Деградация. Свои люди.
Год 2005.
Наступавший сентябрьский вечер уже веял холодом, но это ни сколько не смущало компанию молодежи, разместившейся на детской площадке, заняв все возможные лавочки. Большинство было одето в кожаные куртки с зауженной талией и молнией наискосок, за что эти куртки получили в народе название «косуха», впрочем редко у кого молния была застегнута, из–под курток выглядывали черные футболки с различной устрашающей символикой. Кое-кто мог даже похвастаться кожаными штанами, впрочем, это было скорее исключением, большинство просто ограничилось обычными черными джинсами. Несколько девушек повязали на голову платки – банданы, так же то ли с символикой музыкальных групп, то ли просто с пиратскими черепами и костями; ребята бравировали длинными волосами, или же, на худой конец, отросшими, специально не остриженными челками. На вид основной массе было от пятнадцати до двадцати лет, и в них без труда угадывались поклонники одной из молодежных субкультур. Наличие нескольких старых гитар и примитивные попытки на них сыграть позволяли сделать вывод, что субкультура эта музыкальная.
Сидевший чуть в стороне от основной массы в компании с девушкой Алексей Чернов соответствовал этому антуражу если только косухой, да и то больше надетой из чувства солидарности. Он и выглядел старше и физически развитым, редко кто давал ему 21 год, заведомо не зная о его возрасте. Казалось, не так давно он сам имел к ним прямое отношение. Но теперь все постепенно изменилось. Старой компании не стало, люди взрослели и теряли интерес к этому увлечению, от нее осталось только несколько человек, так и не нашедших в жизни чего–то более важного и интересного. Сидящая рядом с ним девушка наоборот была миниатюрной, невысокой и худощавой, таким контрастом только подчеркивая достоинства Алексея.
Разумеется, они здесь были не чужими, это был их двор, авторитет Алексея был неоспорим, к нему часто обращались с вопросами и за советами о музыкальных группах как к эксперту, о грядущих концертах и о необходимости забить стрелку с представителями «вражеских» субкультур. Однажды к нему даже пришел местный участковый, подметивший его статус, с предложением забыть старое и начать дружить, но Алексей быстро дал понять, что это ему совершенно не интересно.
– Объясни мне, зачем ты детям пиво покупаешь? – спросила Алексея девушка, сидящая с ним рядом, наблюдая, как к пластиковой бутылке по одному присасываются ребята, и затем передают ее дальше из рук в руки.
– Так им не на что его купить. Слушай, Маш, не начинай, а? Два литра на толпу, что им будет? Или ты предпочитаешь потягивать пивко у них на виду, что бы они слюни пускали?
– Я вообще предпочитаю не пиво. Но мы могли выпить по бутылочке и дома, раз уж ты так хочешь. К тому же на улице холодно. И вообще мы тут скоро перестанем быть своими. Взрослеть пора, Леша.
На этот довод возразить было нечего, но она прекрасно понимала чувства Алексея, почему его тянет во двор, да и сама выросла тут же, рядом с ним. Недолго думая, Алексей снял с себя косуху и накинул на девушку, которая в ней тут же утонула.
К Алексею подошло несколько ребят, явно еще школьников, которых он видел раньше, но их компанию они обходили стороной. Теперь же самый смелый из них заговорил:
– Ты Леха, да?
– Ну я, чего надо?
– Можно нам в твою тусовку?
Следившие за этим разговором ребята сразу загалдели, но Алексей поднял руку, призывая их замолчать, затем сказал:
– Кто порекомендовать может?
– Колян сказал, вы принимаете к себе нормальных ребят.
– Коля, ты за них поручишься? – повысив голос, Алексей обратился куда–то в сторону обладателей косух. Вышедший немного вперед юноша закивал. Тогда Алексей вернулся к подошедшим:
– Колян он для меня, для вас Николай. Понятно?
– Понятно…
– Хорошо. – Алексей вновь обернулся к основной массе и, повысив голос, сказал:
– Принимайте пополнение, народ! На испытательный срок.
