Казино «Бон Шанс»

© В.В. Веденеев, наследники, 2016

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

Глава 1

За окном медленно сгустились серенькие осенние сумерки. Ясное днем небо незаметно затянуло рваными, похожими на комья сырой шерсти облаками, тяжело набухшими то ли мелким, холодным дождем, то ли колкой ледяной крупой, готовой щедро просыпаться на мокрый черный асфальт, облезлые крыши и торопливо спешивших по улицам пешеходов. В квартире сразу сделалось как-то неуютно, по углам залегли мрачные тени и на душе невольно возникло щемящее чувство тревоги, словно в ожидании близкой, непоправимой беды. Где она и в чем заключается, – кто знает? – но, вроде бы, уже подкрадывается, настырно отыскивая лазейку, чтобы зацепиться кончиком острого отравленного когтя и рвануть душу болью…

Петр плотнее задернул шторы, но свет зажигать не стал: глаза устали от работы и хотелось немного посумерничать, предаваясь бездумному времяпрепровождению, тем более, это удавалось так редко. Он опустился в глубокое мягкое кресло и блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной и покоем…

Однако долго побыть одному не удалось: на широком подлокотнике тихо и неслышно, как кошка – только она умела это так делать, – пристроилась Ирина. Чуть приоткрыв глаза, он увидел волнующий изгиб ее крутого бедра и туго обтянутые шелковистым нейлоном круглые колени, словно нарочно выставленные напоказ из-под короткой юбки. Она знала, что у нее красивые ноги, способные сводить мужиков с ума, и никогда не забывала об этом. Ему захотелось погладить ее по колену, ощутить ладонью его упруго-податливое тепло и в то же время манящую прохладу желанного женского тела. Но вместо этого он плотно сомкнул веки и не шелохнулся, будто не заметил ее присутствия.

– Ты опять уходишь? – она ласково провела ладонью по его волосам и слегка пощекотала за ухом, как бы призывая к игре, но он вновь не отреагировал.

– Ты уходишь? – уже серьезно повторила она. – Надолго?

Отвечать не хотелось. Как было хорошо – бездумно и спокойно полулежать в кресле, пока она не появилась. Однако Ирина не из тех, кто позволяет пропускать свои вопросы мимо ушей. Придется ответить.

– Не знаю.

– А кто знает? – не унималась она. – Может быть, мне стоит позвонить отцу?

– Вряд ли и он знает, – лениво процедил Петр.

– Тогда кто? – он всегда любила добиваться своего, и эта ее черта иногда его сильно раздражала, а временами вообще приводила в бешенство.

– Наверное, только Бог и Судьба, – Петр попытался отшутиться, но она не приняла шутки.

– Опять высокопарные слова? – Ирина презрительно скривила ярко накрашенные губы. – Когда человек бросается громкими словами, невольно задумаешься: дурак он или закоренелый лицемер? Но ты, Петенька, далеко не дурак! Постеснялся бы, в наше-то время, так говорить.

Она явно начинала злиться, а это совершенно ни к чему: лучше не доводить ее до такого состояния, не то потом всем станет тошно. Уже проверено на опыте.

– Кому все это нужно?! – скрывая нараставшее раздражение, она слегка дернула его за ухо.

– России.

– Продолжаешь лицемерить? – Ирина зло прищурилась. – Сейчас все только и думают, как бы…

– Знаешь, как сказал Христос? – перебил он ее. – «Если все, значит, не Я!»

– Нашел авторитет!

– Его популярность не знает границ и не подвержена тлению времени. Он выдержал больше веков, чем нынешние авторитеты десятилетий.

– Не уходи от разговора, – она положила ладонь ему на голову, словно намереваясь повернуть лицом к себе. – Она еще есть, наша Россия?

– Угадай, чего мне иногда больше всего хочется? – все так же не открывая глаз, спросил Петр.

И тут резко и требовательно зазвонил телефон, стоявший на полу около кресла. Меркулов встряхнул головой, открыл глаза и… проснулся.

