Сулейман Великолепный и его «Великолепный век»

Предисловие

Герой этой книги по праву считается самым могущественным султаном Османской империи и одновременно единственным ее правителем, отразившимся в европейской массовой культуре. Последнее произошло во многом благодаря его жене, красавице Роксолане, которой приписывают самое разнообразное этническое происхождение. Известность же к Сулейману пришла прежде всего благодаря тому, что именно в его правление Турецкая империя достигла максимального военного могущества и территориального расширения. Сулейман был близок к тому, чтобы сделать Средиземное море «турецким озером», и сделал таковыми Черное и Азовское моря. Он также упорядочил внутреннее управление империей, благодаря чему удостоился от современников титула Кануни, что переводится с турецкого как «Законодатель». Тем самым ему воздают должное за то, что именно при нем произошла кодификация турецкого права. У турок, как и у европейских народов, прозвище обычно сопровождает имя конкретного государя, выделяя при этом главную черту его характера и государственной деятельности. А надпись на построенной в честь Сулеймана Великолепного мечети Сулеймание гласит: «Распространитель законов султанских». В Европе же десятого султана Османской империи Сулеймана I традиционно называют Великолепным. Его царствование считается золотым веком Турции. Это примерно то же самое, что для французов век Людовика XIV, большинству русских читателей известный главным образом из романов Александра Дюма-отца.

Своего Дюма для описания века Сулеймана в Турции не нашлось, и сегодня мы знаем о нем главным образом благодаря турецкому сериалу «Великолепный век», стартовавшему в 2011 году и показанному уже в 42 странах мира, в том числе в России. Как и почти всякий исторический сериал, он достаточно вольно обращается с историческими фактами, но дух эпохи в целом передает. В то же время, несмотря на огромную популярность сериала среди турецких зрителей, премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган критически отозвался о «Великолепном веке», заявив, что создатели «пытаются показать молодежи историю Турции в негативном свете». Вероятно, политику-исламисту не понравился сугубо светский характер сериала, созданного по европейско-американким кинорецептам. В ответ один из сценаристов сериала Мерал Окай честно признался: «Мы говорили с самого начала: это вымысел, вдохновленный историей». Что ж, в этом отношении сериал «Великолепный век» принципиально не отличается от романов Александра Дюма-отца и их многочисленных экранизаций, сосредотачиваясь на тесно переплетающихся между собой любовных и политических интригах. Чего стоит фраза Сулеймана: «Я управляю миром на трех континентах, но оказывается, я не могу управлять любимой, которая поднимает восстание в знак своей любви!» Разумеется, подобная эмансипация в XVI веке была немыслима.

Сулейман Великолепный в глазах своих подданных рисовался идеальным правителем империи, который сумел не только распространить свою власть на всех правоверных мусульман (суннитов), но и, победив европейцев, завоевать значительную часть Европы, после чего перед ним преклонились «султаны Запада». Но, пожалуй, даже еще выше, чем за великие военные победы, его превозносили за плодотворную деятельность государственного организатора. Считается, что Сулейман Великолепный был искусным воином и политиком, величайшим из османских правителей, мудрым законодателем и даже неплохим поэтом, но одновременно жестоким и вероломным тираном. По мнению британского историка лорда Кинкросса, автора книги «Расцвет и упадок Османской империи», «Сулейман при всей терпеливости своего характера, неподкупности принципов и теплоте его привязанностей хранил внутри себя некий опасный запас холодности, скрытой жестокости, порожденных склонностью к абсолютной власти и тесно связанной с этим подозрительностью в отношении любого, кто мог бы соперничать с ним». Султан покровительствовал земледелию, промышленности и торговле, щедро одаривал ученых и поэтов. В современной Турции он является вторым по степени почитания историческим деятелем после Кемаля Ататюрка, причем его популярность растет в последние десятилетия, когда у власти находятся умеренные исламисты, постепенно подвергающие ревизии многое из наследия Ататюрка. Современные западные историки смотрят на Сулеймана Великолепного не так восторженно, отмечая, что его успехи были связаны не столько с силой Турецкой империи, сколько со слабостью и раздробленностью его противников в Европе, Африке и Азии. Они подчеркивают, что внутренний упадок Османской империи начался еще во время его правления и продолжился при его наследнике, султане Селиме II, получившем у современников красноречивое прозвище Пьяница. Тем не менее достижения Сулеймана не смог превзойти никто из султанов, царствовавших после него.

