Пролог
Слишком красивое платье для такого страшного дня…
– Ты выглядишь, как принцесса, – сквозь слезы сказала мама, расправляя складки на белоснежной фате, – Я так рада за вас. Вы будете прекрасной парой.
Она и правда была рада, потому что, как и все остальные видела только внешнюю картинку – красивого, обеспеченного жениха, от которого замирали все девичьи сердца в округе и нежную, слегка бледную, взволнованную невесту. Но это ведь нормально волноваться накануне свадьбы?
Знала бы она… Знали бы они все…
– Пора.
На выходе из комнаты, в которой меня готовили к свадьбе, встречал отец. Затянутый в парадный камзол, он выглядел торжественно и строго, но глаза светились любовью. Он был уверен, что отдает свою младшую дочь в хорошие руки.
Сдавленно улыбнувшись, я взяла его под локоть, и мы направились в зал, где все было готово для церемонии.
При нашем появлении смолкли голоса, затихла легкая музыка. Пока мы шли по проходу между рядами, гости провожали нас восхищенными взглядами, не догадываясь, что на самом деле меня вели на казнь.
Я не видела их, не замечала красоты убранства, все мое внимание принадлежало только ЕМУ.
Под аркой, увитой плющом и белыми цветами, ждал жених – темноволосый, высокий и статный, как все саорцы, в темно-синем камзоле с алым бутоном в петлице.
Он был красив. Настолько, что мне завидовала каждая девушка, находящаяся в этом зале. Да и замужние дамы нет-нет, да и напускали во взгляд томного кокетства.
Просто они не видели того, что видела я: огненных отблесков в темных глазах, звериной ухмылки, прячущейся за теплой улыбкой, размашистой тени за плечами.
Заложив руки за спину, он наблюдал за нашим приближением.
– Ты прекрасна, – и снова дьявольское пламя полыхнуло в темных глазах. Оно предвкушало, ярилось, кровожадно облизывалось.
– Спасибо.
Вкладывая свою дрожащую руку в его крепкую ладонь, я знала, что ждало впереди.
Сколько мне удастся продержаться? Месяцы? Годы? Или уже через пару недель я начну угасать?
Сколько бы я ни боролась, сколько бы ни пыталась вырваться, итог будет один – он опустошит меня до самого дна. Заберет каждую крупицу жизни и молодости, выставив напоказ красивую оболочку.
Я оглянулась на сестру. Восторженно сложив руки на груди, она смотрела на нас и плакала. Для всех – в ее глазах сверкали слезы умиления и радости, но я понимала, что Дарина оплакивала меня. Совсем юная и свежая с виду, внутри она была осунувшейся поседевшей женщиной. А ведь она всего на пару лет старше меня…
Сколько ей сейчас на самом деле? Тридцать пять? Сорок? Больше? Сколько лет жизни у нее уже украли? Сколько еще осталось?
– Дорогие гости! Сегодня мы собрались здесь по торжественному поводу… – староста начал обряд, и жених потянул меня к себе, вынуждая встать ровно.
Его прикосновение обжигало, и стоило только шевельнуться, как жесткая ладонь сжималась сильнее, предупреждая, что своеволия не потерпит.
– Согласен ли ты, Кириан Вард, взять в законные жены Ванессу Бартон?
– Согласен.
– Согласна ли ты, Ванесса Бартон, взять в законные мужья Кириана Варда?
Хотелось сбежать, спрятаться от него, но ради сестры я не имела права сдаваться. Любой ценой нужно вырвать ее из лап этих чудовищ, пока не стало слишком поздно. И если для этого нужно добровольно войти в логово к зверю – что ж…так тому и быть.
– Согласна.
Глава 1
Скрипучая карета вывернула на тисовую улицу и, размеренно покачиваясь, устремилась к большому, утопающему в зелени дому. Четверка гнедых слаженно семенила по ухоженной аллее. После долгого пути кони хрипели, гнули крутые шеи, кусали удила и нетерпеливо потряхивали гривами, в ожидании заслуженного отдыха.
