000
ОтложитьЧитал
Рафик и плов
Рафик доел ужин, встал, и вежливо произнес:
Спасибо, мама-джан, очень вкусный плов.
– А, ничего ты не понимаешь, сын, – махнул рукой отец. – Такой праздничный плов, как готовил мой отец, никто не готовит! Пальчики оближешь, такой был плов! А это так, рисовая каша. Говорил мне отец – “не женись, пока не попробуешь плов будущей жены!”. А я молодой был, горячий… Глупый. Я говорил – “Я уеду в каменные города кяфиров, я буду строить большие дома, я заработаю себе на лучший плов!”. Эх…
Отец замолчал, его глаза печально смотрели вдаль. Мать скромно молчала, лишь смиренно опустила взгляд, выказывая уважение мужу. Рафик тоже вежливо выслушал отца, а потом поставил тарелку в раковину и хотел было выйти.
– Погоди, сын. Присядь, – скомандовал отец.
Рафик удивился, но присел. Для проверки дневника было ещё рановато. Да и то – уже несколько лет родители не могли понять ни одного задания в его дневнике – да и даже названий предметов не понимали! Они лишь боязливо гордились образованным сыном, при этом стараясь держать его в строгости – чтобы не зазнался и не расслабился.
– Завтра тебе нужно будет показать твоей матери, что и как у вас в школе.
Рафик с вежливым непониманием смотрел на отца.
– Завтра будет родительское собрание? – уточнил он на всякий случай.
– Вах, какой глупый у меня сын! За что мне такое несчастье! Кто принесет мне кувшин воды в старости?! – всплеснул руками отец.
Рафик вежливо ждал, пока пройдёт приступ восточного красноречия. Глаза матери метнулись по лицам ещё трех детей, которые ели плов, кидались пловом или азартно лупили плов ложкой. В общем – вели себя с пловом сообразно возрасту и характеру. Да, вроде все на месте, и глава семьи напьется в старости так, что лопнет.
– Твоя мать будет работать в вашей школе, – растолковал отец, решив, что воспитания он дал достаточно. – Уборщицей.
Сердце Рафика ухнуло вниз. Он не удержался и раскрыл рот, но даже решившись нарушить этикет и возразить – он лишь слабо застонал. Мать заволновалась и проверила рукой его лоб, а потом заглянула в горло – вдруг ребенок подавился? И по спине хлопнула.
– Поэтому ты её везде проведешь и со всеми познакомишь. – продолжил отец. Покажешь, где там самые грязные места. Наверняка дети кяфиров гадят без остановки.
Рафик чуть не заплакал. Он уже представил все новые издевательства, которым будет подвергаться. Все годы напряженной учебы, всё то уважение, что он завоевал у сверстников, а главное – у учителей… Всё это насмарку!
– Но, – наконец смог высказаться Рафик. – Как же мамина работа на рынке? Как у нее хватит времени?
– Рынок переделывают, – махнул рукой отец с грустью. – Жадные кяфиры хотят загнать всех покупателей в свои громадные стеклянные магазины с гнилой картошкой. Зачем, зачем я строил эти магазины!.. Негде больше будет купить свежих овощей… Это последний вкусный плов, который ты ешь, мальчик…
Мозг Рафика судорожно метался в поисках выхода. Он не был готов спорить с родителями. Но попытался навести их на возможную ошибочность идеи:
– А как же… Как же особые травы? Что скажет бабушка-джан?
Отец пригнулся, его взгляд сделался испуганным, а рука сделала отгоняющее злых духов движение:
– Мы с твоей мамой поговорили и решили. Как раз ты и скажешь уважаемой бабушке о том, что нам больше негде будет продавать особые травы. Да, так будет лучше.
Его взгляд метнулся к остальным детям, словно говоря: “У нас останется ещё три ребенка, и будет кому подать воды в старости, если старая ведьма тебя сожрёт”.
Мать заплакала.
– Ну, иди, – замахал руками отец. – Незачем тянуть!
Рафик с каменным лицом встал, обулся в прихожей и перешёл наружу, к квартире, соседней с ними. От лестничной площадки обе квартиры отделяла общая стальная дверь. Рафик постучал. Тишина. Он чуть выждал и нажал кнопку звонка.