Взлет и упадок Османской империи

Перед тем как перейти к биографии Сулеймана Великолепного, бросим взгляд на предшествовавшую историю и состояние Османской империи, чтобы понять, что же досталось султану в наследство.

Турки-османы были кочевниками. Их легкая кавалерия в свое время сокрушила слабеющую Византийскую империю, хотя, равно как и янычарская пехота, оказалась бессильна против пришедших из Азии полчищ Тимура, объявившего себя сюзереном всех тюркских властителей в Анатолии и разбившего в битве при Анкаре в 1402 году армию османского султана Баязида I и взявшего самого султана в плен. Это поражение на полвека отсрочило падение Константинополя и Византийской империи, но не остановило процесс создания Османской империи. Сильная армия была основой этого процесса.

Пожалуй, не считая эфемерных империй Александра Македонского, Чингисхана и Карла Великого, которые сохраняли свое территориальное единство лишь при жизни основавшего их полководца-завоевателя, Османская империя из всех мировых империй в наибольшей степени оставалась военной империей. Ее могущество и ее единство зиждились исключительно на силе турецкой армии. Турки-османы, как и другие тюркские народы, были сугубо континентальными и плохими мореплавателями. Для того чтобы создать сильный флот, у них не было главного, что отличает нации мореплавателей, – наличия большого по численности свободного населения, также имеющего опыт мореходства. Все турки были встроены в строго иеархичную систему и в жизнь своей общины сначала в феодально-кочевом, а потом в военно-феодальном обществе и в жизнь своей общины. Во флот призывать их было опасно. Во-первых, их пришлось бы долго обучать искусству мореплавания. Во-вторых, что еще важнее, матросы, рекрутированные из несвободного населения, сохраняли бы лояльность своим командирам только в турецких портах. В море такие матросы-полурабы наверняка бы подняли бунт, а в первом иностранном порту постарались сбежать и наняться на корабли свободных наций – англичан, голландцев, французов, венецианцев и др. Сильный флот у Османской империи появился только при Сулеймане Великолепном. Но этот флот имел отнюдь не турецкую основу. В его составе преобладали корабли с экипажами из арабского населения Северной Африки, а также из греков и иностранцев-христиан. На короткое время турецкий флот завоевал господство в Средиземном море. Однако уже в конце XVI века, после разгрома при Лепанто, начался упадок флота Османской империи. Уже в середине XVII века он представлял собой лишь бледную тень грозных эскадр Хайреддина Барбароссы и других турецких флотоводцев эпохи Сулеймана Великолепного.

Османская армия, в отличие от флота, имела более прочную основу в виде главного народа империи – турок, и ее упадок был более медленным. Былого могущества она лишилась лишь в начале XVIII века. До этого времени османские войска, хотя уже со второй половины XVI века и не производили масштабных завоеваний, оказывались в состоянии удерживать те территории, которые завоевали Сулейман Великолепный и его предшественники. Но слабая промышленная база не позволяла правителям Османской империи на равных сражаться с регулярными армиями.