Казалось, всего пару-тройку лет назад так же принимали его. Обычный жизненный уклад был разрушен в один момент. В четырнадцать лет у Алексея умерла мама. Совершенно неожиданно оторвавшийся тромб остановил циркуляцию крови, приехавшая бригада скорой помощи лишь констатировала смерть. Его отец и раньше–то бывал дома только по ночам, и то не всегда, постоянно пропадая на работе в личной охране у какой–то «шишки», теперь же Алексей после школы был предоставлен сам себе в пустой квартире абсолютно без чьего–либо внимания. Что бы осуществлять хоть какой–то контроль, Алексея проведывала и кормила обедом соседка, Лидия Павловна, с которой договорился отец. Она в одиночестве воспитывала сына Мишу, который был старше Алексея на пару лет, потому была совсем не против появившейся возможности подработать немного денег. Ее работа фельдшером скорой помощи имела только один плюс, посменный график работы, позволявший ей часто бывать дома в будние дни. Когда же выпадала ее смена, функции воспитателя брал на себя Миша, впрочем, исполнял их скорее формально, эта роль ему была совершенно не по душе, но он сразу преображался, отвечая на вопросы про русский рок, когда Алексей его спрашивал.
Но то было днем. Вечерами Алексей начинал маяться в поисках занятия. Под окнами каждый вечер собирались старшие ребята, ведя себя достаточно шумно, пели под гитару, смеялись, и однажды Алексей набрался смелости, подошел и попросил разрешения послушать песни. Его встретили смехом, но Миша, бывший тут завсегдатаем, шепнул что–то самому старшему из них, тот отложил гитару, цыкнул на остальных и сказал:
– Чего налетели на парня, как шакалы? Или есть желающие, кто хочет с ним один на один предъявить что–то? – Силой и телосложением природа Алексея не обделила, поэтому, не смотря на его возраст, желающих, да и повода не нашлось. – Пусть слушает. Устроим ему испытательный срок, Миша, под твою ответственность.
– Хорошо. Да он нормальный пацан, увидите.
Миша Куприянов тогда возможно просто пожалел его по–своему, зная его судьбу. Для Алексея испытательный срок стал обязательным условием участия в первую очередь в акциях против конкурирующих уличных группировок, чья единственная и главная вина была лишь в том, что они предпочитали другую субкультуру. Фактически молодежи просто нечем было заняться, и таким образом они выплескивали свою энергию.
Достаточно часто эти столкновения заканчивалось травмами и приводами в милицию тех, кто не смог вовремя убежать от наряда ППС, прибывшего по чьему–то звонку на место столкновения, или с последующим отловом тех, кого потом называли задержанные и потерпевшие. Милиционерам проблемы молодежи особо интересны не были, установление всех участников конкретного столкновения их волновало постольку– поскольку, к тому же Алексей был несовершеннолетним, ему все сходило с рук, если не считать постановку на учет и периодические профилактические беседы с инспектором по делам несовершеннолетних. Разумеется, безрезультатные, поскольку пользуясь своим несовершеннолетием вполне осознано, он не брезговал брать на себя чужие грехи, прикрывая признанных лидеров, впрочем, ничего особо серьезного он на себя не брал, от всего, идущего дальше рамок хулиганства, открещивался, хотя милиционеры иногда пытались повесить на молодежь вообще не их «подвиги», таким образом улучшив раскрываемость или просто потянуть денег у испуганных родителей. Однако делали они это достаточно вяло, прекрасно понимая, что любой адвокат, нанятый родителями своему трудному отпрыску, без проблем развалит такое обвинение. Но даже за раз за разом взятую на себя мелочевку Алексей в компании быстро стал своим.
Как и все прочие родители, отец пытался вразумить сына, но дома они теперь встречались совсем редко, так как он встретил другую женщину и жил с ней в ее квартире, забегая к сыну два–три раза в месяц и снабжая того деньгами и продуктами. Да и время было упущено. К окончанию девятого класса Алексей из разряда крепких середнячков скатился к отстающим, впрочем, учителя сироту пожалели, выдав ему аттестат с оценкой «удовлетворительно» практически по каждому предмету, но путь в десятый класс для него был закрыт. Из выпускников трех девятых классов собирался только один десятый, в котором места Алексею не нашлось. Не прошел по конкурсу.