– Да слышу я, слышу, не глухая! – раздался сварливый резкий голос из динамика под звонком. – Входи уже.
Рафик сам открыл дверь одним из ключей на своей связке и осторожно ступил внутрь. Сердце часто стучало. Он снял кеды в прихожей и зашел в почти темную гостиную. Остановился. Совсем рядом в сумраке блеснули глаза и раздался громкий скрипучий крик:
– Крааааа! Дурррак! – и хлопанье крыльев.
Рафик испугался, но уже не так сильно, как в первый раз несколько лет назад. Ручной ворон старухи до смерти пугал её домашних клиентов. Таково и было его назначение, в общем-то. Уверенными шагами Рафик двинулся сквозь темноту к двери в другую комнату – дорогу он знал хорошо. Из темноты ему в лицо бросались связки сушеных растений, свисающих с веревок под потолком – но он каждый раз успевал уклониться, потому что загодя улавливал специфические уникальные запахи. Открыл дверь во вторую комнату и зажмурился – до того был резким переход из темноты в свет.
Вторая комната была залита вечерним солнцем. Она была сделана сразу из двух комнат на одном углу здания – поэтому ловила солнце весь день, от восхода до заката. Теплые желтые обои дополняли уютную атмосферу. У окна за столом сидела сухая скукоженная старушка и чинно пила чай из фарфоровой чашки. Её дорогое льняное платье было сверху прикрыто цветастой шалью. Инвалидная коляска вместо стула не сразу бросалась в глаза. К коляске были приторочены две палки – здоровенная клюка и обычная трость для пожилых.
– Добрый вечер, бабушка Миртрума, – вежливо произнес Рафик, склонив голову.
– Чего пришёл? – с любопытством спросила бабка, внимательно глянув на него. – Я тебя не звала сегодня. Выходной у тебя. Ешь, учись, люби…
И она захехекала лишь ей понятной шутке. А Рафик, конечно, замялся. Все боятся быть гонцами, приносящими дурные вести, особенно, когда получатель – человек опасный. Впрочем, Рафик в данной ситуации был как раз на стороне бабки и надеялся, что в её интересах не допустить его мать работать в школе. Точнее – не упустить место на рынке.
– Папа просил передать… Рынок переделывают, наш прилавок придётся свернуть.
Миртрума аккуратно поставила чашку на блюдце и лишь затем стукнула сухим кулачком по столу. Рафик вздрогнул. Фарфор звякнул и приятно зазвенел.
– Ах ты ж, Васька, жадоба ненасытная. – вполголоса высказалась бабка. – Таки сговорился с москвичами, значит? Будут у нас свои сети дальше раскидывать…
Рафик, уже привыкший к стилю бабки, сообразил, что речь может идти о мэре Василии Лисюкове. А бабка продолжала говорить – то ли Рафику, то ли сама себе:
– Ну что ж… Давно про это в узких кругах говорили. А чему нас учит коммунистическая экономическая теория на такой случай? – и глянула с подначкой на Рафика.
– Чему? – послушно спросил он.
– Учит – расширяйте каналы продаж! Заказала я себе компьютер, будешь мне интернет-магазин делать по травам, – она подмигнула. – Будем настойки на воде ключевой продавать по словам ключевым.
У Рафика голова пошла кругом, а рот раскрылся. Мир вокруг менялся слишком быстро – но не для этой бабки. Она приспосабливалась к изменениям, словно вирус, который замерз миллион лет назад в Арктике, вчера оттаял, но не пал духом, а наоборот – обрадовался, увидев обновленное меню в виде полярников.
Однако, главное Рафик понял – бабка ему не союзник, и завтра придётся вести мать в школу за руку. Всё, как десять лет назад, только всё абсолютно наоборот, и эмоции в том числе. Глаза Рафика потухли, он обреченно поглядел в окно. Завтра мать будет отмывать грязь, а Рафика будут смешивать с грязью.
– А ты чего буйну голову повесил, богатырь? – спросила Миртрума.
Она внимательно смотрела на Рафика. Хлюпнула чаем, поставила чашку и нажала кнопку на кресле. То зажужжало и повернулось к Рафику.
