Действующие лица
АЛЕКСЕЕВ Иван Сергеевич, врач.
СТАРИК – старик.
ТЕТЯ Алексеева, его тетя.
ТАНЯ, медперсонал.
УЧАСТКОВЫЙ МИЛИЦИОНЕР.
ДИАНА, девушка легких взглядов на жизнь.
БАНДИТЫ, 3 шт.
ГРУЗЧИКИ, 2 шт.
Действие первое
Картина первая
Однокомнатная квартира доктора Алексеева. Диван, несколько стульев, кресло, стол, комод. Входная дверь настежь открыта. Пятясь, сквозь нее входит Алексеев, втаскивая за собой угол шкафа. С другой стороны шкаф поддерживают два огромных грузчика.
АЛЕКСЕЕВ (командуя). Тихо-тихо! Осторожно! Угол, угол… Заноси направо. Ага, вот так. Давай, давай… Ать, готово!
Шкаф оказывается в комнате.
Вот сюда его, к этой стене. Ага, ага…
Ставят шкаф. Алексеев вытаскивает из кармана деньги, расплачивается с грузчиками, они уходят.
АЛЕКСЕЕВ (закрывая дверь, вслед им). Спасибо!
ГРУЗЧИК. Да не за что… Если еще чего надо будет, обращайтесь…
АЛЕКСЕЕВ. Да-да, понял. Обязательно. (Закрывает дверь, негромко). Денег девать будет некуда – непременно обращусь.
Проходит в комнату, падает на диван. Секунду сидит на нем, закрыв глаза. Внезапно с легким скрипом растворяется одна из дверок шкафа и тут же захлопывается сама собой.
АЛЕКСЕЕВ (открывая глаза). Что?
Встает, оглядывается. Легкий шороох.
Да что такое?
Проходит по комнате, недоуменно посматривая на стены, выглядывает в окно. Подходит к двери, открывает ее, выглядывает наружу. Дверь шкафа снова открывается, оттуда высовывается рука и тянется к стакану. Но тут Алексеев возвращается и рука исчезает.
Никого. Показалось.
Садится на диван, вытаскивает из-под стола бутылку с коньяком, рюмку, ставит на стол, наливает, пьет. Осушив рюмку, вертит пальцами и оглядывается по сторонам в поисках закуски, но ничего не находит и быстренько бежит на кухню. Спустя мгновение дверь шкафа открывается и оттуда выглядывает Старик. Осмотревшись по сторонам, он вылезает из шкафа полностью и, позвякивая медалями на буром пиджаке, пробегает на цыпочках по комнате, оглядывая все вокруг. Заглядывает в ящик комода и выхватывает оттуда деньги. Потом быстро подходит к бутылке, наливает в рюмку и одним махом ее осушает. Занюхивает собственной подмышкой. Потом снова наливает и снова пьет. Потом в нерешительности смотрит на бутылку и ногтем отмечает на ней воображаемую линию, дальше которой, очевидно, пить не собирается. После чего снова выпивает, глядит бутылку на свет и на цыпочках же бежит к двери. Но у двери вдруг хлопает себя по лбу и возвращается назад. Вытащив из кармана мятый носовой платок, тщательно начинает стирать со стакана отпечатки пальцев.
Щелчок выключателя на кухне и шаги возвращающегося хозяина застают его врасплох. Он бросается к шкафу и прячется в нем.
Алексеев, напевая что-то, входит в комнату. В руках у него открытая баночка шпрот, хлеб, масло, нож. Он садится на диван и, прервав пение, в недоумении глядит на ополовиненную бутылку.
АЛЕКСЕЕВ. Хрень какая-то… (Оглядывается по сторонам, пожимает плечами, начинает мазать хлеб маслом, пачкается). Черт! (Поднимается, снимает куртку, несет ее к шкафу, открывает шкаф и застывает на месте). Это еще что такое?
СТАРИК (из шкафа). Здравствуйте…
Алексеев резко захлопывает дверь.
СТАРИК (глухо). Эй! Вы это… Погодите! Я сейчас… Я вылезу. Все расскажу.
АЛЕКСЕЕВ. Нет, спасибо. Зачем же себя беспокоить… Посиди пока так, а там видно будет. (Идет к телефону).
СТАРИК (стучит из шкафа). Вы что там… Вы куда пошли?
АЛЕКСЕЕВ. Сейчас узнаешь. (Телефон не соединяет, он нажимает рычаг, набирает по новой).
СТАРИК. Куда звонишь? В милицию, что ли? Не надо в милицию!
АЛЕКСЕЕВ. Не надо? А куда надо? В Организацию Объединенных наций? (Слушает трубку). Да что за черт!
СТАРИК. А зачем ты звонишь?
АЛЕКСЕЕВ (набирая номер). Как – зачем? Тут в шкафу такая моль завелась…
СТАРИК. Я не моль…
АЛЕКСЕЕВ. Что ты!? Не моль? А кто? Памятник мировому пролетариату?
