Воспоминания военного контрразведчика

© Вдовин А.А., 2017

© ООО «Издательство „Вече“», 2017

© ООО «Издательство „Вече“», электронная версия, 2019

Предисловие

Книга написана Александром Александровичем Вдовиным – бывшим сотрудником 2-го отделения 1-го отдела 3-го Главного управления КГБ СССР. Данная книга является автобиографическим очерком. Автор отдает дань своим руководителям, которые приняли его во второе отделение, обучили сложной профессии и воспитали в любви к Родине.

А.А. Вдовин делится воспоминаниями о тонкостях службы, о сложностях взаимоотношений внутри КГБ, среди сотрудников одного подразделения и между службами, о психологическом портрете разрабатываемого преступника и излагает свой особый взгляд на предателей, действовавших в структуре ГРУ, и о многом другом, что составляет суть службы контрразведки. Нервом книги, несомненно, являются размышления о предательстве как о страшном человеческом горе, позоре коллектива подразделения спецслужбы, где окопался предатель, и подлом ударе по авторитету страны.

Автор рассуждает о профессии чекиста-агентуриста. О чекистском счастье, когда удается попасть на службу в оперативно-горячую атмосферу, где сосредоточены основные секреты армии, и новоиспеченному контрразведчику может повезти – «Филби, Эймсы, Ховарды» «дадут» шпиона, а руководители и соратники из вспомогательных служб КГБ и соратники отдела помогут его разоблачить.

Автобиографический очерк в определенной мере обогатит представления читателя о прошлом нашей страны, великой державы – СССР.

А.А. Вдовин искренне благодарен соратнику по службе в КГБ и другу по жизни Анатолию Степановичу Терещенко, члену Союза писателей России, члену Союза журналистов России, за предоставленные материалы и советы по написанию книги, а также Ирине Владимировне Дегтяревой, члену Союза писателей России, члену Союза журналистов Москвы, за конкретную и огромную помощь в написании книги.

О книге А.А. Вдовина «Воспоминания военного контрразведчика»

В современной России служба госбезопасности обросла толстым слоем мифологии. Существует множество мнений, иногда граничащих с теориями заговора, о деятельности КГБ. Тот факт, что действующий Президент РФ неоднократно заявлял о своей причастности к этой службе, подливает еще больше масла в неугасаемый огонь общественного интереса к этой теме.

Приподнять занавес тайны отваживается А.А. Вдовин, в свое время служивший в ЧК. В автобиографической книге «Воспоминания военного контрразведчика» Вдовин представляет читателям информацию о природе КГБ «из первых рук», раскрывая общественности не только сведения о деятельности комитета госбезопасности, но и причины, побуждавшие советских офицеров идти на службу в «органы».

Структурно книга делится на несколько частей, отличающиеся друг от друга как по содержанию, так и по стилю. В первой части автор делится воспоминаниями о своей жизни. Он выстраивает историю взросления советского ребенка и становления его в качестве мужчины, выбравшего для себя нелегкий путь военного офицера, волею судьбы ставшего впоследствии военным контрразведчиком. Судьба человека органично вплетена в контекст и без того весьма интересной атмосферы жизни советского общества в послевоенный период.

Вторая часть целиком посвящена истории советской военной разведки. Вдовин приводит фактологическую базу, оставляя право на оценочные суждения читателям. В заключительной части книги бывший чекист рассказывает о разоблачении агента «Этьена», в которой принимал непосредственное участие. Материал этой части позволяет лучше понять специфику работы органов госбезопасности.

Книга написана простым и понятным языком, доступным для рядового читателя, обладающего основными знаниями об истории СССР. Усвоению текста несколько мешает разве что избыток канцеляризмов и несколько «казенный» слог, пусть и ожидаемый в подобном произведении. Однако указанные недостатки являются скорее препятствием, нежели непреодолимой преградой к усвоению текста, и читатель, заинтересованный поднимаемыми Вдовиным темами, не остается разочарованным.

Несомненным достоинством книги является честный, откровенный ответ на вопрос: «Что такое КГБ?», полученный не от историков или политтехнологов, а от человека, знающего всю «кухню» этой службы не понаслышке, от непосредственного участника сражений на невидимом фронте. За эту честность можно простить книге немногочисленные огрехи вроде стилистической неоднородности частей книги и чуть меньшего, чем они того заслуживают, внимания к фактам. Перед нами произведение, подталкивающее нас к размышлениям на тему «органов», их целей и методов. Вдовин не пытается заставить нас принять какую-то определенную точку зрения, а скорее дает пищу для размышлений, советует не торопиться с выводами и призывает к медленному, вдумчивому осмыслению предоставляемого материала. Поэтому книгу можно смело рекомендовать самому широкому кругу читателей, интересующихся историей своей страны.