Тогда с подачи отца его приняли в строительный колледж. Он согласился продолжать финансировать Алексея при обязательном условии, что он будет продолжать учиться. Неизвестно как бы продолжалась жизнь дальше, но однажды августовским вечером, еще не начав обучение в колледже, он встретил Машу. Точнее, обратил на нее пристальное внимание, встречал-то он ее и раньше.
Как–то на детской площадке, когда компания потихоньку уже начала рассасываться, а вечер уже плавно перетекал в ночь и ребята начали расходиться по домам, он заметил одинокую девушку, сидящую на лавочке. Она здесь бывала и раньше, но до нее обычно никому не было дела. Невысокая, худенькая, в потертом стареньком легком платьице, она уже начинала ежиться от озноба, потирая себе плечи. Алексей видел ее в школе и знал, что, не смотря на свой обманчивый внешний вид, она его ровесница и училась в параллельном классе, и, так же как и он, осталась без места в десятом. Причем не столько из–за успеваемости, с которой у нее было более–менее нормально, сколько из–за социального статуса, так как она была из неблагополучной семьи, ее родители любили приложиться к стакану, а следовательно, никакой материальной помощи школе от них ждать не приходилось. Иногда они входили в штопор на неделю, квартира превращалась в притон, но самое страшное начиналось тогда, когда пить им было уже не на что. Похоже, что сейчас наступил именно этот период. И какой прок учителям от детей таких родителей? Естественно, никакого. Ни на шторы, ни на охрану с них не попросишь.
Маша держалась обособленно, ни к какой молодежной группе не относилась, но и ее никто не обижал, хотя близко с ней никто тоже не дружил.
– Ты чего домой не идешь? – спросил ее Алексей, подойдя к ней.
– Меня там все равно не ждут…
– Понятно. Ты Маша, да?
– Да. А ты вроде Леша? – спросила она, подняв на него взгляд.
– Ну, меня тут многие знают, – улыбнулся он. – Значит, ты так и будешь здесь сидеть и мерзнуть?
– Ты знаешь, сейчас это лучше, чем вернуться домой, – сказала она, затем заслонила ладонью рот и несколько раз кашлянула. Алексей понял ее по–своему, у него живо всплыли в памяти воспоминания двухлетней давности, дополненные на миг нахлынувшим ощущением одиночества и собственной ненужности. Поэтому, сам того от себя не ожидая, он сказал:
– Понятно. Пошли со мной. Если хочешь, конечно.
Маша недоверчиво подняла голову, косясь на него с явным сомнением. Предложения подобного плана от алкашей, друзей родителей, имели достаточно прозрачную цель. Заметив ее сомнения, Алексей добавил:
– Да не трону я тебя, не бойся, – и, снова улыбнувшись, произнес: – Если тебе эта лавочка кажется более достойным местом для ночлега, то это, конечно, твое дело. Только ты тут замерзнешь и простынешь.
Девушка еще немного подумала, взвешивая все «за» и «против», в итоге встала и произнесла:
– Хорошо. Пошли.
Они поднялись в квартиру, где Алексей открыл дверь в одну из двух комнат, ткнул внутрь пальцем и сказал:
– Располагайся. – Затем вошел туда сам, оставив Машу в дверях, откуда–то из шкафа достал постельное белье, положил на застеленную покрывалом кровать, из другого отсека шкафа достал огромное махровое полотенце. – Застелешь сама, я надеюсь? Ванна там, если нужна, – он указал пальцем сквозь стену комнаты в сторону санузла. – Если хочешь, можешь покопаться в холодильнике, не стесняйся. Все, спокойной ночи.
Не дожидаясь ее ответа, он направился в другую комнату, и захлопнул за собой дверь. Маша еще некоторое время недоуменно смотрела на постель, потом на дверь, за которой скрылся Алексей, затем видимо решив, что утро вечера мудреней, принялась готовить себе спальное место.
