Пролог
Жизнь, так несоизмеримо богатая на чудеса, все же случается. Иногда, действительно, бывает так, что кому-то просто повезет.
И в этом нет какого-то тайного наклонения судьбы, внутреннюю тяготу к которому порой испытывают многие, и там же нет так называемого жизненного порога, который кое-кому все-таки удалось переступить.
Все это именуется просто жизнью. Такой, какая она сама по себе есть, и какой, возможно, уже не будет никогда, случись родиться в следующий раз где-то там, на Земле, в самом далеком от судьбы поселке, как бы специально затертого природой с целью его наименьшего обнаружения той же жизнью.
Мы не будем говорить здесь о душе и о ее качествах, а просто дадим одной из них просто в пору высказаться, как то делалось уже не раз с помощью так называемых новейших и сверх секретнейших технологий.
Но в то же время их разработали не мы и даже не те, о ком, собственно говоря, пойдет далее речь. Их создали и подготовили для нас другие, которые стоят у нас за спиной и все время остерегают от злого сглаза человеческой судьбы.
Я не буду раскрывать секрет приготовления современного, на мой взгляд, чтива, но я буду по ходу раскрывать вам портреты, или самые живые описания тех личностей, которые присутствовали на Земле и от которых по-настоящему высветился уже наш сегодняшний день.
Здесь будет представлено многое, и в том самом вы будете разбираться сами. Так повелел нам тот, от кого непосредственно и зависит наша жизнь, запечатлевшая на своем веку там много человеческих образов, что впору их начинать сопоставлять с чем-то действительно роковым.
Ибо простое, как правило, запоминается слабо, или не отражается в среде так рьяно. Другое же просто врезается в память Земли, не зависимо от того – хочет она того или нет.
В это трудно поверить сейчас, но все же попробуйте. Наша Земля запечатлела все то, что пронеслось особенной болью во многих сердцах, и глубоко спрятала в своих земных кладовых, о которых сегодня я просто промолчу, так как не хочется вновь поднимать так называемую научную тему.
У нас достаточно слов, чтобы и без того воспринять сей надиктованный временем материал, понять его правильно и прикрепить к самой жизни именно с той стороны, где он и должен быть по-настоящему в наше не простое современное время.
Мы исказили все. Мы даже несколько попрали суть того, что произошло когда-то. Ибо мы поверили в то, что зло сотворили сами, хотя никто из нас лично к нему самому даже не приложил мысль.
Но такое бывает, и кровавое побоище, которое мы уже сегодня наблюдаем – есть именно то, о чем я хочу вам сейчас рассказать, как бы трудно мне самому не было со всем ним бороться, ибо человеческая душа – по-настоящему сложное дело в процессе ее жизненного освещения. И это обычная душа.
Что же касается тех, что врезались даже в память Земли, то их вполне очевидная и не наигранная сила вовсе не шутка для простого человека, пытающегося с помощью ее же добыть для себя и всех именно ту информацию, которая на сегодня нужна.
В ниже представленном произведении не будет никаких ссылок на источники исторической правды, не будет по-настоящему того, что можно именовать обычными доказательствами.
Но, по сути, они уже не нужны. Все, что было – сплыло, а сами документы надежно упрятаны именно там, где им и отведено место быть по своему характеру назначения.
Потому, не стоит удивляться тому, о чем вы непосредственно узнаете, и не стоит искать беспричинно хоть какую-то долю каких-либо так называемых доказательств.
Мне не раз приходилось сталкиваться с тем, что многие, не найдя вполне жизненных подтверждений указанным фактам прошлого бытия, просто отказываются во все поверить. И вполне естественно определяют нечто подобное в совсем другую категорию художественно отображенных событий.
Что ж, я не могу упрекнуть хоть кого-то, и по-своему они, конечно же, правы. Но вместе с тем, не могу письменно представить и что-то другое, как говорится, в угоду именно тому, что уже гласно объявлено, и с тем самым смирилась сама наша настоящая жизнь.
Ибо это будет неправдой уже с моей стороны. И я такого, соответственно, не допущу.
А потому, останемся при своих убеждениях, и не будет создавать дополнительных разногласий, которых и так предостаточно в нашей среде.
Мы можем много говорить и о том, и об этом, но не вспоминать о войне просто не в силах. Ибо она была, есть по-прежнему ее живые свидетели, и есть те самые люди, которые предали наши общие интересы уже тогда.
