Ночь летающих гробов

© Веркин Э., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017

Глава 1
Звонок по делу

Яблоки, яблоки, яблоки…

Кругом одни яблоки. Крупные, твёрдые, такое в башку клюнет – ни один Ньютон не очухается. Много яблок, тысячи, может, миллионы. Весь мир наполнен яблоками. Если съесть много яблок, будет заворот кишок. Много яблок есть нельзя, но очень хочется. Очень. Кусаешь, сок разлетается в разные стороны. Оп-па…

Кто это так неприятно чавкает? Неприятно знакомо чавкает. Все ближе, ближе. Бах! Мордочка с усиками. Это же… Морская свинка!!! Как?!! Я же её вроде бы убил. Подбросил к самому солнцу, она и сгорела… Нет жива-живёхонька, ползёт прямо на меня. И зубы стали вроде бы даже… больше. Мне страшно. Пытаюсь бежать, бегство – лучший способ общения с этими гадами… Но ноги вязнут, воздух какой-то резиновый, через него невозможно пробраться.

Когда воздух становится окончательно непроницаемым, я понимаю, что это сон. Кошмар. Меня бесят кошмары, из них тяжело выбираться. Лучший способ разделаться с кошмаром – как следует разозлиться. Если тебе снится оборотень, который собирается тобой полакомиться, – разозлись как следует. Прыгни на него, ощерив зубы, вцепись ему в глотку – и оборотень сразу испугается. А ты проснёшься. Кошмары любят пугать тебя, но когда ты их пугаешь – они отступают.

Поэтому я мгновенно разозлился, оскалился и представил, как у меня самого выползают здоровенные, в карандаш длиной, зубы. Как отрастает шерсть, искривляются пальцы, а мозг наполняется яростью.

Принятые мною меры подействовали почти мгновенно – морская свинка вдруг взлетела куда-то вверх и лопнула, превратившись в один сплошной звук.

Чпок-к-к!!!

Дзин-н-нь!!!

Нагло и настойчиво.

Дзинь!!!

Звонок в дверь – наконец разобрался мой не совсем проснувшийся мозг. Он же подсказал, что так по-дурацки может трезвонить только один человек.

Тоска.

Тоска, старушка Тоска. В смысле Тоська, Тонька, Антонина. Смахнув остатки сладкого послеобеденного сна и слюну с подбородка, я побежал открывать дверь.

– Всё дрыхнешь, Куропяткин, так всю жизнь проспишь, – не здороваясь и не разуваясь, Тоска прошла прямо в комнату и с гордым видом уселась в моё любимое кресло.

Я поморщился – недавно я постелил на пол ковёр ручной работы девятнадцатого века, почти новый, почти не побитый молью (нашёл в одном заброшенном доме с привидениями). А такой ковёр никак не терпит дурацких противотанковых сапожищ, в которых по старой привычке продолжала щеголять Тоска.

– Во-первых, послеобеденный сон – залог любой успешной деятельности, – сказал я. – А во-вторых, если к снам серьёзно относиться, то можно много полезной информации почерпнуть, например будущее увидеть.

– Ну и что тебе предсказала твоя сиеста? – ухмыльнулась Тоска. – Какое нас ожидает будущее? Надеюсь, светлое?

Тоска – не Тоска без язвительного замечания.

– Пока сказать трудно, но я обязательно проанализирую увиденное и ознакомлю тебя с выводами, которые сделаю. Уж не стану обременять твой закостенелый мозг сырым материалом.

– Свой смотри чересчур не обремени, – огрызнулась Тоска. – Я пришла к тебе с радостным известием. Нашим консорциумом…

– Чем?

– Консорциумом, – ответила Тоска. – То есть совместным предприятием на дружеских основаниях.

– Понятно. Литературку изучаем? Краткий словарь иностранных слов?

– Иногда мне хочется тебя убить, – сказала Тоска. – Вморозить, к примеру, в лёд. Правда, вмораживать в лёд как раз тебя не надо бы, так ты ещё сохранишься на миллион лет. Какие-нибудь пришельцы тебя разморозят, и порядок во Вселенной окажется под угрозой… Лучше тебя, Куропяткин, испарить…

– Я тебе потом книжку дам на дискете. Называется «Пытки в ареале восточных цивилизаций». Очень, скажу тебе, занимательное чтение. Там описываются, например, тридцать восемь приёмов для отделения головы от тела, все с иллюстрациями…

– Хватит, – отрезала Тоска. – У меня времени мало, а ты, как всегда, чушь несёшь.