– И что это у тебя за царапины на шее? Никак, придушил кто? Ну ка, поди сюда! А теперь пригнись!
Рафик послушно выполнял команды бабки. Та покрутила его шею и поцокала языком:
– Кто тебя так?
– Хулиганы… В школе…
– А куда директор смотрит? – насупилась бабка. – Опять, небось, за школой курит вместо учебы, как сорок лет тому?
– Там сын мэра… Лисюков. Директор с ним, как с родным.
– Поняаааатно, – протянула бабка и глянула в глаза. – Ты поэтому такой смурной?
– Не только, – пробормотал Рафик. – Отец хочет мать уборщицей в школу устроить… Они мне тогда совсем житья не дадут.
Бабка неопределенно хмыкнула, чуть отвернулась, побарабанила пальцами по столу, глядя вдаль. Перевела взгляд на Рафика, снова хмыкнула:
– Я тебя чему учила, Рафаил?
– Много чему, – Рафик отвёл взгляд, не желая ощущать себя плохим учеником.
– Поюли мне тут ещё, – беззлобно сказала старушка. – Проблемы это что?
– Задачи, – буркнул Рафик.
– Проблемы надо что? – не остановилась Миртрума.
– Решать сразу, – Рафик ещё сильнее опустил взгляд.
– Потому что они что?
– Пожирают твою душу день за днем, – прошептал Рафик.
– Верно! – хлопнула ладошкой по столу бабка. – С теорией у тебя всё в порядке. Подкован ты, аки конь красного комиссара. А на практике – как будешь решать?
Рафик кинул взгляд на бабкину клюку. Та верно истолковала немой вопрос:
– Нет уж, силовой вариант не для тебя. Кровная месть – для тех хвастливых гордецов, что вначале создают проблемы. А потом прячутся в деревне, где сто рыл с ножами.
– Тогда… Сбежать? – прошептал Рафик.
– Никаких побегов. Все твои побегушки принадлежат мне! – и старушка захихикала.
Взгляд Рафика задвигался вместе с его мыслями. Он понял, что старушка видит решение, и уже ощущал смутную надежду вместо глубокого отчаяния. Но по опыту знал – подсказок не будет и догадаться придется самому.
Рафик огляделся. Жесткая кровать, старый телевизор, радио, книжные шкафы… Полка со склянками… Неужели…
Рафик неуверенно поглядел на бабку.
Лёшик и лук
Лёшик, затаив дыхание, ждал, пока зашедший в подъезд отец поднимался домой после работы. Вообще он считал, что у отца – лучшая работа в мире.
Ведь тот целыми днями делал луки.
Нет, конечно же Дмитрий Робертович Сумаков не заканчивал Институт Лукостроения. Он был столяром-плотником в местной мебельной мастерской. Но однажды – сделал лук для маленького сына. Лёшик просил купить настоящий лук, а отец посмотрел цены, пожал плечами: “Проще самому сделать!”.
И сделал хорошо, обстоятельно. А главное – сын был в восторге и стал заядлым лучником. Ну а отец, посмотрев цены ещё раз, начал делать луки на заказ.
И вот сегодня Лёшик ждал подарок отца, приуроченный к новому учебному году. Конечно же – новый лук!
Укороченный рекурсив с небольшим вырезом-полочкой для стрел, анатомической кожаной рукояткой и быстрой тетивой фаст-флайт. Лёгкий натяг за счёт рекурсивных плечей, отличный график накопления энергии и её высвобождения. Да, рекурв более своенравен, чем, например, длинный английский лук – но зато даёт высочайшую скорость стрелы и возможность стрелять почти прямой наводкой. И тянется легко!
Круче рекурсива по мощности – только блочные луки с колёсами. Но этот тип луков скорее для понтовых охотников, наряду с “прокачанным” внедорожником, камуфляжным нарядом, кемпинговой палаткой с туалетом и душем, дорогой удочкой и прочими мужскими радостями.
