© Герман Вольфлинг, 2024
ISBN 978-5-0064-7203-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Императорская Академия Наук
Навеки утраченные древности
A. Gendoht Hommer Dreiwolf Wolfling
Jahr des Wolfes
Вольфлинг Гэндальф Эомер Трувор
Н 63
Год волка: фантастический роман. – Ямбинск-Ухарский2022. (сер. «Возрожденный Романтизм», Издание второе)
©Вольфлинг Герман
©перевод с нем. Никора Валентин
Это душераздирающая история о безответной любви мертвого колдуна к погибшей, но прекрасной принцессе, которая, в свою очередь, увлеклась вполне живым студентом-ловеласом. Действие романа разворачивается в современных реалиях одного из российских мегаполисов. Вокруг героев не только сгущаются черные тучи, но ещё и увиваются злобные демоны и прислуживающие тьме гомункулы.
Перед принцессой стоит сложный выбор: добиться от любимого передачи магического артефакта, необходимого, как ей кажется, для спасения брата, или рассказать своему избраннику, кто она на самом деле. В романе разворачивается удивительная история: романтическая, нереальная, волшебная. Она и об очищении любовью, и о прощении тем, кто этого совсем не заслуживает.
От издательства
Для нас особая честь вернуть просвещенным читателям те удивительные книги, которые, казалось, навсегда сгинули в пожарах войн и революций, но вдруг, чудесным образом, объявились вновь, доказывая тем самым, что рукописи, в самом деле, не горят.
Впервые роман Германа Вольфлинга «Год Волка» был найден в 2003 году, при сносе ветхого дома в Екатеринбурге. Однако, судя по выходным данным, отпечатан он был в Одессе в 2029 году, что вызвало лишь улыбку. Тогда списали всё на типографскую ошибку. Набор был современный, русский, что позволяло предположить издание книги именно в послереволюционное время, к примеру, в 1929 году.
Собственно, до этого момента о Германе Вольфлинге ничего никому не было известно. Ученому совету при УрГУ (ныне – УрФУ) томик показался забавным курьезом, анекдотичным случаем, глупым розыгрышем; и самому факту обнаружения томика, о котором никто никогда не слышал, не придали особого значения.
Однако, спустя три года, уже в Краковской публичной библиотеке обнаружена рукопись того же самого Вольфлинга, но уже на украинской мове «Рiк Вовка».
Удивительно, что эти, аккуратно сшитые в единый блок тетради, исписанные округлым почерком старательного семинариста, действительно, оказались калькой… с, украшенного уникальными гравюрами, солидного варшавского издания «Rok Wilka», обнаруженного месяцем позже, в Жешуве – столице польского Подкарпатья.
Обе эти иностранные вариации книги – были довольно удачными переводами найденного в Екатеринбурге, и высмеянного профессурой, уникального раритета.
Еще год спустя, в 2007 году, в Мюнхене, в обширном архиве покойного ныне Леопольда фон Шрайбикуса – всем известного и неподражаемого коллекционера древностей, – нашелся увесистый том «Jahr des Wolfes». Это был, как не сложно догадаться, немецкий вариант все того же романа.
Затем, в 2012 году, в маленьком зауральском городке, в рамках сокращения активного фонда, библиотекарями был извлечен из подвала неплохо сохранившийся четырехтомник поэтических трудов вкупе с эпистолярным жанром всё того же загадочного автора.
Такая географическая разбросанность трудов Германа Вольфлинга не могла не удивлять, словно весь мир прошел мимо уникальных трудов или откровенно саботировал, словно бы даже отменял сам факт культурного наследия и существования самобытного, хотя и весьма едкого, порой даже желчного автора.
Когда же нам принесли «Ночные бдения кота Мурра» – изумлению редакции не было предела! Осмелев, мы начали переписку со всеми музеями и библиотеками на предмет наличия у них трудов Германа.