Османскую империю погубило отсутствие внутреннего единства. Имперским народом, по сути, были только сами турки-османы, но они преобладали лишь на меньшей части империи – в Малой Азии и в некоторых районах Балканского полуострова. При этом на Балканах большинство турок составляли потомки ассимилированных (потуреченных) местных народов – славян, алюанцев и греков, в меньшей степени – валахов и молдаван, населявших автономные княжества. Другие провинции Османской империи были заселены по большей части народами, отличавшимися от турок по языку, культуре, образу жизни, а порой – и по религии. Северную Африку и Западную Азию населяли арабы, причем арабы различных стран значительно отличались между собой диалектами, уровнем развития и культурой. В Египте, кроме арабов, большую роль продолжали играть мамлюки, прежние правители страны. Подавляющее большинство населения Крымского ханства (нынешний юг Украины), являвшегося вассалом турецкого султана, составляли крымские татары, значительная часть которых сохраняла кочевой образ жизни. Тюркские народы, исповедовавшие шиизм, населяли отвоеванные у Ирана территории. Большинство из них оставались кочевниками. На Кавказе смешанно жило великое множество народов. Турки составляли здесь не слишком заметное меньшинство и никаких попыток ассимиляции указанных народов даже не предпринимали. Чем дальше от турецкой столицы Стамбула находилась провинция, тем слабее была там власть султана и тем меньше поступало оттуда доходов в султанскую казну. Власть султана держалась только на армии, беспощадно подавлявшей внутренние мятежи и завоевывавшей все новые и новые территории. Завоевания увеличивали доходы султана, а следовательно, позволяли увеличивать численность постоянной армии. Кроме того, покоренные народы поставляли вспомогательные войска, что тоже увеличивало численность армии.

Что же касается флота, то турок там было очень мало. Основу флота Османской империи составляли магрибские пираты, традиционно подчинявшиеся алжирскому бею. Немало было во флоте и христиан-греков, а также других христиан-иностранцев. По мере того как веротерпимость в Османской империи уменьшалась, уменьшалась и лояльность греческих моряков, а заменить их было некем. Магрибские же флотоводцы все реже наведывались в Восточное Средиземноморье. Но во времена Сулеймана Великолепного у турок как раз появился действительно сильный флот и все флотоводцы еще беспрекословно исполняли волю султана.

В отличие от великих европейских империй, Османская империя не создала своей великой культуры и даже культуры, общей для всего или большей части своего населения. Собственно турецкая культура, как раз в царствование Сулеймана Великолепного переживавшая свой расцвет, мирового значения так и не достигла и была во многом разновидностью персидской культуры. И для подавляющего большинства подданных султана культура турок-османов так и осталась чужой, а новой синтетической имперской культуры так и не возникло. С более древней и развитой арабской культурой, культурой Корана, османская культура конкурировать не могла и сама находилась под ее сильнейшим влиянием. Курды ее тоже не воспринимали. Для славян, армян, греков и другого христианского населения империи, равно как и для иудеев, турецкая мусульманская культура оставалась чуждой. А вот в Австро-Венгерской, Британской и Российской империях господствовала единая имперская культура, общая, по крайней мере, для элит входивших в империю народов. Для Австро-Венгрии это была австрийская культура, для Британской империи – британская англоязычная, для Российской империи – русская культура. Все эти три культуры являются самостоятельными культурами мирового уровня. Османская культура до этого уровня так и не поднялась.

Отсутствие культурного единства сказывалось на политическом единстве Османской империи. Уже в XVII веке магрибские провинции империи были очень слабо связаны со Стамбулом. Магрибский флот вернулся к привычному пиратству, действуя автономно от имперского флота, который стремительно терял позиции в Средиземноморье. В конце XVIII века, еще до французского вторжения, фактически независимым от Стамбула стал Египет, где реальная власть оставалась у мамелюков. А в начале XIX века фактически независимым правителем Египта стал наместник Мухаммед Али, и с тех пор Египет уже не вернулся под реальный контроль Стамбула.

В Османской империи не было не только политического и культурного, но и экономического единства. Со времен Сулеймана Великолепного практически вся внешняя торговля и нарождающаяся промышленность империи находилась в руках иностранцев, которые отнюдь не были заинтересованы в промышленном развитии Турции. Сами турки ни торговлей, ни промышленностью не занимались. Единого общеимперского рынка так и не сложилось. Отдельные провинции имели более тесные торгово-экономические связи с соседними государствами, а не со Стамбулом.

В отличие от Османской империи, все европейские империи в экономическом отношении были значительно более едины. Там имелись общеимперские рынки, с самого начала существования империи неуклонно повышалась товарность экономики. По темпам своего экономического роста Австро-Венгрия и Российская империя, не говоря уже о Британской империи, значительно превосходили Османскую империю.