И вы все это прекрасно видите. И лично для меня, да, думаю, уже и для многих других это понятно и ясно. Какие тут доказательства еще нужны?
Обагренная кровью победа досталась с превеликим трудом. И только реальное мужество людей, и их личная доблесть позволили совершить тот настоящий подвиг, отвоевав мир согласия для всех остальных.
Цену победы мы знаем. Остается только одно. Дооценить мысленно все то, что произошло, и не допустить в среду проникновения вновь так называемого фашизма, что лицезреет уже сейчас у нас на глазах.
И если кто-то одурманен самим временем или просто не понимает, что там к чему, то все остальные должны неминуемо встать на защиту того, что свершилось ровно 70 лет назад.
Эта победа доставалась в слезах, в общем горе объединенного под одним знаменем победы советского народа. И кому, как не ему самому, а не кому-то другому и, можно сказать по правде, совсем постороннему, что-то там решать и пересматривать уже в настоящее время. Это просто недопустимо.
И этого не будет позволено никому.
Все так называемые ошибки уже современные народы учли и уже нет торжества злой, распаханной временем идеи, и уже нет того реального стремления к весьма затейливой модели так называемого коммунизма.
Люди прозрели, но все же не до конца. Отрицая то самое негативное прошлое, они отрицают и то, что далось с таким трудом и ценою жизней многих миллионов людей. И это неправильно.
И уже сейчас необходимо понимать это и с особой осторожностью упоминать то, что когда-то было в Советском Союзе, и практически не мешать с тем, что мы сами хотим построить уже сейчас.
Россия была и будет, и да, поможет ей в этом Бог. Но растущее поколение молодых людей должно качественно понимать и уже различать, где правда, где ложь, а где просто откровенное вранье.
Они должны осознавать все содеянные ранее ошибки и должны правильно воспринимать все то, что действительно добыто только трудом, кровью и целым поколением людей, оставшихся по-настоящему без своей личной жизни и так называемых удовольствий Земли.
Они все то пережили и перенесли на себе. И все оно отложилось в их памяти, а значит, перенесется в другую жизнь, которая выразит то самое мнение в самом непреклонном варианте его современного восприятия. И тому есть уже реальные подтверждения. Но я не буду о них говорить, ибо вы их, если захотите, обнаружите сами.
Потому я просто перейду к фактам изложения той самой истории, которую уже нашим предкам удалось пережить.
И она, естественно, отобразилась во многих душах, которые и по сей день хранят свою тайну, опечатанную временем самого содержания ее в среде.
Но, как и всякое тайное оно, непременно, становится явным и хоть когда, но все же будет по-настоящему обнародовано.
Интересно это кому или нет, думаю, определит само время, которое само по себе является непозволительной роскошью для нас самих в плане так называемого досрочного умственного созревания.
Все это я веду к тому, что, отрываясь на такого рода, художественного смысла зачистки чьих-то там душ, у меня, естественно, меньше остается времени на освещение более актуального на сегодняшний день материала.
Но иногда все же хочется просто оторваться ото всего и рассказать именно о том, что по-настоящему осталось за семью замками секретности и вряд ли вообще хоть когда-то и кем-то будет обнародовано.
Есть так называемые тайные дела, и есть намерения самих душ или их вполне земных представителей, что когда-то проживали на ее территории.
И о них в действительности пойдет речь, и о них вы же узнаете в первую очередь. Ибо это и есть истинное обнародование всего того, что когда-то там произошло.
И никакими фактами, пришитыми неизвестно откуда, так называемый рот тех самых душ не заткнешь. Им это не нужно, да и нет смысла удерживать при себе такое количество грехов, которые и исповедовать страшно им даже лично себе.
Об этом я вам и поведаю, и что бы ни говорили так именуемые историки, правда сама ляжет вам в головы.
Чудеса всего лишь науки. Это самое простое объяснение, которое я могу дать всем вам сейчас, если вы вдруг вознамеритесь все то опротестовать в своей внутренней мысленной форме.
Но так и сложен современно сам человек, который призван убедительно не доверять никому, кроме самого себя, да и то, только по возникновению крайней нужды.
Вот к чему привело все то, что именуется политикой, а в простонародии – просто властью.