На следующее утро Алексей не сразу и вспомнил о том, что он в квартире не один, лишь услышав кашель из соседней комнаты, сообразил, что привел вчера к себе Машу. Между тем она явно не могла откашляться. Тогда он деликатно постучался в дверь.
– Да, Леш, заходи, – откликнулась она, снова начав кашлять. Она уже была одета, постельное белье аккуратно сложено рядом.
– Вот угораздило же тебя практически летом простыть.
– Сентябрь на дворе, если ты не заметил. Ерунда, пройдет, – ответила она, немного откашлявшись. – Я сейчас уйду, ты не беспокойся…
– Я тебя не гоню, да и куда тебе сейчас топать–то, – спокойно возразил Алексей, затем приложил ладонь к ее лбу, не ожидавшая этого Маша немного опешила и отпрянула, осторожно, но настойчиво убрала его руку, но он успел ощутить ее жар. – У тебя температура. Тебе вообще никуда уходить не следует. Ложись. Сейчас врача приведу.
– Не надо никакого врача, зачем? – запротестовала Маша.
– Да не волнуйся, она в соседней квартире живет, сейчас проконсультирует, как тебя лечить. Ложись, говорю.
Лидия Павловна была дома, но изрядно удивилась просьбе Алексея осмотреть пациента, впрочем, отказывать тоже не стала. Через некоторое время она уже выносила вердикт:
– Постельный режим, больше пить жидкости, и принимать эти таблетки, – она записала названия на листке бумаги, затем, покосившись на Машу, добавила: – И желательно ее накормить.
– Я не хочу есть, – прошептала Маша.
– Да ты на себя посмотри, кожа да кости! – возмутилась Лидия Павловна. – Никаких возражений.
Алексей поблагодарил ее за помощь, и проводил до дверей, где она его остановила и спросила:
– А папа знает, что у тебя тут девушка с тобой проживает?
Алексей хотел было ей объяснить ситуацию, как она к нему попала, и уже было начал речь, но бросив взгляд на выражение лица Лидии Павловны, тут же осекся. Она ему все равно не поверит. Потому просто коротко ответил, как есть:
– Нет.
– Я буду вынуждена сообщить ему. – Лидия Павловна открыла дверь, собираясь уходить и давая понять, что разговор на эту тему закончен, но Алексей сказал ей вслед:
– Единственная просьба, можно?
– Какая?
– Не надо ему говорить ничего сегодня. Пусть хоть на ноги встанет. Дня через три, если можно. – Она остановилась и засомневалась, тогда Алексей добавил: – Пожалейте ее. Что это изменит? Сами же сказали, кожа да кости…
– Ну, хорошо. Три дня, – сказала она и вышла из квартиры.
Оставив Машу у себя дома, Алексей быстро пробежался сначала в аптеку, затем в продуктовый магазин, и вернулся как раз вовремя, что бы, открыв дверь, застать Машу, колдующую над замком входной двери. Оценив ситуацию, он только сказал:
– Мария, далеко ли ты уйдешь, если даже с замком справиться не в состоянии?
– Я тебе и так достаточно проблем причинила.
– Это каких же? – удивился он, после чего взял ее, словно пушинку, на руки, не собираясь даже слушать возражения, и отнес назад в комнату, усадил в кресло, затем застелил постель из аккуратно сложенной стопочки белья. – Тебя уложить, или сама?
– Не культурно такие вопросы девушкам задавать, – отозвалась Маша, но, заметив смущение Алексея, улыбнулась. – Сама, не напрягайся.
– Ладно, вот лекарства, – сказал он немного смущенно, поставив рядом пакет сока и медикаменты. – Пойду, сварю бульон тебе, скоро управлюсь…
– Эй, не надо, ну я правда не хочу…
– Отдыхай, – ответил он ей, кинув пульт от телевизора ей на кровать. Сам же пошел в другую комнату, включил компьютер, постучал по пищащему модему, упорно отказывающемуся устанавливать соединение с Интернетом, затем принялся изучать рецепты варки куриного бульона.