Бог мой, оказывается, все это лишь сон, только сон, не более того! Ирины и в помине нет на подлокотнике кресла, а их многолетней давности разговор просто привиделся ему, сохраненный услужливой памятью. У-ух уж эта память! Почему она у него такая, что умеет усердно хранить в себе все – плохое и хорошее, и даже то, что он страстно желал бы навсегда забыть? Мало того, она подсовывает подобные воспоминания в самые неподходящие моменты.

Ладно, оказывается, это всего лишь сон. Сон, и больше ничего. Однако резкий звонок телефонного аппарата самый что ни на есть реальный. Он сердито тренькнул и замолк.

«Сделал свое дело? – неприязненно покосился на него Меркулов. – Вдруг во сне наш разговор закончился бы совершенно иначе, чем он закончился на самом деле много лет назад? А ты не дал досмотреть и дослушать».

Он потянулся, разминая слегка затекшее во сне большое, сильное тело, и тут телефон зазвонил вновь. Петр снял трубку и привычно буркнул в микрофон:

– Да!

– Питер? – донеслось до него сквозь треск помех на линии, и сердце слегка замерло: так его называл лишь один человек на свете. Неужели? Неужели Большой Христофор^[1] перегнал свою ладью с Даугавы на Москва-реку и высадил с нее на облицованный гранитом берег доброго приятеля юных лет Ояра Юри?

– Ояр? Ты? – боясь ошибиться, чуть осевшим голосом неуверенно спросил Меркулов.

– Я, герр Питер! – коротко хохотнули в наушнике. – Не ожидал?

Петр тайком облегченно вздохнул: за те мимолетные секунды, пока он ждал ответа, сердце вновь успело замереть, как перед прыжком в неизвестность.

– Почему же, – вполне искренне ответил Меркулов. – Я не просто ждал, я мечтал услышать тебя.

А про себя думал: «Особенно после того как видел такой сон. Не мистика ли, что сразу после него, даже прерывая его на том месте разговора, который я много лет так хотел изменить, раздался звонок телефона и, сняв трубку, я услышал голос Юри?»

– Только услышать? – снова хохотнул Ояр: он всегда так смеялся, словно издавал горлом короткое петушиное клекотание. – А как насчет увидеть? Не буду тянуть, старик, скажи сразу: я могу у тебя перекантоваться пару-тройку дней? Ты один?

– Что ты имеешь в виду? Мое физическое или гражданское состояние? – выигрывая время, ответил шуткой Меркулов: со времени последней встречи с Юри он успел поменять квартиру и номер телефона, но, похоже, для Ояра, как и прежде, не существовало никаких преград. Он отыскал старого приятеля в огромном городе.

– Физическое, – немедленно отозвался Юри. – О твоих семейных делах я наслышан, но знакомиться с супругой и наследниками сейчас не время. Так как, ты можешь приютить меня? Буквально на два дня. Не хочется в казенщину гостиницы. Все-таки мы давненько не виделись.

– Да уж, – согласился Петр. Действительно давненько, минимум лет пятнадцать. И тут же все решил: – Приезжай! Буду рад тебя видеть, заодно поболтаем всласть. Адрес дать?

– Не нужно. Жди минут через сорок. У тебя там есть где приткнуть машину?

– Поставь во дворе.

– Все…

Меркулов осторожно положил трубку на рычаги и подумал: хорошо, что жена и младший сын гостят у ее родителей. Какое-никакое, а хотя бы временное ощущение полной свободы. А сейчас нужно посмотреть – есть ли чем угостить нежданного гостя?

Он зажег свет, собрал разбросанные на стульях и диванах вещи, сгреб в угол игрушки сына, заглянул в бар. Ага, бутылки водки, фляжки с коньяком и пары бутылок вина хватит на сегодняшнюю ночь к чаю и кофе, а завтра они что-нибудь придумают. В холодильнике кастрюля со свежим борщом, казанок с тушеным мясом, сыр, фрукты, упаковка тонко нарезанной свиной шейки. Хлеб тоже есть. Нормально! В былые времена они ограничивались более скудными припасами.

