© В. Визильтер, 2022
© Интернациональный Союз писателей, 2022
Предисловие от автора
Первые стихи я прочёл 9 мая 1945 года на воинском кладбище, где были похоронены освободители деревни. Стихи я услышал по радио незадолго до Дня Победы и помню до сих пор…
Куда б ни шёл, ни ехал ты,
Но здесь остановись,
Могиле этой дорогой
Всем сердцем поклонись.
Кто б ни был ты – рыбак, шахтёр,
Учёный иль пастух, —
Навек запомни: здесь лежит
Твой самый лучший друг.
И для тебя, и для меня
Он сделал всё, что мог:
Себя в бою не пожалел,
А Родину сберёг.
Михаил Исаковский
После прочтения трижды прозвучал залп почётного караула, во время которого командир держал на руках дитя войны. Этот момент я запомнил на всю жизнь.
Весь последующий поэтический путь разделился на две части: до и после судьбоносной встречи. В первой половине этого пути стихи были реакцией на боль, попыткой выбраться из внутреннего тупика:
Душа моя,
Истерзанная когтями непосильного оброка.
Я с болью вглядываюсь в мрак.
Неужто ты по воле Рока —
Лишь пища для собак?!
После встречи с Любимой женщиной стихи стали откровением об освобождающем душу даре любви.
В тебе неповторимый свет
И тайна первого свиданья,
Тебя, загадку мирозданья,
Разгадываю много лет…
Главные действующие лица
РУСЛАН ЛОХОВ, редактор телекомпании «МТВ», 25–30 лет.
АРИАДНА, 20 лет, дочь критского царя Миноса, принцесса бала, натурщица, журналистка.
РАГНЕДА РОМАНОВНА РУДЕНКО, 35–40 лет, замдиректора Дирекции по производству документальных телефильмов телекомпании «МТВ».
АРТЁМ (ТЁМА), 16 лет, ученик 9-го класса.
МАКСИМ, сослуживец и ровесник Руслана.
ЗИНАИДА ЖЛОБИНА, АЛЕКСЕЙ ВЕНЕДИКТОВИЧ, ГОША ВАСЕЧКИН, сослуживцы Руслана.
ВЛАДИМИР ВЕТРОВ, пианист.
ДИМОН, рыбак, друг Руслана, бригадир артели.
МАРАТ ГЕЛЬМАН, галерист.
Второстепенные действующие лица
РЕЖИССЁР и СЦЕНАРИСТКА, авторы конфликтного фильма.
УЧАСТНИКИ БАЛА ОЖИВШИХ ПОРТРЕТОВ: РАСПОРЯДИТЕЛЬ, «ПРИНЦ» и др.
ПАЛ ПАЛЫЧ, меценат, и его «шестёрки».
МУЗЫКАНТЫ ДЖАЗ-ГРУППЫ в ночном клубе «Пеликан».
ПРИЁМЩИК ЦВЕТНОГО ЛОМА.
МУШКЕТЁРЫ: АТОС, ПОРТОС и АРАМИС.
МИРОСЛАВ ИКОННИКОВ, живописец.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР ГАЗЕТЫ «МИРовые НОВОСТИ».
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ АНДРЕЕВ, вице-президент телекомпании «МТВ».
КЛАВДИЯ КОРНЕЕВНА КРИВЕНКО, сменщица Руденко.
ХУДОЖНИКИ, РЫБАКИ, СКОМОРОХИ, ЖУРНАЛИСТЫ, ЗЕВАКИ И ПРОЧИЕ СОЗНАТЕЛЬНЫЕ И НЕСОЗНАТЕЛЬНЫЕ ГРАЖДАНЕ.
Время действия киноповести – Москва, середина 90-х годов ХХ в.
Часть первая
Да, вот он, мой самый желанный,
Единственно правильный путь!
Пробиться сквозь тину будней,
Солёного ветра глотнуть
И снова, не зная сомнений,
Бесстрашно в грядущее плыть…
Легко или трудно – неважно!
