000
ОтложитьЧитал
Чёрный. Ну, вот, договорился. Значит, и нас с тобой нет, что ли?
Белый. Есть. В виде оттенков. Вот, посмотри, как там у них всё не однозначно.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Действующие лица:
Феликс, банковский клерк, 42-летний мужчина болезненного вида.
Амелия, его жена, 36 лет.
Гарри, их старший сын, 12 лет.
Джейкоб, их младший сын, 6 лет, у него детский церебральный паралич, он в инвалидной коляске.
США, частный дом, уютная комната. Амелия вяжет, сидя на диване. Гарри сидит за компьютером, играет, рядом с ним в коляске Джейкоб. Входит Феликс. Снимает пальто, подходит к детям, взъерошивает волосы старшему сыну, целует в щёку младшего. Садится на диван рядом с женой.
Амелия (откладывает вязание). Ты от врача?
Феликс (утвердительно кивает головой).
Амелия. Результаты обследования готовы?
Феликс. Да, мне выдали их на руки. (После паузы) Гарри, возьми Джейка и идите, погуляйте.
Гарри. Ну, пап…
Феликс. Давай-давай. Наиграешься ещё.
Гарри неохотно выходит из-за компьютера и выкатывает коляску с братом из комнаты. Феликс встаёт, задумчиво ходит по комнате.
Амелия (пристально смотрит на мужа). Феликс, не молчи. Ты пугаешь меня.
Феликс (глухо). Всё хуже, чем мы думали, дорогая. Это не мигрень. Это опухоль головного мозга.
Садится на диван, обнимает жену.
Амелия. Ты сказал это так, словно приговор зачитал. Но, милый, сейчас ведь медицина на таком уровне, что излечиваются практически все болезни. Разве что, кроме рака. У нас есть деньги на лечение. Опухоль можно удалить. Разве нет?
Феликс. Да, можно. Но дело не в этом. Врач сказал, что после операции – даже если она пройдёт успешно – я… В общем, я стану овощем. Я не смогу не только работать – не буду ни ходить, ни сидеть, ни говорить. Только лежать. Буду есть, пить и… извини, испражняться. В судно. Это может длиться долго, годами…
Амелия. О Боже…
Тихо плачет, прижавшись к мужу.
Скажи (с робкой надеждой), ты веришь врачу? Он не может ошибаться?
Феликс. Верю. Он сказал, что при повреждении этого участка мозга всё происходит именно по такому сценарию. Всегда. Другие варианты исключены. Таковы практика и их многолетние наблюдения.
Пауза. За окном слышны весёлые голоса Гарри и Джейкоба.
Амелия. А если?..
Феликс. Если операцию не делать? Да, я тоже задал ему этот вопрос. Тогда я протяну месяца два. Максимум, три. Опухоль уже сильно разрослась.
Амалия встает с дивана, подходит к окну, смотрит, как играют дети.
Амелия (задумчиво). Значит, так надо. Значит, таков наш крест. Ты ведь знаешь: ничего в жизни не происходит случайно. Это испытание для нас обоих. Для нашей любви.
Садится на диван, обнимает Феликса.
И мы с тобой выдержим его. Ведь правда?
Феликс (после паузы). Выдерживать придётся тебе одной, родная. Я уже не в счёт.
Амелия снова плачет.
Пойди, скажи детям, чтобы шли домой. На улице сегодня прохладно.
Амелия медленно, глубоко задумавшись, выходит из комнаты. Феликс подходит к письменному столу, выдвигает один из ящиков, достаёт револьвер. Задумчиво:
Да, я не в счёт… И этот счёт уже не в нашу с тобой пользу, дорогая. До сих пор было два-один – мы с тобой против болезни Джейкоба. А теперь будет один-два: ты одна, а нас, инвалидов, станет двое. Это – чистый проигрыш.
Стоит перед окном с револьвером в руке, смотрит на улицу, где слышны голоса детей и Амелии. Белый встаёт из-за столика подходит вплотную к Феликсу. Стрелки часов замирают, стук метронома прекращается. Время останавливается. Феликс стоит в неподвижности. Белый пристально всматривается в лицо Феликса.
Чёрный. Ты собираешься вмешаться?
Белый. Нет. Ты же знаешь: по условиям Большого Эксперимента, это невозможно. Я пытаюсь понять.
Чёрный подходит к ним, становится по другую сторону от Феликса, тоже смотрит на него.
Чёрный. Что понять? Мне кажется, здесь без вариантов. Сейчас прозвучит выстрел, и моя чаша весов опустится. Ведь его вера рассматривает суицид как величайший грех. Уж теперь-то ему, точно, не спастись.
