Всем МНС посвящается.
Заноза. Я ее чувствую или вспоминаю это ощущение? Если, конечно, есть какая-то разница. Но я, Младший научный сотрудник, не могу получить занозу. Это невозможно. Все-таки воспоминание: я еще ребенком, на крыльце большого загородного дома, с занозой в ноге. Рыжеволосая бледная девочка осматривает мою ранку, а рядом крутится пегий щенок. И сразу вспомнился запах того дня: влажный и весенний, наполненный органикой, живой и мертвой. Запах из прошлой жизни.
Я этот момент почти забыл. Вернее, я не могу ничего забыть, но, когда помнишь почти все на свете, многим воспоминаниям просто не остается места в сознании. Один образ вытягивает за собой другой. Вот я открываю глаза и вижу встревоженное лицо своей бабушки. Затем она что-то говорит своему мужу, моему дедушке, и мужчине в халате. Все трое внимательно всматриваются в мое лицо, слушают мои ответы на вопросы и начинают облегченно улыбаться, а бабушка даже заплакала от умиления. Потом я узнал, что почти неделю пробыл в больнице для душевнобольных, потому что у меня проявились симптомы расстройства мышления вместе с амнезией. Я ничего не помню об этих днях. Это был мой самый длительный провал в памяти, но не первый, и не последний.
Я вспомнил девушку с бледной, почти голубой кожей, из-за которой ее рыжие волосы казались еще более огненными. Мы с ней живем вместе, а с нами – старая пегая собака. Чипированная.
Я тогда только устроился младшим научным сотрудником в компанию «Заслон». От названия моей должности также веяло стариной, как и от какого-нибудь «титулярного советника». Каким-то образом в организации сохранилась одна штатная единица МНС и я ее прочно, как потом оказалось, занял. И очень скоро меня стали называть не по имени, а по должности – все и так понимали о ком идет речь. Я был единственным.
Следующая картинка из моей человеческой памяти. Мы с огненноволосой девушкой сидим за столом. У нее болезненно бледное лицо, а я стараюсь делать вид, что мне очень нравится ее пересоленный борщ. Мы молчим, смотря друг на друга и слушая собаку, которая говорит за нас обоих.
Искусственный интеллект люди никогда не воспринимали как полноправного собеседника, если не чувствовали за ним живого существа. Поэтому популярными стали чипы для домашних питомцев. Люди и так всегда разговаривали со своими собаками, а теперь искусственный интеллект еще и отвечал. Питомцы тоже учились реагировать на слова произносимые ИИ, и в результате получалось почти полноценное общение. Особенно хорошо это удавалось именно собакам.
Моя компания в то время работала над усовершенствованием систем радиолокации. Для обработки принятых радиосигналов и построения моделей по ним, требовались огромные вычислительные мощности. И я хорошо помню день, когда спустился в бункер под цехами и увидел только что смонтированный квантовый компьютер. В нагромождении трубок и блоков я сразу почувствовал что-то родное. Моя работа здесь приобрела смысл. И в тот же день умерла наша собака.
Мы ее похоронили на собачьем кладбище, а чип сохранили. Искусственный интеллект 5 лет изучал нашу маленькую семью, все наши привычки, предпочтения, характерные жесты. Этот чип уже сам стал нашей семьей. Собачий поводок я забрал с собой на работу и повесил его в центре своего квакомпа. Я уже не относился к этому многотонному устройству, как к бездушной машине. Он стал моим новым питомцем.
Несмотря на огромные деньги, вложенные в квантовый компьютер, он эти затраты не окупал. Мы увеличивали число кубитов, из-за чего квакомп превращался в подобие маленького завода, но количество никак не хотело переходить в качество. В отличие от послушного и предсказуемого ИИ, квакомп нам не подчинялся.
В качестве учебной задачи мы пытались посредством отражённых радиоволн, оббегающих всю планету, увидеть Париж. Ничего не получалось. Квантовый компьютер нельзя было настроить точно. Самым удачным эпизодом можно было считать показанную им деревню Кирши, в которой, кстати, когда-то был загородный дом моей семьи. Но это совсем не Париж.