Лишь это и значит жить!
Нурдаль Григ
Пролог
Уличные музыканты на Арбате исполняют песню Булата Окуджавы о бумажном солдате.
Один солдат на свете жил,
красивый и отважный,
но он игрушкой детской был:
ведь был солдат бумажный.
Он переделать мир хотел,
чтоб был счастливым каждый,
а сам на ниточке висел:
ведь был солдат бумажный.
Он был бы рад – в огонь и в дым,
за вас погибнуть дважды,
но потешались вы над ним:
ведь был солдат бумажный.
Не доверяли вы ему
своих секретов важных,
а почему?
А потому,
что был солдат бумажный.
А он, судьбу свою кляня,
не тихой жизни жаждал
и всё просил: «Огня! Огня!»,
забыв, что он бумажный.
В огонь? Ну что ж, иди! Идёшь?
И он шагнул однажды,
и там сгорел он ни за грош:
ведь был солдат бумажный.
Картина первая
Сцена первая
Резкий, пронзительный звонок будильника. Рука бьёт по будильнику, и он замолкает. Заспанное лицо молодого человека, лет 25–30. Это Руслан Лохов. Он нехотя выползает из-под лёгкого одеяла, опускает ноги в шлёпанцы, медленно шаркающей походкой бредёт на кухню, включает электрокофейник и направляется в ванную. Слышен шум воды. Выходит из ванной, вытаскивает ломтик белого хлеба из полиэтиленового пакета, кладёт в тостер, вытаскивает початый брикетик сливочного масла, кладёт на кухонный столик. Проходит в комнату, медленно, нехотя одевается, снова возвращается на кухню, завтракает: весь завтрак – ломтик хлеба с маслом и чашка кофе. Выходит из квартиры, спускается на лифте на первый этаж, вытаскивает из почтового ящика газету «МК» и массу рекламных листков. Листки, не читая, выбрасывает в мусорную корзину. Так же, нехотя, выходит из подъезда, бредёт по улице, ныряет в метро. Через некоторое время выныривает на другой станции. Подходит к серому, мрачному, массивному зданию с вывеской «Телекомпания „МТВ“». Заходит внутрь. Идёт по длинному чиновничьему коридору, подходит к двери с вывеской «Дирекция по производству документальных телефильмов». Открывает дверь, входит в большую комнату, заставленную столами. Обычная атмосфера начала рабочего дня: кто-то пьёт кофе, кто-то из женщин завершает макияж, кто-то говорит по телефону… Руслан Лохов подходит к своему столу, включает компьютер, начинает работать. Звонит телефон. Молодой человек весь погружён в работу, не слышит звонка.
ДЕВУШКА (с противоположного угла комнаты). Руслан! Лохов, возьми трубку.
РУСЛАН (берёт трубку). Слушаю. Да, Руслан. Да, я просмотрел ваш фильм. Работа интересная. Проблема некоммуникабельности человека в современном обществе обозначена достаточно явно и решена в острых конфликтных ситуациях. Не за что. Это ведь на мой взгляд. А есть ещё взгляд руководства. Они могут и не совпадать. Да. Кассету я передал Рагнеде Романовне. Обсуждение назначено на 12 часов. (Кладёт трубку, выходит в коридор.)
Открывается дверь, на которой написано «Замдиректора». Внизу – «Рагнеда Романовна Руденко». Из кабинета выходит женщина бальзаковского возраста, в сером костюме, белой блузке. Серые глаза, серое невыразительное лицо, узкие губы.
РУДЕНКО. Где этот мудифер?
КТО-ТО. Вышел покурить.
РУДЕНКО. О господи! Он когда-нибудь работает?! Придётся ему поставить стол на лестничной площадке. Позовите. Нечего ему там болтаться. (Входит Руслан Лохов.) Лохов, подойдите поближе. Не бойтесь, я вас не съем. (Лохов подходит.) Что это за мудянка? (Размахивает перед его носом стопкой бумаг.)
