000
ОтложитьЧитал
Из плюсов – у меня теперь были топливо и практически неисчерпаемый источник энергии. Теперь я мог попробовать залечь в спячку на это время. Техника теоретически должна была позволить мне это сделать, ведь была рассчитана на обратную дорогу от Юпитера к Земле. Но и в этом плане были некоторые НО, причем, очень существенные.
И вообще, что будет, когда я догоню Плутон?! Ведь у меня нет спускаемого аппарата. И пусть даже гравитация на Плутоне смешная, если я даже туда удачно приземлюсь на всей этой штуковине, зовущейся моей космической станцией, то уже взлететь обратно в космос на ней я вряд ли смогу. Да и вообще, у меня практически нет топлива на такие глобальные манипуляции, только на торможение, да и то впритык с учетом общей немалой массы корабля в нынешнем виде.
Вообще, эти модули, из которых состояла моя станция были рассчитаны исключительно на маневрирование в космосе: на торможение и стыковку. И точно не на приземление или взлет со спутников Юпитера. Для этого другие аппараты были. К сожалению, в моем распоряжении их не было.
Я и так использовал маневровые ускорители не по назначению. Вряд ли они от этого слишком быстро выйдут из строя, но все же их ресурс был рассчитан на одно торможение по прилету, да на одно по возвращению и все. К тому же топливная эффективность реактивных ускорителей в моем режиме использования была далеко неоптимальной. В режиме тотальной экономии физических ресурсов станции – это меня не очень радовало.
Поэтому, согласно предварительных расчетов, на что мне и хватит топлива, так только на то, чтобы затормозить на подлете к Плутону, стабилизировав скорость и стать его орбитальным спутником или, скажем, следовать за ним на относительно небольшом расстоянии, плавно догоняя, а затем уходя вперед по расширяющейся спирали. Куда конкретно и зачем, вопрос пока открыт.
Еще были спутники Плутона. Хотя с практической, не исследовательской, точки зрения, внимания стоил только наибольший из них – Харон. Он, по большому счету, был уменьшенной копией самого Плутона, только, возможно, без океана. Да и то – не факт, я помнил, что мнения ученых по этому вопросу диаметрально расходились.
По своей сути Харон и спутником-то не был, Плутон – Харон – это была единственная в своем роде двойная планетарная система Солнечной системы. У Плутона с Хароном даже атмосферы были смежными или единой атмосферой, не знаю даже, как правильно это оценивать. Хотя, какая вообще может быть атмосфера при температурах около минус двухсот двадцати градусов Цельсия? Газы почти все в таком холоде замерзают, а у этой парочки мрачных холодных недоплатнет атмосферу все же наблюдали даже в телескоп. Вопрос – из чего же она, если водород с гелием, что здесь точно не замерзали, здесь же и не водились вовсе?!
Остальные мелкие спутники, как раз были спутниками двойной планеты. Вот только были они слишком малы и, думается, представляли собой бесперспективные для меня замерзшие куски льда и скал. Но вот когда я написал слово ЛЕД, внезапная гениальная мысль озарила мою голову! Конгениально – это же идея! То, что мне именно и нужно!
1.13. Пароход
ЛЕД – это отличная идея! Это то, что мне и нужно!
С ума сошел что ли окончательно?! На кой чёрт мне на Северном полюсе лед спросите?!
Нет, пока крыша на месте. Мне тут пришла идея гениального изобретения, по местным масштабам, по крайней мере. Так я вот о чем, собственно. Да, пусть ускорители станции сейчас имеют химический принцип реактивного действия и топлива для сжигания в них у меня осталось совсем чуть-чуть. И это совсем не хорошо. В этом и есть суть проблемы.
А вот решение. Что, если я сделаю некий симбиоз ядерно-электрической двигательной установки?! В принципе – это не новинка в космическом ракетостроении, редко, правда, применяющаяся. Точнее, не применяющаяся на практике пока совсем. Ну или 25 лет назад. Хотя, вроде бы, военные эту технологию пытались взять на вооружение.