Откликнулись многие. Оказалось, что этого автора знают: как в Европе, так и в Америке. Единственная странность: Вольфлинга ценили по одной, но переведенной на многие языки, книге, а именно по «Году Волка». Почему иные труды остались не известными – предстоит выяснить следующему поколению исследователей его творчества.
Предметом особой гордости наших изысканий является то, что по запросу из Ватикана, пришел ответ, что в их библиотеке тоже имеется оригинальный труд господина А. Г. Э. Т. Вольфлинга «Anno Lupus», являющийся в свою очередь переводом с утраченного греческого свитка «Έτος Λύκο».
Такая европейская известность трудов Германа Вольфлинга, надо сказать, весьма озадачила наших лингвистов. Некоторые академики даже высказали экспертное мнение, что издательская группа «Перевал Мантикоры» была втянута в широкомасштабную мистификацию, а на самом деле, Вольфлинга никогда не существовало.
Собственно, странная история о воскрешении в конце ХХ века поэта, погибшего в Гражданской войне, была центральной осью, на которую были нанизаны все стихи найденного «Собрания сочинений» Гэндальфа Эомера Трувора. Так что, принимая во внимание темпоральную экзальтацию автора, как творческий принцип, скачки господина Вольфлинга по времени могли быть чем-то больше одного только популярного нынче литературного приема «попаданства».
Хотя, по разумному рассуждению, нам представляется, что имя Германа Вольфлинга, трансформируясь в сказочные и ветвистые псевдонимы, обрастая мифами, могло быть и общим – передавалось от учителя – к ученику или, скажем, от отца – к сыну, как единый творческий герб гильдии уникальных поэтов-фантастов.
Возможно, имя Вольфлинга было ступенью посвящения в писатели некоего закрытого литературного кружка, являлось скорее титулом, нежели фамилией; следовательно, оно накладывало определенные обязательства следовать древним традициям мистиков.
Такое видение проблемы постоянно возникающих временных парадоксов, как в самих текстах книг, так и в обстоятельствах их обнаружения, многое бы упростило и расставило на свои места. Проблема в том, что у нас нет никаких обоснованных подтверждений ни одной из выдвинутых гипотез.
Доподлинно, в результате долгих лингвистических изысканий, удалось установить, что А. Г. Э. Т. Вольфлинг оставил после себя обширное литературное наследие, несомненно, принадлежащее перу одного и того же автора.
Совместное творчество всегда проявляется в кусках разделов и глав, носящих характерные личностные употребления тех или иных слов и фразеологических оборотов. Автор лучше всего проявляется в своих заблуждениях: как в мелких, но типичных ошибках, так и в отстаивании близких ему теорий социальной справедливости и государственного обустройства.
Центральная идея всех обнаруженных нами произведений Вольфлинга – неистребимый романтизм, вера в окончательную победу сил добра, впрочем, изрядно сдобренную схоластическим пессимизмом и приправленную готическим отчаянием.
К примеру, события в романе «Ночные бдения кота Мурра» обрываются смертью мастера и его возлюбленной. Их земной путь завершился. Капельмейстер Крейслер попал в лечебницу для душевнобольных. С точки зрения справедливости – добро потерпело крах. Однако, за гранью романа, зреет заря нового возрождения. По сути, эта книга выдержана в Клюевской «теории зерна», которое должно попасть в землю, умереть, чтобы дать росток новой жизни.
Все книги Вольфлинга – это путь сквозь сгущающуюся тьму отчаяния. Это романы пятого часа утра, когда мрак дрожит и готов сдать свои позиции, но солнце еще не появилось над кромкой земли и оттого кажется, что утро никогда не настанет.
Автор словно теряет надежду, падает израненным гладиатором в пыль арены, умирает, но так и не видит первых лучей солнца. Однако, он твердо убежден, что день непременно настанет, что химеры отчаяния с криком разлетятся прочь! Однако, Вольфлинг не скрывает того, что горгулии, гомункулы и прочая нечисть не сгинет, а рассядется по крышам и нишам соборов, прикинется статуями, в ожидании наступлении новой кошмарной ночи.