Через пару часов, худо–бедно решив поставленную задачу, он вошел с подносом с тарелкой бульона и плавающими в нем кусочками куриного мяса вперемежку с размокшими сухариками, обычно употреблявшимися вместе с пивом. Видимо лекарства уже подействовали, она уже не закатывалась кашлем.
– Ну зачем? – запротестовала Маша, – Я не хочу! Не буду!
– Я даже тебе поверю, что не хочешь, это потому что ты заболела, – ответил он ей, – но надо, и это не обсуждается. Не волнуйся, вполне съедобно, я попробовал.
Однако Маша продолжала скептически поглядывать на блюдо. Тогда Алексей зачерпнул ложкой немного бульона, поднес к ее рту, и сказал:
– Давай, за маму…
Маша изменилась в лице, и резко сказала:
– Не надо о моих родителях. Не напоминай, пожалуйста.
– Извини. Но ты поешь, а? Я старался…
Маша снова покосилась на Алексея, но взяла тарелку, и зачерпнула ложкой бульон, стараясь избежать плавающих размякших кусочков сухариков, но все же отправила ее содержимое в рот.
– А ты прав, на вкус это лучше, чем выглядит. Спасибо. – Заметив, что Алексей явно стал довольным от похвалы, добавила: – Добрый ты.
– Пожалуйста, – Алексей засмущался еще больше и налился краской.
– Там еще бульона–то много?
– Добавки принести? Сейчас!
– Нет! Это бы съесть! – остановила она сорвавшегося уже было с места Алексея. – Я оклемаюсь, нормальный суп сделаю из того, что осталось, у тебя там полный холодильник продуктов. Надеюсь ты сухари в него не высыпал?
На следующий день Маша пришла в себя, почувствовала себя намного лучше, и выполнила свое обещание, приготовив суп, салат и полноценное второе. Вечером она снова засобиралась уходить, но Алексей опять запротестовал и проводил ее к постели, хотя она не сильно–то и хотела ложиться и пыталась упираться, впрочем, не очень активно.
– Смотри телек, ты еще не в порядке, – сказал он, включил телевизор и сунул ей пульт в руки.
– Я уже в порядке, – улыбнулась Маша. – Алеша, – она взяла его руку, вынула из нее пульт и убрала его в сторону, но его руку не отпустила, – почему ты со мной возишься?
– Себя вспомнил. Только тебе, похоже, еще больше досталось. Я тебя пожалел.
– Не надо меня жалеть…
– Не кипятись. Каждому нужна забота, тепло…
– И любовь… – добавила она.
– Да, и любовь, – сказал Алексей и повернул голову и кивнул в сторону телевизора. – Но я ее только там и видел последние два года.
– Эй, ты сейчас не туда смотришь, – сказала Маша, аккуратно повернув его лицом к себе. – Я здесь, – она придвинула его голову к себе и поцеловала в губы. Затем немного отстранилась, и спросила: – Ты раньше девушку целовал?
– Нет, – совершенно растерянно ответил ей Алексей.
– Я так и подумала, целоваться ты не умеешь. Но я научу.– Ты, выходит, умеешь? Маша вздохнула, и сказала:
– Не порть вечер.
Улыбнулась и снова его поцеловала, прежде он что–либо ей ответил.
…Отец Алексея обнаружил их, спящих в обнимку, утром. Немного позже, уже на кухне, он кричал:
– Тебе шестнадцать лет, не рановато девок в постель таскать начал? Сколько ей? – спросил он, скептически оценивая Машу.
– Мне шестнадцать, – ответила она, глядя в пол.
– Ну конечно!
– Паспорт в сумочке, можете посмотреть, – не поднимая взгляда, чуть слышно проговорила Маша.
– Ей правда шестнадцать, – пробубнил Алексей.
– А ты хорошо устроился. Гулянки–пьянки, девку привел, а плачу за все я?
– Я пойду… – прошептала Маша.
– Погоди, Маш, – Алексей ее обнял одной рукой и прижал к себе. Вариантов освободиться у нее особых не было. Затем посмотрел на отца. – Я могу и сам себя обеспечивать.