Но бог мой, Ояр Юри! Вынырнул из тьмы небытия, бродяга! И еще этот странный сон перед его звонком! К чему бы это? Ведь много лет назад они оба ухаживали за Ириной, и поначалу казалось, что победа, несомненно, достанется Ояру, но потом, в один – трудно теперь сказать, прекрасный или нет, но, наверное, все-таки прекрасный – момент все как-то разом переменилось и она предпочла Петра…

Впрочем, хватит думать об этом, наверняка, Юри сам заведет разговор об Ирине, вот тогда можно и предаться воспоминаниям. А пока нужно хоть что-то собрать на стол и ждать появления старого приятеля…

Закутавшись в большой теплый мохнатый халат, Борис Владимирович Малахов полулежал на диване, ласково массируя кончиками пальцев край правого подреберья и, чуть прищурившись, наблюдал, как по широкой гостиной нервно вышагивал приземистый, плотный Леонид Пак. Лицо Корейца напоминало маску бесстрастного восточного божка, с чуть поблескивавшими из-под узких век темными жаркими глазами. Крепкие руки сцеплены за спиной, дорогой пиджак туго обтянул крепкие плечи, темно-вишневые лаковые туфли бесшумно ступали по ковру.

«Нервничает Ленька, – лениво подумал Малахов и перевел взгляд на уютно устроившегося в кресле Снегирева: своего советника по обеспечению безопасности и главу административно-правовой службы фирмы. – И у этого морда деревянного истукана, никогда не поймешь, что задумал».

Борис Владимирович чуть усмехнулся в ответ на свои мысли: Пак и Снегирев слишком разные, поскольку вышли из антагонистических миров, поэтому частенько не ладили, да ему это только на руку. Никогда нельзя давать слишком усилиться одному, дабы не попасть вдруг в зависимость от него и не потерять собственную власть.

– Сейчас будут звонить, – Снегирев кивнул на телефон, подсоединенный к розетке через прибор, готовый подать сигнал тревоги при прослушивании разговора. – С минуты на минуту.

– Скребутся, как мыши, – переворачиваясь на другой бок, недовольно проскрипел Борис Владимирович. – Ищут, где дырочку прогрызть, чтобы морду всунуть!

Пак тихо выругался сквозь зубы, а Снегирев согласно кивнул и ободряюще улыбнулся шефу, словно неведомым путем сумел прочесть роящиеся в его голове сомнения:

– Наверное, лучше взять трубку мне, а потом передать ее вам?

– Хорошо, – кивнул Борис Владимирович. – Ты и начни разговор. Но помягче, не педалируй.

– Почему мы должны с ними церемониться? – сунув в рот сигарету и чиркнув зажигалкой, недоуменно спросил Пак. – Отрезать напрочь и пусть катятся к… Мы сейчас сильнее!

– Никогда не стоит торопиться сжигать все мосты, – рассудительно заметил советник. – Обстановка имеет неприятное свойство изменяться.

Он склонил на бок лысеющую голову и с иронией посмотрел на Корейца. Тот ответил ему равнодушным взглядом и сел в кресло напротив столика с телефоном, жадно затягиваясь сигаретой.

– Не ссорьтесь, – примирительно заметил Малахов. – Вы оба правы, и я учту все предложения. Сначала послушаем, что нам скажут.

– И так известно, – начал было Леонид, но под тяжелым взглядом шефа осекся и замолчал.

Борис Владимирович сел и запахнул полы халата. В принципе, ему они нужны и дороги оба – и яростно-холодный, дерзкий Ленька Пак, и скрупулезно рассчитывающий ходы, обладающий множеством совершенно невообразимых связей и возможностей Александр Александрович Снегирев.

Судьба свела их вместе несколько лет назад. Тогда Борис Владимирович Малахов, имевший несколько судимостей и более известный в криминальной среде под кличкой Адвокат, искал крупное дело, желая легализовать и «отмыть» уже имевшиеся у него деньги. Он уже тогда приблизил к себе надежного и удачливого бойца Леньку Пака, чудом умудрившегося еще не понюхать зоны. Но как раз это и импонировало Адвокату – он немало знал о том, сколько сведений о себе оставляет в МВД любой, прошедший через их чистилища. А Кореец был хитер, увертлив и пока чист перед законом. Однако он не мог помочь создать крупное дело. Когда один знакомый предложил Борису Владимировичу свести его с бывшим подполковником КГБ Александром Александровичем Снегиревым, Адвокат поначалу подумал, что старый приятель рехнулся и не пора ли его, с такими-то знакомыми, отправить к Богу в рай – пусть там ангелов сводит с комитетчиками!