Если применить к творчеству Вольфлинга гоголевские метафоры, то Вий, которому старательно поднимают веки, – это наша безумная реальность. Еще секунда – и все демоны демократии ворвутся в Европу «миротворческими» легионами и раздавят всякую свободу мысли, а последних честных людей разорвут в клочья.
Более того, этот Вий, по сути своей, – диктатор американской толерантности, и он уже явился на призыв. Еще немного, и этот демон узурпирует все сферы науки и искусства. Никакой круг, очерченный мелом культуры – не спасет от этого глазастого чудовища!
Вольфлинг, в каждом своем романе, показывает засилье глупости и заискивающей верноподданности звездно-полосатой диктатуре, которая цементирует европейское сообщество гораздо сильнее и профессиональней социалистических кружков выдуманного Федором Достоевским господина Ставрогина.
Темы, поднимаемые Германом Вольфлингом, не являются новыми, но, на удивление, остаются актуальными и злободневными. И не имеет значения, кто марширует по миру: Наполеон, Гитлер, миротворцы НАТО – суть происходящего от этого не меняется.
Нам нужно отбросить ходули идеологических систем: капиталистических, либеральных, коммунистических, демократических, которые трактуют любые события в свою пользу, непременно оправдывают свои военные преступления, да еще выставляют право других наций на свободу и самоопределение именно как международный терроризм.
Удивительно, как при такой злободневности, романы Гэндальфа Эомера Трувора так долго оставались в тени, прошли мимо всех российских и китайских издательств, оказались обделены вниманием: как критиков, так и троллей на просторах интернета.
Можно предположить, что за автором велось негласное наблюдение, осуществлялся контроль, не мешающий Герману творить, но препятствующий продвижению его книг и в печати, и в сети. Иначе сей парадокс, вообще, трудно объяснить. Однако, у нас нет доказательств и этой, такой красивой, но конспирологической теории.
Думается, все было гораздо прозаичнее. Книги Вольфлинга просто никого не интересовали. Возможно, в этом виноват и сам автор, ибо любой маломальский успех в современном мире без громкого пиара, без постоянного мелькания в СМИ – невозможен.
А кто такой Гэндальф Эомер Трувор – не ответит ни один интеллигент, не говоря уже о студентах или школьниках! В мире, где всем заправляет реклама, нельзя пренебрегать средствами продвижения книг в соцсетях. А ведь не существует ни единой страницы в интернете, посвященной этому загадочному автору!
Обращаясь к мифологии произведений Германа, стоит отметить, что автор явно вдохновлялся не дошедшими до нас древними легендами. Некоторые намеки Вольфлинга провисают в пустоте, ибо не всегда ясно: выдуманные события легли в основу его текстов или, все-таки, реальные.
Сказать, к примеру, откуда взялись гомункулы в «Годе Волка», каким образом их создали – сегодня не представляется возможным.
В легендах малых народностей необъятной России нет никаких намеков на то, какой именно злой бог имел облик волка, и был ли такой, вообще.
Трудно сопоставить со славянским пантеоном и семиликого, четырехрукого духа, сбежавшего из недр Земли. Конечно, в сказах есть упоминанье о дивьих людях и о подземном царстве, но это совсем не тот ад, который рисуется в сознании современного читателя.
Стоит отметить, что языческая славянская демонология кардинально отличается от европейской. Если в Европе жгли ведьм, ходили крестовыми походами освобождать Гроб Господень, то и образы кровожадной инквизиции в их литературе – закономерны.
Восточнославянская и русская традиция восприятия потусторонней силы более миролюбива. От Литвы до самых окраин Великороссии – леших, баенников и прочих падших ангелов бесами не звали, а жалели и старались с ними договариваться.
