Ревизор: возвращение в СССР 31

Глава 1

Москва. МГУ.

– Привет, – поздоровался я с Региной, стараясь скрыть, что очень неприятно удивлён такой встречей. – Это для всех. Девушки, угощайтесь, тут свежая выпечка на всех и конфеты.

– Спасибо! – послышалось со всех сторон.

Ну да, не выглядит так все, словно Регина сюда в гости забежала на пять минут. Сидит на стуле за столом, как и все остальные, перед ней папочка открытая, в руках письмо, на столе конверт лежит. Ну точно, Гусев зачем-то ее в состав моей группы включил.

Не понимая, что происходит, собрался сразу идти к Гусеву, разбираться, но вспомнил, что надо проверить, что мне девчонки отложили. Молча забрал письма из папки с письмами, которые они откладывали лично для меня, и направился к двери.

– Павел, Павел, постой! – выскочила вперёд Лера. – А эти письма откуда? – показала она на мешок, что я только что принёс.

– Это с радио, – сухо ответил я, и вышел, чувствуя, что начинаю сильно раздражаться.

И за что мне всё это? Ну почему, когда я с людьми по-человечески, они позволяют себе так со мной поступать? О чём Гусев думал, когда брал её в группу? Он же прекрасно знает, что она с Самедовым устроила! Было острое желание высказать ему всё в лицо…

Но уже почти перед самым кабинетом Гусева у меня вдруг промелькнула мысль, а как Регина могла оказаться в группе разбора писем, если он про нее знает? Уж не добралась ли она и до него? Может, она уже и его любовница? С неё станется… Пошел, вполне возможно, по стопам Самедова. Перехватил Регинку, как переходящее красное знамя.

Нет, в лоб выдвигать претензию, какого чёрта он взял её на письма, нельзя. Хоть и очень хочется. За свою любовницу, да еще если влюбился, Гусев сразу же резко на дыбы встанет. Мне еще один конфликт не нужен. Начну помягче, а в разговоре разберусь, какой стратегии придерживаться…

Притормозил, сделал несколько вдохов-выдохов и вошёл к Гусеву в кабинет.

– Добрый день, Анатолий Степанович. Я не совсем понимаю, что происходит? А как в группе по работе с письмами появилась Быстрова? – спросил я вежливо, но по тому, как сразу смутился Гусев, понял, что надо его дожимать. – Не вижу причины, по которой её стоило бы допускать к такому важному делу. Учитывая, что было в прошлый раз…

– Ну, я знаю, что она там была, вроде, любовницей моего предшественника, – смущенно глядя на меня, начал он, – но это же не означает, что она не может справиться с какими-то письмами…

Нет, не выглядит он влюбленным. И даже просто испытывающим какой-то позитив к Регине. Пронесло, а то это был самый плохой вариант из тех, что мне пришли в голову.

– Вот как раз в письмах-то всё и дело, – решился я, – всего рассказать не могу, но в прошлый раз она с одним человеком придумала написать подложное письмо, бросающее тень на очень большого человека из ЦК КПСС… Тот был невероятно взбешён, и именно поэтому ваш предшественник сейчас на северах вместо Кремля.

– Вот, чёрт – сказал потрясенно Гусев. – Вот, чёрт! Большого человека? Из ЦК КПСС?

– Без фамилий, это не моя тайна, но достаточно большого, чтобы разъяриться, если он узнает, что эта милая девочка занимается чем-то серьёзным под вашим руководством, да еще и связанным с письмами… Ему хватит власти и связей устроить тут погром…

Гусев смотрел куда-то сквозь меня, задумавшись о чем-то невеселом.

– Послушай, – наконец перевёл он взгляд на меня, – а я думал, что это мой предшественник её сюда спротежировал.

– Так это не вы сами придумали её назначить в группу разбора писем?

– Нет, конечно, я же уже получил на неё неблагоприятную характеристику, но мне буквально выкрутили руки сверху, из ЦК ВЛКСМ… А Жанна сказала, что мой предшественник ушёл в Кремль. Вот я и подумал, что это он, по старой памяти, протежирует свою любовницу!

– Он сейчас не в состоянии что-нибудь протежировать, кроме рыбной ловли в полынье за много тысяч километров отсюда, – усмехнулся я.

– Так а что же нам делать? – расстроенно спросил меня Гусев. – Я не хочу вызвать гнев кого-то из ЦК. ЦК Политбюро – это намного серьёзнее, чем ЦК ВЛКСМ.