Я отодвинула в сторону плотную голубую с золотом занавесь и, приникнув к окну, жадно всматривалась в каждую деталь. Вот кривой Джек – дерево похожее на сгорбленного старика. Вот кусты редких тигровых роз, которые росли только в нашей усадьбе. Их пленительный аромат проникал даже внутрь душной кареты, наполняя сердце сладким трепетом.
Старый прудик совсем зарос, но в центре по-прежнему неспешно кружились серые гуси. Иногда они резко опускали головы в воду и выхватывали маленьких, сияющих словно золото, рыбешек.
Все такое же, как и раньше. Но другое. Новые черты бросались в глаза, отдаваясь томительным эхом где-то внутри, под ребрами.
Я не была дома семь лет. С тех самых пор, как в день моего тринадцатилетия порог нашего дома перешагнула высокая статная женщина, затянутая с черную строгую форму академии Май-Брох. Она посмотрела на меня без единой эмоции и строго произнесла:
– Собирайся. Выезжаем через час.
Так я и узнала, что родители определили меня учиться в закрытую академию для одарённых девочек.
Я не хотела уезжать из дома, не хотела учиться, поэтому сбежала, спрятавшись в саду за беседкой. Я надеялась, что страшная женщина уедет, оставив меня в покое, но пришли слуги и утащили обратно в дом. Маменька ругала за недостойное поведение, отец сурово грозил пальцем, а я стояла и ревела, не понимая почему они хотели от меня избавиться.
– Глупышка! – тогда мать меня обняла и прижала к себе, – Никто не хочется от тебя избавляться, Несса. Учиться в академии Май-Брох – это великая честь! Нам пришлось очень постараться, чтобы тебя туда приняли.
Она любовно складывала мои кофты, юбки, лучшие платья в большой дорожный чемодан. Путь предстоял неблизкий – до Май-Брох по хорошим дорогам не меньше недели, а если начнутся дожди, то и того дольше.
Как сейчас помню. Меня нарядили в новый костюм из темно-зеленого вельвета, красивые ботиночки на шнуровке, а на голову примостили кокетливую шляпку с широкими полями.
Чесса Витони поджидала меня возле большой, устрашающе черной кареты, на боках которой красовались золотые львицы – символ Май-Броха.
Я попрощалась с матерью, которая не выдержала и разревелась, стиснув меня в своих объятиях, со старшей сестрой, умоляющей меня поскорее вернуться обратно. Отец, как всегда, был сдержан и обошелся лишь скупым похлопыванием по плечу.
Я забралась в карету и тут же прилипла к окну, затравленно глядя на свою семью. Тем временем кучер убирал мой тяжелый чемодан в багажный отсек, а чесса Витони с достоинством кланялась родителям и обещала, что присмотрит за мной. Потом она попрощалась и заскочила внутрь, громко захлопнув за собой дверь.
Я до сих пор помнила этот звук, перечеркивающий мою прежнюю жизнь.
Карета тронулась. Прижавшись носом к стеклу, я смотрела, как мать рыдала на плече у отца, а смешная рыжая Дарина бежала следом за нами, размахивала руками и просила меня не уезжать.
Я держалась изо всех сил, закусывая губы, сдерживая слезы, пыталась улыбаться.
Тогда я еще не понимала, как долго будут тянуться семь лет.
Погода как специально стояла погожая, радуя солнечными тёплыми днями, и мы достигли Май-Броха меньше чем за неделю. Казалось, я успела свыкнуться с мыслью о предстоящей учебе и даже почти убедила себя, что все будет хорошо, но едва мы въехали по каменному мосту в академию, больше похожую на крепость, как за нами с лязгом опустилась железная решетка.
– Чемодан оставь здесь, – все тем же бесцветным голосом отдала распоряжение чесса Витони и указала на невысокий постамент возле стены, – его отвезут беднякам.
– В чем же я буду ходить?
Я испуганно смотрела на эту холодную, застегнутую на все пуговицы женщину, и мне казалось будто передо мной бездушная змея, которой нет никакого дела до меня и моих страхов.
– Все ученицы ходят в форме, – просто ответила она, – и носят ее с гордостью.