Потом, немного остыв и поразмыслив, он все же скрепя сердце согласился встретиться и пощупать этого Снегирева – чем черт не шутит? Ведь берут же на лапу менты, и не только берут на лапу, а этот, хоть и выкормыш чекистов, но все-таки бывший, уже оттрубивший положенное в их поганой конторе.

Встреча его не разочаровала, но заставила серьезно задуматься: Александр Александрович оказался не менее осторожным, чем сам Адвокат, не зря так прозванный среди блатной публики за знание законов, обходительные манеры, привычку расправляться с неугодными чужими руками и фантастическую алчность. Малахов хотел денег. Снегирев и Пак хотели того же. Первоначальный капитал был у Малахова, нужные связи и необходимый опыт у Снегирева, а отшибание рэкетиров и прочей публики, желающей порезвиться за чужой счет, а также разборки с конкурентами возложили на Корейца. Вскоре открылась фирма, дела которой быстро пошли в гору, но радоваться Адвокат боялся, по тюремной суеверности опасаясь сглазить удачу.

Снегирев оказался человеком не только осторожным и ловким, но и цинично-остроумным, умевшим отыскать выходы из, казалось бы, безвыходных положений.

– Единственный способ не попасть под колесо – это двигаться вместе с ним, – частенько твердил он Борису Владимировичу, оставаясь с ним наедине.

– Что ты имеешь в виду? – прикидывался недоумком Адвокат, поднимая на советника тяжелый взгляд.

– Надо поторапливаться, – потирал сухие ладошки Александр Александрович и загадочно усмехался. – Законов нет! Потому что на те, что есть, все плевать хотели. От мала до велика. Как вы понимаете, уважаемый, я имею в виду отнюдь не возраст, а должностное положение. Трагикомический факт: страна почти мертва, экономика превратилась в труп, а мы живы!

– Это что же, мы вроде червей? – кривился Малахов. – Ну ты загнул!

– Ничуть, – не смущался Снегирев. – Черви тоже жиреют, пока их не сожрут другие. Птички, например. Вот не дать им себя сожрать – наша основная задача!

– Хватит ходить кругами, – оборвал его тогда Борис Владимирович. – Дело говори, нечего юлить со своими штучками, с червями и колесиками!

– Дело? – задумчиво переспросил бывший страж госбезопасности. – У нас в стране, знаете ли, до сего времени превалирует пещерно-дикарский уровень менталитета. Так сказать, рудиментарный пережиток сознания времен тоталитаризма. Я понятно излагаю?

Малахов только бровью повел в ответ: говори, мол, и не такое слыхали. Борис Владимирович мог и сам загнуть не хуже, поскольку до первой судимости, пустившей его жизнь по другому руслу, успел получить довольно приличное образование в одном из столичных вузов. Потом тоже не терял времени зря, много читал, а цепкая, как говорят в народе, «лошадиная» память удерживала в его голове столько, что сумей Снегирев хоть краем заглянуть в нее как экстрасенс, он, наверное, не только задрожал бы от страха, но пустился бы бежать от Адвоката без оглядки. Естественно, если бы ему позволили это сделать: «ближних» Борис Владимирович любил сам провожать на кладбище, но никогда об этом не распространялся, хотя бы в силу того, что от природы был хитер и немногословен, а жизнь научила его очень многому.

– Так вот, – продолжал он, поигрывая ручкой с золотым пером: Сан Саныч вообще питал слабость к мелким красивым вещичкам, – среди компьютеров, «мерседесов» и «вольво», банков, свободного хождения доллара, а также прочих атрибутов развитого общества процветает принцип первобытности: сильный главарь и его подручные.

– Не ново! – как припечатал Малахов. – Вопрос в том, как стать, по выражению макаронников, «капо дель капо»?

Экс-гэбэшник поглядел на шефа с нескрываемым уважением и тихо произнес:

– Один такой способ есть…

– Хорошо, но долго ли продержимся?