Уже в XVIII веке отчетливо проявилась военно-техническая отсталость турецких вооруженных сил. Все современные вооружения приходилось покупать в Западной Европе, а это обстоятельство делало Турцию лишь младшим партнером в европейских коалициях. Ее распад становился неизбежен. Но в XVI веке никто не думал о грядущем упадке.

По форме правления Османская империя представляла собой типичную восточную деспотию. Султан обладал абсолютной властью над своими подданными. До конца XVI столетия большая часть земельных угодий Османской империи являлась государственной собственностью, верховным распорядителем которой был султан. Значительную часть государственного земельного фонда составляли владения (домен) самого султана. Это были лучшие земли в завоеванных Балканских странах – Болгарии, Фракии, Македонии, Боснии, Сербии и Хорватии. Доходы от домена находились в полном распоряжении султана и тратились на содержание двора, а также на выплату жалованья армии и флоту, строительство кораблей, производство пушек и т. д.

Строй Османской империи можно условно назвать государственным феодализмом. Все турецкие землевладельцы являлись вассалами султана. Феодальной иерархии в стране не существовало. Любой человек, возвышенный султаном, мог получить любые должности, вплоть до великого визиря. Это никак не зависело от социального происхождения. Султанские выдвиженцы могли быть бывшими пленниками или выходцами из беднейших слоев населения, что никак не препятствовало их карьере. Впрочем, фавориты точно так же могли быть в любой момент казнены по прихоти султана. С другой стороны, богатства и земли, пожалованные султаном, лишь в ограниченной мере наследовались сыновьями феодалов, что препятствовало появлению крупной наследственной земельной собственности.

Формирование и снабжение феодального войска производилось самими военными ленниками. Эти ленники, сипахи, за свою военную службу получали из государственного земельного фонда на правах условного владения большие и малые поместья (зеаметы и тимары) и имели право взимать в свою пользу определенную часть ренты-налога. Тимар – это поместье с размером дохода менее 3 тыс. акче (1 акче – это серебряная монета весом 1,15 грамма), а зеамет – это поместье с размером годового дохода от 3 до 100 тыс. акче. Однако, постоянно участвуя в походах, хозяйство они вели плохо, отдавали его на откуп управляющим, и сельское хозяйство империи постепенно приходило в упадок. Султан также раздавал большие поместья своим придворным и наместникам провинций. Доходы с них превышали 100 тыс. акче в год. Эти поместья назывались хассами, и сановники пользовались ими лишь до тех пор, пока занимали свой пост на определенных должностях. К частной феодальной собственности принадлежали земли феодалов, получавших за военные или государственные заслуги особые султанские грамоты на неограниченное право распоряжаться предоставляемыми имениями. Эта категория феодальной собственности на землю называлась «мюльк». Данные земли можно было продавать, дарить или передавать по наследству. Хотя количество мюльков постоянно возрастало, их удельный вес вплоть до конца XVI столетия был невелик. Обращение в мюльки тимаров и зеаметов уменьшало количество выставляемых воинов и подрывало мощь империи.

В царствование Сулеймана Великолепного, равно как и в правление его отца, владельцы тимаров, зеаметов и хассов обычно жили в городах и в подавляющем большинстве не вели собственного хозяйства. Они собирали феодальные повинности с сидящих на земле крестьян с помощью управителей и сборщиков податей, а нередко и откупщиков, представлявших немусульманское население империи.

Вакуфные земли являлись собственностью мечетей и различных мусульманских религиозных и благотворительных учреждений. С интересами духовенства султаны вынуждены были считаться, тем более что вакуфные земли нельзя было конфисковать.

