Ревизор: возвращение в СССР 28

Глава 1

Москва. Квартира Ивлевых.

– Что? – не поверил я. – А что меня искать? Я дома каждый день…

– Дома – это не то! – ответил он. – В понедельник придут после четвёртой пары. Тебе быть обязательно! Слышишь?

– А что случилось-то?

– Тебе лучше знать, – ответил Гусев и я прямо почувствовал, что он улыбается, стервец. Сразу от сердца отлегло, вряд ли бы он стал так злорадствовать, будь там что-то серьезное, – кого ты там спас?..

– Я спас? – удивился я. – Когда?

– Не знаю, – теперь уже и он удивился, видимо, решил, что я сразу пойму, о чём это он. – Думал, ты со мной поделишься…

– Понятия не имею, Анатолий Степанович, о чём речь, – честно заверил я его.

– Ну… Придут, расскажут, – разочарованно ответил он.

– Самому даже интересно стало, – озадаченно проговорил я и мы попрощались.

Кого я уже и где спас? Озадачили меня сейчас конкретно… Похоже, напутали что-то в милиции.

Тут в дверь позвонили. Мне прямо страшно открывать стало после последних сюрпризов… Что там еще на голову свалится после новостей от Межуева и Гусева? В особенности напряг меня звонок от Межуева. Это очень энергичный человек, и как бы он для меня еще что-то не придумал, чему придется посвятить массу времени и энергии… Из самых лучших побуждений. Но это оказалась Анна Аркадьевна. Она искала маму и, увидев её, выглянувшую из дверей нашей спальни, так умоляюще на неё посмотрела…

– Что случилось? – сразу подошла к ней мама.

А я заглянул к девчонкам. У Ирины Леонидовны уже закончилась трудовая вахта, она ушла домой, и я спросил у оставшихся, нужна ли им помощь? На что они мне дружно ответили, что справятся сами.

Ну, на нет и суда нет, – подумал я и отправился к себе в кабинет.

***

Святославль, дом на улице Ленина

Включив свет, Ваганович притащил из сеней лестницу, поднялся на чердак и включил там тоже свет. На лице его всё ещё маячила мечтательная улыбка. Он уже давно присматривался к Юрмале и хотел купить там большой старинный дом после отхода от дел. Подняв доску в полу, он протянул привычным жестом руку за свёртком с деньгами.

Но его там не было! У него аж дыхание перехватило. Ещё теплилась надежда, что свёрток где-то есть, просто, в стороне, мало ли, неаккуратно в прошлый раз положил, и он принялся шарить рукой вокруг. В конце концов, он остервенело попытался отодрать ближайшие доски, но это было бесполезно, нужен был инструмент.

Тогда он принёс снизу фонарь и осветил пространство под полом. Свёртка не было… Его кто-то забрал.

Ваганович обессилено сел прямо на пол, прислонившись спиной к трубе. Хотелось закричать от обиды! Мысли плясали в бешеном хороводе.

Кто?! Кто это сделал?! Убью! И семью убью! – рычал он, сжимая кулаки.

Сколько он так просидел, сам не понял. Только начав замерзать, пришел в себя.

А если это милиция… Тогда в окрестностях может быть засада, – рассудил он, начав снова здраво мыслить. – Надо отсюда немедленно уходить, пока не заметили, что кто-то вошел в дом…

***

Ксюша взахлеб рассказывала подругам о своей общественной работе для детей.

– С тех пор, как Паша статью про нас с Юркой написал, нас на заводе все знают, – делилась она. – Любые заготовки для нас в первую очередь делают, стоит мне только служебку написать. Я даже не хожу уже с ними к начальству. Юрка сам везде ходит. Мы сделали для детдома уже большую ростовую группу из «Ну, погоди» в холл и четыре панно в столовую с республиками. Дети такие смешные и хорошие, мы как приходим с Юркой, обступают нас и не отходят… Следят, как зачарованные, за каждым нашим шагом. Даже не знаю, что же будет после того, как в декрет уйду… Они нас так ждут каждый раз…

– Жалко детей, – грустно проговорила Женя. – А кто будет вместо тебя?

