Одиночество и свобода

Конечно, название книги «Одиночество и свобода» подкупает мгновенно. Да и автор – Георгий Адамович (1892-1972), может быть, и не так широко известен читающей публике, особенно той, чей выбор далёк от эстетики Серебряного века, но всё же имеет своих почитателей. Надо сказать, что стихами его я не зачитывалась. Хотя первый сборник его стихов (1916) был принят читателями очень даже благосклонно и был отмечен Н. Гумилёвым. Адамовича даже зачислили в акмеисты. Казалось, что впереди поэтическое будущее. Но дальше с 1923 г. – эмиграция.Где и сложилась его творческая жизнь прежде всего как литературного критика. Но стихи он писал постоянно. Сотрудничая с разными журналами, Адамович пишет очерки, заметки, эссе. Естественно, что все они связаны с именами писателей и поэтов эмигрантской волны. А потом возникла мысль собрать их воедино. Невольно подталкивало к этому и желание – взглянуть на литературное творчество писателей-эмигрантов как на параллельное советской направление русской литературы. Чем питается творческий замысел, какая идея его вдохновляет, какая почва насыщает? Не с точки зрения литературоведческого анализа и, уж Боже упаси, – сравнительного, а с той самой – глубинной – духовной подпитки, что вносит струи вдохновенности в создаваемое.«Если мы вправе толковать о духовном творчестве в эмиграции, то лишь благодаря таким писателям, как он. Судить и взвешивать, каково это творчество – необходимо и важно», – пишет автор, например о Б.Зайцеве.Одиночество, отстранённость от российской, советской, действительности окупается свободой. Но вписывается ли творчество писателей-эмигрантов в общие традиции той великой русской литературы, к которой они себя относят и которой хотели бы служить. Вопрос вполне естественный, но больше всё же теоретический, в рамки эссе его, пожалуй не втиснешь, но по мере возможности Адамович берёт на себя смелость высказаться и по этому поводу.Сборник впервые издан в Нью-Йорке издательством Чехова в 1955 г. В его подготовке принимал участие и сам автор, поэтому можно доверять достоверности фактического материала.Всё в этой творческой судьбе – от поэта до литературного критика – кажется типичным для представителя эмигрантской среды. Удивит ли автор новизной… Но берёшь в руки сборник, открываешь текст, вырывается вздох (начало удивления) – ах, какая подборка, какие имена – цвет Серебряного века, корифеи литературного пера.Тут как будто кстати будут слова Белинского о том, что «для русского человека слабая книга с хорошим замыслом всегда будет дороже книги блестящей с замыслом сомнительным». Однако единство замысла и стиля его воплощения в этом сборнике настолько гармонично, что текст поглощает тебя с первой страницы целиком, обволакивает мягкой убедительностью, корректной правдивостью, точными словесными зарисовками. Неожиданными портретными характеристиками.Такой порыв (настоящее удивление) восхищения о тех, о ком автор пишет, что невольно он подчиняет себе и читателя. Дружелюбность, проникновенность, прочувствованная тонкость в оценках не критика, а заинтересованного читателя. Ни капли желчи даже о самых желчных, а как часто эмигрантскому сообществу, да и вообще любому писательскому, не хватало(ет) уважительности к друг другу. Особенно в тех моментах, где происходит несовпадение взглядов.А между прочим, не обходя стороной некоторых совсем неудобных качеств отдельных личностей, Адамович умеет сказать о них деликатно и милосердно. Он создает удивительно живописные портреты, так, что кажется порой – те ли это авторы, которых ты знаешь, но не узнаёшь, ты видишь их сейчас совсем с другой стороны. Неузнаваемость хорошо знаемого через призму особого расположения автора к человеку, о котором он рассказывает, да ещё о каждом исключительно по-особому без трафаретных характеристик, изумляет и умиляет. Какую же зоркость надо иметь, чтобы видеть каждого в специфическом, индивидуальном ключе. Нет, поистине эта способность удивительна. Вот чему стоит поучиться. Качество, которое необходимо каждому читателю, а уж литературному критику и подавно. Для преподавателя литературы книга просто клад находок.«Стиль – это ведь не только человек, стиль – это и путь к человеку.»Есть свой оригинальный стиль у автора сборника и уж точно у тех, о ком он пишет. Проницательность Адамовича – дар, продиктованный пониманием той жизни, которой живёт каждый поэт и каждый писатель.Живые портреты возникают в убедительной достоверности: одинокий Мережковский, единственная Гиппиус, Алданов – «не столько живописец, сколько скульптур», об «усовершенствованном муравейнике» Набокова. И ещё множество метких характеристик.Цитировать можно бесконечно, но лучше прочитать, чтобы окунуться в атмосферу великолепного рассказчика-эссеиста, сумевшего полностью воспользоваться спецификой жанра. Внутренняя свобода повествования не сковывает эмоциональные импульсы авторского отношения к коллегам – ни к тем, с кем он был близок, ни к тем, с кем был на расстоянии. Стремление выделить творческую значимость каждого создаёт дух объективности. В этом автору помогает взятая им роль читателя, а не критика.«С тех пор прошло много лет. Зайцев, как художник, вырос, окреп, изменился. Изменились и мы, его читатели. Но и теперь, принимаясь за любой зайцевский роман или рассказ, с первых же страниц чувствуешь то же самое: вздох, порыв, какое-то многоточие, подразумевающееся в конце…»Стоит, пожалуй, поставить многоточие (как бесконечное удивление с оттенком восхищения) и мне. Но очень хочется отметить ещё одно достоинство книги – факт открытия новых имён, что подарил лично мне Адамович. Три эссе о двух поэтах и одном прозаике с репутацией «прустианца» – «Трое» в заключающей части книги. Конечно, упустить возможность знакомства с новыми именами было бы непростительно. Фамилии поэтов мелькали и раньше, но без достаточного погружения в их поэзию. Теперь невозможно этого избежать: читаю, как будто по завету Адамовича. А потом на очереди роман Ю. Фельзена, прустианца. Может быть, его роман «Обман» и будет обманом, но строки А. Штейгера так искренни и обыденны в своих эмоциях, что веришь – «Грусть мира поручена стихам».