– Извините, сударыня, университетов не заканчивали…

– Значит, так. Нашим предприятием, общественной организацией по изучению ужасного народного фольклора, «КиТ»…

– Знаешь, Тоска, надо было лучше нам назваться не «КиТ», а «ТиК», – веселился я. – «Тоска и Куропяткин». «КиТ» это что-то большое, величественное. А «ТиК» – это как раз про нас…

Я изобразил тик. Но не в одном глазу или, к примеру, на щеке, а во всём теле. Задрожал, затрясся и стал сползать на пол.

– Прекрати! – Тоска стукнула кулаком по стене. – У меня серьёзное дело, а ты кривляешься! Нами заинтересовались журналисты. Причём не местные, а представители центральной прессы!

– Это которые в центральные газеты свои вкладыши вечно подсовывают? – с усмешкой спросил я. – Так ведь недавно про меня статья была…

– Ну и что, что была? Ты совсем не думаешь о рекламе. А реклама – это двигатель… Двигатель всего! Чем больше статей, тем лучше!

Тут Тоска была права. Не то чтобы мне была нужна реклама в коммерческих целях, нет. Но реклама для придания общественного веса – это совсем другое дело. От такой рекламы я бы не отказался.

– Хотят познакомиться поближе, – рассказывала Тоска. – Может, даже документальный фильм снимут.

– Ну, пусть приходят знакомятся. Я им расскажу… чего-нибудь. Для документального фильма.

– Им не просто поболтать хочется. Им хочется поучаствовать. Репортаж написать. Я ему рассказала…

Я снова встал, то есть сел на диван, и осуждающе посмотрел на Тоску.

– Тоска! Ну почему тебя всё время тянет с кем-нибудь потрепаться о наших делах? А? Ты же знаешь, чем меньше посвящённых, тем лучше. Сколько раз я тебе об этом буду говорить!

Тоска улыбалась. Видимо, она предвидела мою реакцию.

– Мыслить надо масштабно и перспективно, – начала Тоска. – А ты этого, к сожалению, делать не умеешь. Центральная, пусть даже вкладышевая, как ты говоришь, пресса – это уже серьёзно. Это реклама. Это слава и известность. Это, я думаю, объяснять не нужно? И потом – они заплатят целую тысячу.

– Тысячу? – спросил я.

Деньги никогда лишними не были. Тысяча – она тысяча и есть. Я подумал с минутку и согласился с доводами Тоски.

– Надо им будет что-нибудь рассказать, – попросила Тоска. – Какой-нибудь случай…

– Расскажи последний, – предложил я.

– Это что, про паука, что ли?

– А что? Хороший случай. Я бы сказал, что даже отличный.

Случай на самом деле был отличный. Одну девочку преследовал гигантский паук. Он появлялся над её постелью каждую ночь и говорил, что если девочка уснёт, то паук немедленно вцепится ей в горло. Девочка спать вообще перестала и ужасно психовала.

Я устроил засаду – и в первую же ночь обнаружил, что паук ненастоящий, резиновый. И что над девочкой прикалывался ейный же брат, на два года старше. Пошутить решил, повеселиться.

Я персонально высек этого изверга крапивой, сказав, что, если он ещё будет откалывать такие штучки, я высеку его уже солёными прутьями.

– Да, Резиновый Паук пойдёт. – Я закинул руки за голову и снова разлёгся на диване. – Поведай миру про этот скорбный случай, повергни мир в ужас…

– У тебя больное чувство юмора, ты знаешь?

– А у тебя… А у тебя…

Я хотел сказать что-нибудь обидное, проехаться по теме внешности Тоски или по теме мозгов…

Но сказать обидное мне не удалось. Неожиданно заиграла классическая музыка в эдаком фальшивом электронном варианте. Я даже вздрогнул – никак не могу окончательно привыкнуть к этим дурацким сотовым телефонам.