Во времена Сулеймана Великолепного военно-ленная система еще не достигла той степени разложения, которая была бы опасной для военой мощи государства. Османы унаследовали данную систему от сельджуков. Она способствовала успехам турецкого оружия, начиная с царствования первого султана Османа I в конце XII – начале XIII века. Видный турецкий политический деятель и писатель XVII века Кочибей Гемюрджинский писал в своем трактате, что османское государство «саблей добыто и саблей только может быть поддержано». Эти слова абсолютно справедливы по отношению ко всем периодам истории Османской империи. Когда турецкая сабля затупилась и проржавела, Османская империя начала постепенно рушиться. Военная добыча, рабы, дань и налоги с завоеванных земель были в течение нескольких столетий главным средством обогащения турецких феодалов-воинов и их подчиненных, а также основой финансовых поступлений в имперский бюджет. Не случайно с конца XVII века, когда завоевания полностью прекратились и Османская империя начала постепенно сокращаться в размерах, ее стали сотрясать перманентные финансовые кризисы.

Военно-ленная система утрачивала свое прежнее значение с развитием товарно-денежных отношений. Займы (владельцы зеаметов) и тимариоты (владельцы тимаров) составляли, по выражению одного турецкого историка, «настоящую рать, сражавшуюся за веру и государство». Хотя турецкая пехота – янычары, а также значительная часть кавалерии состояли на постоянном государственном денежном жалованье, получение тимара оставалось заветной мечтой каждого офицера (а порой тимар могли получить и рядовые янычары, отличившиеся в сражении). Поскольку жалованье войскам выплачивали не всегда регулярно и в полном объеме, военная добыча оставалась важным источником дохода и для постоянного турецкого войска. Долго держать янычар в Стамбуле без войны было опасно: как показывал опыт, они легко могли взбунтоваться. Поэтому ведение завоевательных войн становилось для турецких султанов жизненно необходимым. Это прекрасно сознавал и Сулейман Великолепный после вступления на престол.

Крестьянская и городская райя – податное население Османской империи (термин «райя» только к немусульманскому населению страны стал применяться лишь с конца XVIII века) не имело никаких политических прав и все сильнее эксплуатировалось займами и тимариотами. Крестьянство в Турции было прикреплено к своим земельным наделам еще в конце XV века. Во второй половине XVI века Сулейман Великолепный издал закон, окончательно прикрепивший крестьян к земле по всей территории Османской империи. В законе утверждалось, что райят обязан жить на земле того феодала, в реестр которого он вписан. В случае самовольного ухода крестьянина к другому феодалу прежний феодал мог вернуть его к себе в течение 10–15 лет и даже наложить на него штраф. На практике же крупные землевладельцы предпочитали крестьян не возвращать, ограничиваясь уплатой штрафа. Но продавать крестьян без земли запрещалось. Однако пока сипахи были заняты на войне, у крестьян изымалось не так много производимой продукции, и им вполне хватало на жизнь. Их хозяева во многом удовлетворялись военной добычей. В ведение крестьянского хозяйства тимариот не вмешивался, ограничиваясь взиманием фиксированного налога.

Характерно, что в отличие от европейских феодалов турецкое законодательство строго регламентировало величину ренты, которую тимариоты и займы могли взимать с крестьян, а также их отношения с крестьянами. Турецкие феодалы не пользовались, например, таким важным правом, как феодальная юрисдикция; их роль в управлении ленами была невелика, поскольку судебная и гражданская власть принадлежала кадиям.

При Сулеймане некоторое число христиан-ленников сохранялось только в недавно завоеванных венгерских и сербских землях, но к началу XVII века все они перешли в мусульманство.

Подавляющая часть земледельческого христианского населения Османской империи была прикреплена к земле и без разрешения феодалов или местных властей не могла покинуть своего надела. Законы Сулеймана Великолепного устанавливали 10–15-летний срок сыска беглых крестьян. Но в горных районах Балкан издавна было много скотоводческих христианских общинных поселений. Крестьяне-скотоводы по-прежнему уплачивали налоги с каждого дома, делали поставки скотом и продуктами скотоводства. Они, как правило, не передавались частным владельцам, поэтому их положение было значительно легче, чем положение земледельцев.

Земледельцы-мусульмане платили десятину (ашар), а христиане от 20 до 50% урожая (харадж). Немусульмане (христиане и иудеи) платили еще подушную подать – джизью, которая позже слилась с хараджем, увеличив его размер до половины урожая.