Меня отвели в маленькую келью с серыми каменными стенами, жесткой кроватью, тумбочкой и крохотным шкафом в углу:
– Младшие ученицы живут скромно. Удобства и роскошь развращают, мешая проявлению дара.
После этого она ушла, а я плакала, не понимая, что развратного в мягкой удобной постели и красивых вещах. Мне хотелось домой к маме, папе, сестре, лохматой белой овчарке Бейли, ребятам из соседнего поместья и кусту тигровых роз.
День мне дали на то, чтобы осмотреться, придти в себя и смириться с «завидной участью» ученицы самой престижной женской академии Калирии, а на утро принялись за обучение.
Это были долгие семь лет, наполненные бесконечными книгами, занятиями, беседами о том, какой должна быть истинная леди.
Первые два года приходилось жить впроголодь, ходить в обносках и много тренироваться – так нас учили смирению и пытались раскрыть дар.
К концу этого срока во мне проснулось умение лечить. Совершенно обыденная способность, часто встречающаяся у девушек. Она считалась крайне полезной как в хозяйстве, так и в семейной жизни. Я же считала ее наказанием, потому что с ее пробуждением пришлось учить еще больше. Порой приходилось ночами напролет сидеть с книгами, или рыдать над раненым щенком, которого надо было вылечить, чтобы получить хорошую оценку.
Увы, иногда щенки умирали. И котята. И птички. Прежде чем удалось полностью подчинить себе дар, я хоронила и не раз. Методы в Май-Брохе были суровыми, но зато никогда не возникало желания делать что-то спустя рукава.
Потом два года в среднем звене. Меня перевели из кельи в нормальную комнату, стали лучше кормить, одевать, а занятия перестали быть похожими на пытки. У многих девочек на этом этапе открывался второй дар. Я не стала исключением – во мне проснулось умение читать. Не зная языка, я могла прочесть и понять суть любой книги. Стоит ли говорить, что и эту способность мне пришлось оттачивать ночами напролет. Под утро я засыпала над древними талмудами, а потом, встрепенувшись от звона утреннего колокола, чумная ползла на другие занятия.
Последние два года походили на сказку. Нас учили быть красивыми. Учили танцевать, петь, шить прекрасные наряды, не забывая совершенствовать магические таланты, раскрывать их все глубже и глубже, заставляя принять их, почувствовать частью своей души. Нас учили этикету, тонкостям общения с мужчинами и другим премудростям, которые делали выпускниц Май-Броха ценными невестами.
А за полгода до окончания академии случилось нечто странное…
Наперекор всем правилам и обычаям, у меня открылась третья способность.
Я была той, кто видит. Видящая. Редчайший дар, не появляющийся в нашей стране уже десятки лет.
…И я про него никому не сказала. Пусть эгоистично, но я не хотела снова корпеть над учебниками и убиваться на зачетах. Чем ближе было завершение обучения, тем сильнее мне хотелось домой, к родным.
Я соскучилась.
Редкие письма, прилетающие от матери, словно глоток свежего воздуха в золотой клетке. Она рассказывала о том, что происходило в поместье, о том, как продвигаются дела у отца на службе, о том, что год выдался урожайным.
В одном из таких писем она написала, что Дарина вышла замуж. За какого-то князя из Саоры!
И хотя между нашими странами уже двадцать лет процветал мир, я не могла поверить, как родители могли выдать веселую и добрую Даринку за чужака. Мир миром, но разве воинственную сущность саорцев можно изменить, спрятать, заставить стать покладистой и доброй?
В ответном письме я засыпала маменьку вопросами: как, почему, зачем они отдали сестру проходимцу из Саоры. Месяц ждала ответа, не находя себе места и каждый вечер ожидая почтовую повозку о ворот, а когда получила вожделенное письмо, вскрыла его прямо там, на мосту, под осенним унылым дождем.
Мама написала, что сестра приезжает в гости каждые полгода, что она румяна, влюблена и безмерно счастлива.
Похоже саорец оказался не так уж и плох, но что-то все равно не давало мне покоя.
***
Еще издали я заметила хрупкий мамин силуэт в светлом платье. Прижав руки к груди, он вставала на цыпочки, пытаясь рассмотреть приближение кареты, а я чувствовала, как слезы наворачиваются на ресницы.