Белый. Думаешь, он забыл об этом? Тому, кто затеял Большой Эксперимент, заранее известен результат, но он всегда оставляет человеку право выбора. И смотрит, чем это заканчивается. Этот человек сейчас принимает решение. Очень трудное. Он делает это ради любимой женщины. Ради детей. Нет, если он выстрелит, должна будет склониться вниз моя чаша весов.
Чёрный. Посмотрим.
Чёрный и белый возвращаются к журнальному столику, стоят рядом с ним, наблюдают за Феликсом. Снова под звук метронома идут часы на стене.
Феликс (тихо). Да, счёт не в нашу пользу. А так тебе будет легче. Прости меня, родная… Прости меня, если это возможно, великий и милосердный Боже (крестится).
Свет на сцене гаснет. Раздаётся выстрел. Чёрная чаша весов медленно опускается.
Чёрный. Ну? А я что говорил? Тебе шах!
Белый. Не спеши. Опять забыл, что их мир не чёрно-белый? В одном человеке, в одном человеческом поступке могут присутствовать разные цвета.
Чёрный. Ну, знаешь… Это что получается? Скажем, я заставлю какого-нибудь серийного маньяка днём резать людей, а вечером ты усадишь его на мягкий диван, и он начнёт пускать розовые слюни от нежности, кормя сыром своего ручного мышонка? И эта сцена уравновесит весы?
Белый. Не ёрничай, пожалуйста.
Голос Амелии: Дети, вы слышали? Что это было?.. Ну-ка, скорее в дом!
Весы медленно выравниваются.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Действующие лица:
Алексей Михайлович Строков, российский бизнесмен, высокий, статный мужчина 50-ти лет.
Михаил, помощник бизнесмена, 32 года.
Анна, красивая женщина, 26 лет.
Алёна, её дочь, 4 года.
Телеоператор.
Первый мужчина, второй мужчина – гости Строкова.
Первая старушка, вторая старушка– прихожанки в церкви.
Стандартный рабочий кабинет. Энергично входит Строков, человек с волевым лицом и статной фигурой, в дорогом костюме. Следом идёт его помощник.
Строков (на ходу говорит по мобильному телефону). Нет. Не надо… Я сказал – не надо! Ты не какого-то там «Иван-Иваныча» – ты меня слушай! Тебе кто зарплату платит? Вот, то-то. Всё, отбой. Выполняй! (Усаживается в кресло, обращается к помощнику). Садись, Миша. Что у нас там с выборами? Докладывай.
Михаил. Всё идёт по плану, Алексей Михайлович. Провели очередной опрос населения – как и ожидалось, ваш рейтинг ещё подрос. Опережаем конкурентов заметно.
Строков. Это хорошо. А то достал уже этот депутатский корпус – тому поклонись, этого подмажь, чтобы бизнес нормально продвигался. Ничего, вот пройду на выборах – мне начнут кланяться… Ветеранам на моём избирательном участке подарки развезли по домам?
Михаил. Так точно.
Строков. Консервы для ветеранского пакета где закупали?
Михаил. Как вы и приказывали – на оптовой базе.
Строков. Правильно. А то мне Михай жаловался – срок годности у этих банок неделю как истёк, не знает, куда девать. И его выручили, и старичкам радость, и сэкономили мы порядком на этой закупке. (Закуривает) Ролик с моей речью запустили на местном телевидении?
Михаил. Да, вовсю крутят. Кстати, вы на одиннадцать назначали съёмку с этой молодой мамашей – она в приёмной, ждёт.
Строков. А, давай, давай, заводи! Речь ей написал?
Михаил. Обижаете, Алексей Михайлович: ещё вчера отдал – надеюсь, выучила текст.
Идёт к двери, открывает.
Заходите, Анна.
Входит Анна. Она заметно волнуется. За руку ведёт Алёну. Девочка в марлевой маске, на голове плотно, по-старушечьи повязанный платок.
Анна. Здравствуйте, Алексей Михайлович!
Строков (выходит из-за стола ей навстречу). А, здравствуйте, здравствуйте, Аннушка! Ну, что ж вы и дочку-то с собой…
Анна. Так ведь не с кем оставить.
Строков. Как её здоровье?
Анна. Да, вот, я как раз хотела об этом…
Михаил. Это потом, потом. Давайте сначала дело.
Строков. Да, действительно, а то хлопот невпроворот. Вы готовы, Аня?
Анна. Да.
Строков. Миша, а оператор где?
Михаил. Здесь, здесь. (Громко, в сторону двери) Саш, ну где ты там?
Входит оператор с телекамерой, начинает устанавливать её на штатив.
Аня, вам сюда.
Женщина усаживается на диван, поправляет причёску. Пока оператор устанавливает камеру, Алёна подходит к Строкову.