Интересно, что крестьяне раньше, чем их хозяева, стали наследовать свои земельные участки. Однако уже в конце правления Сулеймана Великолепного в связи с прекращением завоеваний и отсутствием сколько-нибудь значительной военной добычи, а также в связи со все большей нуждой в денежных средствах, сипахи повысили уровень эксплуатации крестьян. Это вызвало недовольство и волнения райя. С другой стороны, отсутствие новых военных походов уже в конце XVI века вызвало мятежи расквартированных в Стамбуле янычар, которые в XVII—XVIII веках неоднократно свергали с престола султанов. Сильная турецкая армия, достигшая при Сулеймане зенита своего могущества, в дальнейшем стала могильщиком империи. Не в силах противостоять европейским армиям, она лишь усиливала внутреннюю смуту и противилась проведению необходимых для выживания страны реформ по европейскому образцу.

Феодалы все больше увлекались предметами роскоши из Европы, а вместо себя предпочитали посылать в походы наемных воинов. В конце XVI века перестал соблюдаться прежний запрет сосредоточения нескольких ленов у одного владельца. Появились крупные земельные владения, владельцы которых уже не имели отношения к военной службе. Также и султаны, начиная с Сулеймана Великолепного, раздавали своим фаворитам и наместникам провинций обширные поместья в наследственное владение. Большинство же тимариотов и займов, неспособных эффективно вести хозяйство, не выдерживали конкуренции с крупными землевладельцами и постепенно разорялись, а значит, уже не могли сами выступать в поход и выставлять требуемое число воинов. Качество турецкой конницы падало, а пехоты – не улучшалось. Проживи Сулейман I еще десяток лет, он наверняка бы испытал уже горечь поражения. Но судьба хранила его от этого. При Сулеймане численность сипахов в войске достигала 200 тыс. человек, а к концу XVII века осталось лишь 20 тыс. Без мощной армии и флота империя не могла существовать, но само наращивание вооруженных сил разрушало экономику страны и неизбежно вело империю к кризису.

Пока в Европе уже в XVI веке бурно развивались рыночная экономика и банковское дело, экономика Турции оставалась главным образом натуральной и во многом патриархальной. Развивалась лишь государственная военная промышленность, причем функционировала она феодальным образом. Почти все промышленные товары закупались в Европе на средства, которые отнимались у тех же европейцев в ходе завоевательных войн. Но подобные завоевания не могли быть прочными. Как раз в середине XVI века основные торговые пути переместились из Средиземного моря в Атлантику и северные моря. Заинтересованность европейских государств в торговле с Османской империей постоянно падала. Еще при Сулеймане Великолепном европейцы нередко предпочитали откупаться от турок, чем сражаться с ними. Но при его преемниках, по мере того как слабела Османская империя, она стала рассматриваться европейскими державами в качестве «больного человека Европы», объекта торгово-экономической эксплуатации и военно-политической экспансии.

Не благоприятствовали Турции и политические изменения, происшедшие в Европе в XVII веке. После того как австрийские Габсбурги проиграли Тридцатилетнюю войну, завершившуюся в 1648 году Вестфальским миром, они на время отказались от борьбы за гегемонию в Германии и сосредоточились на своих наследственных владениях, непосредственно граничивших с Османской империей. Кроме того, противостояние Габсбургской империи с Францией потеряло былую остроту. В результате турки стали терпеть поражения от австрийцев. А после катастрофы под Веной в 1683 году у османов осталась лишь тень былого величия, и их перестали считать серьезным военным противником, опасным для судеб европейских государств.

Вследствие содержащегося в Коране запрета на получение прибыли турки и другие мусульмане Османской империи не занимались торгово-финансовыми операциями. Последние целиком сосредоточились у представителей религиозных и этнических меньшинств: греков, армян, иудеев, французов, генуэзцев, венецианцев и других выходцев из итальянских государств. Таким образом, все те этнические и религиозные группы, которые были связаны с рыночной экономикой и экономическим прогрессом, напрямую не были связаны ни с имперским народом – турками, ни с османской идеей. Не были они заинтересованы и в дальнейших завоеваниях, равно как и в поражениях своих европейских контрагентов.

