Новогодние праздники прошли относительно спокойно, если не считать того, что о смерти тридцати трех девчонок последнего дела мне постоянно напоминали родные. Дашка все еще с ужасом вспоминала тот день, когда, увидела истерзанную клиенту маньяка-фотографа. Но еще больше она гордилась тем, что навела меня на верный след.
– Если бы не я, – твердила она мне важным тоном, достойным королевы, – ты, папа, никогда бы не вышел на след убийцы и не раскрыл преступление.
Я не стал это оспаривать – пусть думает так, ведь ее заслуги никто не отрицает. То, что она рассказала мне тогда об увиденном, поставило в поисках преступника последнюю точку. Но мне хотелось отметить и Женьку – его вклад оказался намного больше. Но парень, как всегда скромно отсиживался в сторонке. Я тоже молчал. А как я мог рассказать, какими методами добывались сведения. Я так и слышал в голове укоризненные слова Веры:
– Как это все ужасно, Боря! Просто чудовищно… Ты поставил здоровье ребенка под угрозу ради своей выгоды! Фактически, ты убиваешь его каждый раз, как только твоих мозгов не хватает на то, чтобы самостоятельно сделать свою работу!
Я и сам понимал это прекрасно! И каждый раз клялся себе, что прибегаю к услугам папня в последний раз! Я презирал себя за то, что фактически толкал своего родного племянника на верную гибель, тем самым совершая правонарушение. Но как только речь заходила о преступлениях, которые я не мог раскрыть, все возвращалось на круги своя. «В конце концов, – уверял я себя, – Женька все равно сорвется и слетит с катушек… А так он хотя бы даст подсказку, куда двигаться дальше, чем принесет неоспоримую пользу делу!». Но эти отмазки тяжелым бременем лежали на моих плечах.
– Женёк! – начал я серьезно, когда мы вышли прогуляться всей семьей из семи человек на новогоднюю горку. Я приостановил его за руку, и он, пообещав моим внукам и своим двоюродным племянникам скоро присоединиться к их играм, обернулся ко мне. Ребятня вырвалась вперед. Вера, Дашка и Артем споро двинулись за мальчишками, а мы наоборот, значительно сбавили шаг. – Надо заканчивать с наркотой! Это не доведет до добра, ни тебя, ни меня. Больше никаких уколов, таблеток и прочей дряни! Ты посмотри на себя – живой скелет, да к тому же еще и серо-синий какой-то!
– Ну да, это называется – ты не смотри, что я худой и кашляю, я когда разденусь – еще и синий! – Женька скорчил ехидную рожицу, но мне было не до смеха.
– Я серьезно! Ты пойми – я, старый дурак, помешанный на работе. Но ты не должен идти у меня на поводу. Даже если я упаду тебе в ноги, не соглашайся. Конечно, без твоего ясновидения, я буду словно слепой в курятнике… но это лучше, чем потом корить себя всю жизнь! А еще мне придется держать ответ перед твоей матерью, перед Верой, и перед Дашкой!..
– Не парься, дядь Борь! Наркота – это же на пользу дела! Не так-то просто слезть с иглы. Тебе придется выполнить обещание, которое ты дал моей матери, и следить за мной более тщательно… Но пока я не собираюсь впадать в кайф. А там посмотрим!
Я хотел еще добавить, что-то нравоучительное, но тут раздались крики мальчишек:
– Женяяя, ну где ты там… ты обещал нас раскрутить на горке! Давай скорее, а то у папы не получается…
– Ладно, иди! – отпустил я парня. – Развлекайтесь, пока молодые.
Новогодние праздники прошли быстро. Но я был отчасти рад этому – еда и бдение перед телевизором прибавили мне пару лишних килограммов, которых у меня и так было в избытке, а скука стала одолевать меня чуть ли не на вторые сутки. Конечно, я посвятил выходные родным, читал книжки пацанам, играл в шахматы с Артемом, строил снежные баррикады во дворе и устраивал битву в снежки с соседями, ходил с Верой в театр… Но все это было не то. Я откровенно скучал по работе.