– Это интересно как? Воровством?
– У меня не будет особого выбора, – совершенно спокойно ответил Алексей, – ты же понимаешь все сам. Может быть, мне повезет.
– Выброси эти мысли из головы! Так вот, пока тебя содержу я, будь любезен выполнять некоторые обязательства! Отпусти девочку, она домой хотела.
– Зачем мне ее отпускать? Ты уйдешь, мне потом ее искать, назад уговаривать вернуться, – парировал Алексей, хотя и больше назло. – Пусть сразу остается.
– А ты не много на себя берешь?
– Нет. А ты? Если бы я захотел ее от тебя спрятать на два–три дня в месяце, когда ты тут бываешь, я бы спрятал. Но зачем что–то придумывать? – с вызовом сказал Алексей. – Ты тоже неплохо устроился, между прочим, не долго по маме горевал.
– Да как ты смеешь? Что ты вообще о жизни знаешь?
– Многое. Два года назад как увидел ее во всей красе, так и продолжаю наблюдать. И никому до меня нет дела. И вдруг сегодня появляешься ты и начинаешь меня воспитывать. Ты где раньше-то был?
– Я?! Я деньги зарабатывал. Тебя содержу!
– Скажи мне папа, – Алексей обдумывал мысль, внезапно пронзившую мозг, и теперь осторожно подбирал слова, что бы ее преподнести, – ты же еще когда мама жива была, дома появлялся не очень часто. Случаем не у своей нынешней подруги время коротал?
– Что?.. – запнулся отец. – Да как ты…
– Да как я что? – ответил ровным тоном ему Алексей, прижимая к себе Машу уже обеими руками. Отец выглядел растерянным, похоже, попадание было точно в цель. – Ты сам подтолкнул к такому выводу.
– Леша… – сказал отец уже спокойней. – Это все равно не важно уже.
– Может быть тебе и не важно. Сегодняшним днем жить всегда проще. Просто… Это предательство в чистом виде. В общем, не нужны мне твои советы.
– Это ты красиво рассуждаешь, особенно когда всегда в наличии полный холодильник жратвы, приготовленной Лидией Павловной, – он открыл дверь и провел рукой демонстративно по кастрюлям и сковородкам. – Удобно!
– Это Маша приготовила.
Отец бросил удивленный взгляд на девушку, прильнувшую к Алексею. Затем снова перевел взгляд на сына, сказал:
– Ладно, черт с вами. Блажь пройдет. Тебе следует не забывать об учебе, и вам, девушка, наверное, тоже. И еще вам следует помнить о контрацепции, а то наломаете дров… Пока ты учишься, пусть все будет по старому.
– Лидию Павловну можно уволить, – добавил Алексей. Отец лишь одарил его скептическим взглядом. Впрочем, долго он задерживаться не стал и минут через пятнадцать оставил молодых людей вдвоем.
Позже, завтракая на кухне, Маша сказала:
– Как–то ты быстро за меня решил все.
– А ты что, против? – сразу нахмурился Алексей. – Что ж, извини.
– Нет–нет, что ты, – ответила она, впрочем, не совсем уверенно, с тенью сомнения. – Только мне даже переодеться не во что, за вещами бы надо сходить.
– Пойдем, в чем проблема? – сразу воодушевился Алексей.
– Леша, возьми с собой еще пару человек из ребят покрепче, и тогда пойдем, – сказала она, мрачнея, затем, подумав немного, еще добавила: – Только не калечьте там никого. И сами будьте осторожны.
– Хорошо Маш, я понял, – ответил посерьезневший Алексей, оценив смысл сказанного. Спустя некоторое время, он снова заговорил: – Надо тебе косуху будет приобрести.
– Мне? Зачем? – удивилась Маша.
– Что бы все знали, что ты из наших, и тебя никто не трогал.
– Да меня и так никто не трогает. Но если ты так хочешь… – она улыбнулась. Предложение вроде бы ей понравилось.