Я дома. После стольких лет.
Едва экипаж остановился, я распахнула дверцу и выпрыгнула наружу, забыв о хороших манерах, которым нас учили.
– Мама!
– Несса!
Перескакивая через две ступени, я взлетела на крыльцо и упала в родные объятия.
– Мама…
– Девочка моя.
Она гладила меня по волосам, а я сжимала ее крепко-крепко, боясь, что это сон. Сколько раз мне снилось возвращение? Сколько раз я вот так врывалась в родной дом, а потом просыпалась в академии и давилась горечью разочарования.
– Я так соскучилась.
Она обняла меня за плечи и мягко отстранила:
– Дай я на тебя посмотрю. Совсем взрослая стала. – провела кончиками пальцев по моей щеке, – Красавица.
Я немного смутилась. Так странно было заново знакомиться с собственной матерью. За те годы, что я провела вдали от дома, мы обе изменились. Она стала старше, возле глаз появились лучики морщинок, а в русых волосах –тонкие серебристые пряди. Зато улыбка осталась прежней – доброй и ласковой. Именно такой, как сохранилась в моей памяти.
– Отец скоро приедет со службы, Даринка с мужем тоже на подходе.
При упоминании сестры и ее супруга у меня снова екнуло в животе. Во мне еще были живы рассказы, которыми нас в детстве пугала старая щербатая няня. В тех историях саорцы неизменно представлялись безжалостными завоевателями, чья жестокость не знала границ, а о силе и ловкости ходили легенды. Няня рассказывала о том, как они могли видеть в темноте, словно дикие звери, как шли без устали, когда другие уже падали без сил.
Эти сказки до сих пор пугали меня, но мама выглядела совершенно спокойной. Кажется, ее и правда не волновало, что наше семья породнилась с Саорой.
Мне было очень любопытно и на языке крутился миллион вопросов, но в Май-Брохе учили, что излишняя болтливость не украшает девушку, поэтому я смолчала. Решила, что сама все увижу, когда они придут.
Мы поднялись на второй этаж, и мама распахнула дверь в мою бывшую комнату:
– Мы ничего здесь не трогали после твоего отъезда.
В груди снова защемило, когда я увидела знакомую обстановку. Все та же мебель, те же портреты в лаковых рамках, тот же цвет стен. Я прошлась по кругу, аккуратно притрагиваясь к резным ручкам шкафов, к хрупкой статуэтке балерины на туалетном столике, к занавескам в мелкий розовый цветочек. Те самые занавески! И плюшевое покрывало на широкой кровати то самое! И медный подсвечник на тумбочке!
Не в силах устоять перед накатившими чувствами, я потерла кончик носа и промямлила:
– Сейчас зареву.
– Надеюсь от радости? – улыбнулась мама.
– А от чего же еще!
Меня переполняли восторг и ощущение свободы.
– Ты пока устраивайся. А я распоряжусь подать чай.
Мать ушла, а я села на краешек кровати, провела ладонями по мягкой поверхности и некрасиво шмыгнула носом. Потом подумала, что сказала бы чесса Витони, услышав такое безобразие, и рассмеялась.
Я дома! И это не сон.
Сидеть в комнате, даже в такой родной, не хотелось. Поэтому я быстренько искупалась, смыв с себя дорожную пыль, переоделась в свежее и спустилась в гостиную.
Там, под пение иволги и шелест сочной листвы, мы с мамой пили ароматный чай с мелиссой, ели маленькие воздушные пирожные с малиновым кремом и разговаривали. Я рассказывала про учебу, про академию и свой дар, она – про жизнь в усадьбе, про отцовскую службу, да про соседей.
Оказывается, не только Дарина вышла замуж за саорца. Мои подружки – Анни и Дина – еще до нее нашли свое счастье с чужаками. И никого кроме меня это не удивляло.
Кажется, я слишком долго просидела в стенах академии и безнадежно отстала от лихих изменений, захлестнувших наш маленький городок.
Спустя пару часов на аллею вывернули сразу два экипажа.