Можно предположить, что Вольфлинг, в течение всей жизни, (или, если угодно – ряда своих инкарнаций) кропотливо создавал свой собственный бестиарий. По крайней мере, причудливое переплетение западного и восточного подхода к иножитию в трудах Вольфлинга создает яркий и неповторимый сюжетный рисунок событий и нетипичных характеров его героев.
Удивительно, что нечисть в книгах часто оказывается раздираема противоречиями даже больше, чем живые люди. Видимо, Герман считал, что перевоплощения не стирают памяти о прошлом, и души продолжают эволюционировать в темных или в светлых духах.
Идея метафизической тюрьмы – Земли – проскальзывает во всех известных книгах Гендальфа Эомера Трувора. Тех, кто проходит круги жизни, да еще при и этом учится, поднимают в ад, но не в рай.
Вольфлинг предлагает космогонию мира в непривычном для нас виде: реальность существует – под властвующей над ней тьмой, мгла ходит под дозорами духов, дозоры – под патрулями ангелов. Ангелы – под смотрящими херувимами. И так до мастеров, которые образуют совет.
Бог, сотворивший всю эту систему, несомненно, есть, к нему можно обратиться напрямую, минуя все эти инстанции, но получается это только у тех, кто просто и безоговорочно верит в добро.
Таким образом, Вольфлинг пропагандирует давно и всем известные ценности, но смотрит и на них, и на весь мир под непривычным для обывателя углом зрения. Он словно принадлежит к невозможному градусу посвящения.
Создав собственную космогонию, автор вплетает в нее реальную историю, вплавляет в свое видение неоспоримые факты, ставя под сомнение правоту всех современных аксиом.
Сегодня доподлинно известно, что автор использовал для создания своих героев реально существующих прототипов. Однако, исторические лица, часто мелькающие в его книгах, порой не совершали приписанных им поступков. Авторское допущение настолько велико, что, иногда, кажется весь текст – это головоломка, ребус, который ещё предстоит разгадать.
В заключение хотелось бы затронуть еще один любопытный вопрос: как именно эта книга (явно созданная в наше время) очутилась в Ватикане? Кто и зачем переводил роман на латынь, переписывал текст от руки, искусственно старил листы? Если это была именно мистификация, то не будь нас, о ней никто бы никогда и не узнал!
В наше время перевести любую книгу с помощью электронного переводчика, а потом выправить неточности вручную – может каждый. И искусственно состарить листы тоже не сложно. Но вот подкинуть гримуар в закрытый архивный фонд Ватикана – задача не тривиальная.
Предположить, что в Риме находится древняя рукопись, конечно, можно, но поверить в это еще сложнее, чем в подделку любого артефакта.
Теоретически можно представить, что некий забывчивый путешественник во времени взял с собой на работу (в прошлое) томик своего современника и забыл его там. Однако даже само это предположение вызывает усмешку. А наше издательство оперирует только научными, неопровержимыми фактами, предоставляя читателям самим строить разные оригинальные гипотезы.
Впрочем, если предположить, что Вольфлинги были всегда, и один из них творил уже в XII веке, а между ними существовали и другие, то это значительно проясняет ситуацию.
Однако, как объяснить полную идетинфикацию сих опусов, точное их смысловое совпадение? Неужели речевые обороты и сама стилистика книги из современного мира просто перескочили в прошлое и свили там себе гнездышко в единственной книге? Маловероятно.
Уместнее считать, что автор был, все-таки, один. И жил относительно недавно. Остается неясным, как он смог распространить сие творение задолго до своего рождения. Это – самое фантастичное в истории появления всех этих опусов.
С другой стороны, об авторе не было вообще никаких упоминаний вплоть до волшебного появления его книг в нашем издательстве. Эта завеса секретности, вероятно, возникла неспроста. Словно иная цивилизация, наблюдая за тем, как мы, семимильными шагами, движемся к собственной гибели, посылает нам отчаянные сигналы. Словно кто-то там, наверху, хочет, чтобы мы остановились, отложили свои гаджеты и задумались: куда же отчаянно несется человечество, не замечая самой жизни?