Короче, моя идея была такой. Раз энергии на борту у меня сейчас в избытке, этим нужно как-то пользоваться. Мне не хватает ракетной установки иного, не химического типа. Мне нужна действующая ядерная ракетная установка.
Понимаю-понимаю, что вы уже подумали, что космические кукушки свили у меня в башне гнездо, да еще и не одно. Откуда у меня такая установка возьмется в открытом космосе, когда и на Земле куча самых умных ученых это никак реализовать не в состоянии?!
Я ведь до этого много думал, все голову ломал, что если я раздобуду на Плутоне замерзшего метана, где мне для его сжигания кислорода взять? А не надо кислорода и метана не надо! Надо мыслить более креативно.
Ракета, это не только факел керосина в кислороде. Давайте уйдем от химии и сосредоточимся исключительно на физике. Ведь реактивное движение – это и есть физика сама суть. Химию к этому делу прицепили потому, что на этапе первых полетов человека в космос, технологический уклад цивилизации базировался на химических двигателях, чаще внутреннего или реже внешнего сгорания. Потому все умы были повернуты в этом направлении. Раз все туда, значит и космос тоже туда. Машины на бензине, самолеты на керосине, ракеты тоже на цистерне топлива. Нефтегазовая отрасль рулит, финансово. Пять тысяч тонн топлива бахнуть для обычного орбитального взлета, как вам это? А по деньгам? Вот и я о том… Проще прямо баксами кочегарить.
Но я не на Земле, мне наплевать на машины и самолеты и всю нефтедобывющую промышленность разом вместе с ее триллионами зелени. Теперь я далек, не только физически, но и интеллектуально от тяготеющих к Земле заблуждений. Здесь у меня в голове все по полочкам разложилось!
Мне нужен лед. В принципе, подойдет почти любой. С учетом удаления от Солнца и критически низких температур окружающей среды можно будет взять любой лед со спутника Плутона. Говорили, что там замерзший азот вперемешку с метаном должен быть почти на любой поверхности в качестве льда и снега.
Я наберу льда, заполню им хранилища, создам резервуары для нагревания, где он будет переходить из фазы льда сразу в фазу сжатого газа – и вот она моя самодельная ракета! Скорости света не разовью, но потихоньку ехать смогу, это уж точно. Да и приземляться и взлетать с небольших объектов тоже.
Конечно, сказать куда проще, чем сделать. Но в моем распоряжении кроме реактора теперь еще был очень продвинутый космический 3D принтер, печатающий металлоконструкции. В комплекте с ним шли полностью заполненные картриджи для печати. Да, пусть я не мог на нем создать высокотехнологичные устройства, типа электродвигателей или микросхем, но для строительства силовых металлоконструкций он был как раз идеален. А что есть моя новая ноу-хау ракета?! Правильно – металлоконструкция, котельная.
Мне оставалось придумать принципиальную рабочую схему аппарата и дело в шляпе. Почти автостопом по галактике будет и ни каких вам гвоздей. Что мне нужно: система подачи и хранения льда, система нагрева и управляемые реактивные сопла, для выхлопа раскаленных газов. Из глобального – все, пожалуй.
Правда, вот как будет осуществляться подача льда, я пока не очень понимал. Ведь на Земле, обычно в двигателях использовали либо газы, либо жидкости. Твердотопливные ракеты в расчет не беру, здесь у меня совсем иная схема. Это все больше на паровоз или пароход походило. Про паросамолеты я особо не слыхал, во всяком случае, про летающие. Помнится, один русский же мореход такой построил, но он у него в основном ездил, но точно не летал. Насчет плавал ли, не знаю, полагаю, он до водоема вряд ли доехал. Про ракеты с паровыми двигателями в натуральном масштабе я вообще не в курсе. Хотя в качестве детских шалостей ракета из бутылки Пепси и мятной таблеточки Ментос в качестве катализатора работала прекрасно. Пора мне снова вспомнить детство или впасть в него.