Дмитрий Родионов

российский поэт

Без гнева и пристрастия.

Тацит. Анналы

Часть первая
О времени и о себе, об учителях и соратниках

Перелистывая свою биографию, как тетрадь, страницу за страницей, год за годом, я возвращаюсь в прошлое, испытывая два чувства: сожаление и грусть об ушедшей молодости. И в то же время я благодарю судьбу за то, что было прекрасное далеко, полное надежд, радости и тревог от службы, общения и встреч со своими соратниками – особистами периферии и центрального аппарата, слушателями школы КГБ № 311 города Новосибирска, с военными разведчиками, с военными учеными, со слушателями Высшей Краснознаменной школы КГБ имени Ф.Э. Дзержинского, моими современниками – талантливыми, деятельными, энергичными людьми.

Я проходил школу гражданского воспитания и всегда, в детстве, отрочестве, юности и зрелом возрасте, мне встречались отзывчивые и открытые, терпеливые и умные люди, мои учителя и наставники. Я помню их всех – молодых и зрелых, умудренных опытом, помню их советы, жесты, улыбки, походки. И когда говорят: «Он сделал себя сам», в этом всегда присутствует, на мой взгляд, некоторое преувеличение, даже лукавство. Ведь нас больше всего формируют среда и люди, которые идут с нами по жизни. И формирование происходит в борьбе, видимой или невидимой. Я не отвергаю выражение-установку – судьба и воля. Судьба определена Космосом, а волевыми решениями мы пытаемся или согласиться с судьбой, или пойти ей наперекор. В любом случае наши судьбы формируют вместе с нами среда и люди, иногда как бы случайные, чаще соратники, сподвижники или противники – подхалимы, псевдодрузья, откровенные или скрытые завистники и т. п.

Казачьи и калужские корни

Мой отец Александр Федорович Вдовин родился 28 августа 1907 года в казацкой крестьянской семье в Краснодарском крае, Усть-Лабинском районе, на хуторе Александровском. Его отец погиб в начале Первой мировой войны, и воспитанием детей занимался отчим. Его жесткая методика воспитания передалась и моему отцу.

Хутор Александровский расположен на берегу реки Зеленчук широкой и глубокой, полной рыбы, камышей, островов. Река впадает в Кубань. Отец, вспоминая свое детство, рассказывал, что на спор переплывал Зеленчук, любил ловить рыбу, владел джигитовкой и ходил в ночное. По натуре он был лидером, что приветствовалось в среде казаков. Он хорошо пел, плясал, обладал каллиграфическим почерком, который сохранился до самой старости. У него был абсолютный музыкальный слух, отец хорошо играл на гитаре, и к нему часто в барак приходили музыканты с просьбой настроить их музыкальные инструменты. Своего учителя – Василия Ивановича Черкашина вспоминал до старости, переписывался с ним долгие годы. С детьми Черкашина, которые переехали в Москву после войны, он периодически встречался.

С 1919 по 1924 год отец работал по найму. В 1924 году вступил в комсомол и гордился, что был в числе первых комсомольцев Кубани, демонстрируя статью из газеты о деятельности комсомольской организации Усть-Лабинского района. В статье перечислялись все комсомольцы, в том числе и Александр Вдовин, подвергшиеся проклятию местной церкви. Отец долго хранил эту газету, но мне не передал. Если учесть антиказацкую политику Троцкого во время Гражданской войны и в первые годы советской власти, то отцу было чем гордиться, так как он был среди первых строителей новой жизни на Кубани.

С 1925 по 1930 год работал почтальоном на хуторе и в городе Краснодаре. В 1930 году его призвали в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию. После курса молодого бойца отца, как образованного (семь классов) красноармейца, послали учиться в армейскую школу медработников. В конце 1932 года демобилизовали.

В 1933 году он приехал в Москву и работал в тресте Москультстрой, в мае этого же года в числе двух тысяч комсомольцев его направили на строительство метро. В шахте проработал недолго, через восемь месяцев отца назначили директором бараков на станции Лось.