– Наверное, меня уже не переделать! – говорил я Вере, когда мы укладывались спать. – Я не могу спать в чужой постели, отдыхать в чужом доме…
– Даже, если эта постель и дом нашей дочери? – жена не понимала меня. Да и кто способен понять немолодого полицейского, который рвется на работу, чтобы лазить по помойкам, рисковать жизнью и потом долго отходить от осознания того, на что способен преступник, ради собственной выгоды.
1
– Я хочу домой! – откровенно признался я ей. – Хочу тишины и покоя, пива и телевизора.
– Я не могу оставить Дашку, и Никитку с Данькой! – Вера приуныла. – Мы так долго не виделись. А тебе нужен кто-то, кто будет готовить, убирать, стирать и бегать в магазин. Конечно, один ты не справишься.
– Женька мог бы поехать со мной.
– Ты совсем загонял парня. Ему надо бы подумать о своей жизни, а не прислуживать старому пню. – она извиняясь потрепала меня по волосам. – Не сердись, но ты ведешь себя как барин, имеющий личную прислугу.
– А здесь? – я начал злиться, признавая ее правоту во всем. – Он готовит на всю ораву, нянчится с пацанами, которые его заездили в прямом смысле слова и не имеет возможности даже выспаться по-человечески! Или ты считаешь, что спать на полу в детской комнате – наивысшее его желание?!
На это ответа не было. Вера вздохнула и отвернулась к стене, а через пару минут я услышал ее мирное посапывание.
Я же лежал без сна перебирая в уме все варианты моей взаимовыгодной капитуляции, когда внезапно услышал тихий скребеж в дверь.
– Кто там? – прошептал я, вылезая из-под одеяла. На пороге стоял Женька. Его щуплая фигура, одетая в трусы и майку казалась еще более худой, почти прозрачной.
– Дядь Борь! – он переминался с ноги на ногу. – Давай уедем домой. Я пока не готов к жизни в большой семье. Да и спать на полу – холодно, и немного твердо. Я хочу…
– Знаю, знаю! – я вышел в коридор и тихонько прикрыл за собой дверь, чтобы не разбудить Веру. – Мне и самому все здесь надоело! Неделя тунеядства знаешь ли, хуже… Давай утром соберем свои монатки и дунем восвояси.
– А что мешает сделать это прямо сейчас? – его знобило, хотя в квартире было довольно жарко.
– Да собственно, ничего! – пожал я плечами. – Если не считать того, что нас с тобой за это бегство не простят еще очень-очень долго… – парень умоляюще смотрел на меня и молчал. – Хорошо, сейчас…
Я скользнул в комнату, тихо, на цыпочках прошелся по шкафам, собирая вещи, и так же тихо вернулся обратно. На удивление я застал Женьку полностью одетым. Впрочем, отложив вопросы в долгий ящик, я потянул его к выходу, и мы как два ночных вора, крадучись обулись, кое-как натянули верхнюю одежду и вывалились за дверь, молясь про себя, чтобы никто не проснулся, услышав щелчок затворяемого замка. И только когда оказались во дворе, выдохнули с облегчением.
На улице разразилось настоящее светопреставление. Поднялся буран, ветер завывал в трубах, кидая в лицо охапки снега, мороз пробирал до костей. Такси отказывались ехать в такую погоду, а идти до дома нам предстояло довольно далеко. Мы уже хотели было позорно вернуться в тепло гостеприимного дома, но тут прямо перед нами затормозила видавшая виды иномарка. Из нее выскочила молоденькая девчушка и ринулась в подъезд, вжав голову в плечи. Я шагнул к водителю, и за приличное вознаграждение тот согласился нас подвезти.
Примостившись на заднем сидении мы молчали, стараясь не отвлекать водителя разговорами. Он же плелся еле-еле, матерясь и ругая всё и всех подряд – погоду, коммунальные службы, праздники и правительство.