РУСЛАН. Это не мудянка.
РУДЕНКО. А что это?
РУСЛАН. Это рецензия на фильм.
РУДЕНКО. Какая это рецензия? Это целая диссертация. Что вы мне тут нагородили? Каких-то иностранцев приплели: Дзига Вертов, какая ещё Дзига? Крис Маркер. Сплошь собачьи имена. Эйдельман, Кармен, Эйзенштейн. Господи, язык сломаешь! «Монтаж аттракционов» какой-то. Оставьте эти аттракционы для парка культуры и выбросьте из головы всю чушь, которой вам забивали голову во ВГИКе в течение пяти лет.
РУСЛАН. Вы понимаете, Рагнеда Романовна, фильм необычный, со сложной драматургией, с интересными цитатами из мировой истории документального кино, оформленными в непрерывный поток сознания…
РУДЕНКО. Ты мне Лазаря не пой. Я учёная. Словоблудие всё это, понял? Не фиг тут турусы разводить на колёсах. Напиши мне максимум на полторы страницы простым, доступным языком, каким простые, нормальные люди разговаривают. Чтоб и дебилу было понятно.
РУСЛАН. Дебилу? Ну ладно, я напишу для дебила…
РУДЕНКО. Для кого?! Ты на что намекаешь?!
РУСЛАН. Я? Й-й-я… ни на что, может быть, я не так выразился. Я постараюсь, чтоб дебилу было понятно.
РУДЕНКО (швыряет ему рукопись. Листки разлетаются по полу). И чтоб к концу дня было понятно. Тьфу ты, чёрт, совсем ты меня замордовал своим словоблудием. Готово, понятно?
РУСЛАН (ползая у её ног, собирая рассыпавшиеся листки бумаги). Понятно.
Кто-то хихикнул. Уж больно сцена комическая.
РУДЕНКО. Я вижу, кому-то смешно? А вот мне не смешно. Если кому-то не нравятся условия работы, мы никого не держим. Понятно? Я к руководству. Когда вернусь, чтобы у всех был готов план работы на следующий квартал. Понятно?
Руденко уходит. Всеобщий вздох облегчения. Некоторые устремляются на лестничную площадку. Руслан пытается закурить, но руки дрожат и ничего не получается. Молодой парень, его ровесник, подносит ему огонь.
РУСЛАН. Спасибо, Максим.
МАКСИМ. Н-да, ты, что называется, принял огонь на себя. Мой тебе совет, как друг тебе говорю: прими на грудь сто грамм – и сразу почувствуешь, что вся эта хрень яйца выеденного не стоит. Идём, пока мадам отсутствует, остограммимся. У меня тоже голова раскалывается. Вчера в «Пеликане» подхватили двух тёлок, так они жрут похлеще мужиков. Ну и ночка. И так голова стопудовая, а тут ещё эти вопли Видоплясова. Прямо искры высекают. Пошли, зальём пожар.
РУСЛАН. Да мне ж ещё надо текст для дебилов.
МАКСИМ. Дебильный текст я тебе сделаю за полчаса.
К ним подходят молодые мужчина и женщина. Здороваются.
РУСЛАН. Обсуждение переносится на некоторое время. Руденко вызвали к руководству.
МАКСИМ. Что очень кстати. Приглашаю всех на рюмку кофе. Перед обсуждением надо подкрепиться. Нельзя приступать к серьёзному делу на пустой желудок. Пошли, пошли. (Уводит всех.)
На лестничной площадке остаются две женщины.
ОДНА ИЗ ЖЕНЩИН СРЕДНИХ ЛЕТ. Странный он, этот Лохов. Постоянно наступает на одни и те же грабли. В каком он мире живёт?