Но ничего. Всему этому приходит конец и на смену одному режиму уже спешит абсолютно другой, который не вполне оправдывает так называемую совместимость и который по-настоящему ненавидит все то, что относится к нечеловеческому.
А пока у нас есть время познакомиться с тем, о чем говорю, и, соответственно, вскоре мы к тому и приступим.
Сделаю всего лишь самое небольшое отступление и скажу.
Немыслимо воистину обладать всем тем, чем в своей собственной простоте может обладать какой-то простой и конкретный человек.
Силу нельзя угадать по виду или так называемому внешнему отражению.
Она всегда располагается внутри и будь вы даже по-настоящему гением, без особого дара все же ее не распознаете.
Дар – это, прежде всего, прилежие и самое жестокое повиновение времени или тому его моменту, в котором оно уже само испытывает по-настоящему необходимость.
Дар – это также никем не выявленная и не представленная наружно сила. Ибо это всего лишь дух, а он измеряется абсолютно в других единицах.
Попробуйте это понять на досуге и применить именно к тому, к чему нас всех действительно реально и уже сейчас призывает время.
С уважением, автор. И всего Вам хорошего.
Глава 1. Пелена
Москва. Кремль. Кабинет тов. Сталина. 1939 год.
Человек, вошедший в кабинет Сталина, был больше похож на военного, нежели на того, кого он внешне из себя представлял.
Широкополая шляпа надежно прикрывала его лоб, а широкий шарф не позволял рассмотреть его довольно худое лицо и впалые по-своему глаза.
Под ними во все стороны растекались круги, и было совсем непонятно от чего, то ли от перенесенных когда-то давно побоев, то ли просто от усталости, которую лично ему уже никогда не удалось бы победить.
Это был человек злой воли и по-настоящему его имя не знал никто, даже сам Сталин.
Надежно упрятанный в придуманную кем-то легенду, тот человек уже и сам позабыл свое настоящее имя и откликался только на кличку подобно простому животному, находящемуся на цепи у хозяина.
Именно так и называли за глаза самого Сталина, но только лишь те, кому по должности это позволялось делать.
Те же, кто ниже или, как говорится, еще ниже, не говоря уже о тех, кто просто никто, за такие слова уже давно парились в лагерях и там чтили память всем своим прошлым поступкам.
Трудно сказать по-настоящему привели ли те мысли к их же мысленному высвобождению, к которому они так тянулись сперва, но казенная лагерная повседневность навсегда искалечила им жизнь, претворяя ту самую мысль в некое погонище и позорище на всю страну.
А страна была, сами знаете какая. То была страна советов или красных, как их еще называли по старинке те самые заморские и во многом купленные буржуа, которые еще только вчера кричали против, а сегодня, согласившись на карт-бланш, внезапно все стали на сторону так называемого вождя.
Но человеку, вошедшему к Сталину, как говорится, было не до таких мыслей и он, немного откашлявшись, произнес свою незатейливую речь.
– Здравствуйте, товарищ Сталин. Очень рад вас видеть, – и человек вполне дружелюбно подал руку для пожатия.
Сам вождь несколько помедлил, как всегда, с ответом, но все же и сам протянул руку и как-то с неохотой ее пожал.
Это было лишь слабое, такое утечливое соприкосновение, но тот человек это почувствовал, и даже немного резко отдернул руку назад.
Сталин также подметил это резкое движение и в шутку сказал:
– Что, горяча рука свободного пролетариата?
И тут же засмеялся, словно призывая того человека к более мирной беседе или общей разрядке той напряженности, что внезапно возникла в кабинете.
Человек сбросил шляпу и, несколько ослабив шарф, произнес:
– Что вы, товарищ Сталин. Не в горячем пролетариате суть. Это я так. Наверное, с непривычки. Мне ведь редко случается, кому пожимать руки. Такая уж у меня работа. Так что, скорее всего, это просто привычка.
– В вашей работе привычки многого стоят, – многозначительно подчеркнул Сталин, усаживаясь в свое любимое кресло и наблюдая за человеком, словно действительно за каким-то животным, всего лишь на время высвободившегося из-под цепи.
Человек, естественно, все это почувствовал, но виду не подал и, так и продолжая стоять, начал вести свою речь:
– Не буду терять времени, товарищ Сталин. Разрешите доложить обстановку и на том удалиться. Сами понимаете, что время не ждет.
– Да, не ждет, – волне серьезно произнес вождь и рукой пригласил человека присесть на огромный в его кабинете диван.