– А вот и отец! – сказала мама, а увидев вторую карету, тут же добавила, – и Дарина с мужем! Как удачно.
Следом за ней я вышла на крыльцо, чтобы встретить гостей. В этот момент во мне боролись два чувства: предвкушение от встречи с родными и настороженный интерес к чужаку.
А спустя пару минут, когда кареты остановились возле крыльца, выяснилось, что чужак приехал не один. Следом за сестрой, с громким писком бросившейся ко мне на шею, и ее осанистым мужем, из экипажа вышел еще один саорец.
***
Однако рассмотреть его я не успела – меня смело рыжим ураганом по имени Дарина.
– Ванесса! – взвизгнула она, сминая меня в объятиях, – наконец-то!
Кажется, от ее напора у меня что-то хрустнуло в ребрах.
– Спокойнее, – улыбнулась я, сама едва сдерживаясь от того, чтобы не начать скакать бешеной козой.
– Спокойнее?! Бросила меня тут на семь лет, а теперь важничает. Сейчас ты у меня так получишь, что мало не покажется! Спокойнее ей захотелось.
С этими словами она принялась меня щекотать. Я уворачивалась, как могла, но в итоге сдалась и принялась хохотать.
– Девочки, – смущенно кашлянула мама, но мы ее не слышали. Так соскучились, что оторваться друг от друга не могли, – Девочки…
Наконец, растрепанная Дарина сдула с лица прядь волос и сурово произнесла:
– Получила? То-то же.
Как мне этого не хватало. Беззаботного веселья, смеха и тепла ближних…
И лишь обернувшись, я запоздало вспомнила, что мы здесь не одни.
К моему неудовольствию, жгучий румянец моментально затопил лицо. Даже кончики ушей и те начали полыхать под чужими, пристальными взглядами.
Дарина, как ни в чем не бывало, встрепенулась, подскочила к тому мужчине, что стоял ближе, и взяла его под локоть:
– Шайрис, знакомься это моя сестра. Ванесса. Я рассказывала про нее.
Не желая показаться невежливой, я степенно склонила перед ним голову.
– Здравствуйте.
Муж сестры был высоким статным блондином. С широким разворотом плеч, могучими мышцами, угадывающимися под простой темной одеждой, и пронзительным взглядом ярких, светло-карих глаз.
Определенно красивый и по-мужски привлекательный. Мне, как ученице, проведшей семь лет за непробиваемыми стенами женской академии, даже стало как-то неудобно. В Май-Брохе из мужского племени только сторож на воротах был, да глухонемой Мирон, выполняющий тяжелую работу. Наши учителя строго следили за тем, чтобы никто из девочек раньше времени не увлекся. Поэтому в город мы выезжали только в плотно-зашторенных каретах и под строгим присмотром наставниц.
В общем, таких как он, я отродясь не видела.
– Рад знакомству, – галантно протянув мне руку, он едва уловимо прикоснулся губами к тыльной стороне ладони. Без излишеств, но волнительно. – А это Кириан. Один из советников Саоры в этом году. По совместительству, мой давний друг.
Я взглянула на второго мужчину. В отличие от Шайриса он был смугл и темноволос, но такой же высокий и внушительный, и тоже весь в черном с головы до ног. Но если первый показался мне милым, то этот пугал, несмотря на привлекательную внешность.
Он смотрел на всех с ленивым равнодушием, за которым явно скрывалось что-то большее. Что-то обжигающе-холодное и опасное.
От волнения у меня пересохло во рту, и когда я поздоровалась, как того требовал этикет, получилось на удивление пискляво:
– Добрый день.
Взгляд темно зеленых глаз остановился на мне. Без намека на интерес или галантность Кириан протянул мне раскрытую ладонь, и когда я прикоснулась к ней – волна колючи мурашек прошла по спине.
Руку он не поцеловал. Пожал. Отрывисто и достаточно жестко, но я все равно продолжала улыбаться, хотя испытывала дикое желание отпрянуть.
Стоило ему отпустить, как я сделала шаг назад. К счастью, неловкости удалось избежать – отец, молчавший до этого времени, ворчливо произнес:
– А со стариком своим ты не собираешься здороваться?