Склонившись к самому рулю, мужчина высматривал дорогу. Я нервничая, бросал на Женьку обеспокоенные взгляды, но парень сидел спокойно, а потом и вовсе задремал. Я же успокоился только тогда, когда машинка затормозила на углу нашего дома.
– Дальше я не поеду. – сквозь зубы процедил мужик. – Не ровен час наскочу в темноте на кирпич или палку. Незнакомые дворы я и днем-то не жалую, а уж в такую метель, да ночью, и вовсе можно врюхаться невесть во что.
– Понял вас. Спасибо и на этом. – я протянул ему купюру. Водила молниеносно выхватил ее у меня из рук и вытер вспотевший лоб.
– Бывайте! – кивнул он. – С прошедшими вас! И с будущими!
– Взаимно! – ответил я и нехотя покинул теплый салон. Племяш последовал за мной.
Взвизгнув колесами, иномарка резво сорвалась с места, и уже через десять метров растаяла в снежном вальсе.
Увязая по колено в снегу, падая, и кляня все на свете, мы наконец приползли домой. Без слов стянули с себя промокшую насквозь одежду, свалив в кучу прямо на полу в коридоре, и тут же разбрелись по комнатам. Я лишь мельком взглянул на часы – четыре-десять утра – и бухнувшись в постель, тут же уснул, вымотавшись за дорогу.
Впервые в жизни я проснулся по своей собственной воле в первом часу дня, отдохнувший и почти счастливый. Моя смена начиналась только через четыре дня, и оставшееся время я намеревался посидеть в тишине на диване в компании бутылочки спиртного и голубого ящика.
Женька еще спал, и только когда я принял душ и побрился, вывалился из комнаты, зевая и почесываясь.
– Давай закажем пиццу или роллы. – предложил я. – В холодильнике мышь ночевала, а есть хочется.
– Ну понятно, что ночевала, мы ж на все праздники уезжали. – он все же открыл холодильник и осмотрел каждую полку. – Классика… – сухой сыр, две заплесневелые корки и одно протухшее яйцо.
– Так и я о том… Закажи, хоть пиццу, хоть шаурму.
– Да пока она доедет, по таким-то дорогам, мне проще самому в магазин сгонять.
Женька умчался за продуктами, а я в ожидании обеда включил чайник и засел за просмотр новостей. Великая вещь – телефон! И еще больше великая вещь – интернет! Я «залез» в городской портал и мельком пробежался по сводкам. Ничего интересного. Даже преступлений серьезных не произошло. Две квартирные кражи, да пьяная драка. Город уже пришел в себя после массовой гибели девушек, и люди, окунувшиеся в праздник, уже стали забывать о трагедии. Наверное, только родственники жертв маньяка не забудут этого никогда.
Олег Ефремович Бородин прислал мне импортное шампанское, коробку конфет, да банку икры. Его дочь, хоть и искалеченная, но единственная выжившая в этом кошмаре девушка, все еще находилась под присмотром врачей. Он клятвенно заверил меня, что я в любой момент могу обратиться к нему с просьбой, и он расшибется в лепешку, но исполнит мое поручение. А вот от Антона Рябова, моего одноклассника вестей не было. И я ему не звонил. Нам нечего было сказать друг другу… Вот так, спустя 30 с лишним лет мы стали совсем чужими.
Я отбросил телефон в сторону. Думать о грустном не хотелось. Думать вообще не хотелось. И вспоминать все пережитое я не горел желанием, но перед глазами все еще стояли гробы с юными девушками, жизни которых так нелепо и ужасно оборвались. А что бы я делал на месте родителей, и как бы себя чувствовал, потеряй Дашку, или кого-то из внуков?
Мои мысли прервал приход племянника.
– Прикинь, дядь Борь! Мяса урвал, телятинки. Свежачок, и почти даром!