В 1936 году, окончив курсы, он работал машинистом мотовоза на станции Лосиноостровская. Здесь находился крупный железнодорожный узел. Во время войны на всех железнодорожников распространялась бронь, и поэтому он не воевал. Спустя год отец стал работать машинистом подъемного крана, а в 1952 году по состоянию здоровья его перевели на легкую должность поездного контролера, где он проработал до 1960 года. С этого года и до пенсии был багажным раздатчиком.

Отец запомнился мне настойчивым, решительным, достаточно речистым, физически сильным человеком и отчаянно смелым. Держал себя независимо, хотя со всеми был уважителен и всегда помогал людям по любым вопросам: писал письма неграмотным, строил сараи соседям и многое другое.

Перед войной ночью в район Лосиноостровского леса был сброшен с самолета немецкий диверсант. По расчету милиции – якобы в район лесничества. Отец, в числе немногих мужиков из двух бараков, смело взял топор и пошел обезвреживать его. Под командованием милиционера они быстро обнаружили парашют, а вскоре и диверсанта. Обезоружили его, скрутили руки и доставили в отделение милиции. Этот эпизод долго обсуждался и после войны жителями поселка Лось.

Отец мог ночью вскочить на ступеньку вагона движущегося товарного поезда с бревнами, сбросить бревна с вагона ближе к станции Лось, притащить их к бараку, а потом сделать из них качели для детворы. Кто были его помощники в хищении бревен, я не знаю, но качели никогда не пустовали, даже зимой, около них всегда стояла очередь из детворы и взрослых.

После войны рядом с бараками нам разрешили иметь огороды для посадки картошки и других овощей. Жители стали замечать пропажу овощей с грядок. Отец не побоялся ночью выследить вора, поймал и сдал его в милицию.

По сегодняшним меркам он имел слабое образование, но смело брался за любые технические, столярные и плотницкие работы. Вся мебель в доме была сделана им; сараи, которые сперва разрешали строить, а спустя год-два сносили, а затем вновь разрешали строить уже в новом месте, делал сам. Летом периодически перетягивал все матрацы, так как пружины предательски могли вонзиться в тело. Эту операцию он проделывал ловко и быстро. Ко всем домашним работам обязательно привлекал меня. Толку я приносил мало, подавал инструмент, гвозди, что-то придерживал или выпрямлял кривые гвозди, но, главное, наглядно видел, что мужчина должен делать в доме.

Отец никогда за словом в карман не лез, всегда находил веские аргументы, чтобы доказать правоту своей позиции, и в бараке пользовался авторитетом. Дома же нам часто декламировал отрывки из стихотворений Пушкина, Некрасова, Ершова и других русских поэтов, при этом часто вспоминал своего школьного учителя Кривошеина.

За провинности наказывал меня частенько. Я знал, что такое ременная «каша», березовая «каша», стояние на коленях на всех видах круп, гороха (что ему под руку попадалось) и на ребристых, острых поленьях. Отец раздражался, что я не просил никогда прощения, это приводило его в неистовство. Очень хотел узнать, почему я так поступаю, но так ему и не довелось узнать. А для меня было очевидно: раз виноват, значит, должен понести наказание, а если не виноват и все равно наказывают, тогда зачем просить прощения за несодеянное? Поскольку я не просил прощения, то стоял на коленях до обморока. Во время наказаний я редко плакал, что тоже раздражало отца. Но сказать, что я совсем не плакал, нельзя, ревел, и очень громко. При этом кусался, дерзил от бессилия, и это еще более усугубляло мое положение. Но если большие парни или молодые мужики вдруг обижали меня, отец смело давал им сдачи и всегда выходил из этих боев победителем.

В отличие от отца, мама меня никогда не наказывала. За провинности корила, стыдила, увещевала, просила больше так не поступать.

Любовь отца ко мне проявлялась не только в драках из-за меня. В детстве были в моде тарантасы (салазки, сделанные из железного прута, для катания по снегу), и в бараке имели их я и еще один мальчик. В доме всегда был деревянный чижик и лапта к нему, а потом и городки, самокат. Когда я стал заниматься баскетболом, отец купил мне китайские кеды, прочные и долговечные. Коньки и велосипед он приобрел, несмотря на финансовые трудности. Но венцом его любви и справедливости по отношению ко мне стала отправка соседского кота Барсика «в командировку» по железной дороге.