ВТОРАЯ. В своём. Вещь в себе. Одним словом, аутист, лох. Что с него возьмёшь? Лох – он и есть лох, мальчик для битья…
Сцена вторая
Закусочная. За одним из столиков – Руслан, Максим и гости.
МАКСИМ (опрокидвая рюмку водки и занюхивая бутербродом с селёдкой). Фу-у-у… Хорошо пошла. Живительная влага. Как говорится, не пьём, а лечимся. Если жизнь дала подножку, выпей, брат, и приснится, что имеешь всех подряд. Вам повезло, что перенесли обсуждение на послеобеденное время. Глядишь, мадам подобрее станет. Хотя всё зависит от встречи с руководством.
ЖЕНЩИНА. А она у вас человек настроения?
МАКСИМ. Она у нас своеобразный человек, Ра-Гнида Романовна. Можно сказать, двуликий Янус: с одной стороны – Ра, богиня, милейший человек, без молотка куда-то лезет, особенно на встрече с руководством. А с другой – Гнида. Так что тут важно угадать, с какой стороны подойти…
Сцена третья
Офис дирекции. Работа кипит. Входят Руслан и Максим.
МАКСИМ (вытаскивает из письменного стола дискету и кладёт её на стол Руслану). Вот тебе образец на все случаи жизни.
Ровно полторы страницы. Понял? Меняй только название фильма.
Стопроцентная проходимость. Никаких заторов и запоров. Пять минут – и всё в ажуре, и все довольны.
Руслан вставляет дискету, выводит содержимое на экран, меняет название фильма. Принтер выдаёт ровно полторы страницы. Руслан ставит внизу подпись и число. Входит Руденко.
РУДЕНКО (останавливаясь у стола Руслана). Рецензия готова?
РУСЛАН. Да. (Отдаёт ей рецензию.)
РУДЕНКО (бегло прочитывает). Ну вот. Умеешь, оказывается, писать членораздельно. Где эти клоуны?
РУСЛАН. Авторы фильма?
РУДЕНКО. Да.
РУСЛАН. Пришли.
РУДЕНКО (на пороге кабинета). Через пять минут начинаем.
Руслан приглашает авторов, усаживает их за столик для гостей. Входит Руденко, усаживается за стол.
РУДЕНКО. Надеюсь, все посмотрели фильм наших уважаемых коллег. Обменяемся мнениями. Начнем с куратора.
РУСЛАН. Я уже говорил авторам, что им удалось нащупать болевые точки нашего общества, и не только нащупать, но и передать во всей сложности и противоречивости протекающих процессов. Это что касается авторского замысла. Что касается режиссёрского воплощения, то чувствуется рука профессионала, видно, что режиссёр владеет всеми тонкостями звуко-зрительного монтажа, что обогащает композицию фильма яркими элементами художественного решения…
РУДЕНКО. Вы считаете эту, с позволения сказать, какофонию… как вы сказали, э-э-э… звуко-зрительным монтажом? А на мой взгляд, это просто музыкальный антракт в сумасшедшем доме. Ну да ладно. С вами всё ясно. Кто ещё желает высказаться? Зинаида Жлобина? Пожалуйста.
ЖЛОБИНА. На мой взгляд, уважаемый коллега, как всегда, увидел в фильме то, чего в нём вовсе нет. Понимаете, кто ясно мыслит, тот ясно излагает. Здесь этой ясности нет. Фильм многословен, невнятен, режиссура, если это можно назвать режиссурой, беспомощна, сумбурна и эклектична, с претензией на что-то. На что – непонятно.
РУДЕНКО. Я полностью согласна с Зинаидой Жлобиной. Вы поймите, уважаемые авторы, время у нас непростое, непростое время. Вот наш среднестатистический зритель Иван Иваныч после напряжённого рабочего дня приходит домой, снимает пиджак, галстук, надевает домашние тапочки, садится в мягкое кресло, включает телевизор, хочет расслабиться, а вы его грузите проблемами, которых он и так нахлебался по самую макушку в течение рабочего дня…
РЕЖИССЁР. Но мы ведь снимали фильм не для среднестатистического Иван Иваныча.