С тех пор прошло пять лет. Вопреки ожиданиям, они все еще были вместе. Алексей благополучно окончил колледж, не особо успешно, но с достаточным результатом для зачисления в не очень престижный строительный институт без экзаменов, после чего отец предложил продолжить их «сотрудничество» еще и на время обучения в институте, раз уж теперь впереди был уже сразу третий курс. Маша так же отучилась в одном из колледжей на бухучет, но учиться дальше отказалась категорически, и устроилась в одну из компаний помощником главного бухгалтера.
Алексея эта ситуация не очень устраивала, так как получалось, что он фактически сидит на шее у отца и Маши, но те его успокаивали, иногда даже вместе, мол свое он еще возьмет. Бросить дневное обучение означало тут же оказаться в сфере интересов военкомата, поэтому Алексею приходилось довольствоваться случайными заработками, от которых он никогда не отказывался.
Вечерние посиделки со временем стали сходить на нет из–за изменившихся интересов и совсем других жизненных проблем, но иногда Алексей появлялся вечером на детской площадке, как правило, в компании Маши. Старые лидеры пропали кто куда: кто–то переехал, кого–то изменила до неузнаваемости служба в армии, кто–то оказался за решеткой, а кто–то, как Миша Куприянов, познакомился с наркотиками и перестал быть тем человеком, которого все знали и уважали. Впрочем, были и те, кто просто повзрослели, обзавелись семьями, принесшие новые проблемы, так что на старое хобби времени не осталось. Сам Алексей сюда захаживал скорее по привычке, но его помнили, еще бы, одна из легенд двора. Кроме того, обычно он покупал двухлитровую бутылку пива и отдавал ее на «общак», за что его авторитет возносился до небес. Но теперь ему это все уже было не так важно. Всему свое время.
Между тем, Маша продолжала ему выговаривать:
– Я же говорила. И что в итоге? Допили они «баклашку», и все равно теперь слюни пускают. Пошли домой?
– Ладно, уговорила. Сейчас пойдем.
Обычно так легко Алексей никогда не соглашался, потому заподозрившая неладное Маша тут же произнесла:
– Что–то ты сегодня как–то не весел.
– Маш, у меня экзамен с весны висит, сдать не получается. Сессия давно уже кончилась, сроки горят. Наверное, придется платить… Неделю мне дали, потом все, отчисление.
Маша возмущаться не стала, а просто спросила:
– Сколько?
– Двести долларов.
– Совсем никак иначе?
– Никак. Попрошу у отца.
– Ладно, – вздохнула она. – Только он будет немного не доволен. Может, сами перекрутимся?
– Немного, ага, – Алексей прекрасно понимал, что это «немного» означало очередную ругань. Но бросив беглый взгляд на Машу, сразу вынес вердикт: – Нет, от тебя отрывать я не хочу.
– Алеша…
– Не обсуждается. Пошли домой.
Но только они засобирались, к ним подбежал молодой парень, которого они по имени–то и не знали, изменивший сразу свой маршрут от основной группы к Алексею, как только заметил его присутствие, и произнес:
– Слышали новость? Михе четыре года присудили.
– Куприянову? – уточнила Маша.
– Да.
Что ж, это был закономерный итог. Миша несколько лет назад попробовал героин, и за прошедшее время превратился буквально на глазах в опустившегося, конченого наркомана. Из дома уже нечего было выносить, и что бы остановить ломку, он не придумал ничего лучше, чем взять с собой такого же дружка и ударить ночью трубой прохожего в соседнем дворе по голове и обчистить его, что они и осуществили, но попали в кадр камеры наблюдения, установленной на подъезде. Больших сложностей установление личностей нападавших у милиционеров не вызвало. Достаточно быстро его взяли, отпираться он не стал, до кучи получил еще какой–то эпизод в нагрузку от следователя, не имевшего большого желания что–то изобретать для раскрытия аналогичного дела. В итоге за два эпизода с тяжкими телесными повреждениями и грабежами он мог получить и больше, но его мать, Лидия Павловна, последние свои сбережения потратила на адвоката. Видимо толкового, пару лет ему как–то с потенциального срока снять удалось.