Если серьезно, то паровые машины, работающие на каменном угле, давно ушли в небытие – это просто каменный век нашей цивилизации, пусть даже с них и началась техническая революция и они легли в основу всего современного научно-технического прогресса. А все именно из-за неудобства подачи для сжигания этого самого твердотельного угля, загрузки в топку чумазыми нерадивыми кочегарами – так быстро не разгонишься. То ли дело бензинчик, который в двигатель самотеком, тут уже скорость получается.
Моя схема работы паровой ракеты угля не требовала – вместо него было высокотехнологичное электричество от ядерного реактора. Заметьте, электричество еще активнее бензина в двигатель поступает, значит мы будем быстрее пароходов с олухами кочегарами и тех тачек, что с бензобаками.
Хотя насчет баков, я, пожалуй, погорячился. Бак будет. И в нем будет здоровая такая ледышка, которую то ли дробить придется, то ли плавить. Над этим предстояло еще поразмыслить… Короче, если не вдаваться в детали, то все в моей голове в этой ракете работало просто прекрасно. Ледышка со спутника, электричество с реактора, баки с принтера и живем! Точнее, летим или плывем, хотя, может, идем?! Короче, если не заморачиваться в морских терминах, летим, как пароход и пыхтим паром на всю Солнечную систему. Я буду не то, что первым космическим яхтсменом, я как лорд Гленарван на паруснике Дункан раскочегарю котлы и прямо по 37 параллели вокруг солнца вместе с Плутоном, правда без путаника Паганеля, невозмутимого майора и прочей бравой команды шотландцев в шапочках со смешными пумпонами. Ладно, я всегда мечтал в одиночку на яхте вокруг земного шара тур-вояж устроить. Масштабы уплыли, вокруг Солнца теперь дам. Мысль моя летела, обгоняя саму скорость света…
И пока она совсем на Альфу Центавра не ускакала, пока не поздно, я чуть притормозил полет фантазии, чтобы решить вопрос по оптимизации траектории движения к Плутону, ведь если этого не сделать сейчас, то лететь придется дальше и дольше. За это время я с голоду помру!
Надо по-быстрому что-то придумать, смастерить с инновационные двигатели, да в спячку, как бурый медведь, в целях повышенной экономии ресурсов. Только не до весны, а до очередной зимы, только уже плутонианской. Ведь на Плутоне всегда лишь только зима… Собственно, почти, как и в России, никакой разницы. Такова уж моя судьбинушка полярная.
Корректировка курса прошла быстро. Топлива на разные эксперименты особенно не было. Оставалось его лишь только на торможение и минимальный набор маневров на орбите. И то счастье – без техблока у меня и на это бы не нашлось. Правда и не нужно бы было – потом что я бы уже к тому времени превратился в ледяной железный астероид, типа интерстеллара Оумуамуа, только больше не подающего никакие сигналы.
В принципе, на пути у меня никаких преград быть не должно в этих удаленных от Солнца широтах. Пусть Пояс Койпера и населен большим количеством объектов, но они столь удалены друг от друга, что встретить в этих краях какой-либо объект – это скорее удача, нежели проблема. Однако я все же решил просканировать траекторию движения и ближайшие окрестности поподробнее. Мало ли, какая комета или просто глыба льда там могла оказаться или двигаться перекрестным курсом. Конечно столкновение двух пуль представлялось маловероятным, тем не менее. Это же неизведанные области были и мелкие небесные тела носились по ним совершенно неучтенными.
Да что там мелкие, сам Плутон открыли лишь в 1930 году! Менее, чем сто лет назад. Хотя, ошибаюсь, уже более, я же пролетал где-то четверть века – значит уже куда больше. Цветные фотографии его поверхности появились на Земле только в 2015 году в рамках миссии «Новые горизонты». А до этого момент мы о нем знали, как о сереньком пятне в черноте пространства.
Спутник Харон открыли в 1978 году, а более мелкие спутники и вообще в начале двухтысячных. И вот именно насчет них у меня теперь были некоторые планы. Особенно меня интересовала Гидра со своей сверхблестящей поверхностью. Может быть этот небольшой спутник оправдает свое название и его лед окажется водным, а не азотным или метановым.