Тот неуклюже подвинулся к нему и, как это обычно со всеми и бывало, несколько неловко пристроился на нем в ожидании команды для доклада.
– Продолжайте, – коротко бросил Сталин и, прикрыв лоб рукой, несколько притих в ожидании самого доклада.
Человек долго не медлил и произнес:
– Я с плохими вестями и, можно сказать, с того света.
– Дальше, – резко ответил тому руководитель, продолжая удерживать руку возле лба.
– Гитлер решил напасть на Польшу. Ну, а дальше, Советский Союз.
– Когда? – вопрос прозвучал строго и так же непрекословно, как и все остальные, произносящиеся в этом кабинете слова.
– Первого сентября.
– Откуда сведения?
– Из самого надежного источника. От врагов.
– Они еще пока не враги. Не стоит забывать об этом, – несколько подытожил Сталин их короткий разговор.
– Да, знаю. Это так, вырвалось, – несколько судорожно произнес человек.
Все же, время от времени, даже ему становилось страшно от таких коротких, словно стреляных речей, брошенных в его сторону.
– Это вам непозволительно, – снова строго напомнил Сталин и на время оторвал руку от головы, – кто стоит за всем?
– Америка?
– Америка?.. – в удивлении даже немного приподнял брови Сталин, наверное, удивившись этому известию больше всего.
– И Англия, – сухо добавил человек, словно сам выстрелил в своего оппонента.
– Ну, эти понятно, – коротко вздохнул Сталин и немного приподнялся в кресле, чтобы несколько изменить позу, принятую им вначале.
Он снова надежно уселся в кресле и пристально посмотрел человеку в глаза.
– Это надежные сведения? – спросил он, очевидно, в душе подозревая какой-то очередной подвох.
– Да, самые точные и самые надежные. Состоялась беседа. Я присутствовал там лично.
– Чем обусловлено. Какова мотивация? – коротко бросил Сталин, лишь на время прикрыв глаза и снова приложив руку в своему лбу.
– Мотивация проста. Польша предлог. Советский Союз должен быть уничтожен и востребован по назначению.
– Это как? – искренне удивился Сталин и даже приподнялся на своем месте.
– Ресурсы, товарищ Сталин. Все дело в них. Америка – развивающаяся страна и вовсю стремится расширить свою промышленность и, естественно, добычу полезных ископаемых. А их у нас много, вы сами знаете.
– Как они обо всем узнают?
– Разведка, да и своих шпионов предостаточно. Много болтают, гордясь успехами, выбалтывают лишнее.
– Это верно, – согласился Сталин и не вполне естественно для себя прошелся по кабинету, пока докладывающий товарищ сидел.
Тот хотел было вскочить, но тот рукой придержал его на диване.
– Интересные сведения, не находите? – полюбопытствовал он, глядя тому в глаза и, очевидно, не доверяя ни одному единому слову.
– Да, интересные, – сухо ответил человек, немного сжавшись на своем месте.
– Но воевать с Америкой мы не будем? Это я верно понял? – в упор спросил вождь, так же пристально глядя человеку в глаза.
– Да, с этим вполне справится Германия. Они надежно сейчас ее экипируют и поставляют всячески различную продукцию для подготовки к войне.
– А как же они сами? Останутся в стороне вместе со своими родными братьями? – спросил Сталин, очевидно, имея в виду англичан.
– Как всегда, выйдут сухими из воды, – процитировал человек свою фразу.
– Я этому не верю, – неожиданно резко выкрикнул Сталин, и даже почувствовалось, как охрана по ту сторону двери вся мгновенно напряглась.
Человек устало пожал плечами и просто ответил:
– Вы ничему не верите, товарищ Сталин. Что я могу поделать? Чем доказать?
– Привезите записи разговоров, – посоветовал Сталин, повернувшись к тому спиной и направляясь к креслу, чтобы снова присесть.
– Никаких записей быть не может. Гестапо меня обыскивает так, что ни одна дырка в теле не остается без просмотра, – почему-то горько усмехнулся человек.
– Действительно, так? – удивился почему-то вождь и даже, как показалось самому посетителю, проникся к нему жалостью и симпатией.
– Да, так действительно, но я не жалуюсь. Работа – есть работа.
– Подождите, а как же сами представители? Что и их тоже?