Султан Мехмед II Завоеватель, правивший в 1444–1446 и 1451–1481 годах, издал так называемый «братоубийственный закон», согласно которому новый султан получил право, но только с одобрения улемов (религиозных авторитетов), предавать смерти своих братьев как явных или потенциальных мятежников, чтобы сохранить единство Османской империи. Закон, безусловно, жестокий и варварский, что, впрочем, не помешало ему стать достаточно эффективным орудием сохранения государственного единства. Та идея, что «предпочтительнее потерять принца, чем провинцию», вероятно, вдохновляла Мехмеда II. Ведь любой из братьев наследника престола мог стать его опасным конкурентом в момент смерти его отца-султана, тем более что четкий порядок престолонаследия так и не был определен и выбор наследника всецело зависел от выбора правящего султана, а его выбор мог неоднократно меняться на протяжении царствования. Бывало, что братьев наследника престола убивали еще до правления Мехмеда II, но случалось это относительно редко, причем обычно поводом служил открытый мятеж нетерпеливых претендентов на престол. Но уже в царствование покорителя Константинополя принцев начали уничтожать во все возрастающем количестве. Сам Мехмед II без колебаний умертвил двух своих братьев. Его сын Баязид II казнил своего племянника Огуза, сына знаменитого принца Джема, который после смерти Мехмеда II восстал против своего брата. После смерти Огуза Баязид II казнил и трех из своих сыновей – тех, что подняли против него восстание. Его сын и преемник Селим I, отец Сулеймана Великолепного, правивший в 1512–1521 годах, в первые несколько месяцев своего царствования казнил четверых племянников, двух братьев, а впоследствии и трех сыновей-мятежников. Сулейман Великолепный последовал примеру отца и умертвил племянника и двух внучатых племянников, а потом и двух своих сыновей вместе с внуками, поскольку они подняли мятеж. Мурад III убил пятерых братьев, а Мехмед III стал настоящим чемпионом, когда в 1595 году в день своего восшествия на престол уничтожил 19 своих братьев, опасаясь восстаний с их стороны. Он же ввел еще один жестокий обычай, по которому сыновьям и братьям султана не позволялось, как прежде, участвовать в управлении империей. Теперь принцев помещали в «золотую клетку» – «Кафес», специальный павильон на территории султанского гарема. Там их общение с внешним миром было весьма ограничено. С одной стороны, это предотвращало возможность заговора с их стороны. Но, с другой стороны, если такие принцы все-таки достигали престола, они имели очень специфический жизненный опыт, который только мешал им успешно править империей. Поэтому султаны все больше превращались в церемониальные фигуры, а реальная власть сосредотачивалась в руках великих визирей. Постепенно количество принцев, уничтоженных в профилактических целях, пошло на убыль. В XVII веке султан Мурад IV уничтожил всего лишь трех из оставшихся у него братьев. Тем не менее за время действия «братоубийственного закона» с начала XVI по конец XVII века было истреблено 60 принцев из правящей османской династии.

В целом характер применения «братоубийственного закона» целиком зависел от правящего султана. В случае, если принцы действительно поднимали мятеж и после этого попадали в руки султана, пощады им, как и в прежние времена, не было. Но теперь султан получил право, пусть и по согласованию с улемами, казнить возможных претендентов на трон даже в том случае, если от них исходила лишь потенциальная угроза мятежа. В этом случае решение бывало чисто субъективным и зависело от личности султана, от степени его гуманизма и жестокости и от его взаимоотношений с данным конкретным принцем. Следует подчеркнуть, что Сулейман Великолепный данным законом вовсе не злоупотреблял и казнил своих сыновей за вполне реальные мятежи, а отнюдь не за одни только подозрения в намерении составить заговор против него. Другое дело, что принцы, над которыми висел дамоклов меч «братоубийственного закона», могли с отчаяния и страха действительно поднять мятеж, опасаясь, что насильственной смерти все равно не избежать, а так хотя бы появится шанс захватить престол.