Чудеса превратились в обыденность. Может, оттого мы и теряем свое человеческое лицо, превращаясь в придатки для планшетов и сотовых телефонов?
Но, как бы там ни было, а «Год Волка» нужно именно читать, как в старые добрые времена. И не с мониторов, а с бумаги. Желательно, при свечах или в ротонде жарким летним днем.
В конце концов, писатели для того и работали, чтобы мы могли в любое время окунуться в плод их фантазии и на время забыться в их волшебных историях.
Издательство «Перевал Мантикоры», все наши сотрудники счастливы, что мы оказались сопричастны благому делу возвращения удивительных миров Германа Вольфлинга человечеству.
Текст печатается в последней авторской редакции.
Все манускрипты, шифрограммы и клинописи, проливающие свет на описываемые события, несомненно, относящиеся к созданию этого романа – хранятся в архивном отделе Имперской Государственной библиотеки. Ознакомление с оными возможно лишь в читальном зале в присутствии Старшего Библиотекаря, курирующего Отдел Сакральных Рукописей.
Anno Lupus
СВИТОК ПЕРВЫЙ Lusus ingenii1
И будто мне кто-то шепнул: «Не гляди!
Мы будем с двуногими холодно строги».
Но бьётся безумная злоба в груди:
Да где же вы раньше-то были, о боги?!
Стихии Миров, Колесницы Времен,
Мы все здесь – заложники боли и гнева…
Пусть плох мертвый волк, но зато – окрылен;
И помнит одно: Притяжение Неба.
Валентин Волчонок «Песня под пулями»
24 апреля 1996 (Чистопрудное)
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина – в вине.
Александр Блок «Незнакомка»
24 апреля 1906 (Озерки)
Мелодии тьмы. Проявление
Все здания в Екатеринбурге обладают особой историей; они разнятся между собой по темпераменту; и даже судьбы у них, точно у людей, – причудливые.
Центр нашего мегаполиса не спутать с другим городом. Все в нем кричаще, вычурно и помпезно до неприличия. Нет ни чувства меры, ни эстетического чутья, словно возводили его «быкующие» дельцы, решившие, во что бы то ни стало перещеголять друг друга.
Дома, во все времена застройки, появлялись, точно после дождичка в четверг и возводились не на фундаменте, а на одном лишь честном слове. Оттого архитектурные ансамбли, в массе своей, оказались незавершенными, а некоторые «долгострои», как печально известные телевышка и гостиница, устарели в процессе их создания. Новые модные высотки тупо лепили к практичным хрущевкам, нарушая и смысловое, и визуальное единство мегаполиса.
Но главная проблема города заключалась в том, что этот строительный хаос начался вовсе не с развалом Советского Союза, а возник именно с появлением первых коммунистов на Урале. И потому пошлое безвкусие победившего пролетариата за истекшее столетие стало для горожан нормой.
Для люмпена всегда главным было выделиться. И если раньше гопоте и всяческим уголовным элементам для самоутверждения достаточно было разрушить церковь или убить человека, то демократический период нашей истории заставил «новых русских» созидать. Впрочем, в меценатстве всех этих переобувшихся «коронованных» и прочих бандитов ничего, кроме «понтов дешёвых», ничего разглядеть так и не удалось.
Главным, по-прежнему, оставалось – выпендриться!
Влепить в центр города высотку имени Высоцкого, может быть, и мегакруто, но только кому и зачем это нужно? Какая острая необходимость была в этой нелепой каланче? Музей и памятник барду можно было соорудить и без этой помпы.
Близость Исети от небоскреба заставила интеллигенцию задуматься о вменяемости и архитекторов, и отцов города, разрешивших строительство именно здесь, а не, скажем в Академгородке. Впрочем, чего еще ожидать от «вора на доверии», и от всей его кодлы, который, находясь на посту мэра, разговаривал, не просто как недоучившийся ушлёпок, а именно как дегенерат-отсидок? Собственно, интервью оного мэра без литературной обработки ужасали своими речевыми оборотами и зловещей образной системой.