– Но это еще не все. Чижа черные прессанули. Морду набили и карманы вывернули. Деньги, плеер, телефон…
– Нашего Чижа? – уточнил Алексей. Он знал этого парня из молодого пополнения, получившего свою кличку за любовь к творчеству одноименной группы, но имя вспомнить с ходу не мог.
– Ага. В больничку увезли.
– Когда?
– Пару часов назад. Мы им уже стрелку забили.
– И когда?
– Через час на стройке.
– Маша, это уже беспредел, – обратился Алексей к своей спутнице, – этого нельзя прощать. Иди домой.
– Может проще в милицию обратиться? – спросила она, но Алексей одарил ее взглядом исподлобья, и она лишь добавила: – Ладно, жду дома. Но я это не приветствую.
Визуально проводив Машу до подъезда и удостоверившись, что она вошла в него, Алексей повернулся к группе ребят, и сказал:
– Собирайте бойцов. Пойдем, пообщаемся.
После чего взял недопитую Машей бутылку пива и аккуратно сунул во внутренний карман. Не выбрасывать же.
Стройка представляла собой обнесенное забором недостроенное здание, явно промышленного характера, и находилась совсем не далеко. Его начали строить еще в советское время, но с развалом страны она сначала остановилась, потом куда–то увезли краны, уехала прочая строительная техника, после чего все, что стоило хоть что–то и представляло интерес местного населения, было растащено. Остались нетронутыми лишь бетонные плиты, сложение друг на друга, но оно и понятно, их тихо не унесешь. Теперь уже было принято решение о сносе недостроенного здания, но десяток этажей без крыши с пустыми оконными проемами, словно памятник, пока все еще служили наглядным напоминанием о первой десятилетки новой независимой России. Это место традиционно служило площадкой для столкновений и выяснения отношений между противоборствующими молодежными движениями. А последние несколько лет и для решения межнациональных проблем. Группа из примерно двадцати человек под предводительством Алексея остановилась у входа на территорию стройки.
– Там они, человек пятнадцать, – предоставили Алексею доклад ребята, посланные на разведку. – Кавказцы похоже, или какая другая чернота.
Черными, или как–нибудь еще похлеще, обычно называли всех выходцев из народов Кавказа, мигрирующих в сторону Москвы, и традиционно оседающих в районах с рынками и прочей торговлей. Поскольку вещевой рынок наличествовал и был в относительной близости, район, в котором проживал Алексей, был не исключением, кавказская диаспора постепенно увеличивалась. Конечно, она была неоднородна и включала в себя различные национальности, но какой конкретный народ кто представлял, никого особо не интересовало. Для русских и примкнувших к ним родственных славян они все были лицами одной, кавказской национальности, появившейся благодаря неграмотным журналистам. И если поначалу одиночные представители вели себя очень спокойно, то со временем, объединившись в группы, стали вести себя гораздо наглей. Это касалось и молодежных формирований. Особенно когда с Кавказа приезжало свежее пополнение к родственникам в поисках лучшей доли, часто из провинциальной глуши своих стран, а кто–то и вовсе действительно спустился с гор. Московская реальность для них почему–то очень быстро становилась синонимом вседозволенности, уж очень она была далека от привычных традиций, обычаев и порядков. А уж сколько кругом было соблазнов…
Естественно это приводило к столкновениям, причем если раньше московские молодежные группы разных направлений ни при каких обстоятельствах не выступали единым фронтом против какой–то третьей силы, то теперь такое периодически случалось. Впрочем, в сводках милиции никаких этнических столкновений и вообще любых конфликтов по национальному признаку никогда не фиксировалось. Еще бы, это же сразу привлекало пристальное внимание со стороны общественности, правозащитников, возмущенных представителей этнических диаспор и просто журналистов, главным образом, всех интересовал вопрос, как же, в первую очередь, милиция такое допустила. Милиции на этот резонансный вопрос отвечать совершенно не хотелось. А раз так – нет проблемы, нет вопросов. Славянские междоусобные мордобои никогда никакого резонанса не вызывали. Так и оформляли, если оформляли вообще.
