Барс покосился на рыбёшку.

– А будет ли – потом? – горько вздохнул рыжий кот.

– Завтра в суд повезут, – махнул уцелевшей лапой Марат, – а там и свободная жизнь. После суда на волюшку выпустят, разве это плохо. Будет у нас с тобой и потом, и после, и через неделю. Быть шпионом, это я тебе скажу, большая удача…