Я с радостью бросилась к нему и повисла на могучей шее.
– Ну здравствуй, Кнопка, – он оторвал меня от пола и закружил, а когда выпустил из объятий, мама пригласила всех в дом.
Я шла последней и, глядя на внушительные спины гостей, размышляла о том, чем же их таким кормят в Саоре, раз они вырастают такими здоровенными.
Глава 2
Пока отец с гостями отправился в рабочий кабинет, а мать отдавала распоряжения по предстоящему ужину, мы с Дариной убежали наверх.
Если моя комната все это время оставалась нетронутой и напоминала жилище девочки-подростка, то у нее все было иначе. Ничего не осталось от моих воспоминаний – новая мебель, новые занавески на окнах, даже настроение комнаты стало другим. Взрослым.
На туалетном столике вместо безделушек стояли цветные бутылочки с духами и кремами, появилась шкатулка с украшениями. На кровати больше не было большого плюшевого кота, с которым сестра так любила в детстве засыпать.
Это царапнуло, задевая какие-то непонятные струны глубоко внутри. И хотя я была рада возвращению, на языке оставался привкус горечи. Ощущение того, что я пропустила целую жизнь, давило на плечи, как и осознание того, что ничего уже не будет как прежде. Мы выросли.
В отличие от меня Дарина не печалилась. Она порхала по комнате и неустанно болтала:
– Ох, Ванесса. Ты не представляешь, сколько всего мне надо тебе рассказать! – она распахнула шкаф и принялась копаться в вещах, аккуратно развешанных на плечиках, – Если бы ты только знала, как сильно я на тебя злилась, когда ты уехала! Если бы ты только знала! Уууу…
– Я-то в чем виновата? Моего мнения никто не спрашивал.
– Я сначала ревела днями напролет, а потом начала сердиться. Злилась, что у тебя есть дар, а у меня нет. Злилась, что ты не отказалась ехать в этот дурацкий Май-Брох. Знаешь, о чем я мечтала? Что однажды ты сбежишь из своей тюрьмы, тайком проберешься обратно в усадьбу, и я буду прятать тебя на чердаке. Представляешь? Глупость какая.
– Почему же глупость, – я усмехнулась, – я мечтала о том же. Только хотела прятаться не на чердаке – там пыльно, а в погребе. Потому что там еды много.
После этих слов мы обе прыснули со смеху, а Дарина, поддавшись чувствам, снова стиснула меня в объятиях:
– Я очень рада твоему возвращению. Мне так тебя не хватало.
– А как же муж? – хмыкнула я.
– А что муж? Разве он заменит сестру, которая семь лет где-то моталась? – Дарина отпустила меня и снова принялась за вещи, – сейчас я найду нам самые красивые платья…
Меня тема ее замужества крайне волновала, поэтому я не могла сдержаться и засыпала ее вопросами:
– Как тебя угораздило выйти за саорца? Он и правда нормальный? Может, надо было отказаться?
– У меня, дорогая моя Несса, точно так же, как у тебя, не было выбора, – весело произнесла она, выдергивая с вешалок розовое платье, а следом – небесно-голубое, – просто в один прекрасный момент пришел отец и сказал, что моей руки просит жених из Саоры. Ты представить себе не можешь, как я тогда испугалась, как рыдала и скандалила. Даже из дома сбежать пыталась. А потом…
– Что потом? – напряженно спросила я.
– Потом увидела его и влюбилась, – рассмеялась сестра, продолжая кружить по комнате. К платьям добавились туфельки в цвет и накидки, – м-да, не густо… Дома у меня нарядов гораздо больше и все они роскошнее. Здесь все простенько, без изысков.
По-моему, платья, которые она нам приготовила, были прекрасны. Но меня больше интересовали не они:
– Влюбилась и…что дальше?
– Дальше была свадьба и уже почти год безмятежной счастливой замужней жизни. Мне очень повезло с супругом. У Шайриса особняк в столице, положение в обществе, целая конюшня дорогих лошадей…
– Ты же не любишь лошадей, – напомнила я.
После того как в детстве упала с непослушного пони и сильно ушиблась, сестра наотрез отказывалась ездить верхом.