РУДЕНКО. А для кого, позвольте вас спросить?
РЕЖИССЁР. Для умного телезрителя, который не уходит от проклятых вопросов нашего с вами бытия, весьма далёкого от совершенства.
РУДЕНКО. Голубчик, вы в каком веке живёте?
РЕЖИССЁР. В двадцатом.
РУДЕНКО. Да? А мне показалось, что в девятнадцатом. Это там умствующая интеллигенция мучилась проклятыми вопросами бытия. Что из этого вышло, все знают… Ритм жизни в девятнадцатом веке был другой. Вы посмотрите, что происходит вокруг вас. Москва за десять лет изменилась до неузнаваемости. Новые дома растут как грибы.
РУСЛАН. «Дома новы, а предрассудки стары».
РУДЕНКО. Что вы имеете в виду?
РУСЛАН. Да так, к слову пришлось.
РУДЕНКО. Слова у вас какие-то не те. Думайте, прежде чем говорить. (Обращаясь к авторам фильма). Понимаете, ваш интеллектуал, к которому вы якобы обращаетесь, восемь часов сидит за компьютером. Принимает сотни сообщений и столько же отправляет своим адресатам. Ритм жизни просто сумасшедший. В конце рабочего дня голова у него уже гудит от напряжения, от переизбытка информации. Ему хочется расслабиться, отдохнуть, а вы его ещё грузите чёрт знает чем. Кому нужна ваша тягомотина? Ритм жизни другой. Да и восприятие другое, клиповое, если хотите. Проще надо смотреть на жизнь, проще.
СЦЕНАРИСТКА. Простите, но мы делали фильм, а не видеоклип, где Петя любит Машу, а Маша любит Пашу. И я как сценарист видела свою задачу в отражении окружающей нас действительности во всей сложности её проявления. Фильм как зеркало бытия.
РУДЕНКО. Милочка, я тоже, к вашему сведению, начинала сценаристом в солидной телекомпании, прежде чем занять этот высокий пост. И знаю, что к чему, иначе не сидела бы здесь, перед вами. А насчёт зеркала… зеркала бывают разные. У вас получилось кривое зеркало. Понятно? Все эти ваши тяжеловесные, заумные комментарии можете выбросить в корзину. Понятно? Дикторский текст должен быть лаконичный, простой, а главное, однозначный, без всяких там ассоциаций, этих ваших интеллигентских штучек-дрючек. Сюжетная линия – прямая, как штык. У вас же – сплошной лабиринт. Из него выбраться невозможно. И главное, фильм должен оставлять зрителя с чувством лёгкого удовлетворения. И оптимизма, оптимизма побольше. Порок наказан, добродетель торжествует. Понятно? И тогда будет рейтинг, понимаете? Нам рейтинг нужен. Рей-тинг!
РЕЖИССЁР. Но вы нам предлагаете делать совсем другой фильм.
РУДЕНКО. Ну вот и делайте другой фильм. Этот пациент скорее мёртв, чем жив. И лечению не подлежит. Так что делайте другой или не делайте. У нас демократия.
РЕЖИССЁР. Дерьмократия.
РУДЕНКО. Чего?! Что вы себе позволяете, молодой человек?! Сначала научитесь себя вести в солидном обществе.
РЕЖИССЁР (улыбается).
РУДЕНКО. Да кто ты такой? От горшка три вершка! И вошь кашляет!
СЦЕНАРИСТКА. Да как вы смеете?!
РУДЕНКО. Смею! Всё! Концерт окончен! Забирайте своё хоумвидео и убирайтесь. Не мешайте людям работать. Понятно?
РЕЖИССЁР (уходя). С вами всё понятно.
Сцена четвёртая
Руслан Лохов и авторы фильма выходят из здания телекомпании.