– Ха! – отмахнулся Александр Александрович. – Америку создали авантюристы, Австралию – вообще бывшие каторжники и ничего, прилично живут, значительно лучше, чем в нашей богоспасаемой, которую пытались построить борцы за народное дело. Мы рискуем…

– Чем?

– Встретиться с одним приличным человеком для переговоров.

Слово было сказано. Вскоре Снегирев познакомил шефа с грузным хриплоголосым человеком, смотревшим на мир из-под набрякших век. Он часто прикладывался к фляжке с коньяком и говорил с заметным прибалтийским акцентом. Его предложения сильно заинтересовали Адвоката, хотя он прекрасно понимал, какие денежки притекут на счета его фирмы и кому они принадлежат. И куда пойдут потом, тоже догадывался – это тебе не «грев» корешам в зону отправлять, а помогать снабжать стратегическими материалами пусть раньше родное и братское, но теперь чужое и становившееся все более чужим государство. Тем не менее предложения были очень заманчивы. Очень!

Следом появился длинноносый, угодливо-вкрадчивый, чем-то похожий на заморскую птичку марабу Арнольд Генкин. Взглянув на его руки, Малахов понял, что Арнольд Григорьевич в жизни не держал в них ничего тяжелее карандаша и что сломать он его тоже сможет в момент, как тот тоненький карандаш в своих могучих лапах, когда-то одним ударом кулака превращавших лицо противника в кровавое месиво мяса и костей. Однако такое было давно и от подобного Борис Владимирович научился воздерживаться уже много лет назад, а «ломать» предпочитал морально, но зато навсегда – так, что ни одна пластическая операция не выправит.

Генкин ему понравился – в нем было то, что нужно: осторожность, удивительная изворотливость, умение держать язык за зубами и, пусть тщательно скрытый, но животный страх перед хозяевами. Это Малахов ценил и потому одобрительно кивнул, не удостоив Арнольда даже словом.

И дело, на которое намекал хитроумный Снегирев, завертелось. Несколько месяцев спустя выправили все необходимые бумаги, нашли приличное помещение в центре, и фирма Бориса Владимировича открыла несколько игорных заведений, основным среди которых стало казино «Бон Шанс».

– Ждать да гадать – всю жизнь прождешь да прогадаешь. Вот он, наш шанс, – посмеивался Снегирев и завертелся юлой.

Нужны были опытные крупье, надежная охрана, большие деньги на ремонт, оборудование и многое, многое другое. Генкин тоже не сидел сложа руки. Пришлось потрудиться и остальным, зато потом как приятно было войти в роскошный вестибюль под горящей неоном вывеской «КАЗИНО «БОН ШАНС».

Снегирев вообще оказался незаменимым помощником и советником – в руках у него буквально все горело, а в любых сферах находились нужные люди. Возникла служба охраны: лицензированная, вооруженная огнестрельным оружием. Придирчиво отбирая людей, Александр Александрович создал некое подобие личных телохранителей президента фирмы, круглосуточно опекавших Адвоката. Появилась и специальная техника: от «друзей», помогавших финансировать предприятие, занимался ею невзрачный малый лет под пятьдесят, но Снегирев не мог на него нарадоваться.

Презентацию справили пышно. Борис Владимирович лично, сияя улыбкой перед блицами фотокорреспондентов и хрустя туго накрахмаленным пластроном манишки, красуясь сидящим как влитой смокингом, запустил первую рулетку под хлопки пробок шампанского и аплодисменты публики…

Примерно год все шло просто великолепно, и Малахов начал испытывать чувство легкого беспокойства – не может быть, чтобы на такой лакомый кусок никто не разинул жадного рта! Нет, конечно, случались «наезды» и прочие несуразицы, но с одними разбирался Ленька Пак, с другими – Снегирев, с третьими умудрялся находить общий язык главный менеджер казино Генкин. И все же…

И все же пришло то, чего Адвокат ждал и боялся. Рот разинули. Вернее, сначала показали зубы, похожие на волчий оскал, и предложили, – причем очень вежливо, – взять в долю. Хотя бы на десять процентов. Услышав об этом, человек, смотревший на мир из-под набрякших век, только молча отрицательно мотнул тяжелой крупной головой. Борис Владимирович с помощью Снегирева выяснил силу алчущих и твердо ответил – нет!