Но очередным управленцам мало было заполонить наш город высотками, им драйв подавай! Теперь вполне легитимное развлечение молодежи – организованный забег по лестнице «Высоцкого» до самой крыши на скорость. Пусть дебильно, но креативно!
Собственно, тяготение граждан к высоте привело к тому, что на крышах многих высоток ныне процветают летние кафешки, вырастающие каждую весну, точно опята.
Дома, как люди, хотят перещеголять друг друга своими формами и раскраской, они завидуют друг другу, но при этом надменно держат марку «особенности и неповторимости». Каждая задрипанная хрущевка пытается выделиться: если не гигантской трещиной в стене, так обилием кондиционеров или разнообразием форм пластиковых окон и балконов.
Те дома, которые ниже шестнадцати или даже девяти этажей – еще как-то соперничают друг с другом, но что делать двухъярусным карапузам, чтобы их заметили?
К примеру, можно ненароком наткнуться на спрятавшийся между бывшими общагами, круглый двухэтажный особнячок. Он, словно гриб, взирает на мир из-под квадратной шляпки и надувается от важности: вот, мол, я какой – особенный! Мал золотник, да дорог!
Или вот, недалеко от купола Цирка, назло новым строениям, мрачными стариками, год за годом, врастают в землю заброшенные купеческие усадьбы – они огородились от мира забитыми окнами, слоем дорожной пыли и всем своим видом презирают суету летящей мимо них жизни. Они, эти покинутые «дворянские гнезда», помнят балы и мазурки, подлетающие к парадному крыльцу блестящие экипажи, лихих кавалеров. Им снится стон клавиш, мучимых гимназисткой, боящейся признаться самой себе, как понравился ей юный корнет.
Деревянные особняки по ночам скрипят своими резными ставнями, мучаются, ждут жалости от современников, чтобы их добили и снесли навсегда. Об этих зданиях в городе тоже помнят.
Наш дом был просто двухэтажным. Его намертво зажало среди высоток, и оттого строение походило на нищего, умостившегося на тротуаре просить милостыню. В нем, вообще, ничего примечательного не было: ни ворот кирпичной кладки, ни огороженного двора, ни первого каменного этажа, наполовину провалившегося под землю. Здание стояло безликим, возведенным в период безвременья, одиноким, словно старик, который пережил всех родных и друзей. А еще строение напоминало прокаженного: облезлое, неухоженное, ненужное.
Три подъездных двери сиротливо поскрипывали на ржавых петлях и жалобно стонали на ветру. От стен отваливались куски замазки, порой вместе с кирпичами, да так и лежали на земле, видимо, уже не первый год. Ядовито-оранжевый цвет штукатурки, с поздними, зелеными заплаточными мазками, довершал жалкое впечатление. Возможно, именно так и выглядят дома, окончательно выжившие из ума.
Изнутри тянуло затхлостью, помоями и мочой, но там, определенно, кто-то жил. Зарешеченные провалы в стенах, прикидывались окнами и всегда были наглухо задернуты выцветшими шторами, а иные даже заклеены газетами, на которых явственно читались советские лозунги.
Не удивительно, что вспышка зеленого цвета за подобным окном не привлекла внимания. Как всегда, случайные прохожие автоматически ускоряли здесь шаг, дабы быстрее миновать сей притон нищеты, они стыдливо уводили глаза в сторону, мол, нет этого позорного пятна в их любимом городе.
Но вспышка света возникла не из-за перепадов электричества.
Это в подвале сработал хроноскоп, замурованный здесь по особому распоряжению городского Исполкома в далеком 1925 году.
Механическое сие сооружение, некогда располагавшееся в подвале, залитое ныне бетоном, было советской разработкой, которая своей эффективностью напугала не только чекистов и пламенных борцов за мировую революцию, но даже и масонскую ложу восточного окна «Аврора».