– Да, точно так же. Гитлер никому не доверяет. Поручил Гиммлеру установить слежку даже за самим собой.
– А это зачем? – искренне удивился Сталин и немного потянулся вперед, чтобы как можно ближе услышать ответ.
– Кто его знает. Начитался всякой бредятины, вот и бредит. Никому вообще не доверяет, а к себе подпускает лишь тех, кому лично позволил проделывать то же самое.
– То есть, у него есть круг лиц, которые вполне естественно с ним общаются? – уточнил собеседник.
– Да, есть, но очень узок. Все те узнанные и увенчанные его внешностью люди где-нибудь на природе или где-то еще, всего лишь двойники. Их понаплодил много.
– Зачем? – удивился Сталин. – Так ведь и сам себя через время не узнаешь? – то ли спросил, то ли утвердил он, слегка потирая свой лоб рукой.
– У меня все, – внезапно сказал человек, мгновенно выпрямившись на своем диване, словно принимая какую-то вполне подходящую для этого позицию.
– Постойте еще. Не время уходить, – и предусмотрительно поглядел на часы, которые показывали два часа ночи.
Самое любимое время Сталина, в котором он мог оставаться сам с собой наедине и со своими бродившими вокруг мыслями.
– Скажите, а зачем вы приехали? Вам нужно было оставаться там. Ожидать развития ситуации, – внезапно продолжил он, ставя тем самым человека в весьма неудобное для него положение.
Вроде бы и задание выполнил, а вроде бы и нет, в одно и то же время. Он даже привстал на минуту и тут же резко доложил:
– Поступил приказ. Немедленно прибыть в Москву.
– Да, приказ, Вечно они торопятся с этим, – проворчал вождь и нервно заерзал в своем кресле.
– В общем, так. Возвращайтесь обратно. Прямо в само логово. И оттуда ни шагу, вплоть до самой войны.
– С кем? – неожиданно для Сталина спросил человек.
– С нами, – спокойно ответил вождь и на минуту задумался.
– Вы думаете, они позволят себе.., – начал производить речь человек, но Сталин решительно махнул рукой и усадил его обратно на диван, тут же отвечая:
– Позволят и еще как, но мы попробуем их опередить. Нам нужно точно знать время нападения на нашу страну. Вы меня поняли?
– Да, так точно, товарищ Сталин. Как об этом доложить?
– Какая у вас связь с центром?
– Обычная радиосвязь через нескольких лиц. Обо мне вообще никто не знает.
– А Гиммлер? – хитро прищурил глаз Сталин. – Как же его удалось провести?
– Для этого есть свои хитрости, – ответил человек и продолжил,– так как мне тогда об этом сообщить?
– Звоните, – неожиданно принял решение Сталин.
– Как звонить и кому? – несколько опешил то такого развития беседы человек.
– Мне звоните?
– Но я же раскроюсь и засвечусь. Все будет потеряно.
– А вы не бойтесь. Все будет организовано. Получите шифровку, в случае чего мгновенно возвращайтесь обратно. Нам нужны будут ваши сведения обо всех участниках этого сговора. Вам понятно?
– Да, товарищ Сталин.
– Тогда, идите. Хотя нет, постойте. Ни пуха, вам ни пера.
– К черту, – выронил человек и со вздохом мимолетного облегчения вышел из кабинета.
Сталин, постояв с минуту, неожиданно рванул к выходу и довольно резко открыл дверь.
– Верните ко мне этого человека, – быстро сказал он уставившемуся на него в недоумении охранника и снова зашел в кабинет, закрывая за собой дверь.
Слушаюсь, так точно.., – только и успел услышать он, как дверь плотно закрылась, надежно щелкнув его секретным английским замком.
Услышав звук щелчка, вождь передернул плечами и тихо проговорил:
– И здесь Англия. Когда же ты, наконец, успокоишься?..
Задав самому себе этот вопрос, Сталин стал напряженно о чем-то думать, то и дело, пытаясь раскурить свою погасшую трубку.
Наконец, это ему с трудом удалось и он с облегчением вздохнул, вдыхая в себя целую лавину поступающего из нее дыма.
В это время в дверь снова постучали и попросили разрешения войти.
Оно прозвучало несколько глуховато, но Сталин расслышал и громко сказал:
– Войдите, разрешаю.