– Ну, бесплатный сыр… – начал было я, но подумав выдал другую версию. – Скорее всего, мясо завезли много и оно не раскупилось до праздников. Вот теперь и боятся, что испортится. Сейчас народ еще месяц-полтора будет старыми запасами жить. Сегодня только пятое января. Самое время на скидки.
– Да говорят, на рынок фирма вышла. Там два корня заправляют. Самое свежее мясо завозят. Свой магазин открыли, вернее отдел в супермаркете… Название такое прикольное – «ни рогов, ни копыт».
– Ну, кто знает! Сейчас эти фирмы как грибы растут. Кто-то прогорает, кто-то вперед выходит.
– Так оно и к лучшему. – Женька вывалил на стол внушительный кусок и начал осматривать его со всех сторон. – Конкуренция нашему брату только на руку – качество подстегнет, цены упадут… Так… вроде ничего…. Только бледное какое-то.
– Ну ты смотри, а то траванемся свежачком твоим.
– Короче, давай пиццу закажем, а то мне как-то лень сейчас возиться. А к вечеру жаркое забабахаю.
Звонок раздался в тот момент, когда я мирно дремал на диване после пиццы, шаурмы и внушительной горстки картофеля фри. Мне так не хотелось отвечать, но, приоткрыв один глаз, я увидел имя своего начальника на экране.
– Доброго дня, Антон Петрович!
– Доброго Боря, доброго! Не устал еще отдыхать?
– Да не то чтобы очень…
– Тут такое дело… – начал он издалека. – Меня вызывают на верх. Придумали там какую-то переподготовку. И ведь не откажешься…
– Ну раз надо, так надо! – пробормотал я, не понимая, зачем он вдруг решил меня предупредить.
– Так это не на один день! – я напрягся. – Неделя минимум, а то и все две. Мне некого кроме тебя просить заменить меня на время отсутствия.
– Ааа, так это ничего страшного. Я подежурю. – выдохнул я. – Народ сейчас смирный, впереди еще праздники. Где телек смотреть мне все-равно, на работе или дома.
– Ну и лады.
Я предупредил Женьку и начал собираться в управление. Взял с собой остатки заказанной трапезы, налил большой термос с чаем и отправился в отдел.
Работы было не много. До окончания двухнедельного отпуска я спокойно закончил все отчеты, проверил все протоколы, справки, заявления, и сдал дела в архив. Неделя тишины и спокойствия. Я был рад такому затишью в преступном мире, но в душе мне не хватало движения, драйва, загадок… мне казалось что мозги мои начинают закисать без движения и напряга.
Дома у меня тоже царила идиллия. Женька забросил свою пагубную привычку и безропотно выполнял всю домашнюю работу. Вера и Дашка звонили каждый вечер, справляясь о нашей жизни, самочувствии и беспокоились, есть ли у нас еда, не нужна ли помощь. Частенько приглашали прогуляться, сходить в кино, поехать с внуками на елку, в парк… Но я ссылался на работу, обычную загруженность, и девочки не настаивали, давая мне полную свободу действий. Я даже немного занервничал, когда ни одна ни вторая и словом не обмолвились о нашем с Женькой бегстве.
Первый всеобщий рабочий день выдался бурным. Коллеги все как один наперебой рассказывали как провели праздники, доставали остатки домашнего пиршества, завалив рабочие столы тортами, салатами, холодцом… Мы ели, смеялись, подшучивали друг над другом. Но в самый разгар веселья раздался звонок от шефа. Дежурный сообщил, что Антон Петрович просит меня приехать к нему домой.
Я был немало удивлен. Полковник Нестеров относился к тому типу людей, которые никогда не смешивают личную жизнь и работу. Он редко говорил о своих близких, никогда не делился семейными неурядицами, не рассказывал об успехах детей и внуков. Я, по-сути самый близкий ему человек, совсем недавно узнал, что его внучка заняла первое место в областном чемпионате по гимнастике, а внук – выиграл олимпиаду по математике среди учеников сорока семи российских школ.