Тоска сделала серьёзное лицо и удалилась на кухню. Видимо, звонок был по делу. Она придумала для себя одну хитрость. Теперь, когда ей звонили её дурацкие подружки, звучала весёлая песенка из мультика, когда просто знакомые – незамысловатая мелодия из памяти телефона, когда родители – жуткий звук, напоминающий то ли игру расстроенной скрипки, то ли работу ножовки по металлу. До сих пор теряюсь в догадках, где Тоска могла раздобыть подобный визг, может, в самом деле на лесопилке?

Ну, а классическая музыка, по её мнению, должна была настраивать на серьёзную работу. Классическая музыка обозначала все звонки с неизвестных телефонов. Или с тех, что по делу.

Кстати, под какой мелодией был записан я, выяснить, к сожалению, не удалось.

Пока я лежал и раздумывал, какую музыку Тоска мне прицепила: зевание, ржание или лягушачье кваканье, – сама Тоска в задумчивости стояла на пороге комнаты. Шумно втягивая и выпуская воздух. Определённо Тоска о чём-то напряжённо думала.

Я хихикнул.

– Напрасно смеёшься, Куропяткин. У нас дело. Работа.

Я почувствовал прилив сил. Работа есть работа, работать я люблю, хотя по природе своей я всё-таки лодырь. Мне нравится состояние, когда всё только начинается, нравится предвкушение того, что мне сейчас в руки попадёт тайна. Дело, которое надо будет распутывать, над которым придётся ломать голову.

– Излагай, – сказал я Тоске, и мы уселись за стол.

На столе у меня специально припасены бумага, карандаши, фломастеры и даже один настоящий позолоченный самописец. Необходимо подробно записать суть дела, если потребуется – даже что-то зарисовать. Так будет наглядней и проще потом разбираться.

Суть дела была такова. Жил да был в нашем городе один дядька, гробовых дел мастер. Занимался он тем, что продавал гробы и имел с этого неплохой доход. И хотя гробовщиков в нашем маленьком городке было аж трое, этот стоял особняком, и дела его шли успешнее, чем у других. Поскольку этот гробовщик был особенный. Эксклюзивный, так сказать.

Талант.

Но недобрая о нём слава шла. По слухам, он обладал каким-то звериным чутьём. Умрёт кто-нибудь, не успеют его ещё и в морг отвезти, а тот гробовщик уже тут как тут. Стоит на пороге во всём чёрном со скорбным лицом. О деньгах никогда не заговаривал, перво-наперво проявит сочувствие, понимание, плечо подставит родственникам, чтобы поплакали. А в нужный момент бумагу подсовывает. Всё очень просто. Поговаривали, что с чёрной магией тот дядька-гробовщик был знаком, колдун.

И была у этого дядьки сестра. Жила она скромно с сыном Матвейкой в двухкомнатной квартире в хрущёвке, кстати, недалеко от нас. Но вот буквально на днях дядька умирает и оставляет после себя завещание, в котором говорится, что с покойным надо провести три ночи. Последняя, так сказать, воля усопшего. Делать нечего, решила сестра отсидеть эти три ночи. И первая же ночь закончилась неприятностью – её с расстроенными нервами увезли в больницу. Остался один Матвейка, который-то и попросил нас о помощи.

– Тебе это ничего не напоминает? – спросил я Тоску. – Где-то я уже это слышал и даже, кажется, видел.

Тоска с лёгким презрением улыбнулась.

– Ну как же, как же, – она стала похожа на училку по литературе, – гоголевского «Вия», конечно, в школе не изучают, но каждый культурный человек… Страшная вещь. И фильм тоже страшный. Все актёры, которые снимались в том старом фильме, потом либо болели, либо в неприятные истории попадали. Да и в прокате этот фильм создавал проблемы… То кинотеатр сгорит, то погода испортится.

Форточка на кухне жалобно скрипнула и захлопнулась. Мы с Тоской переглянулись.

– Я другую историю слышал, – сказал я нарочно бодрым голосом, будто совсем не заметив неожиданных хлопков форточки в безветренную погоду. – Я слышал, что существуют две версии этого фильма. Одна, которую все видели и смотрят до сих пор. А другая находится в архивах спецслужб, и её никто не смотрит. Потому что тот, кто её посмотрит, навсегда сходит с ума и лечению уже не поддаётся.

На кухне что-то звякнуло, упало на пол и разбилось.