Такая мера предосторожности была весьма предусмотрительной с его стороны и позволяла в какой-то мере предотвращать утечку самых важных сведений из его личного кабинета.
Окружив себя достаточно надежными людьми, он не боялся так называемого покушения, но всячески предпринимал меры осторожности, если речь касалась выдачи каких-либо государственной важности секретов.
В этом-то и заключался смысл произнесенного им самим словосочетания, словно поясняющее всем остальным, что теперь действительно можно войти и не обнаружить в его кабинете ничего секретного.
Втайне от всех Сталин все же занимался, или увлекался спиритологией, и поочередно вызывал каких-либо духов. Бывало даже, что они ему подчинялись и разговаривали по-своему.
Долгими ночами он порой засиживался в своем кабинете, то и дело, устремляя взгляды куда-то в потолок, словно там могло существовать то, что для него еще неведомо на этой Земле.
А ведал он очень и очень многое. И вполне можно было бы говорить, что знал обо всем. Так налажен был весь аппарат его личного оповещения, о котором не знал практически никто, кроме него самого.
Куда там тому Гитлеру с его причудливыми прибамбасами, как сам Сталин говаривал иногда, наблюдая за кадрами демонстрирующейся для него хроники, в которых фигурировала указанная личность.
Вождь окружил себя теми людьми, которые в любой момент могли бы его по-настоящему предать. И он знал это точно так же, как и то, что солнце каждое утро встает с восточной стороны, а заходит с прямо противоположной.
Он прекрасно понимал человеческие натуры и вел с ними настоящую игру в так называемые кошки и мышки. Никто не догадывался об этом, но зачастую, меняя одного кадрового работника на другого, он просто перебирал фишками на своей постановочной доске, чтобы вовремя, как ему самому казалось, уловить факт такой измены, или предотвратить то, о чем постоянно думал с момента смерти великого вождя.
К самому Ленину Сталин относился с уважением и не давал повода померкнуть его имени ни на минуту. Возможно, что-то по-особому ревнивое и заигрывало где-то внутри, но он не давал ему волю, так как понимал, что одному по той же дороге ступать будет значительно труднее.
Чего только стоила ему борьба с так называемыми троцкистами, да и другими так же, которых он сам, по сути, считал предателями не только своей страны, но и самой обыкновенной идеи, которая для самого Сталина являлась священной и самой главной целью достижения его верховной жизни.
Такую жизнь он сам для себя обозначил давно и предложил лично создать так называемый верховный комитет, в который, естественно, входил сам.
Это была прямая дорога к тому, о чем он мечтал, а именно к самому прямому управлению тем государством, которое своей общей болью целиком и полностью возлагалось на его плечи.
Нет, он не стряхивал с себя так обозначенную общую заботу о народе или о его благе, но вместе с тем он управлял лично тем, чтобы эти блага, прежде всего, отражались идейно на нем и только затем какими-то действительно социально значимыми преимуществами.
Говоря проще, он не хотел допускать разврата души, о которой он, как истинный спирит, знал, но вполне естественно не мог говорить об этом привселюдно. Ибо, признай он это, то тут же необходимо было бы признавать и церковь, как основу сохранения и распространения знаний души.
А этого он допустить не мог. Ибо создавать двоевластие в стране, мечтающей о своем экономическом успехе, было просто непозволительно.
Потому, по-своему он прижимал церковь, но все же не позволял особенно усердствовать тем, кто – то ли намеренно, то ли по своей обычной глупоте, носился не только с идеей, а и с практическим исполнением полного уничтожения всех приходов и даже маленьких часовен в богом забытых русских деревнях.
Были, конечно же, и такие. И их действительно время понаплодило много.
По-настоящему уставшие, в своих оборванных и грязных рабочих или подмастерных майках одни и те же люди с одной стороны строили новую жизнь, а с другой – уничтожали старую, желая поскорее забыть все то унижение, которое досталось им от прежней власти.
Никто не мог точно или с уверенностью сказать, что так повелел товарищ Сталин, но все ссылались именно на него, когда дело действительно доходило, как говорится, до ручки, и уже лично ему самому приходилось подписывать те документы, которые он никогда в жизни бы не подписал, будучи на каком-то другом месте, занимаемом в том же государстве.
Но он не мог поступать по-другому, иначе рушилась бы общая идея, а после нее уже совсем завещательно порушился бы и весь государственный строй.