Я подумал, что в качестве ракетного топлива вода подошла бы мне наиболее оптимально в отличие от прочих замерзших газов. Ведь вода тает лишь при нуле градусов Цельсия. И кто его знает, может быть мне все же удастся вернуться на Землю. Но по приближении к Солнцу азот или метан могут растаять в моих хранилищах раньше времени. Вода – точно нет, по крайней мере, если ее в теньке держать. Поэтому, я хотел найти именно воду. И вообще, если так по мне, вода куда приятнее, остальных элементов.
И еще один фактор говорил мне в пользу Гидры. Мне представлялось, что к ней я как раз бы смог спуститься и, главное, потом подняться, заправившись водичкой, точнее, ледышками. Ведь размер Гидры совсем небольшой – примерно 43 на 33 километра, гравитация минимальная, радиус орбиты около 65 тысяч километров. Оптимальное место для первой тренировки. Потом можно будет исследовать Никту, дальше взяться за Харон и уже только после него, если, конечно, все сложится удачно, будет сам Плутон.
Утро, день, вечер, ночь – все у меня перемешалось в голове в последнее время. И это не очень хорошо сказывалось на организме, которому требовался жесткий земной ритм жизнедеятельности. Но с возобновлением подачи электроэнергии я снова настроил суточные ритмы изменения освещенности. Конкретно сейчас у меня был уже вечер. День выдался насыщенным на события и достаточно удачным. Главное, у меня теперь была электроэнергия и вроде бы произошло адекватное сопряжение компьютерных систем обоих модулей, которые поначалу не очень желали воспринимать друг друга. Но после полной перезагрузки дело пошло на лад и без моей помощи. Лишь иногда электронный голос спрашивал моего разрешения на то или иное действие.
Не прошло и трех часов, как я уже мог управлять техмодулем прямо из своего консервного домика. Что-то уж очень мне не хотелось вылезать лишний раз. И раз наружу не хотелось, а жажда творчества присутствовала, да и техника теперь позволяла, значит надо было действовать, пока энтузиазм не испарился.
Что мне требовалось сделать для создания новой реактивной системы движения: резервуар для хранения льда, емкость нагрева и несколько реактивных разнонаправленных сопл для ускорения и маневрирования. Отдельно стоило подумать о том, где все это разместить. То ли спереди, то ли сзади. Я долго колебался над этой дилеммой. В итоге решил монтировать все в носовой части, параллельно с модулями, но чуть-чуть пониже, чтобы ничего то ли не сжечь, то ли не заморозить реактивным паром. А еще в носовой и хвостовой частях требовалось сделать по несколько небольших сопл для рулежки и маневрирования.
Как я уже говорил, несмотря на то, что мой принтер и был универсальным солдатом, но все же он не был в состоянии делать слишком уж высокотехнологичные вещи. А посему устройство моего ракетоносителя должно было быть максимально простым и супернадежным, что в условиях температур под минус двести тридцать было сделать не так и просто. При такой погодке любой технике тяжело, сталь, например, превращается в хрупкое стекло. Да что там сталь, здесь большинство газов находится либо в твердом состоянии, либо в жидком, но точно не в газообразном. Вот, кстати, из-за чего мне и непонятно, откуда у Плутона и Харона вообще взялась атмосфера, если все имеющиеся газы там вроде как замерзли?
Вот как мне здесь сделать ракету, какой еще никто ни разу в жизни не производил? Эдакий космический флайборд… Вот какую конструкцию я придумал – решил смонтировать всю технику одной большой трубе, размером примерно с мой жилой модуль. Примерно две трети от начала трубы будет занимать емкость для хранения льда с большой крышкой-диафрагмой на носу, через которую я буду загружать лед. Там же по стенкам будут расположены нагревательные тэны, которые будут подтапливать лед по внешним кромкам, до появления пара. Дальше пар будет из хранилища попадать через небольшое отверстие в камеру высокотемпературного нагрева, где будут установлены мощные нагреватели, которые будут раскалять газ и повышать давление. А уже дальше этот газ будет поступать по трубопроводам в сопла и вырываться наружу, прямо в открытый космос, создавая реактивную тягу. И моя станция станет первой искусственной кометой в Солнечной системе. Думается, хвост будет очень даже фееричным.