– Ну, самое главное, что это не ваша инициатива, – ответил я, – но дело тут непростое, рубить с плеча нельзя. Давайте я подумаю, как раз же выходные. Как что-то в голову придёт, сразу свяжусь с вами. А вы пока что скажите остальным девчонкам смотреть, что Регина делает с письмами. Чтобы она у нас снова что-нибудь не выкинула этакого. Потому как если из группы под вашим руководством что-то такое, как в прошлый раз, кому-то серьезному в Кремле придет…

Дальше договаривать не стал, Гусев и так выглядел предельно расстроенным. Видно было, что своих идей у него нет по этой сложной ситуации, поэтому он с готовностью кивнул на моё предложение.

– Что-то всё не так идет в последнее время, – расстроенно проговорил я, вспомнив, что я еще и по другому делу с ним должен переговорить. – Тут ещё наши добры молодцы записались на строительство нефтепровода. Мало того, что им в Верховном Совете никто отпуск на два месяца не даст, так ещё и на две наших бригады Сандалова и Тании московские предприятия в очереди стоят, у них всё до сентября уже расписано. Боюсь, скандал будет, с директорами все уже давно договорено. Анатолий Степанович, можно их оставить на лето в Москве? Стоит их отправить в Томскую область в стройотряд, такие серьезные люди сразу начнут вам телефон обрывать!.. А им же не объяснишь, что эти балбесы сами за таёжной романтикой погнались. У них ремонт на лето запланирован, в сентябре новые линии надо ставить импортные, а куда ставить, в полуразрушенные цеха, где ремонта с времен Царя Гороха не было?

– Как дети малые, честное слово, – раздраженно ответил Гусев. – Романтики им захотелось. Совсем головой не думают! Спасибо, Павел, что предупредил. Буду разбираться…

Я кивнул в ответ, с сочувствием глядя на него. На этом мы с ним и распрощались.

***

Москва.

Выйдя из детского дома, прокурор Томилин сел в машину, но с места не стронулся. Долго ещё не мог решить, что ему делать дальше, то ли поехать домой, то ли на службу… Мысли водили в голове бешеный хоровод вокруг личика маленькой лысенькой девочки с большими глазами, полными недетской тревоги и надежды.

Томилин понял дочь, понял её нынешнее состояние. Это не капризы избалованного ребёнка, как считала жена. Тут всё гораздо-гораздо хуже. Дать надежду маленькому человечку, растопить его сердце, а потом сделать вид, что ничего не было? Женька так не сможет. Она всю жизнь будет мучиться чувством вины за то, в чём, собственно, и нет её вины. И она не сдастся и не успокоится. И не потому, что она такая упрямая, просто, эти глаза будут её преследовать всю оставшуюся жизнь… Как, возможно, и его, если он сейчас ничего не сделает.

Томилин, решившись, опять поехал к дочери.

Зять, как всегда, был на работе. Дочь заметно осунулась и, увидев отца на пороге, молча пропустила в квартиру. У неё не было ни сил, ни желания с ним разговаривать. Они прошли на кухню и Женя также молча, как в прошлый раз, поставила чайник. Правда, в этот раз уже проверила, есть ли там что-то, взвесив его в руке.

– Жень, сядь, – велел ей отец. – Я хочу попробовать вам помочь с удочерением.

– Правда? – с надеждой взглянула она на отца, подойдя к нему поближе.

– Да. Но с одним условием.

– И каким же?

– Во-первых, что, удочерив девочку, вы сделаете всё, чтобы у вас и свои дети появились. Обратитесь к врачам, пройдёте, если надо будет, лечение. Договорились?

– Хорошо, – не задумываясь, быстро согласилась Женя, заметно оживившись.

– И второе… Дочь, пообещай мне, – строго посмотрел ей в глаза прокурор, – что когда у вас родится свой ребёнок, ты этого ребёнка не бросишь!

– Пап, ты чего! Как же её можно бросить? С чего ты взял, вообще?! Ларочке и так досталось, она и так несчастна из-за жизни в детском доме!

Прокурору понравилось, с каким возмущением дочь накинулась на него.

– Хорошо, хорошо. Я попробую вам помочь, – пообещал он.