СТАРИК (глухо). Я мертвый…
АЛЕКСЕЕВ (отнимая трубку от уха). Что?
СТАРИК. Мертвый…
АЛЕКСЕЕВ (вешая трубку на рычаг, подходит к шкафу, наклоняется к его дверцам, говорит тихим голосом). Значит, мертвый?
Резко распахивает дверцы. Из шкафа вываливается на пол перепуганный старик.
Кто такой?! Почему в шкафу? Что надо? Отвечать, быстро!
СТАРИК. Я… Я объясню. Я мертвый… С ног до головы.
АЛЕКСЕЕВ. Тебе что, справка нужна?
СТАРИК. Какая… справка?
АЛЕКСЕЕВ. О том, что ты мертвый. Для предоставления в собес.
СТАРИК (ошарашенно). Нет, справка – нет. Не требовали пока что.
АЛЕКСЕЕВ. Тогда чего тебе? Я с мертвецами не работаю. Я терапевт, а не патологоанатом… Если ты мертвый, давай в морг, там тебя примут с распростертыми объятиями. Или, еще лучше – в сумасшедший дом.
СТАРИК. Что это вы распоряжаетесь? У меня горе, умер я. Можно сказать, раз в жизни с человеком случается…
АЛЕКСЕЕВ. Знаю я твое горе! Пить надо меньше.
СТАРИК (с обидой). Куду уж меньше… Вам легко говорить! Я же не по своей воле умер… Заставили меня.
АЛЕКСЕЕВ. Заставили? В твоем возрасте можно было и самому справиться… Что за медали у тебя?
СТАРИК. Трофейные. Я тут толпу изображал. Ветеранов войны. Для кино. А потом медали забыл сдать. С ними подают больше.
АЛЕКСЕЕВ. Н-да, с медалями у нас подают больше… Страна чтит своих героев. Ну, расскажи, как это тебя угораздило – умереть.
СТАРИК (присаживаясь на диван). Старик я, сами видите, одинокий, слабосильный. И тут вдруг появляются трое…
АЛЕКСЕЕВ (садясь на стол). Пардон, не улавливаю… Какие еще трое?
СТАРИК. В штатском. Одеты хорошо, вежливые, внимательные, разговаривают интеллигентно, харизма у всех – во, в три дня не обгадишь! Я им: чего надо? А они и говорят: вы, говорят, бессемейный, одинокий, как черт. А ну как старость придет, спина, болезни, а рядом – никого. Лежишь, говорят, один на постели и некому даже горшок тебе подать… (Быстро наливает себе из бутылки и пьет). И так, главное, они меня этим горшком разжалобили… Прямо в сердце… Не выдержал я и заплакал. Плачу и плачу, и остановиться не могу и хоть бы мне что…
АЛЕКСЕЕВ. Да. Болезненная история.
СТАРИК (дергаясь губами). Не то слово. Короче, написал я завещание.
АЛЕКСЕЕВ. Какое завещание?
СТАРИК. Ну, чтобы, когда умру, квартира моя им досталась бы по закону. А они мне за это бы навещали старика, и до конца жизни помогали материально… Я ведь думал попросту, по-стариковски: они молодые, здоровые, а у меня квартира – три комнаты. Вот каждому после смерти по комнате и достанется.
АЛЕКСЕЕВ (внезапно, с каким-то даже восхищением). Да ты Исав!
СТАРИК (ошарашенно). К-кого?
АЛЕКСЕЕВ. Исав.
СТАРИК. Это что такое?
АЛЕКСЕЕВ. Был такой библейский персонаж.
СТАРИК. Еврей, что ли?
АЛЕКСЕЕВ. Типа того.
СТАРИК. Тогда не я.
АЛЕКСЕЕВ. Этот Исав был первым сыном в семье. Но продал свое первородство за чечевичную похлебку! И ты – то же самое. На денежки позарился. Да ты знаешь, что такое квартира?! Это предел мечтаний.
СТАРИК. Ну да…
АЛЕКСЕЕВ. Что – да? Жилплощадь – это святыня. Да будь у меня трехкомнатная квартира – я бы не знаю, что сделал. Я, может, лекарство бы изобрел от рака. Нобелевскую премию бы заработал. Человечество осчастливил. Я до последнего года мыкался по коммуналкам, да по общежитиям. А ты? Предал всех честных людей, мечтающих о радостях отдельной квартиры. Позарился на деньги, глупый и ленивый старец!
СТАРИК. Позвольте! Я не на деньги… Не в деньгах счастье. А просто – один я. Один на всем белом свете. Мне не деньги дороги – участие человеческое, любовь дорога, внимание. А деньги – нет. Деньги на втором месте. Сначала – человеческое отношение. Я ведь как рассуждаю: хочешь помочь материально – значит хороший человек.
АЛЕКСЕЕВ. А если не хочешь – нехороший?