Все управление тягой и маневрированием будет осуществляться только за счет нагрева и открытия кранов. То есть никаких сложных механизмов по изменению вектора тяги. Ломаться вроде бы нечему. А если вдруг где станет ледяная пробка – вылечим разогревом и продувкой горячим газом или паром.
Я решил сделать две реактивные системы. Во-первых, чтобы развесовка корабля была получше, а во-вторых, для использования разного топлива. Я подумал, что одну ракету заправлю водой, а другую, например, замерзшим азотом и на практике определю, что из этого лучше работает в существующих реалиях.
Теперь оставалось прописать программу печати этих механизмов на принтере. Но это уже задача на завтра. Дело было не таким уж простым, как может вам показаться из моего описания конструкции. И его следовало выполнить без ошибок. А сейчас по моим часам был поздний вечер. Посему я решил устроить себе нормальный праздничный ужин и отметить удачу, которая меня пока не покидала, потом принять космический душ и зависнуть спать. Завалиться в невесомости не очень получалось. Сил на завтра требовалось немало, да и голова должна была быть свежей.
Хотелось бы в баньку, да пива, но были только тюбики, в основном с пюре и котлетами. А еще был совсем большой тюбик для меня, в котором я душ принимал. Но и на том спасибо, ведь могло и этого всего не быть, если бы посреди открытого космоса мне не повстречался техмодуль обеспечивший меня энергией. Если бы не он, был бы я уже как замороженный полуфабрикат в холодильнике, но я же тем временем мечтал не меньше, чем о покорении Пояса Койпера, куда пока что не только человек, техника даже почти не летала.
Вот только подумайте, Гагарин облетел Землю на высоте 302 километра, а я улетел от нее на четыре с половиной миллиарда километров и это если по прямой, а мы тут в космосе прямыми путями не летаем вообще-то. Дальше меня только Вояджеры с «Новыми горизонтами» забрались! Но ведь это обычные беспилотные маленькие жестянки, а я тут сам лично присутствую!
Короче говоря, что-то после тюбика пива меня начала распирать гордость за свои достижения. Пусть и случайно, но я же здесь первый! Жаль только, что никто не в курсе. Мощности и точности настроек моих передатчиков было недостаточно, да и приемники тоже молчали. Да что там, если бы даже хватило мощностей, никто меня здесь не ожидал увидеть…
И вот вылезая из душа на таком подъеме… вдруг меня так тряхнуло, что я, со всего маху, не помню уже каким местом, влетел в противоположную стенку. Свет погас, и я подумал, что все – конец мне пришел на столь мажорной было ноте.
1.14. Авария
Но конец пока не прилетел. Мое заключение о полном нокауте было преждевременно, потому что, если бы все закончилось, то все бы и закончилось, а я пока чем-то что-то о чем-то думал – значит существовал.
Судя по тому, что я не отлипал от стенки капсулы, мой корабль выписывал активные кульбиты в открытом космосе, крутясь, как подбитый волчок. Наверное, но не точно…
Я сильно ударился затылком, голова кружилась и болела, что несколько мешало здравым рассуждениям без нытья. Да и вообще, меня порядком приложило о стену. Хорошо хотя бы, что на ней в этом месте ничего жесткого не было. Иначе так что еще и сломать недолго. Но в целом, кроме ушибов я был более-менее цел. Но опять же, это не точно, потому что темно было и ничего не видно.
Вообще странно, если бы я налетел на какой-либо значительный космический объект или он на меня, то на этих космических скоростях от моей станции мало чего должно было остаться, кроме брызг металла, рассеянных по бескрайним просторам Вселенной и поглощенных массивными объектами, а потом и вместе с ними черной дырой. Это в случае объекта нормальных размеров.