Жена, конечно, такое устроит, когда узнает, – с тоской подумал он, – но придется напомнить ей, как она постоянно твердит, что мы живем ради наших детей. И в каком неприглядном виде ее дочка была, когда я к ней приехал. Вот Брагины… С ними может быть намного сложнее…

***

На тренировку приехал раньше времени. Разговорились с Маратом, упомянул, что скоро буду принимать участие в соревнованиях по стрельбе. Он очень заинтересовался подробностями, видать, не настрелялся в армии… Затем рядом сразу оказались Миша Кузнецов и Мартин. Их эта тема тоже заинтересовала не на шутку. Стали спрашивать меня, нельзя ли им тоже пострелять вот так, как я езжу регулярно.

– Нет, к сожалению, не могу я так наглеть, – честно сказал им, – я и сам-то напросился нелегально, чисто по просьбе командира части из Святославля меня взяли. Единственное, что могу – спросить, когда эта универсиада будет, может быть, удастся туда билеты раздобыть. Пойдете смотреть на стрельбы?

Энтузиазма, конечно, сразу стало меньше, но и на этот вариант ребята согласились.

По возвращении домой жена мне сообщила, что Евгений Булатов уже два раза звонил.

– О, а он будет перезванивать? – уточнил я, но жена не успела мне ответить. Булатов, лёгок на помине, сам позвонил.

– Здорово. Ну как, Гусева видел? – спросил он.

– Видел, видел. Будет на вас орать, ругаться, но вы с ним не спорьте, кивайте только с виноватым видом и руками разводите. И всё будет нормально.

– Точно? Только кивать?

– Ну можете ещё прощения просить, – рассмеялся я. – Что неопытные, и сразу не подумали, что подведете заказчиков.

– Ладно, – озадаченно ответил он. – Спасибо.

В субботу с утра пораньше меня отправили с Иваном Алдониным на рынок, а Ахмад уехал Шанцева встречать. Когда мы вернулись, детей перенесли на четвёртый этаж к Алироевым, Ирина Леонидовна и Ксюша занимались мальчишками, а мама, Анна Аркадьевна и Галия – праздничным столом.

Вскоре приехали Ахмад с Шанцевым, затем Жариковы и Зацепины с Гончаровыми. Пришли Гриша с Родькой и началась веселуха. Санька у Жариковых уже ходил, держась одной рукой, но больше ползал, да так шустро, что мои за ним не поспевали. Зато они его влёгкую загоняли в угол с двух сторон. Отработали тактику на Панде… Родька только успевал Сашку от них уносить и сажать в другом месте. Эта игра нравилась всем троим. Они с визгом восторженно играли в догонялки. И Аришка, глядя на них, тоже на четвереньки встала. Хорошо, у Алироевых большой палас был в комнате, а то все коленки бы себе на голом полу разбила бы.

***

Святославль.

Эль Хажжи выехали с рассветом и к обеду уже были на месте. Всю дорогу Диана с завистью думала о том, что брат Пашка как-то умудрился вывезти из Святославля и переселить мать к себе этажом выше. Говорил, что они кооператив купили.

Можно же его попросить помочь с переселением и моей матери в Москву, – думала она. – Что она там живёт одна-одинёшенька? Мы дадим деньги, а Пашка подскажет, как устроить переезд.

Диане было стыдно перед матерью, каждый раз, когда она вспоминала, как дружно живут все вместе Эль Хажжи в Италии. Да и Тимур, когда училище закончит, уедет, скорее всего. Очень маловероятно, что его вдруг в Святославль служить распределят. И будет мать там до старости куковать, одинокая и несчастная.

Но мать выглядела отлично, на несчастную похожа совсем не была, сразу продемонстрировала зятю новенький холодильник, поблагодарив за деньги на него, и усадила их за шикарный стол.

– А я твой тортик любимый испекла, – хлопотала она вокруг Фирдауса. – И пельменей вам налепила. Доча, небось, соскучилась по маминым пельменям?

Вон, как рада, что мы приехали, – почувствовала Диана уколы совести.

И когда Фирдаус прилёг отдохнуть с дороги, Диана решила поговорить с матерью.

– Пашка Ивлев бабушку в Подмосковье перевёз, у них дом там большой и земли полно. А у самого и у матери кооперативные квартиры в Москве. Живут в одном подъезде друг над другом, представляешь? Телефон детский купили и через окно провод протянули… А у Галии отец сначала с ними жил, а сейчас женится на соседке из того же подъезда. Можешь себе представить?