Летом я должен был нарвать полмешка травы птичий горец для нашего поросенка. А в пять – семь лет я обязан был еще и пасти пятнадцать – двадцать штук цыплят, которые гуляли в ограде на улице. К цыплятам имел огромный интерес соседский кот Барсик. Если я отвлекался, то он хватал цыпленка и был таков. Я вел беспощадную борьбу с Барсиком, бил его камнями, палками, но он не обращал на это внимания. Зато на это обращала внимание его хозяйка тетя Таня-хохлушка, которая постоянно жаловалась отцу, и тот жестко наказывал меня ремнем или подзатыльником. Отец знал, что я виноват наполовину. Вина моя и Барсика подсчитывалась осенью, счет был не в мою пользу. Проделки Барсика закончились для него и меня после того, как отец отправил его в мешке в товарняке в далекое путешествие по железной дороге.

Отец привил мне любовь к шашкам. Мы часто с ним играли, и он всегда выигрывал, причем с запиранием одной или даже трех шашек. Это не было обучением, скорее шашечным избиением. У отца не было педагогических качеств, он не мог мне рассказать как оценивать шашечную позицию, какие и как занимать сильные поля и т. д. Уже, будучи чекистом, я проштудировал книгу заслуженного тренера СССР А. Сидлина «Как оценивать позицию в шашках». После этого победы в шашках оставались за мной.

Я благодарен отцу и за то, что привил любовь к чтению. Детские книги он приносил домой из библиотеки. Сказки и басни Крылова читал вслух, на разные голоса, характерные героям, и часто мы разыгрывали басни по ролям. Отец покупал много новых книг, и у нас собралась приличная для того времени библиотека, которую он продал, чтобы сыграть свадьбы моим сестрам. Книги потом снова покупали.

В доме всегда стояла бутылка водки, но один отец не пил даже по праздникам. Если приезжали родственники или друзья, то он говорил: «Казак должен продать последнюю рубашку, но гостя напоить». Этот закон он свято выполнял. Когда собирались в доме гости, то пели песни, запевалой был отец. Звучали больше казацкие песни или народные, но обязательно удалые, реже современные, того времени. Украинские песни он не любил из-за приторности и отсутствия удали. Ради гостей он мог занять в долг деньги, во всех остальных случаях семья никогда не жила в долг. По этому закону живу и я с женой.

Через книги у меня возникла потребность к познанию мира. Она сохраняется и по сей день.

Отец ушел из жизни на восемьдесят первом году жизни, после тяжелой болезни.

Из многочисленной отцовой родни хочется выделить его старшего брата Андрея, заживо сгоревшего в танке на Курской дуге во время Великой Отечественной войны. Бой этот описан в художественной литературе, когда сошлись тысячи танков в районе Прохоровки.

Старшая сестра отца Фрося была красной партизанкой во время Гражданской и Великой Отечественной войн. Во время Гражданской попадала в плен. Белые офицеры подвергали ее избиениям и надругательствам.

Его младший брат Василий войну прошел в штрафном батальоне. Он участвовал в кавалерийских походах в тыл противника для уничтожения слабо вооруженных малочисленных немецких гарнизонов. За эти походы награжден орденом Красной Звезды. В 1945 году под Кенигсбергом (Калининградом) Василий по нужде забрел в поле ржи и услышал передвижение немецких войск по дну огромного и длинного оврага. Своевременно доложил о происходящем, и командование приняло решение станковыми пулеметами организовать стрельбу по голове и хвосту немецкой колонны, тем самым вызвав панику у немцев, и потом добивать обезумевших солдат противника. За этот бой Василия наградили вторым орденом Красной Звезды.

В боях за Кенигсберг он был первым номером пулемета, его ранило в оба предплечья, в голову и сильно контузило, он потерял способность говорить, был комиссован, долго лечился, но безуспешно. Жена выгнала его из дома, объясняя свое решение необходимостью кормить семью, а он стал иждивенцем, обузой для семьи. Спустя какое-то время ему посоветовали обратиться к начальнику краснодарского госпиталя, специалисту по лечению подобных заболеваний. В течение нескольких недель Василий добивался встречи с начальником госпиталя. Наконец она состоялась. На счастье Василия, начальник госпиталя согласился лечить его и вылечил.