На время отстали. Но только на время. Спустя несколько месяцев вновь повторили льстиво-угрожающее предложение и уже попросили пустить или «взять» в долю на четверть капитала; причем посредником в переговорах выступил весьма авторитетный человек, которого Адвокат не мог послать как сявку в известное место с пожеланием более оттуда не возвращаться и не беспокоить дурацкими выходками. Пришлось сделать вид, что согласен подумать, и тут же выдвинуть контрпредложение – пятнадцать процентов и не более того!

Александр Александрович жарко убеждал, что противник просто ждет халявы и блефует, Пак злился, а Малахов, верный своим привычкам, выжидал – надо потянуть, потянуть еще, посмотреть. Согласиться или отказаться всегда успеешь: незачем раньше времени лезть на рожон и дразнить голодных гусей!..

Сейчас они ждали очередного звонка по поводу предложений о доле чужого капитала в казино.

Телефон тихо заурчал и Снегирев снял трубку:

– Вас слушают? Да… Одну минуту. Вас, – он передал трубку Малахов и шепотом сообщил: – Они.

– Я у аппарата, – Борис Владимирович сделал Снегиреву знак взять отводной наушник. Тот буквально прилип к нему ухом. – Да, я помню, все помню. Но сейчас такое время… В общем, нужно посоветоваться, все взвесить. Пока мы не приняли решения отказаться от ваших предложений. Всегда заманчиво расширить дело, но нужно посоветоваться. Мне хотелось бы взять таймаут.

Александр Александрович одобрительно кивнул: шеф удачно ввернул модное словечко.

– Сорок? – тем временем продолжал Борис Владимирович. – Естественно, это открывает широкие возможности, но тем более требует необходимости обсудить все «за» и «против»… Нет, не нужно меня убеждать, я прекрасно понимаю, за кем остается контрольный пакет, но и вы поймите меня правильно. Речь шла о пятнадцати процентах, а тут вдруг выплывает совершенно иная цифра. Давайте вернемся к нашему разговору через несколько дней и обсудим эти вопросы не по телефону… Да, всего доброго.

Бросив трубку он выразительно посмотрел на Корейца. Тот хищно оскалился:

– Скребутся? Мыши? Просятся? Как бы не так! Крысы! Выгрызают огромный кусок.

– Крысы, – согласно вздохнул Малахов и поморщился от боли в подреберье. – Кстати, Ленечка, аппаратик-то опять показывает, что разговор прослушивается. Ты, голубчик, прими меры, надоело мне это. Понял?

– Сегодня решу, – нахмурился Пак. – Притихли где-нибудь поблизости, радиус у аппаратуры не может быть большим.

– Чтобы больше этого не было, – Малахов тяжело поднялся. – Мне надоели эти шутки! И с нашими мышами или крысами тоже пора слегка разобраться. Подпалить хвосты!

– Я пошел? – Кореец посмотрел на часы. – А то могу не успеть.

– Иди, – милостливо разрешил Адвокат, и тут телефон вновь заурчал. Трубку снял сам Борис Владимирович.

– Это вы? – его лицо сразу побагровело. – По-моему, мы обо всем вполне цивилизованно договорились, не так ли? Что? Где будет встреча и переговоры? С вами свяжется Александр Александрович. Доброй ночи.

– Опять? – Пак остановился в дверях.

– Мать бы их… – отшвырнув телефон, выругался Малахов. – И снова кто-то висит на линии. Иди, Леня!

– Не стоит волноваться, – Снегирев встал и поддержал шефа под локоть. Обернулся к двери и позвал: – Сережа!

В гостиную заглянул дежурный телохранитель – крепкий парень лет тридцати.

– Не беспокойтесь, – усаживая Малахова на диван, ворковал Снегирев. – Сережа нас проводит и закроет двери, а потом поможет вам лечь. Не будем переживать раньше времени, все утрясется.