– Я стараюсь не нести в дом те негативные эмоции, которыми заполнены мои полицейские будни, и соответственно, семейные переживания оставлять за закрытой дверью. – говаривал он. – Поверьте, так гораздо легче сохранить нормальные отношения в семье и среди подчиненных.
И я был с ним согласен, хотя и слыл его полной противоположностью. О моих непростых отношениях с Верой знал весь отдел, и каждый давал мне советы как поступить, что делать, что сказать, чем доводил меня до исступления. Мне совсем не нравилось, что товарищи, ниже меня по рангу обсуждали мое поведение и делали ставки, помиримся ли мы с женой, и что будет с племянником, когда супруга вернется домой. Много говорили и о Женькином даре, и о его роли в раскрытии преступлений. Разумеется, никто не знал, кроме Нестерова, какими трудами даются видения и пророчества, а потому недоумевали, почему парень не хочет официально трудоустроиться в полицию, в качестве консультанта.
Оказалось, что переподготовка на которую отправился полковник, вышло ему боком – при выполнении одного задания, он упал с лестницы и сломал себе ногу.
До этого случая он ни разу меня к себе не приглашал. И я как-то раньше не задумывался о том, хорошо это или плохо. Наверное, ему достаточно было рабочих будней, чтобы после работы постараться забыть о служебных делах и уделить больше внимание родным, которого им так не хватало.
Полковник был неказист на вид – не высок, лыс и напоминал колобка, который смешно перекатывался на коротких ножках, но отличался стальным стержнем внутри. Он тщательно и много лет подбирал себе команду. Новичок проходил не одно испытание, прежде чем Нестеров мог назвать его «своим». Если работник чем-то не удовлетворял шефа, он с треском вылетал со службы и никакие протеже здесь не помогали. Полковник сколотил такой штат, на который мог опереться в самых трудных делах. Мы стояли друг за друга горой, всегда готовые прийти на помощь. А главное ни один из членов команды был неподкупен. И это ценилось более всего.
Мы добились того, что наше отделение являлось самым образцовым. И не только в городе. В столице многих наших ребят знали по имени отчеству и ставили в пример другим командам. Раскрываемость преступлений была у нас самая высокая. Профилактика и надзор делали наш район одним из безопасных и благополучных. Это было и хорошо и плохо. Хорошо, потому что нас частенько премировали, выделяли путевки в санатории, и пока не было серьезных дел, мы могли получить отгулы. Плохо потому, что нас вызывали на самые «глухие» дела в любой уголок необъятной родины. А это, и командировки, и риски, и бессонные ночи. Ну конечно и у нас случались преступления, и убийства, и кражи, но это происходило не так часто, как в других городах.
Полковник мужественно переносил перелом. Когда я вошел в гостиную, он полулежал на диване, а его загипсованная нога покоилась на пуфике. Квартира тоже меня не впечатлила – обычная трешка, правда обстановка современная, но без особых излишеств.
– Что, думал у меня здесь золотые горы запрятаны? – усмехнулся Антон Петрович, прочитав некоторое разочарование на моем лице. – Не позволяет моя зарплата жить на широкую ногу. Сам знаешь – отобрать – это завсегда пожалуйста, а дать – это еще очень-очень постараться заслужить надо! Вон – грамот полный секретер, а кому мне их показывать? Внукам компьютеры подавай, скутеры, машины… бумажек таких у них и самих полно. А за каждой такой корочкой – риск и каторжная работа.
Мне нечего было возразить. Хорошо, что хоть жилье приличное.
– Я похоже засел надолго. – он крякнул, досадливо поморщился и потер больную ногу. – Вся ответственность на тебе. Принимай дела. Вот ключи от сейфа. Там «висяки», новые заявления, план проверок. Включайся. Я тебе не помощник, но в случае крайней необходимости, звони. Чем могу – помогу. А так не обессудь.
Я покинул его дом в крайнем замешательстве. Теперь все его дела перешли мне, так сказать, по наследству. И еще мне придется ездить к нему домой, чтобы отчитаться о проделанной работе и справляться о здоровье.