Петя, конечно же, шутил, называя укороченные рекурвы “укурвами”. Ну пусть язвит, у него латентная зависть к чужой хорошей жизни. Лёшик знал – Петя бы тоже такой лук хотел. Но пока – ходит с фабричным сборным “Боумастером”, который для него урвал за полцены Лёшик на лучной барахолке в Интернете. Терпимый для начинающего лук, и позировать для фоток можно. И уж точно лучше, чем перерожденный лук Рафика, ранее бывший зимним спортинвентарем… При этом воспоминании Лёшика передёрнуло.
Дверь, наконец, открылась и отец – высокий, полный мужчина – вошёл в квартиру. Лёшик был уже в прихожей, подпрыгивая от нетерпения. Отец широко улыбнулся, и достал из за спины длинный тканевый чехол:
– На! Владей, береги, наслаждайся!
– Уиииии!!! – восторженно воскликнул Лёшик, бросаясь вперёд.
А потом – сразу отскочил назад с чехлом в руках, уже вытаскивая новый лук под яркий свет окна кухни. Отец довольно улыбался, глядя на счастье в глазах сына.
Лук был тонким и изящным, словно детским. Покрытый прозрачным гибким стеклом, демонстрирующим естественный цвет и текстуру светлой древесины. Лёшик провел пальцами по гладкому стеклу, покрывающему тонкую ламель. Прикрыл глаза, вдохнул свежий запах лака. Улыбнулся… Кайф!
– Спасибо, пап! – Лёшик бросился обнимать отца.
На шум с кухни вышла мать – коренастая, полная, милая женщина. Вытирая руки полотенцем, она довольно улыбалась, глядя на отца и сына:
– Как насчёт вкусного ужина по такому случаю?
– Щас, мам, я только лук положу! – и пухлый Лёшик неловко убежал в комнату.
Отец и мать улыбались ему вслед.
– Ну хоть какой-то спорт подошёл нашему сыну! – беззлобно пошутил папа.
– Ой, кто бы говорил! – мама несильно пихнула отца кулачком в пухлый бок.
Оба засмеялись.
Из комнаты раздались слабые шлепки.
– В квартире не стрелять! – крикнул отец, впрочем, не особо волнуясь.
– Я на балконе по кубику! – раздался ответ Лёшика.
– Лучше в лес сгоняй на велосипеде! – предложил отец. – Или в выходные вместе сходим.
– Не-не, я не дождусь! Щас на велике рвану.
– Только недолго! – с легким недовольством сказала мама. – Потемнеет скоро.
– Да! Приеду и поужинаю! – Лёшик уже одевался.
Лук уже был в кожаной туле за спиной, как и набор новеньких стрел с желто-красным оперением. На локте Лёшика уже был надет кожаный наруч. И тула, и колчан, и наруч были из тёмно-коричневой толстой жесткой кожи, со схожими рисунками – белое дерево в центре и зеленые растениеподобные узоры вокруг. На длинных волосах Лёшика был кожаный обруч со светлыми кожаными накладками на ушах, которые создавали нечто вроде острых эльфийских ушек, в то же время не скатываясь в пошлость или детскость. Скорее, это были даже не ушки, а защитные накладки на уши, которые мог бы носить эльф.
Миг – и дверь хлопнула. Мать обняла отца и поцеловала в щёку:
– Ты такой молодец! Люблю вас обоих!
Отец обнял мать с гордым лицом. А та вдруг озабоченно пробормотала:
– Меня только этот его эльфизм смущает. Я думала, как начнёт на девочек заглядываться, так и пройдёт, а получилось наоборот. Ему эти уши и луки всю романтику заменяют…
– Ничего, – махнул рукой отец. – Поступит, переедет в общагу – и сразу уши потеряет на первой пьянке. А если на гуманитарный пойдет – то вообще будет нарасхват, там же парней недобор, а девчонок толпы!
Мать сузила глаза, с притворным недовольством поглядев на мужа:
– Я смотрю, ты хорошо разбираешься в вопросе… Милый!
Отец засмеялся, обезоруживающе подняв руки:
– Нет, ну что ты… Я просто много размышлял об упущенной молодости, когда пилил табуретки… Ай! Шучу, шучу!
Мать недовольно пихнула его кулачком в бок, но он лишь крепче обнял её и прижал к себе.