РЕЖИССЁР. Ну и монстр. Дура непроходимая. Как вы с ней работаете?
РУСЛАН. Так и работаем.
РЕЖИССЁР. Ей бы на рынке шмотками торговать, а не руководить процессом производства документальных фильмов. Да плюйте на неё. Уходите в другое место.
РУСЛАН. Другие места не лучше. Не знаю, как там, наверху. Не сталкивался с ними. А среднее звено все на одно лицо. Как будто выбирают из одной колоды. Я уже три места поменял. Везде одно и то же. Клиповое, попсовое сознание. Да вы что, не видите? Сплошная попсятина. Попса правит бал. Они стоят как серая бетонная стена. И об этот волнорез разбиваются волны мало-мальски свежей мысли, творчества, элементарного профессионализма.
У станции метро – уличные музыканты. Вокруг них – небольшая толпа. Шум, смех, возгласы одобрения.
ГИТАРИСТ. А теперь, уважаемые дамы и господа, «Песенка о дураках». Живучее племя, ё-моё.
Вот так и ведётся на нашем веку,
На каждый прилив по отливу.
На каждого умного по дураку.
Всё поровну, всё справедливо.
Но принцип такой дуракам не с руки,
С любых расстояний их видно.
Кричат дуракам: «Дураки, дураки!» —
А это им очень обидно.
И чтоб не краснеть за себя дураку,
Чтоб каждый был выделен, каждый,
На каждого умного по дураку
Повешено было однажды.
Давно в обиходе у нас ярлыки
По факту на грошик на медный.
И умным кричат: «Дураки, дураки!» —
А вот дураки незаметны.
РУСЛАН (подходя к нему и бросая купюру в шляпу). Ещё как заметны. Они нынче правят бал. Впрочем, как и раньше. Понял?
ГИТАРИСТ. Да уж как не понять… Это и дураку понятно. (Смеётся.)
РЕЖИССЁР. Странно, какое-то шизофреническое раздвоение общественного бытия. На самом верху не устают повторять, что все общественные процессы должны протекать под самым пристальным вниманием прессы.
РУСЛАН. Да вы что, ребята, с Луны свалились, что ли, или с другой планеты?
РЕЖИССЁР. Да в общем-то мы до сих пор занимались производством документальных фильмов по грантам. Это первый наш опыт работы для наших производителей.
РУСЛАН. Вот и ищите гранты. С ними проще. Там есть сложившиеся профессиональные критерии оценки. А здесь – жалует царь, да не милует псарь. Когда появилась эта поговорка? Лет двести, а то, может, и больше тому назад. С тех пор ничего не изменилось.
СЦЕНАРИСТКА. Так уходите совсем. Это же какая-то трясина. Вас тут засосёт по самую макушку. Займитесь, пока не поздно, чем-нибудь другим.
РУСЛАН. Чем?
РЕЖИССЁР. Да хоть землю копать.
РУСЛАН. Землю копать я не умею…
Расходятся. Режиссёр и сценаристка садятся в машину, Руслан ныряет в метро.
Сцена пятая
Руслан медленно, старческой походкой бредёт к дому. Вдруг слышит какие-то вопли, улюлюканье. Поднимает голову. Навстречу ему катится какая-то серая масса. Впереди бежит мальчишка лет 16. Глаза, обезумевшие от страха. За ним гонится шпана.
Мальчишка прячется за спину Руслана. Справа к Руслану приближается злой губастый и ушастый подросток. Руслан подставляет ногу – и тот летит по асфальту. Слева подлетает другой. Его постигает та же участь. К Руслану подлетает третий, самый старший из всего этого кодла. Лет 14–15. Видно, заводила, рыжий, конопатый, с маленькими злыми глазками и большим носом.
РЫЖИЙ. Тебе чё, в натуре, жизнь надоела?!
Руслан неуловимым движением хватает его за нос и зажимает в кулаке.
РЫЖИЙ (визжит). Ты чё, в натуре, больно!
