Двойники

Книжку, естественно, выиграла в «Раздачах» здесь на сайте, и только это заставило меня мириться с ее чтением целых 200 страниц, дальше просто не осилила. Сначала плюсы. Книжка порадовала… с типографской точки зрения: сделана прям изумительно, бумага, шрифты, переплет – приятно в руки взять. Печатало бы это издательство классику – я бы у них книги заказывала. А вот с содержанием хуже. Язык неплохой, читается вполне так приятненько. Но вот сам сюжет… его просто нет, по-моему. Большое количество персонажей, которые действуют одновременно в разных мирах (точнее через сны и пограничные состояния они чувствуют своих двойников в других параллельных вселенных), с трудом разобралась, кто из них кто в каком времени. Все они почему-то постоянно бухают, а как протрезвеют-проспятся, так собираются и разбирают, кто из них что видел из жизни своих двойников, кто что понял, куда дошел, кого встретил. Намешано все: тут тебе и король Артур, и Египет, и гипербореи, и институт какой-то непонятный с молекулярными замками, вселенский заговор, извечная борьба Добра и Зла. Не знаю, может, к концу во что-то это интересное и разовьется, но я уже выяснять это не стала, ибо, как говорится, много буков, а времени жалко.Книжку снесу в библиотеку «Чайной обители» города Томска, может, там у нее найдутся более благодарные читатели, нежели я.

Три мира, две натуры и отрицание отрицанияС чего бы начать? Роман полифонический… Или многостилевой? «Да что за роман хоть?» – спросит нетерпеливый читатель. Прошу прощения великодушно. Речь о сочинении Константина Верова… Или он не Константин? Да, Константин же был в другом мире и не в наше время. На обложке – Ярослав Веров, «Двойники». Знаете, что мне подумалось? Каков роман, такова должна быть и рецензия.Роман – полифоническое диво.Чего в нём только нету, и притомСюжет его составлен прихотливоРазрезан и сплетён тугим жгутом. Вообразите: выбрались вы в филармонический театр – развеяться, послушать пиеску, обсудить последние новости политического, сайнтического а также и мирского свойства, обменяться записками с дамой, наконец. И вот вы уже в партере. Что будут давать, вам неведомо, где ж было за недостатком времени афишку-то вьюировать? Поспели вы ровно к началу, но что-то маэстро не торопится начинать. Натурально, вы в ожидании действа принуждены праздно вертеть головою.Из тьмы, из оркестровой ямыДоносятся нестройные шумы.Шуршат шелка, смеются дамы.А мы? Где в этом зале мы? Вы осматриваетесь. Справа от вас некий студиуз демонической наружности, по виду – картёжник и нигилист, из таких бомбисты впоследствии получаются. Слева – вьюнош не от мира сего, ориенталист, если взять в рассуждение одежду его и длинный самурайский меч, каковую игрушку вьюнош норовит пристроить на коленях горизонтально, тыча ею в бок ваш.Запад есть запад,Восток есть восток,И если сойдутся —Известен итог. Позади, на галерее, шлёпают картами, грязно ругаются, позвякивают склянками и громко обсуждают дела городской управы.В ложах… Вы лорнируете дам и обнаруживаете вдруг в правой ложе господина англиканской наружности. Аристократическое лицо его представляется вам смутно знакомым, будто бы видели вы его в синема, или читали о нём в модном детективе. Вы понимаете, что быть этого не может, и мнится вам, что действо, с вами происходящее, – чей-то сон. Возможно, вот этого самого синематического господина со странным именем Глебуардус. И тут звучит гонг, на авансцену выбирается некто встрёпанный, в платье партикулярном, и сообщает лично вам:Возьмите в рассужденье, зритель,Что в зале вас не может быть.Вы снитесь мне. Во сне – смотрите!—Чтоб лишнего чего не начудить. И тут вы понимаете, что действо начато давно, все эти люди в зале – актёры.