Еще был жив Ленин, и он же писал, что, построив так называемое социалистическое государство, народ обретет иную веру в себе, и та вера его погубит по-настоящему. Поэтому идея воспетого всеми коммунизма гораздо важнее широко процветающего социализма.., ну и так далее.
Конечно же, все эти слова лично сам Сталин убрал, внимательно перечитывая все достояния прежнего вождя. Придал ли кто еще тому такое же значение, Сталин, естественно не знал, но на всякий случай сохранил подлинники и надежно упрятал в одном из потаенных мест Кремля.
Бог знает сколько там закопанных тех самых вещей, о которых так мечтают все историки и археологи. Но великий государственный деятель того времени запрещал копаться в так называемом кремлевском саду и тем более, перебирать хоть какие-то там стены.
С одной стороны он боялся, что обнаружат его так обозначенные кладовые, с другой – раскроется еще что-то более важное, которое может привести к полному краху всего государства.
А этого он допустить не мог, и практически до самой смерти в нем все время присутствовала идея так называемого сильного и мощного, но не обустроенного до конца социалистического государства.
Нет, он не хотел видеть его завершения или краха, а потому всячески и оттягивал все так называемые социальные выплаты населению и что-то подобное во всех иных сферах деятельности самого государства.
Он свято верил уже своему вождю и, убедившись на деле, понимал, что тот был основательно прав, как в отношении кризиса государственного строя, так и в отношении людей, которые его и представляют.
Винить уже сейчас того Сталина мы не можем, ибо понимаем и должны понимать, что произошло, как с нами самими, так и с совместно обустроенным государством.
Потому, все это останется на совести так называемой истории, которая непосредственно указывает так обозначенное величие ума целой нации или такого характера целого объединения под одним знаменем идейного и порой безудержного общего патриотизма.
В то же время Сталин был прагматиком своего времени и не исключал возможности самого настоящего присоединения других территориальных участков земли, к которым непосредственно относил и Германию.
То, что там развивался абсолютный тоталитаризм и во всем присутствующий экстремизм, он видел с самого начала.
Видел также и то, что под общим лозунгом «гешефтовых» побед проваливался зачастую сам план социальной переобустроенности населения, что представляло основной костяк Германии.
И он понимал, что они потребуют от Гитлера большего, но добровольно уже сам Сталин ничего отдавать, естественно, не собирался.
А потому, в душе у него созревал план так называемого некардинального объединения с представителями того государства и вовлечения уже его материально движущих средств в непосредственно свое экономическое развитие.
Говоря проще, Сталин хотел и частично поднял еще до войны именно тот базис экономического благоустройства государства, который был так ему необходим для объявления еще большей независимости от всего мира.
Не покидала его мысль и о своеобразном расширении границ Советского Союза, ибо, чем дальше они от Москвы, тем больше времени для принятия какого-то определенного решения в минуту срочной опасности.
Все эти мысли ходуном бродили вокруг его личности и, можно сказать, не давали ему спокойно отдыхать. И спал он, действительно, очень мало, предпочитая так называемому сну живое предвечернее бдение.
Так он именовал своеобразно образовывающуюся им самим дремоту, благодаря которой он вроде бы как немного отдыхал и в то же время не предавался чистому забвению сна, так сказать, по-настоящему.
Этим самым он спасался от преследовавших его издавна ночных кошмаров, выступающих в образах тех самых душ, которых он сам непосредственно загубил.
Но, то были его тайные грехи, о которых он знал только лично и никому другому, вполне естественно для него самого, не рассказывал.
Зато знал премного о грехах других, но особо винить их в том не старался, понимая, что, очевидно, и они пытались «своими лапками зацепиться за жизнь или нацарапать ее небольшие строки».
Да, именно так он представлял в себе всех остальных, и ему почему-то казалось, что весь мир полон именно таких людей, которые, по большому счету, и людьми назывались только благодаря своему внешнему облику.
В чем, в чем, а в душах Сталин разбирался наибольше. Он просто их чувствовал и даже каким-либо образом жертвенно преподносил.
Он так и говорил про себя.
Пусть эта душа пойдет в жертву нашему общему делу и навеки сплотит весь наш народ до самого конца.
Каков будет конец, он и сам смутно представлял, но все же благодаря каким-либо очередным теоретикам времени, Сталин пытался построить именно ту модель, которая в его сознании понравилась бы только ему.