– Разве? – кажется, Дарина удивилась. На мгновение между бровей проступила хмурая складочка, но тут же разгладилась, – так это было давно. Сейчас люблю. Я люблю все, что связано с мужем. Он замечательный. Ты в этом убедишься за ужином.
Продолжая без устали щебетать, она подскочила к туалетному столику, открыла шкатулку с драгоценностями и принялась в ней шуршать:
– Так, так, так, что у меня тут.
Кажется, она и впрямь была счастлива. Я же продолжала испытывать беспокойство:
– А второй саорец? Ты его знаешь?
– Кир? Конечно, знаю. Он нередко бывает у нас в доме. А что?
Я замялась, потом нехотя призналась:
– Он меня пугает.
В ответ Дарина снова засмеялась:
– Это он умеет. Порой как глянет – так сердце в пятки. Манера у него такая. Но ты не переживай, он тоже хороший.
Как по мне, на хорошего он был похож меньше всего, но в голосе сестры звучала бодрая уверенность. Выбрав несколько пар серег, она подскочила с ними к зеркалу.
– Что мы все про меня, да про меня. Лучше расскажи, как ты? Как академия? Как твоя магия?
***
– Я– отлично. Академия – осталась позади. Магия – есть.
– Напомни мне, каким чудесам ты там научилась?
– Лечить могу. Хочешь покажу?
– Я здорова, как молодая кобылка, – отмахнулась Дарина, прикладывая по очереди то одни серьги, то другие, – а второй дар?
– Читать могу.
– Пффф, и все? Я тоже умею читать, безо всяких там академий.
Я хотела признаться ей про третий дар, но внезапно слова встали поперек горла. Я так привыкла скрывать его ото всех, что не смогла себя пересилить. Потом скажу. У нас еще будет время для разговоров по душам.
– Я умею читать по-особенному.
– Покажешь?
– Конечно, – улыбнувшись, я посмотрела на отражение сестры, и замерла в недоумении.
Внезапно она мне показалась какой-то серой, уставшей и нездорово худой. Глубокие тени под глазами и взгляд полный тоски, никак не вязались с ее суетливой бодростью.
– Дарина? – встревоженно позвала я, – с тобой все в порядке?
Она развернулась ко мне с беспечной улыбкой:
– В полном. А что?
Я еще раз взглянула на отражение, потом на нее саму и не увидела ни измученной бледности, ни синяков под глазами, ни горько поджатых губ.
Показалось…
Противостоять жизнерадостному напору сестры было просто невозможно. Она буквально силой переодела меня в небесно-голубое платье с белыми кружевами, переплела волосы, собрав их в замысловатую прическу, заставила примерить ее серьги и подвеску.
А потом, пока я крутилась перед зеркалом, рассматривая свое преобразившееся отражение, стояла над душой и картинно возмущалась:
– Как можно быть настолько красивой?!
– На себя посмотри.
– Я-то ладно. К себе привыкла. А вот ты… Признавайся, вас там в Май-Брохе чем-нибудь подпаивали, чтобы вы цвели и пахли?
– Да кто ж его знает. Может, и подпаивали, – в шутку предположила я.
– Теперь местным красавицам туго придется. Они от зависти все волосы себе повыдёргивают, когда узнают, какой ты вернулась. И за женихов своих еще крепче держаться станут. Хорошо, что Шайрис во мне души не чает, а то бы я тоже завидовала и ревновала.
Почему-то при этих словах я подумала вовсе не о блондине, женившейся на моей сестре, а о втором саорце, что опалил равнодушием при первом знакомстве.
Кажется, ему я совершенно не понравилась.
Хотя…какая разница? Скорее бы уехал. Потому что как-то неспокойно стало дома, неправильно.
Снизу донесся звон серебряного колокольчика – приглашение к столу.
– Идем! – тут же встрепенулась неугомонная сестра и первая устремилась прочь из комнаты, а я, еще раз крутанувшись перед зеркалом, поспешила за ней.
Ужин накрыли в малой гостиной, выходящей высокими окнами на буйно цветущий сад. В центре стоял богато накрытый овальный стол, за которым могли удобно расположиться десять человек.