А теперь, спустя целую эпоху, когда о проекте все давно позабыли, чудовищный аппарат пробудился и заработал. Сам.
Конечно, ему помогли. Извне. При помощи чар.
Мало кто из современников понимает, что животный магнетизм, статическое электричество и биополя живых существ, собственно, при взаимопроникновении и создают тот разряд, который в состоянии запустить старые, обесточенные механизмы. Магией всегда называли физические процессы, которые люди, в силу своей ограниченности, просто не смогли уяснить и подчинить своей воле.
В реальности все выглядело так, точно в одной из пустых квартир дома, в той, под которой сама включилась адская машина времени, в районе кухни взвилась черная воронка, искрящаяся зелеными цифрами и символами, которые кружились в зловещем танце и испускали маленькие фиолетовые молнии, бьющие во все стороны.
Раздался щелчок, словно агрегат поглотил всю электроэнергию, выбивая пробки и выводя из строя бытовые приборы. Явственно потянуло горелой проводкой.
Вращение воронки остановилось, но, перед тем как цифры провалились сами в себя, поглощая собственные молнии и окончательно исчезая, раздался противный старческий смешок.
В ванной комнате, сами по себе, открылись краны; затикали, забытые прежними жильцами, напольные часы.
А потом, стремительно набирающаяся, вода всколыхнулась и над пенной шапкой показалась довольная человеческая физиономия.
Великий обманщик, мистификатор, шарлатан и чародей, сумевший пройти Воротами Мертвых, очнулся в полузаброшенном доме Екатеринбурга. На губах злодея застыла блудливая улыбка. Борода его была всклокочена, патлы волос свисали сальными прядями вдоль больших желтых ушей.
Колдун вернулся, как и обещал. Правда, сто лет спустя после своей гибели. Так что мстить, собственно говоря, было некому. Все уже умерли до него.
На табуретку, где проявилась одежда, неожиданно запрыгнул толстый жирный кот, и настойчиво замяукал.
– Граф? – обратился человек к зверю. – Ты ли это, душа моя? Мин херц! Ах, как это мило. И как же тебе, поди, сердечный, тошно сейчас! А вот: не рой герою яму – сам в ней сгниешь!
Кот зло зашипел, ощерился, но вдруг неожиданно прижал уши. Шерсть его стала дыбом.
Напугал зверя вовсе не человек: в проеме дверей появился отчетливый черный силуэт – огромный туманный волк. Монстр зловеще скалился.
– Я уже принес жертву! – закричал колдун, вскакивая на ноги, прикрывая рукой самое ценное, что имел. – Пощади!
Туманный силуэт колыхнулся.
Кот ошалело мявкнул и мгновенно забился под ванную, отважно шипя из укрытия.
– Я сам, лично, его убью! – вопил человек. – Дай еще один, самый последний, шанс! Завалю гниду! Клянусь!
Зеленые глаза призрачного зверя светились раздражением и голодом.
– Смотри, не заиграйся! – это сказал вовсе не волк, но выдохнули стены дома, и смрад разложения пронесся по квартире. – Мир не должен потерять равновесие. Разбудишь меня, когда все ваши мерзкие боги ослабнут. Ясно?
– Сделаю, Владыко! – колдуна била дрожь, он не знал, за что ухватиться, чем отстрочить неминуемую гибель.
– Лжешь. – теперь звук шел не отовсюду, это усмехнулся именно призрак. – Что ж, это правильно…
А потом раздался приглушенный взрыв, которым чародея отшвырнуло к зеленому кафелю стены. Плитка от удара посыпалась в воду. Человек с шумом плюхнулся обратно в ванну, разбрызгивая пену и воду.
– Спасибо, Владыко! – кричал волшебник, непроизвольно облизывая прокушенную при падении губу.
– Не обляпайся! – донеслось в ответ. – А, чтобы не было так мучительно больно за бесцельно истекшие годы, оставлю тебе помощников. Твоих старых знакомых.