– Надеюсь на тебя, – похлопал его по плечу Борис Владимирович и дал знак телохранителю проводить гостей.

Через несколько минут Сергей вернулся и поинтересовался:

– Вы где ляжете, Борис Владимирович? В кабинете или в спальне?

– Пожалуй, в спальне, – решил шеф.

– Тогда я прикорну здесь, в гостиной. Приготовить пижамку?

– Не надо, – отказался Малахов. – Я так, в халате. Завтра, когда придет утречком экономка, скажи, чтобы сварганила легкий завтрак: молочную овсяную кашку, творожок там, чайку – и поставила на стол вазочку с лекарствами, не то опять забуду. А телефон переключи на автоответчик.

– Не беспокойтесь, Борис Владимирович, – заверил телохранитель.

Заботливо поправив завернувшийся воротник халата шефа, он незаметно прилепил ему на стойку воротника маленькую черную бусинку, которая, как репей, вцепилась в ворсовую ткань. У дверей спальни Адвокат отстранил Сергея, вялым движением руки дав понять, чтобы занимался своими делами.

Тот переключил телефон на автоответчик, покосился на закрывшуюся за шефом дверь спальни и включил телевизор, убавив звук до минимума – делать все равно нечего, а спать не хотелось. Главное, нельзя пропустить момент, если хозяин вдруг встанет ночью по какой нужде: если он обнаружит тебя сонным, жди разноса.

В квартире было тихо. Едва слышно мурлыкал телевизор, мелькали на экране какие-то картинки, за окнами, закрытыми специальными жалюзи и светонепроницаемыми шторами, скрывавшими пуленепробиваемые стекла, сгустилась ночная темнота…

На ходу застегивая щегольское длинное черное пальто, Пак выскочил из подъезда и тут же увидел приземистый темный «форд», в котором лениво покуривали двое его бойцов. Рванув дверцу, Кореец плюхнулся на переднее сиденье рядом с водителем и жарко выдохнул:

– Ну?! Шеф уже потерял терпение!

– Засекли, – приминая в пепельнице окурок, отозвался один из подручных, сидевший сзади. – Сейчас Бриня подскочит.

– Вызовите фургон, – распорядился Леонид.

– Какой? – уточнили из душной, прокуренной темноты салона.

– Любой, хоть рафик, но побыстрее. И сделайте «Яшу»! Где Бриня?!

– Вот он.

Щупая дорогу светом фар, во двор медленно вполз старенький жигуленок: помятый, с пятнами шпаклевки на дверцах и капоте, словно покрытый камуфляжем. Из него выбрался неуклюжий человек в похожей на блин кепочке и стеганой нейлоновой куртке. Пак выскочил из машины и поспешил ему навстречу:

– Нашли? Где?

– Километра полтора, – Бриня развернул карту-схему города и показал место. – «Жигули-четверка», горчичного цвета, старая. А вот номерок.

Он сунул в ладонь Корейца клочок бумаги с несколькими цифрами и буквами. Мельком взглянув на него, Леонид в знак признательности хлопнул Бриню по плечу тяжелой ладонью и опять нырнул в салон «форда».

– В общем так. Он на Ленинградке, в районе кооператива «Лебедь», недалеко от моста через «железку» и «пьяного шоссе», ведущего к каналу и Тушино. Обкладываем как зверя и Яшку забрасываем вперед. Уйдет – головы отвинчу! Где фургон?

– Подходит.

– Связь с ним есть?

– Да. Яшка там.

– Хорошо, поехали!

Пак сунул в рот очередную сигарету, прикурил и жадно затянулся. Все разговоры о деньгах и процентах его только утомляли. Он понимал, что там решаются важнейшие дела, но пусть за них болит голова у Сашки Снегирева и самого Адвоката, а Лене Паку больше по душе действие, будоражащий кровь, дразнящий азарт погони и охоты за человеком. Вот его стихия!

Пока Бриня разворачивал свою старенькую колымагу, «форд» взревел мотором и вылетел со двора. Поворот, еще один, и под широкими шинами зашуршал асфальт Ленинградского шоссе.

– Где фургон? – не оборачиваясь, повторил Пак.

– Через пять минут будет ждать за светофором, у поворота на «Водное Динамо».