Но судьба уготовила ему очередное испытание. Он похитил на заводе ящик сливочного масла. Суд справедливо наказал его тюремным заключением и лишением всех государственных наград. Отбыв наказание, Василий работал печником. О его мастерстве узнали не только на хуторе, но и в станице Усть-Лабинской. Его стали приглашать ставить печи, платили хорошие деньги. Он женился на женщине с ребенком, которого усыновил. В восьмидесятые годы с моей помощью дяде Василию вернули боевые награды, он стал пользоваться льготами инвалида Великой Отечественной войны.

Моя мама Акелина (Лена) Ильинична Вдовина (Зотова) родилась 1 июня 1915 года в Калужской области Износковского района в деревне Орлица, в крестьянской семье и до 1930 года жила с родителями. Ее отец Илья Зотов был назначен в 1928 году в соседнем селе церковным старостой, за это его раскулачили и сослали в Сибирь в 1930 году. Мои дедушка с бабушкой поехали в Сибирь, а мама – в Москву, к сестре, муж которой был первоклассным портным. Когда мама только приехала, он попросил ее сшить за него несложный заказ. А когда посмотрел готовое изделие, то удивился аккуратности шва, правильной строчке, и спросил: «А сможешь обработать прорезной карман пальто?» – «Смогу», – ответила она.

Она выполнила его просьбу. Пошить прорезной карман способна только опытная швея. На следующий день он отвел маму в отдел кадров фабрики «Большевичка», где начальник цеха устроил ей небольшой экзамен и сразу зачислил ее в штаты швейной фабрики. В этот же день она приступила к работе.

В 1933 году маму направили по комсомольской путевке на строительство метро – Сокольнической линии. Строительство шло открытым способом, днем и ночью. Для девушки – это тяжелый физический труд, но крестьянская закалка и молодость выручали ее.

Мама была красивой, миниатюрной девушкой, и за ней стал ухаживать секретарь комсомола Сокольнической линии метрополитена. С его помощью ей выделили койко-место в комнате барака на станции Лось. В комнате жили еще три девушки.

Метростроевцы и спустя годы не забывали о ней, приглашали на праздники, вручали подарки, цветы, иногда писали о маме в газете «Московский метростроевец».

В бараке она познакомилась с моим отцом, который проявил максимум настойчивости, ухаживая за ней.

В 1935 году они сходили на станции Лось в ЗАГС и стали жить единой семьей. В 1936 году родилась моя сестра Нина, потом, в 1939 году – Маргарита, а в октябре 1941 года родился я. Были и другие дети, но они умирали в младенчестве по разным причинам. Москва ждала прихода немцев, готовила ополченцев для отпора врагу.

На семейном совете было принято решение, что мама с детьми отправится на Кубань к родственникам отца. Она взяла детей и ножную швейную машинку «Зингер», села в поезд и под бомбежками добралась до Краснодара. Ночью ей нужно было пересесть на местный поезд для того, чтобы приехать на станцию Усть-Лабинская. С большими трудностями ей удалось разыскать в багажном вагоне швейную машинку, непостижимым образом закомпостировать билет и сесть в вагон поезда, отправляющегося в сторону Усть-Лабы. С большими переживаниями мы добрались до хутора Александровский.

Многочисленная родня отца не смогла принять четырех иждивенцев. Над мамой сжалилась совсем незнакомая женщина, тетя Настя, у нее самой было двое детей, а муж воевал на фронте.

Председатель колхоза друг детства отца и комсомолец Усть-Лабинской организации, о которой я уже говорил, с большими трудностями определил маму в колхозную бригаду и дал комнату в управлении колхоза. Дело в том, что все бригады были женскими и у всех имелись дети, а мужья воевали на фронте. Каждый трудодень подсчитывали, и отрывать его от своей семьи ни одна женщина не хотела. Председатель помог с трудоустройством мамы в овощеводческую бригаду, и это спасло нас.

Спустя какое-то время женщины колхоза узнали, что мама хорошая портниха и может сшить любую вещь женского гардероба. Она без устали работала и в бригаде, и на дому портнихой.

В это время немецкие войска начали стремительное наступление на Кавказ. Красная Армия сдавала позиции, и мы оказались на оккупированной территории. Перед приходом немцев председатель колхоза разрешил забрать в личное пользование членам колхоза несданные государству сельхозпродукты. Мама сумела принести несколько мешков кукурузных початков, из которых готовила мамалыгу.