Если же объект, протаранивший меня, был бы маленьким, то он просто прошил бы мою станцию, примерно, как пуля, разгерметизировал ее и мои потроха, раскиданные в разные стороны перепадом давления получше, чем самым злобным чужим, были бы уже заморожены на стенках этой дырявой консервной банки.
Но нет же, я был жив. Станцию болтало жутким образом. Но, по-видимому, в общем и целом она была не разрушена. Только вот понять, как так это могло произойти я был не в состоянии.
Так что же случилось и что делать?!
В кромешной темноте наощупь я добрался до пульта управления. Кое-как перешел на резервное питание. Ведь ранее я все перенастроил на прямое энергоснабжение с реактора в целях продления жизнеспособности аккумуляторных батарей.
Зажглось тусклое аварийное освещение. Компьютерная система перезагружалась. Снова заработала система жизнеобеспечения: воздух пришел в движение, остальные системы возвращались в нормальный режим функционирования.
Когда компьютер полностью загрузился, я увидел, что потерял контакт с реактором. Питания на контактах не было. Первой мыслью у меня было – может это реактор рванул?!
Включил внешний обзор. С системой видеонаблюдения дела обстояли не лучшим образом. Из десяти камер работали лишь две, одна из которых была направлена в космос, а вторая захватывала часть моего модуля. С камерами технического модуля вообще связи не было, собственно, как и со всей его электронной системой.
В общем, ничего ни хорошего, ни плохого по камерам я не увидел. Даже и не знаю, в качестве какого знака, положительного ли или отрицательного, стоило это все пока трактовать. Что точно требовалось, натягивать скафандр и скорее наружу выбираться, оценивать масштабы ущерба лично и быстро исправлять то, что там произошло из нехорошего.
Выровнять станцию в пространстве было пока невозможно, так как я потерял управление над техническим модулем, а он у меня был теперь маневровым. В моем топлива не осталось совсем.
Хорошо еще, что аккумуляторы жилого блока успели достаточно хорошо зарядиться. Так я хотя бы мог не волноваться, за то, что энергия вдруг кончится, и дверка шлюза не откроется, когда я буду снаружи.
Сейчас я и не вспоминал вовсе ни о каких чужих, которые, как мне казалось раньше подстерегают меня снаружи. Хотя, текущая ситуация как раз была такой, что можно было бы и задуматься об этом. Но адреналин не давал мне трезво рассуждать.
Шлюзование, как мне показалось в этот раз, длилось целую вечность. Но вот я оказался снаружи. Первое, что бросилось мне в глаза – это искореженный металл рампы принтера, на который я возлагал такие большие надежды. Не знаю, остался ли он в работоспособном состоянии и смогу ли я его починить. А вот реактор и технический модуль управления были совершенно целы. Правда все провода были сорваны.
И только потом, когда я пригляделся получше ко всему этому безобразию, понял, как же мне повезло. Мой жилой модуль, который я ранее пристегнул двумя тросами лебедок, болтался лишь на тонкой ниточке, оставшейся от витого разодранного стального лебедочного троса, если можно так сказать.
Одной лебедки вообще не было. Она, должно быть, улетела в открытый космос вместе с куском рамы, к которому бала прикреплена. А ведь это был самый прочный и толстый металл на всем моем кораблике.
Тот же трос, на котором болтался жилой модуль, почти разорвался и держал меня каким-то чудом буквально на паре-тройке тонких уцелевших жил. И они тоже могли в любой момент порваться из-за центробежной силы, растягивающей модули.
Не задумываясь, я тут же отцепил страховочный фал от скафандра. Очень осторожно перебираясь по поврежденному тросу, чтобы не оборвать его своим неловким движением, а также, чтобы не проткнуть скафандр острыми концами, торчащими во все стороны, словно шипы колючей проволоки, прицепил фал к целой части рамы. Теперь можно было выдохнуть. Если что, модуль в открытый космос уже точно не улетит.