РУСЛАН. А ему не больно?!
Шпана застывает в шоке. Очевидно, они в первый раз видят своего главаря в таком незавидном положении.
РЫЖИЙ. Ой, больно, ты же мне нос оторвёшь!
РУСЛАН. И оторву, если ты, дерьмо собачье, ещё хоть раз тронешь этого парня. И не просто оторву, а размажу по асфальту. Понял?
РЫЖИЙ. Ой!.. Понял! Понял!
Руслан швыряет его прочь, и тот падает на руки своих корешей.
РУСЛАН. А ну брысь, шпана!..
Все моментально разбегаются в разные стороны.
РУСЛАН. Тебя как зовут?
ПАРЕНЬ. Тёма.
РУСЛАН. А меня Руслан. Ну что ж ты, Тёма, даёшь себя бить?
ТЁМА. Так их много, а я один.
РУСЛАН. Ну и что, что ты один. Это – кодло, наглое и трусливое. Ты в таких случаях выделяй главного фраера и бей его беспощадно.
ТЁМА. Я не могу. Я боюсь.
РУСЛАН. Чего боишься?
ТЁМА. Я не знаю, куда бить.
РУСЛАН. Неважно, куда. Главное – оглушить и вывести из строя.
ТЁМА. А вдруг я ему глаз выбью?
РУСЛАН. Тогда бей по носу.
ТЁМА. А если я ему нос сломаю?
РУСЛАН. Экий ты пацифист! Тогда отцу скажи. Пусть с ними разберётся.
ТЁМА. Нет у меня отца.
РУСЛАН. Оно и видно. Маменькин сынок. А отец-то где?
ТЁМА. Не знаю.
РУСЛАН. А мать?
ТЁМА. Сбежала с каким-то хахалем, когда я ещё совсем маленький был.
РУСЛАН. С кем же ты живёшь?
ТЁМА. Жил с бабушкой, а теперь – с тёткой.
РУСЛАН. Суду всё ясно.
Сцена шестая
Подходят к гаражам. Руслан открывает дверь гаража. Входят внутрь. Тёма свистит от удивления. Перед ним сверкающий хромом и чёрным лаком роскошнный древний лимузин.
ТЁМА. Это твоя машина?!
РУСЛАН. Моя. Нравится?
ТЁМА. Не то слово! Откуда она у тебя?
РУСЛАН. В наследство от деда досталась. «Мерседес-бенц»! Военный трофей. На ней какой-то гауляйтер ездил. Потом – дед. Потом дед и машина состарились. И четверть века эта музейная редкость простояла в нашем гараже. Вот пытаюсь её оживить. Понял?
ТЁМА. Понял.
РУСЛАН. Вот что, рыцарь печального образа, ты меня тут подожди, я переоденусь, и займёмся лечением этого железного коня.
Руслан уходит. Тёма оглядывается. Тут, оказывается, целая мастерская. Токарный станок, сверлильный, слесарный верстак и прочие атрибуты для ремонтных работ. Тёма снимает с вешалки рабочий халат, берёт ведро, тряпку, веник и принимается за уборку. Сметает в ведро стружку, вытирает пыль, подметает пол. Возвращается Руслан в рабочей одежде.
РУСЛАН (присвистывает от удивления). А ты, оказывается, даром время не теряешь.
ТЁМА. Ну, всё ведь должно быть чисто. Правда?
РУСЛАН. Правда. Кто ж тебя этому научил?
ТЁМА. Бабушка. Она была большая чистёха.
РУСЛАН. Надо же. Ну что ж, чистёха, кушать хочешь?
ТЁМА. Ну… (Мнётся.)
РУСЛАН. Значит, хочешь. Садись, перекусим.
Садятся за стол. Руслан разворачивает бутерброды с ветчиной, разливает в чашки ароматный кофе с молоком. Перекусывают.
ТЁМА. Руслан, а что такое аутист?