Человек мотнул головой, не в силах больше говорить.
Туманный силуэт в дверях дрогнул и пропал. Запах гнили – остался.
Потом колдун несколько минут тупо сидел в воде и нервно икал. Снова появился черный кот: он заметно увеличился в размерах, ибо шерсть его торчала во все стороны, словно бедолагу пытали на электрическом стуле. Глаза зверя – круглые от ужаса – напоминали человеческие: они были осмысленными и глубокими.
Кот боком пробрался к дверям и выглянул вглубь квартиры, проверяя, не притаился ли там враг. Призрака нигде не было. Кот неуверенно мявкнул и вопросительно посмотрел на колдуна. Это привело человека в чувство. Книжник еще раз икнул, вылез из ванной, растерся ветхим полотенцем, затем им же обернул свои бедра и неуверенно шагнул в зал.
По квартире разгуливали карлики. Их было пятеро. Колдун сразу их узнал. Это были гомункулы из Лихтенштейна: маленькие, ростом с пятилетнего ребенка. Глаза их светились дьявольской, интеллектуальной ненавистью.
Эти маленькие бесята с жидкими волосами на головах, в ожидании своего предводителя, хихикали и швырялись подушками. Пока всё выглядело вполне безобидно.
Одеты демоны оказались современно: в джинсы, куртки и кроссовки. Если не обращать внимания на их старческие глаза, сошли бы за первоклашек или выпускников подготовительной группы детского сада.
Увидев голого человека, гномы синхронно поклонились, и хором пропищали:
– З-з-здравствуй, З-з-зотов!!!
Человек промолчал.
– Ребята, мы обознались! Он не Зотов. – пискнул один из гомункулов. – Он К-к-кротов!
Гномы противно засмеялись.
– Великий мессия прибыл в Ё-бург! Второе пришествие началось! – прогундосил еще один.
– Прекратите скалиться! – прорычал волшебник.
– А то что? – спросил очередной гомункул. – Ты уже один раз пытался от нас улизнуть. Видишь ли, наивный ты наш, одного желания исправиться – мало. Не поможет тебе показуха! – вот тебе наш сказ.
– Цепные псы! – презрительно скривился колдун, нервно подергивая левым глазом. – Ещё смеете поучать меня, узника?!
– Поглядите-ка, страдалец! – один из гномов схватился за живот. – Бонапарт Наполеон в изгнании. Ой, держите меня.
– Ага, – поддакнул другой карлик, – гордый Байрон, мятежный лорд.
– Нет, ребята! Это же – Оливер Кромвель! Убийца королей. Чу! Слышите, как он раскачивается над городскими воротами! А смердит-то как!
– «Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет!»2 – запели разом двое гномов, приплясывая так, словно им срочно приспичило по малой нужде.
Человек огляделся. Гомункулы явно появились из магического круга, начерченного самим колдуном в ином измерении, но проявившегося на полу заброшенной квартиры.
Беглец тоскливо посмотрел на все еще колышущееся пламя черных свеч, расставленных по углам пентаграммы. Нет, не помогла магия, не защитила.
Этих вредных гомункулов книжник когда-то создал сам, а теперь они стали его вечными конвоирами.
Всё повторялось. Всё возвращалось на круги своя. К ожившему вновь приставил почетный эскорт именно тот бог, которого маг больше всех и боялся, именем которого творил свои черные знамения и чудеса…
– Давай уже, облачайся. Нечего тут вонючими нетленными мощами трясти. – пропищал тем временем один из гномов.
– Вот именно: швидче, панове! Нас ждут великие дела!
Двое коротышек прекратили танцевать и скроили физиономии кающихся грешниц, а один из них, отводя глаза в сторону, – чисто девственница на уроке анатомии – залепетал:
– Мы тут в ожидании Вашего Вашества пошалили немного. Скучно, знаешь ли, болтаться по времени, точно гривна в проруби.