И снова только что и могу сказать, что мне повезло. И все! Метр вправо, метр влево и вместо рампы в пустоте пространства растворился бы я сам вместе со своим жилым модулем. Но нет, моя история продолжалась не в сослагательном наклонении.
Рама была повреждена в хвостовой части конструкции, тогда как вся техника была впереди, включая манипулятор. Все там на первый взгляд более-менее было цело. Главное – не пострадал реактор! Да вообще техника не пострадала, просто снесло часть рамы, да лебедку. Это были самые не критичные разрушения! Жизнеобеспечение ведь не пострадало.
Я прекрасно понимал уровень опасности нахождения в открытом космосе, когда какой-то неизвестный объект только что чуть не снес напрочь мою станцию. Или моя станция его снесла. Хотя, если подумать, открытый космос здесь везде. Что я снаружи модуля, что изнутри, разницы в уровне опасности нет вообще.
Даже так скажу, внутри вряд ли безопаснее. Десять метров левее и остался бы хвост без головы. И не рассказывал я бы вам всю эту историю. Она бы оборвалась на месте, предшествующем этому описанию. А так, голова есть и пол хвоста осталось. В принципе, вполне щедрое предложение от судьбы. Ну и раз так, то повоюем еще!
Вообще, насколько я себе представлял космические столкновения – они должны были иметь исключительно фатальные последствия из-за высоких скоростей. Представьте – скорость пули всего каких-то 300-500 метров в секунду, ну может 1000 для хорошей винтовки. Что делает пуля? Она все прошивает насквозь на своем пути. А ведь пуля всего каких-то десять грамм весит.
Теперь оцените параметры движения моего корабля – скорость около 75 километров в секунду! Это примерно раз в 150 быстрее среднестатистической пули и в 16 раз быстрее скорости движения самого Плутона с его орбитальными 4,67 километра в секунду.
Вокруг Плутона, точнее, вместе с ним, хвостом за ним, да как хотите вообще, могли двигаться различные объекты, захваченные его гравитационным полем. Ведь его почему из планет разжаловали – потому что он не расчистил себе свободной траектории движения и вот из этого космического мусора, если можно так сказать, что-то могло быть не больше пули, что-то размером со стол, а что-то и пару десятков или сотен метров в поперечнике. И не важно, что мы об этих объектах на Земле пока ничего не знали. Ведь в основном мы здесь о всяких крупных ледышках знали, лишь потому что они хорошо отражали скудный свет этого мрачного местечка. То, что плохо светилось, вообще за кадром оставалось неувиденным. Классические каменные метеориты такой особенностью не отличались и были здесь черными кошками в темной комнате.
Но все это теория. На практике я видел совсем другое – в меня явно не метеорит влетел. Каменный или ледяной метеорит просто бы срезал как лезвием бритвы часть металлоконструкции и все. Возможно, был бы взрыв, особенно, если бы это был ледяной объект газового льда.
Но ведь ничего такого не было. Повреждения имелись, но их характер был, на мой взгляд, странным. Не было ровных острых кромок среза или слома. Все было как-то смято, выдрано. Вот именно что и было мне непонятным для сверхвысоких скоростей столкновения и сверхнизких температур окружающей среды, в которых даже адаптированные для таких условий металлы становятся хрупкими.
Но вот это в повреждениях как раз и выглядело не так. Походило на то, что мой корабль столкнулся с чем-то мягким, причем столкнулся не слишком уж быстро даже не по космическим меркам… Повреждения имели характер смятия, а не мгновенного срезания или разрушения.
Вопросов пока было явно больше, чем ответов. И все это вертелось у меня в голове, пока я лазил по моей космической станции, цеплял фал, перецеплял лебедки и просто осматривал повреждения.
Прицепив трос оставшейся рабочей лебедки, отправился техмодулю, чтобы подтянуть жилой отсек и установить его обратно в жесткую связку. И тут я увидел то, что мне очень не хотелось бы видеть вообще…