Немецкое командование не стало разрушать колхозы на Кубани, во главе их поставили немцев из жителей Северного Кавказа, бывших граждан СССР. В хуторе командовали немцы Федор Иванович и Иван Иванович. Нашу семью они выселили из правления, и нас вновь приютила тетя Настя.

Жалоб на правление двух управляющих немцев, мародерства с их стороны не было. Они уехали с отступавшими немцами.

Хуторяне любили слушать мамины рассказы о достопримечательностях Москвы. Особенно о трамваях, метро и эскалаторе, зоопарке. Обращались к маме и старый и малый очень своеобразно: «Тетка москвичка, расскажи о Москве». Они не всегда ей верили, потому что не могли себе представить движущуюся лестницу вверх с людьми, не видели многих диковинных животных, электричества. Никто из них никогда не был в Москве, и всем хотелось хотя бы мысленно побывать в рассказах «тетки москвички».

В конце войны возобновили пассажирское движение в столицу, получила от властей разрешение на въезд в Москву и наша семья. Это было зимой 1944 года. Мост через реку Кубань был разрушен, и отец трижды, с каждым ребенком на руках и швейной машинкой, переходил по висячему мосту через реку. Такие рискованные переходы требовали не только смелости, мужества, но и ловкости, настойчивости, чего у отца было в избытке.

С различными приключениями в общем вагоне семья добралась до Москвы, а затем и до нашего барака.

До 1948 года мама занималась домашним хозяйством и воспитанием детей, а потом стала работать стрелочницей на Московской железной дороге на станции Лосиноостровская. Здесь она проработала до 1961 года. Работа на железнодорожном узле – интенсивная и очень напряженная, и, конечно, опасная. Достаточно сказать, что в ее бригаде погибло несколько стрелочниц. На здоровье мамы сказался и неблаговидный поступок начальства железной дороги. В 1955 году подошла очередь на получение квартиры. Наша семья должна была въехать в двухкомнатную квартиру в новом доме, выписали же нам ордер только на комнату в двухэтажном деревянном доме барачного типа. У мамы начался диабет, и она стала работать швеей в производственном комбинате «Стройторгснаба» по месту жительства.

Мама ушла из жизни девятого августа 2005 года. Лицо мамы запомнилось мне молодым, красивым и светлым. В старости ее внешность говорила о возрасте, а глаза по-прежнему блестели живым огнем. После смерти отца она жила одна в однокомнатной квартире. До смерти обслуживала себя сама. Не жаловалась ни на жизнь, ни на житейские обстоятельства. Я никогда не видел ее без дела. Она что-то вязала, шила, стирала, штопала, мыла. Не сидела у дома на скамейке. До последних лет ходила в церковь и там всегда стоя слушала молебен. Благодаря телевизору была в курсе международной и внутренней политики. Много читала, особенно книги, которые приносил я. Зная ее интерес к определенным темам, я приносил ей именно такие книги и, хотя она уже не могла их пересказать, всегда говорила, что содержание книги ей понравилось.

У второй сестры мамы – Елены – к началу войны было пятеро детей, муж работал лесничим, и семья жила там же, в лесничестве. В лесах их района действовали советские партизаны, доставлявшие фашистам много беспокойства. Немцы решили привлечь к борьбе с партизанами Ивана, мужа тети Елены. В октябре 1941 года немецкий отряд подошел к дому лесника, семья в это время завтракала. Вдруг в окно увидели немцев. Иван быстро попрощался с семьей, надел лыжи и дворами ушел к партизанам. Офицер немецкого отряда увидел свежие следы от лыж, отдал команду сжечь дом лесника, и тетя Елена осталась с детьми на улице, ей удалось из горящего дома вытащить перину, одежду, железное корыто, санки и кастрюлю. Ей пришлось идти в ближайшую деревню, но деревню немцы сожгли. Пришлось погорельцам идти в другую деревню, а потом в третью, четвертую, пока не оказались у партизан. Во время переходов питались корой – оказывается, кора содержит много питательных веществ, и это спасало голодную семью. Дважды их обстреливали немецкие самолеты, но однажды над ними несколько раз пролетал самолет, а на третий облет немецкий летчик, улыбаясь, сбросил ящик и помахал им приветливо рукой в кожаной перчатке. Его улыбка ободрила ребят, моих двоюродных братьев Владимира и Николая, и они разбили деревянный ящик, увидели в нем яблоки, шоколад, конфеты, булочки…