– Это ты? – спросил я Тоску.

– Что – я? – Тоска с недоумением посмотрела на меня.

– Ты последняя была на кухне, ты пила воду и поставила стакан на край стола. Сознайся, ты решила мне в доме всю посуду перебить.

Честно говоря, я просто хотел пошутить и как-то разрядить обстановку. Но у меня это вышло коряво.

– Да ничего я не пила, не брала и не ставила.

Тут снова зазвонил телефон. Звонил тот самый Матвейка. И в этот раз играла не классика, а мелодия из мультика. Почему-то Матвейка проходил по категории «подружки», а не «дела». Непоследовательная какая-то Тоска…

– Он плачет, – грустным голосом сказала Тоска, – надо ехать. Матвейка говорит, что через два часа за ним заедет нотариус, чтобы увезти в дом к дяде. Он оставит его там одного.

Я быстро накинул куртку, взял рюкзак, прихватил свой верный томагавк (я его, кстати, усовершенствовал – ручку сделал раскладной, на пружине, так что топорик теперь легко умещался в рукаве), и мы с Тоской побежали. Только на лестнице я вспомнил, что забыл заглянуть на кухню и проверить, что же там всё-таки разбилось. Но не возвращаться же? Плохая примета. Посуда же – наоборот – к счастью колотится.

Забудем.

Через пятнадцать минут мы стояли у Матвейкиной двери. Звонок. Ещё звонок. Тишина.

– Сдох он, что ли? – спросил я. – Если он сдох, то тогда совсем другое дело, тогда надо…

Тоска ткнула меня в спину.

– Ладно, молчу, – я снова нажал на кнопку.

Щёлкнул замок, и на пороге появился наш подопечный. Матвейка. Вокруг глаза у него наблюдалось красное кольцо, на секунду я задумался, что это, потом понял – человек долго стоял возле двери и наблюдал в глазок за лестничной площадкой.

– Ты Матвейка? – спросила Тоска.

Матвейка кивнул. Он оказался худеньким мальчиком лет восьми, ничего выдающегося, обычный. Вид у него был расстроенный, вернее, даже испуганный.

Или зарёванный?

– Это вы? Проходите, – сказал он со вздохом.

И я почувствовал, что он может в любую минуту снова разреветься.

Тоска очень не любила, когда кто-нибудь плакал, и решила предотвратить возможный потоп. Она положила руки на Матвейкины плечи, хорошенько его встряхнула и властно повела в комнату. Сейчас будет психологический этюд под названием «Успокоение клиента и набивание себе цены».

– Да, это мы. А ты кого ждал? Зелёных человечков на летающей тарелке? – весело спросила она. – Тебе совершенно нечего бояться, нет такого дела, с которым я и Феликс Куропяткин не смогли бы разобраться…

Мы оказались в большой комнате. В большой бедной комнате. Оглядевшись, я отметил про себя – даже незначительные денежные вливания из дядюшкиного наследства могли бы весьма её улучшить. Убого. Обои за пять рублей с самолётиками, торшер с лопнувшим абажуром, ламповый телевизор. Цветной. Хотя… Впрочем, я не антиквар.

Самым примечательным во всей этой скудной обстановке были книги. Им, казалось, просто нет счёта. Книжный стеллаж, полки, шкафы и даже тумбочка – всё содержало в себе какую-нибудь литературу. Пока я оценивал библиотеку, Тоска расспрашивала Матвейку о здоровье матушки.

– Что сказали врачи? – спрашивала она. – Как состояние?

Матвейка зачитывал по бумажке труднопроизносимый диагноз.

– Да это ерунда просто, – Тоска продолжала гнуть психэтюд. – У меня самой такое два раза было. И ничего, как новенькая.

Молодец она, что и говорить. Польза есть. Я продолжал изучать книжки.

Моё внимание привлёк один том, заметно отличавшийся от прочей литературы. Заметная книжка. Небольшая, но серьёзная. Настоящая жемчужина среди дешёвой бижутерии. Богатая обложка. Деревянная, раньше я никогда такого не видел. Дерево было чёрное и какое-то… глубокое, что ли. Казалось, что в обложку можно легко засунуть руку. Я даже попробовал. Не получилось, обычная зрительная иллюзия. Тогда я решил посмотреть, что внутри. Но не успел. Матвейка перешёл к самому важному.