Отец, на правах хозяина занял место во главе. По левую руку пристроилась маменька, а за ней я, а по правую – сначала Кириан, потом Шайрис и Дарина.
Ужин сопровождался неторопливой беседой.
Говорили по большей части отец и гости, иногда добавляла мама, своей мягкой улыбкой и тихим смехом поднимая настроение присутствующим. Мы же с сестрой в основном переглядывались и пихали друг друга под столом, едва сдерживая смех. Прямо, как в детстве.
Дарина, пользуясь тем, что сидела дальше всех от отца, морщила нос на брокколи и закатывала глаза, когда кто-то слишком умничал. А я делала точно также, когда она словно мартовская кошка таращилась на мужа.
Спустя некоторое время, когда с основными блюдами было покончено, и слуги принесли десерт, внимание компании переключилось на меня:
– Дари рассказывала, что ты училась в академии Май-Брох? – внезапно спросил Шайрис, и я невольно смутилась, почувствовав, как взгляды всех присутствующих обратились ко мне.
Вернее, только один взгляд. Впервые с начала ужина, на меня посмотрел второй саорец. Снова без интереса, скорее за компанию.
Мне он не нравился, но вида я не подала и принялась старательно отвечать на вопросы:
– Да. Я отучилась там семь лет.
– Понравилось?
– Ну…– немного кашлянула, – как сказать… скорее да, чем нет. Местами было непросто, но в целом – это прекрасное заведение.
Пока я говорила, Дарина морщила нос и, вскинув брови, едва заметно трясла головой, изображая меня.
Получалось очень смешно, поэтому я не могла сдержать улыбки.
– Преподаватели, наверное, были строгие?
– О, да! Порой я была готова уйти босой и в чем мать родила…то есть налегке, лишь бы оказаться подальше от чессы Витони. Очень суровая женщина, но справедливая и интересная. Когда она вела занятия по истории, мы даже не дышали, настолько захватывающими были ее рассказы.
Я рассказывала о том, как проходили мои дни в академии, отвечала на вопросы, и в какой-то момент подумала, что мне будет не хватать той жизни. Что несмотря на все трудности, в ней была какая-то своя прелесть и беззаботность.
– Как интересно, – Шайрис с улыбкой поддерживал беседу и выглядел искренне заинтересованным, – а какой дар у тебя открылся? Если, конечно, не секрет.
***
– Никакого секрета. Я – целитель, – просто ответила я, – и достаточно неплохой.
Мой дар и правда был выше среднего, поэтому я им гордилась. Кто-то из выпускниц Май-Брох мог залечивать порезы на пальцах, кто-то мог срастить кости при несложном переломе, моих же сил хватало на то, чтобы полноценно вылечить тяжелобольного или сильно покалеченного человека.
Шайрис сидел напротив меня, поэтому зрительный контакт между нами был самый, что ни на есть прямой. Я увлеченно рассказывала о своей жизни, он кивал. И все было хорошо…
Пока в один прекрасный момент, мне не показалось, что слева от него сидит осунувшаяся женщина и уныло ковыряется в своей тарелке.
Замолкнув на середине слова, я обернулась. И тут же наткнулась на сияющий взгляд сестры.
– Я так тобой горжусь, – восторженно произнесла она, а у меня почему-то побежал холод вдоль позвоночника.
С трудом сглотнув, я снова обернулась к собеседнику и внезапно поняла, что не помню, о чем говорила. А потом, заметив, что на меня смотрит не только он, но и Кириан, и вовсе растерялась.
– Все в порядке? – спросила мама.
Я кое-как кивнула и улыбнулась.
И во внезапно образовавшейся тишине, было слышно, как звенит о край тарелки вилка, мелко дрожащая в моей руке.
К моему невероятному облегчению, неуютное молчание сломали слуги.
Та девушка, которая уносила со стола грязную посуду, в дверях столкнулась с той, которая несла новые приборы. В результате подносы упали на пол. Грохот, звон, испуганный вскрики.
Все, кто сидел за столом разом обернулись, чтобы посмотреть, в чем дело.