СТАРИК. Выходит так.
АЛЕКСЕЕВ. Святая простота! Сколько же тебе лет, старый младенец?
СТАРИК (потупясь). Шестьдесят пять мне. И три месяца…
АЛЕКСЕЕВ. Три месяца! Дожил до седых волос, а любовь хочешь квартирой купить?
СТАРИК. Да я ведь думал как – я старый, а они молодые, здоровые, им не трудно будет. А после смерти каждому по комнате достанется. А вышло…
АЛЕКСЕЕВ. Что вышло?
СТАРИК. Написал я завещание. А потом прочитал в газете, как один старичок тоже квартиру свою завещал и вскорости сгинул. И другой тоже. И третий. Раньше я газет не читал – у меня очки треснули. А тут починил – и лучше бы не читал. Заболел от испуга. Лежу как в лихорадке, дрожу и ничего не соображаю. Перед глазами видения. И тут появляется один из этих, садится на кровать и говорит: "Ты, старик, теперь умрешь неизвестным науке способом за свою квартиру, поскольку по завещанию она нам принадлежит, и мы не можем ждать, пока ты помрешь самостоятельно." Сказал – и ушел. Тут у меня от страху вся болезнь отступила, я вылез из кровати – и давай Бог ноги. Страшно умирать-то. Так вот я и оказался в мертвецах. И, главное, лучше все равно не стало. Каждую ночь он мне теперь снится. Вот, кажется, подкрадется – и в горло вцепится.
АЛЕКСЕЕВ. Галлюцинации у тебя, старик.
СТАРИК. Сам ты… галлюцинация! Я как рожу его вспомню, так меня кровавый пот пробивает.
АЛЕКСЕЕВ. Кровавый?
СТАРИК. Кровавый.
АЛЕКСЕЕВ. Лечиться тебе надо. Электричеством.
СТАРИК. Лечились. Водочкой. Не помогает.
АЛЕКСЕЕВ. Тяжелый случай.
СТАРИК. И не говори. Я ведь потом возвращался. Так они уже дверь поменяли. Так что бежал я – от греха подальше.
АЛЕКСЕЕВ. Ну, дверь еще ничего не доказывает. Может, они попугать тебя хотели. А ты уж решил, что убьют.
СТАРИК. А ты бы не решил? Ты бы на их месте не захотел бы убить одинокого, больного старика?
АЛЕКСЕЕВ. Я?! Нет. Я врач, я людей не убиваю.
СТАРИК. Потому что ты дурак! И жизни не знаешь. А они люди опытные. У них голова на плечах есть…
АЛЕКСЕЕВ. Ну, хватит рассуждать. Тоже, Диоген, глас вопиющего в пустыне. Почему ты сразу такой умный не был?
СТАРИК. Опыт приходит с годами.
АЛЕКСЕЕВ. Вот как? А к тебе почему же он не пришел?
СТАРИК. А какие наши годы?
АЛЕКСЕЕВ (поморщившись). Дальше что было?
СТАРИК. Что дальше? А ничего. Ушел я из дому. А все водка проклятая, все она! Брошу я ее, уже и бросил почти. (Вздыхает). Пробовал я бомжем жить и чувствую – не могу. Легко ли милостыню в позе лотоса выпрашивать? Здоровье нужно железное. В молодости надо было привыкать. Теперь-то стар я свой профиль менять. И, главное, кто же знал?! Обещали ведь уход, обеспеченную старость…
АЛЕКСЕЕВ (насмешливо). Ну вот и получил, что хотел. Каждому да воздастся по вере его. На кой черт она тебе нужна, эта обеспеченная старость?
СТАРИК. Ты еще молодой человек, тебе не понять идей старости…
АЛЕКСЕЕВ. А в милицию пробовал?
СТАРИК (усмехнувшись хитро). Милиция для нас дело незнакомое, карательное. Она правых и виноватых не разбирает, мочит всех.
АЛЕКСЕЕВ. Это все хорошо, все замечательно. Жалостная история: злые бандиты, несчастный старик… А в шкафу ты как оказался?
СТАРИК. "Как оказался"? Как в шкафу оказываются?
АЛЕКСЕЕВ. Вот именно – как?
СТАРИК. Ночевал я там.
АЛЕКСЕЕВ. В шкафу?!
СТАРИК. Мы, бомжи, люди простые. Нам некогда о высоких материях думать. Нам выбирать не приходится. Спим где попало – на такси у нас денег нету.
АЛЕКСЕЕВ. Ты мне голову не морочь…
СТАРИК. Нужна мне твоя голова. Тоже – не морочь! Да ты знаешь, кто я теперь? Да я за это время такого натерпелся – другим на всю жизнь хватит. Ты думаешь, приятно это – кошкой прикидываться и по помойкам – мяу-мяу! – лазить. (С внезапным остервенением) Иди, спробуй, сукин сын. Посмотрим, что запоешь!