Душин торопливо сворачивал аппаратуру. День сегодня какой-то дурной, просто все валится из рук и никак не удается с первого раза сделать то, что обычно занимает несколько минут. Хорошо бы, конечно, сейчас еще потихоньку сползать к дому Адвоката, выждать, пока там все успокоится, и снять установленное на линии в распределительном колодце миниатюрное передающее устройство. Именно оно и гнало на аппаратуру Левы Душина все сказанное в квартире Малахова по телефонным проводам. Радиотелефоном перехватывать и записывать легче – эта техника у него тоже была, но ее он уже успел упаковать в спортивную сумку.

Неожиданно зазуммерил телефон сотовой связи. Левка чертыхнулся – кто там еще в самый неподходящий момент? Когда работа закончена, самое милое дело – побыстрее слинять, чтобы и следов твоих не осталось: разве только пятно-другое капнувшего на асфальт масла там, где стояла тачка. Дураков теперь нет, все имеют технику, а вычислить примерный радиус, с которого ведется прослушивание и запись переговоров, и при наличии людей и машин прочесать окрестности, постоянно сжимая круги, ничего не стоит.

Он нашарил за пазухой плоскую коробочку трубки и щелкнул тумблером включения:

– Слушаю!

– Лева? – раздался в наушнике голос Игоря Соболева. – Ты уходишь?

– Да, все! – раздраженно ответил Душин. – К дьяволу!

– Погоди, – остановил его Игорь. – Через минуту я буду напротив булочной. Тормозни на секунду, перекинешь мне сумки. Лучше уходить чистым.

– Дело! – повеселел Лева и отключился. Теперь он скидывал аппаратуру в сумки навалом: Соболев потом разберется, сейчас время дорого.

Мотор не подвел – заурчал ровненько и надежно с первого же поворота ключа зажигания. Душин потихоньку тронулся с места, не забыв поглядеть в зеркальце. Пока ничего не вызывало тревоги: где-то далеко позади сиял огнями медлительный троллейбус, мимо со свистом проносились по широкому шоссе иномарки. В некоторых за рулем сидели женщины: это всегда вызывало у Левы приступы злобы и бессильной ярости – любую женщину за рулем он считал проституткой, уровень заработка которой определялся качеством управляемого ей автомобиля. Ладно, до булочной метров триста, не больше. Только бы Игорек не задержался!

Новенькую, словно прямо с витрины, светлую «девятку» Соболева Лева заметил издали и завистливо подумал: «Везет же некоторым. А тут всю жизнь горбатишься, рискуешь шкурой и все на «четвертом» старье шкандыбаешь. Семейка – одни разверзтые рты, как бездонные ямы. И сколько в них ни брось, все сгорает, как в топке паровоза. Где уж тут думать о «девятках»?»

Слегка притормозив рядом с машиной Игоря, он опустил стекло окна и одну за другой подал ему сумки. Тот принял их, небрежно забросил на заднее сиденье – ревнивый глаз Душина не преминул отметить, что оно еще затянуто блестящей, нигде не порванной толстой полиэтиленовой пленкой, какую ставили на заводе. Соболев приветственно помахал рукой и, неожиданно резко взяв с места, сразу вырулил в левый ряд. Проскочив метров сто вперед, он лихо развернулся в неположенном месте и белой тенью мелькнул мимо слегка ошалевшего от такого нахальства Левы, уходя уже в обратном направлении.

«Резвится, мальчишка, – неприязненно подумал Душин. – Хотя чего ему, когда сам себе голова?!»

Лева так никогда не ездил: к чему лихачить, особенно вечером, когда трасса достаточно свободна? Это днем – хочешь не хочешь, а иди со скоростью потока, иначе либо ты воткнешься кому-нибудь в задок, либо тебя «поцелуют». А сейчас ребята такие, что если даже и они виноваты, а гаишника, как всегда, поблизости не случится, могут от злости челюсть набок своротить и ребра пересчитать. Этого Душин очень не любил, поскольку всегда предпочитал работать головой, а не руками. Руками он умел паять, собирать хитрые радиоприборы, но никак не считать чужие ребра.