– Она спустилась в подвал, и больше я её не видел. Но сначала вот что было…

И Матвейка рассказал следующее.

Позавчера вечером к ним пришёл незнакомый дядя, назвавшийся нотариусом, и принёс бумагу. Нотариус сказал, что это завещание и долго читал бумагу вслух, но Матвейка ничего не понял. Он внимательно следил за выражением лица своей матери. Лицо сначала было печальным, потом весёлым, потом снова стало грустным и задумчивым. Когда незнакомый дядя ушёл, мама с Матвейкой стали ужинать, ели, как всегда, жареную картошку. Но мама картошку есть не стала и всё мешала сахар в чашке, хотя в целях экономии всегда пила несладкий чай. Матвейка очень боялся её о чём-нибудь спросить, потому что никогда её такой не видел. Потом они отправились спать, хотя было ещё рано. Книжку ему на ночь мама читать не стала и сказала, что завтра она на работу не пойдёт и вообще работать больше не будет, а пойдут они к её брату, Матвейкиному дядьке. Но не к нему самому, а в его дом, потому что его самого больше нет.

Ведь он умер.

И теперь, чтобы ему было не скучно, надо с ним три ночи посидеть и книжку ему почитать.

Матвейка дяди своего не знал и никогда не видел. И не понимал, как ему следует относиться к этой новости.

Вечером они приехали к дому дяди. Матвейку поразил высокий кирпичный забор и железные ворота. Такие высокие, что он сначала даже дома не увидел. Маленькую дверь рядом с воротами им открыл тот незнакомый дядя-нотариус, он же и проводил их внутрь.

Дом был большой. Налево от прихожей гостиная, направо кухня, но что-либо разглядеть там было нельзя, потому что свет не горел. Дальше лестница на второй этаж. Нотариус сказал, что пока они могут пойти в спальню наверху, а читать надо будет начать в полночь в подвале. Матвейка подумал, почему его любимую книжку про приключения утят надо читать именно в полночь, но спросить постеснялся.

Потом незнакомый дядя нотариус с усмешкой пожелал им спокойной ночи, закрыл входную дверь и уехал.

В доме было неуютно и холодно. Они с мамой поднялись на второй этаж. Там обнаружился коридор и несколько комнат по сторонам. В какой находилась спальня – неизвестно. Мама стала дёргать за все ручки. Одна дверь открылась.

Спальня представляла собой большую комнату с огромной кроватью. Они с мамой прилегли на неё прямо так, не раздеваясь. Потому что очень устали. Вскоре Матвейка уснул, а когда проснулся, мамы уже не было. Он посмотрел на часы – было два ночи.

Вот и всё.

– А дальше? – спросила Тоска.

Матвейка с глазами, полными ужаса, прошептал:

– Я просидел на этой кровати до самого утра, пока не рассвело. А потом услышал шаги. Я думал, это мама. А пришёл дядя-нотариус и спросил: «Ну, как всё прошло?» Я ответил, что мама ушла и так и не пришла. Он велел мне оставаться на месте и не выходить из комнаты, пока он сам не вернётся. Ну, а дальше вы знаете. Маму увезли в больницу, и к ней не пускают. А этот дядя привёз меня домой и сказал, что вечером за мной приедет. Потому что если я не буду читать эту книжку, то мы так и не получим никакого наследства.

Матвейка посмотрел на часы.

– Скоро уже придёт. Вот только как вы доберётесь до дома…

– Ты за нас не волнуйся, – сказал я с важностью, – мы возьмём машину и поедем следом. Не думаю, что этот нотариус сразу закроет за собой ворота. Мы успеем проскользнуть во двор. Насколько я понял из твоего рассказа, в доме больше никого нет?

– Вроде бы нет, – задумался Матвейка.

– Собаки там были? – спросила Тоска.

– Собак точно не было, они бы гавкали, – с уверенностью произнёс наш клиент.

– Значит, так и сделаем. А потом, когда вы войдёте, постарайся заманить нотариуса на второй этаж, и тогда мы безболезненно проникнем в дом и где-нибудь спрячемся. И самое главное – ничего не бойся. Ситуация полностью под нашим контролем.

Так я сказал, хотя был в этом совсем не уверен.