– Юра будет исполняющим обязанности на время моего декрета, – ответила Ксюша. – Но ему одному не справиться с общественной работой. Там же и основная работа какая-никакая есть.

– Давайте я пойду ему помогать, – предложила вдруг Женя. – Я, правда, рисовать не умею, только раскрашивать.

– Прямо, как я! – воскликнула Галия. – Быстро научишься, – уверенно заявила она, небрежно махнув рукой. – Главное – это эскизы, а перенести их на бумагу или фанеру легко можно…

– Не знаю, конечно, какой у меня будет малыш, – улыбнулась Ксюша, – если спокойный, то эскизы для детей я вам буду делать и в декрете.

***

Аполлинария с беспокойством смотрела на подругу. Ахмад ей уже рассказал про свои подозрения, но Аполлинария отмела их сразу. Ну, не верила она в такую меркантильность подруги. Хоть Анна и работает с деньгами, но нет в ней к ним жадности.

– Поль, пойдём ко мне, – попросила Анна.

– Конечно, – тут же согласилась она и они вдвоём поднялись на шестой этаж на лифте.

Анна поставила чайник, выставила на стол чашки и, кивнув на гвоздики в вазе, грустно произнесла:

– Загит меня замуж позвал…

– Это же здорово! – не сдержав эмоций, воскликнула Поля. – Он очень достойный человек.

– Да… Никто ж не спорит, – села напротив подруги Анна. – Героический даже человек. Только… Как я детям об этом скажу? Я же с их отцом когда разводилась, сказала им, что это исключительно, чтоб нам с сыном в кооператив вступить. Чтоб у него жильё своё было. Мы с ним вдвоём здесь прописаны. То есть, я отсюда должна буду уехать потом. А дочь с нами, с родителями, будет жить… Когда отец в Москву вернётся. Она одна сейчас в двушке…В двушку я и вернуться должна была…

– А сын сейчас где? – удивленно слушала её Поля, мало что пока понимая. Запуталась во всех этих планах и соображениях. – В армии?

– Нет. Он институт с военной кафедрой закончил, работает, – с гордостью ответила Анна. – Женился и у жены живёт. Она единственная дочь у родителей. Как дед у неё умер, родители бабушку к себе забрали, а в её квартиру молодых поселили. У них уже деток двое…Квартира хорошая, трехкомнатная.

– А муж-то твой где? – спросила Поля, чувствуя, что подруга вот-вот переключится на внучат. И все еще не понимая, зачем сыну тогда эта кооперативная квартира, если он уже у жены неплохо устроился…

– Сидит, Поль, – смущаясь, ответила она. – Давно сидит. Уже семь лет. Еще год осталось без малого… Статья тяжёлая, ему не позволят в Москву вернуться… Будет за сто первым километром где-то жить ещё неизвестно сколько. И вернётся ли вообще с его-то характером бешеным?.. Вот, какой это муж?

– А что у него за статья? – потрясенно спросила Поля.

– Причинение тяжкого вреда здоровью.

– Чьему?

– Коллеги по работе. В драку полез, а тот упал прямо на металлическое ограждение спиной, травму позвоночника получил…

– И за это целых восемь лет дали?

– Ну, да… Из хулиганских побуждений… И так не первый же случай, когда дрался…

– И ничего нельзя было сделать?

– Что тут сделаешь, Поль? Человек на всю оставшуюся жизнь в инвалидное кресло сел. Конечно, он настаивал на самом строгом наказании. Грешно так говорить, но если бы он умер, это было бы непреднамеренное убийство и совсем другой срок…

– Ничего себе… Ты с ним развелась, когда он уже сидел?

– Да, несколько лет назад…

– И что будет, когда он вернётся?