Ну а Лёшик в это время уже выкатил свой недорогой хардтейл “Мерида” на улицу – и рванул в лес. Он считал марку этого велика удачным прикольным совпадением – даже сделал себе фанерку в стиле автомобильного номера с названием “MERIDA” черным на белом. Так же, как в США себе делают номерные знаки на авто. Волосы Лёшик распустил, и они развевались на ветру. Из воздуха ушёл палящий зной, кожу приятно овевал свежий ветерок и Лёшик кайфовал.
Лучший вечер в жизни!
***
Когда он проезжал через лесопарк, то не заметил на скамье Пахана, Бобика и Вадика, пьющих пиво. Они были под деревом в тени – а в лесу темнеет быстрее.
– О, гляди, толстая тетка на велике в лес чешет, – первым отметил Пахан.
– Да это ж пацан. Это ж ботан тот, Лешок-лошок! – Вадик даже чуть приподнялся.
Бобик же просто что-то невнятно прогудел. Ему было лень.
– Ты смотри-ка, а у нас с ними разговор не закончен, – ухмыльнулся Пахан. – А ну-ка, пошли за ним!
Лёшик приехал на лучно-шашлычное место уже во время долгого летнего заката. Золотые осколки солнца уже перестали прятаться между высоких сосен. Купол неба стал широкой радугой – фиолетовая синева высоко вверху, изумруд и бирюза вдоль горизонта и красно-оранжевые облака где-то там – за деревьями.
Лучным местом была длинная поляна между соснами. Её ограничивал песчаный склон холма с одной стороны и тропинка с другой. Это место было идеально для лучных тренировок на природе, да и шашлыки рядом можно было сделать. Правда, уже слегка потемнело, и Лёшик знал, что в полусумраке стрелы будут видны плохо. Как попавшие в мишень, так и спрятавшиеся в песке вокруг – и эти потом придётся долго и тщательно искать. Но ему очень, очень хотелось опробовать новый лук – и как можно скорее.
Чуть подумав, Лёшик включил на максимум светодиодный фонарик на велосипеде, а сам велосипед подвел поближе, метров на десять. Таким образом, он добился сразу двух результатов. Во-первых, фонарик дал достаточно яркий свет, резко очертив неровности на песке. Во-вторых, круг света на таком расстоянии был довольно большим, в несколько метров шириной.
Лёшик снял с багажника пакет с изолоновым кубиком, бросил его на склон, отошел на двенадцать метров и, наконец, изготовился к стрельбе. Он замер, наслаждаясь этим моментом. Вокруг – никого. Лишь ночь, лес, и он – эльфийский принц Элессар с новым прекрасным луком.
Ощущая одновременно надежду на идеальную стрельбу и лёгкий страх, что стрелы будут лететь в сторону, потому что окажутся неподходящими по жесткости к фунтажу нового лука – Лёшик наложил первую стрелу на лук, и тщательно, по учебнику выстроил тело и руку. А затем нежно расслабил пальцы, уводя их за эльфийское ухо. Лук мягко тренькнул и стрела метнулась белой молнией, разогнав ленивый танец пылинок в световом конусе. Да, скорость стрелы была высока. А лук при этом тянется очень легко!
Однако, стрела ушла вправо, мимо мишени и даже мимо двадцатисантиметрового кубика. Лёшик нахмурился. Похоже – стрелы оказались мягковаты для этого лука. Или наоборот – лук слишком мощный. Ну, ничего – ведь Лёшик специально заказал стрелы подлиннее, чтобы их можно было укоротить, увеличив жесткость. Выстрелив все двенадцать стрел из колчана, Лёшик авторитетно покивал самому себе – да, стрелы уходили вправо. Придётся попросить отца их аккуратно укоротить!
Но опытному стрелку, такому, как Лёшик, подобная проблема проблемой не казалась. Он просто возьмет прицел чуть левее и уже сегодня добьется точных попаданий.