РУСЛАН. Откуда ты выцарапал это слово?
ТЁМА. Да учителя меня всё время тыкают: аутист, аутист…
РУСЛАН. Понимаешь, аутист – это человек, который живёт в своём внутреннем мире, и у него нет контакта с окружающими его людьми. К нему трудно достучаться.
ТЁМА. А это хорошо или плохо?
РУСЛАН. Да в общем и не хорошо, и не плохо. Говорят, выдающийся физик двадцатого века Альберт Эйнштейн был аутистом. Его даже не приняли в университет в Германии из-за слабого интеллекта. Пришлось ехать в Швейцарию и поступать в учительский колледж. Это не помешало ему совершить величайшее открытие в физике, создать теорию относительности. Вот тебе и аутист. «Оценки ведь людьми даются. А люди могут обмануться». А ты чем думаешь заняться после школы? К чему душа лежит?
ТЁМА. Не знаю. Вот закончу девятый класс, а там видно будет.
РУСЛАН. А дальше учиться не хочешь?
ТЁМА. Не. Хватит. Нахлебался. Они все злые. Может, в ПТУ пойду на автомеханика.
РУСЛАН. Почему на автомеханика?
ТЁМА. У меня по всем предметам тройки с минусом, а по труду – пять. Мы на труде автодело проходили. Я раньше всех сдал на права. Машины – они добрые. Если к ней с добром, то и она к тебе. Это только кажется, что она неживая. А на самом деле она всё понимает, не то, что люди.
РУСЛАН. А что люди?
ТЁМА. Люди злые.
РУСЛАН. И я злой?
ТЁМА. Не. Ты вроде добрый.
РУСЛАН. А почему вроде?
ТЁМА. Ну, по отношению ко мне – добрый. А рыжему чуть нос не оторвал.
РУСЛАН. Тебе его жалко?
ТЁМА. Жалко.
РУСЛАН. Так, если бы не я, он бы тебя искалечил.
ТЁМА. Ну да, конечно…
РУСЛАН. Добрый, Тёма, не значит слабый. Ты же сам говоришь, люди злые, да?
ТЁМА. Да.
РУСЛАН. Значит, надо уметь за себя постоять. Злые люди не понимают добра. Они не знают, что это такое. У них это напрочь отсутствует. Понимаешь?
ТЁМА. Понимаю…
РУСЛАН. Они признают только силу. Чтобы защитить слабых, надо быть сильным.
ТЁМА. А почему они не понимают добра?
РУСЛАН. Так мир устроен.
ТЁМА. А вот Христос был добрым.
РУСЛАН. Поэтому его и распяли… Ладно. Нам всё равно с тобой зараз всех мировых проблем не решить. Пошли работать.
ТЁМА (радостно). Пошли!
Руслан поднимает капот. Вытаскивает какую-то деталь. Сдувает с неё пыль. Она вся в копоти и грязи.
РУСЛАН. Надо снять с неё, Тёма, культурный слой веков. Там в углу стоит канистра с керосином, отлей в ведро и попробуй керосинчиком её отдраить. Надо ей вернуть былой блеск и красоту.
ТЁМА. Это можно. Это мы вернём.
Оба с головой уходят в работу: Руслан чистит, паяет, сверлит, Тёма возится с деталью. Вытирает нежно её ветошью и показывает Руслану.
РУСЛАН. Тёма, да ты настоящий реставратор.
ТЁМА. Кто-кто?
РУСЛАН. Реставратор, Тёма. Это человек, который возвращает вещам первозданное состояние. Она у тебя блестит как новенькая медная монета. Ты просто волшебник. Я так не умею.
ТЁМА. Правда?
РУСЛАН. Правда. Мне терпения не хватает. Теперь я верю, мы с тобой поставим этого железного коня на ноги, вернее – на колёса. Всё, Тёма, на сегодня хватит. Завтра продолжим наш созидательный труд.
Руслан и Тёма расходятся по домам.