Из оркестровой ямы – нестройный шум. То звякнут тарелки, то потянет по струнам смычок, то мяукнет гобой, то сямисен тренькнет. Тут господин Глебуардус неторопливо выходит из ложи и спускается в оркестровую яму. Вы замечаете в руке его английский рожок. Глебуардус занимает место первой скрипки и даёт на своём рожке «ля». Оркестранты вторят ему. И вдруг безо всякого побудительного знака (дирижёра ещё нет) оркестр начинает играть «Оду к радости» Бетховена… Или это кантата Баха, где хор поёт радостно: «Den Tod niemand zwingen kunnt…»? Но почему партию первой скрипки исполняет на английском рожке наследный дюк Глебуардус? Конечно, это сон. Но чей? И о чём всё-таки роман?Как вы нетерпеливы, читатель. Ну, раз спросили прямо, отвечу. Но только сперва сделайте по совету автора вот что:«…Отрешитесь от проблем и забот, от недоброжелателей и просто врагов, от жены (мужа) и свекрови (тёщи).Хорошо взять большой вместительный сосуд, лучше термос, лучше японский, и, поместив туда две-три чайные ложки состава, моментально залить крутым кипятком. Да! И не забудьте присовокупить добрую щепоть чёрного (котя) и зелёного (рекутя) чая соответсвенно. Это важно…»Что за состав такой, и что следует делать после – не скажу, сведения эти ищите в тексте. О чём же роман? О работе человеческого разума над косной материей. О попытках материи ввергнуть разум в первозданный хаос, обратить в ничто. Основной конфликт можно обозначить так: «Душа против бездуховности». Действие развивается параллельно в «трёх мирах и двух натурах» Г. С. Сковороды. Две натуры (в романе – «двойники») суть – две стороны конфликта. Той самой «последней битвы», которая должна произойти… Когда? Прочтите, в тексте это есть.Как и в каждом полифоническом сочинении, в романе «Двойники» конфликт многогранен, это не просто описание порядков двух противоборствующих армий, построенных перед решающей битвой, есть и другие слои.Внимательный читатель заметит, что пары «двойников» дополняют друг друга, будто бы составляя одну личность, но в разных мирах. В этом смысловом слое основной конфликт выглядит так: «наблюдатель (автор) стремится познать мир, и тем самым упорядочивает его в своём сознании (переводит в духовную плоскость), а мир сопротивляется этому (стремится саморазрушиться и разрушить наблюдателя)». Вы должны понять – автору в духовном мире не на что опереться, кроме собственного «я», из коего и кроит он сущности, чтобы из мира духовного влиять на мир материальный.Читатель, искушённый в перипетиях окололитературной жизни, отыщет ещё один слой и узнает в некоторых персонажах… Нет уж, последнее дело – срывать с актёров маски. Отделаюсь цитатой из «Балаганчика» А. Блока, символиста:Вот открыт балаганчикДля весёлых и славных детей.Смотрят девочка и мальчикНа дам, королей и чертей.И звучит эта адская музыка,Завывает унылый смычок.Страшный чёрт ухватил карапузика,И стекает клюквенный сок. Читатель дотошный наверняка спросит: какое отношение все эти придуманные автором двойниковые миры имеют к миру, данному нам в ощущениях, сиречь реальному. Отвечу опять же цитатой:«…Сны о двадцатом веке прошу считать данностью и не строить гипотез. Что же до „последнего похода“, то это сюжет из романа Верова. Но не этого, – Глебуардус кивнул на двухтомник, который Пимский уже оставил в покое, положив на стол, – а того, что живёт именно в двадцатом столетии, мире наших снов…»Один из персонажей – режиссёр Разбой следует этому наставлению и однажды воображает театральную постановку, повторяющую вкратце век наш двадцатый, кровавый и людоедский. Заканчивается измышленное режиссёром представление крещендовски… Впрочем, это лирическое отступление, его можно пустить по разряду снов и фантазий вымышленных персонажей. Не было всех этих секретных служб, продажных учёных, членовозных пассажиров, шулеров, сыскарей, брошенных в ядерный котёл солдат… и людоедства тоже не было и не могло быть. Был один лишь смех. Смейтесь, ведь бог ваш смеётся!.. Абсурдный получился отзыв. Но этот абсурд сродни бунту Камю против абсурдности естества. Отрицайте отрицание, любезный читатель!В. Ключко