Конечно же, слово “прицел” в данном случае было незаслуженным технокомплиментом луку в историческом стиле. По сути, прицеливаться здесь приходилось интуитивно, по ощущениям и опыту. Мозг, отследивший сотни и тысячи выстрелов, постепенно привыкал к тому, куда и как летят стрелы – и только так можно было начать попадать в яблочко хотя бы на двенадцати метрах. Это вам не огнестрел, где есть точный прицел, а оружие пристреляно…
Можно было бы, конечно, и лук подпилить, уменьшив фунтаж, то есть силу натяжения. Но Лёшик уже прокачал свои спинные мышцы многолетними упражнениями вместе со стрельбой и считал, что ослабленный лук ему просто не к лицу. Эх, жаль, что лучные мышцы – это лопатки, а не бицуха… Никто ведь не видит и не уважает… Девчонки сразу смотрят на животик, а не на мускулистую спину…
С этими мыслями Лёшик отошёл от велосипеда и направился к кубику – собирать стрелы. Первые шесть он выстрелил единой серией, и они попали в песок, уйдя довольно глубоко – лишь запыленные хвостики чуть торчали. На вторые шесть Лёшик дал корректировку – и они вонзились в правую часть кубика. Вставл слева от изолона, чтобы не топтать песок со стрелами, Лёшик опрокинул кубик “на спинку” и начал вытаскивать стрелы ловким движением снизу вверх. Одна рука на кубике, вторая на стреле…
Он вытащил две стрелы, когда вдруг услышал хруст в темноте. Лёшик замер со стрелой и кубиком в руках. Хруст повторился. Лёшик резко выпрямился и огляделся.
В пятиметровом круге света никого не было. А дальше обзора просто не было – с одной стороны был склон холма, обрывающийся резко сверху, а с другой глаза слепил фонарь велосипеда.
Лёшик раскрыл дрожащие губы, чтобы спросить “Кто здесь?”, но вовремя сдержался. Глупо же будет выглядеть. Он медленно нагнулся к стреле, ощущая, как напрягается спина, и между лопаток бегут мурашки. Кожа между ними зачесалась, словно ощущая чужой, враждебный взгляд. Но Лёшик вытащил ещё одну стрелу.
– Привет, сладенький, – вдруг раздался ехидный голос из темноты.
Лёшик чуть не описался от страха. Напряжение переросло в ужас. Он резко выпрямился, часто задышав. Вдруг вспомнилась застарелая астма и баллончик, который он таскал с собой в детстве. Задыхаясь, Лёшик резко огляделся по сторонам – но никого не увидел. Он застал столбом, лишь вслушиваясь в ночные звуки и резко дергая головой из стороны в сторону.
Резкие тени вокруг скакнули в стороны и Лёшик пережил второй приступ страха, но осознал, что это луч фонаря дернулся – кто-то сдвинул велик.
– Мы же друзья, да? – кто-то вкрадчиво, наслаждаясь страхом жертвы, спросил от велосипеда.
Взгляд Лёшика дернулся туда, но с каждой минутой темноты зрение всё больше переключалось на ночной режим – и смотреть на яркий белый свет было просто неприятно.
– Но за козла ты ответишь, – раздался сбоку второй голос, жестокий и более высокий.
Лёшик дернулся в ту сторону.
– Гхм, – просто басовито прочистил горло третий голос.
Этот звучал с противоположной стороны. Лёшик был окружен. Лишь на холме никого не было – но бежать вверх по песку было бы сложновато. Голоса кружили вокруг в темноте, словно хищники, окружающие маленькую, испуганную первобытную обезьянку.
– А раз мы друзья, и ты нам должен… – голос вроде как задумался и сердце Лёшика пропустило такт. – То дай лук пострелять.
Лёшик в панике дернул руку за плечо – проверить лук. Выхватил его из тулы и прижал к груди. На его глаза навернулись слёзы.
– Давай-давай, – протянул голос от велосипеда. – Нехорошо жадничать!
– Да, одному жирному слишком жирно! – сострил более высокий голос.
Оба голоса заржали. Тёмный смех окружил Лёшика и он лишь дергался из стороны в сторону. А смех становился всё ближе.
Лёшик почти заплакал от страха и унижения.
– Ну или придётся по-другому за базар ответить, Леголас недоделанный.
– Один раз – не Леголас! – не согласился первый.
Оба голоса опять заржали.
– Я не Леголас, – прошептал Лёшик.
– Что? Оно разговаривает! – попытался сострить голос из темноты.
– Я Элессар, – прошептал Лёшик.