– Это произойдёт, в лучшем случае, через два года. Если вообще произойдёт. А я уже и не хочу, чтобы произошло… Я только жить нормально начала, как его посадили! У него же такой характер вспыльчивый! Чуть что не так, в крик. Детей гонял как сидоровых коз по любому поводу. Мне уже приходилось говорить, что это я случайно чашку разбила или ещё что-то сделала, лишь бы он их не трогал… Ты не представляешь, сколько мне всего пришлось от него выслушать! Сколько оскорблений… А как я из-за оценок переживала!.. Марина-то хорошо училась, а у Витальки всё время неуды по поведению были. Так боялась, что он в отца пошёл характером!.. А уж как бывший дерьмом исходил при каждой двойке!..

– Ну, ты же развелась, – пыталась понять, в чём проблема, Поля. – Ты свободная женщина. Имеешь право устраивать свою судьбу…

– А как детям об этом сказать? – чуть не плача, спросила Анна. – Они же думают, что развод был только ради кооператива.

– Сколько им лет?

– Виталику двадцать пять, а Марине двадцать исполнилось.

– Ой, ну ты создала проблему на пустом месте! Они у тебя взрослые люди уже, а не дети! Моему сыну восемнадцать, и то я к нему, как ко взрослому отношусь. А ты боишься поговорить со своим двадцатипятилетним сыном, как с мужчиной? Ты чего? И дочери двадцать лет. Нашей Галие тоже, вообще-то, двадцать…

Анна встала и принялась ходить по кухне, заламывая руки.

– Ой, не знаю… Виталька, может, ещё и простит… А Маринка так отца любит! Письма ему в колонию пишет… Ей ещё тринадцати не исполнилось, когда его посадили… Плохого ничего не помнит… Ждёт, когда он домой вернётся…

– Ну и пусть ждёт, – пожала плечами Поля. – Ты тут причём? Пусть к себе его и прописывает. Ты же ей не запрещаешь?

– Нет, конечно, – удивлённо посмотрела на неё подруга.

– Ну так и что ты переживаешь? Поговори с детьми. Как со взрослыми людьми поговори. У дочки есть двушка. У сына, вообще, трешка. А ты что, на свое жилье права не имеешь, что ли?

– А муж мой как бывший отнесется, с его-то буйным характером? Дочь ему наверняка сказала, что развод наш фиктивный. Значит, он планирует ко мне вернуться. А если он Загита зарежет?

Вот на это Поля не нашла что сказать…

***

В субботу с утра, собираясь на флешмоб с Марком Анатольевичем, выпросил у Ахмада обычный чемодан средних размеров, нашёл прошлогоднюю куртку, побитую жизнью кроликовую шапку, которую для гаража оставил сугубо. Если вдруг что в машине починить в холода потребуется. Попросил жену собрать мне сумку с едой как в дорогу, но не полную, как будто уже половину съели. Алироевы за мной к нам спустились, посмотреть, зачем мне понадобился самый старый их чемодан.

Надо мной вся семья угорала, когда я, наконец, собрался. Так я и ехал в метро, представляя, как отреагирует на мой маскарад Марк Анатольевич. Но он переплюнул меня. Я его даже не сразу и узнал. Старые круглые очки в тонкой металлической оправе, видавшее виды пальто и каракулевая шапка-пирожок ещё, наверное, довоенная, делали его похожим на старого деревенского доктора. Он предусмотрительно не стал бриться, всегда идеальные стрелки на его брюках сейчас были не такие ровные. Марк держал в руках пузатый саквояж и сетку. Было очень похоже, что он только что приехал поездом.

– Ну что, сынок, пойдём покорять Москву? – энергично жестикулируя, позвал он меня. – Слушай, сынок, всегда папу. Папа плохого не посоветует! Вон посмотри, какой здоровый вырос, не зря ел манную кашу в детстве, как я тебе говорил!