Офицерам и солдатам, − белым и красным, гражданам России,
обманутым, преданным, погибшим, растерзанным в братоубийственной гражданской войне 1918−1922 г.г. посвящается
*****
А колымага Русь, катит вперёд!
Как не везёт ей на возницу!
Мастит сама себе дорогу-небылицу
Телами сыновей своих,
сдобряя землю кровью, как водицей.
1. На вольной реке
«Иу-иу-иу-у-у…» зазвучало настойчиво с нарастанием в наушниках и сразу учащённо забилось сердце.
К этому звуку нельзя было привыкнуть и, хотя после первого опыта находок острота ощущений поубавилась, всё же каждый раз в ответ на этот звук сердце билось учащённо, накатывало волнение, а воображение рисовало образ неведомой находки, которая породила звук в наушниках металлоискателя.
Студент геологического факультета университета Евгений Зимин был на реке, которую он называл вольной и увлеченно тестировал новенький металлоискатель, в надежде обнаружить среди камней и песка золотой самородок.
Женька был высоким парнем, с копной вьющихся непокорных русых волос, с открытым лицом, на котором светились любопытством живые, задорные глаза. Особенной твёрдостью характера паренёк не отличался, но мог вовремя собраться и, наделав «долгов» за семестр, к сессии вполне сносно «раскрутиться» и даже порадовать преподавателей достойными ответами и позитивным настроем.
− Ты, Зимин, способный, но какой-то разбросанный в интересах, − ворчал заведующий кафедрой, с удивлением отмечая в очередной раз, что Зимин, накопив пропусков и несданных работ, тем не менее сессию сдавал без трояков.
− Мог бы и отлично учиться, а там глядишь и в аспирантуру взяли бы тебя, − продолжал наставления профессор.
− Да мне ни к чему, вот курс добью и в профессию уйду. Мне по душе работа на воздухе, − отшучивался Женька, чем огорчал преподавателя, который видимо считал, что у парня есть способности к науке.
Вольной реку называли за быстрый бег меж крутых скалистых берегов, чередующихся с пологими, усыпанными камнями и галькой, просторными берегами в распадках между примыкающих к реке сопок.
Вольной река была несколько лет детства, что прошли в этих местах, когда летом целыми днями пропадали мальчишки на реке, которая развлекала и кормила, купала и закаляла, давала возможность проявить себя. Здесь на реке в детстве проводили массу времени, притворяя в жизнь свои мальчишеские идеи. Река давала чувство свободы от надзора взрослых, ведь те не ведали и десятой доли от того, что творили ребята на реке.
Река не была скучной и однообразной.
Зимой река замерзала и пока снега не укрывали ледяную гладь, заметая перекаты и торчащие из воды камни, мальчишки гоняли по льду шайбу или оранжевый мяч-бенди, пропадая на льду до глубокой ночи. Падавший всю зиму снег расчищали и сражались весь день, оглашая окрестности стуками клюшек о лёд и криками.
Весной все ждали ледостава и собравшись у реки наблюдали с интересом, как река пухнет под напором растущей воды и в какой-то момент усталый под гнётом солнца лёд лопается под натиском стремнины и, окончательно надломившись, отправляется в путь, крошась и сверкая гранями кристаллов на весеннем ярком солнце.
Вот казалось, − а что такого в этом ледоставе?
Но чувство обновления после затяжной стужи не давало покоя.
Приходило понимание, что всё в этом мире, проходя свой круг, обновляется, а кончина только начало новой жизни, нового пути, новых, может быть, кратно умноженных, возможностей.
Вслед за ледоставом приходило половодье, и река несла свежесть с верховий, стволы деревьев и заливала луга и низины вдоль реки, подбираясь стремительно к заборам и домам, подмывая баньки, что многие старались лепить ближе к воде.
Река была барометром ливней в горах: если в горах лили дожди, то река вспухала мутными упругими потоками и заливала берега.
Река славилась у местных жителей наличием не только хариусов и ленков, но и золотоносных песков и галечников.
На реке стояли годами крупные золотодобывающие артели для промывки россыпи, и то славно, что дело не дошло до драг, – все же река не располагала к такому размаху работ. Драги не добрались до вольной реки, и это спасло и реку, и местный люд, что жил и кормился на её берегах.
Кормился здешний народ рыбалкой, знатным сенокосом, кедрачом в распадках вдоль реки и обильными ягодными угодьями.
Ягодные места на любой вкус тянулись по берегам реки раскидистыми кустами черной и красной смородины, полянами черники и брусники. В болотистых местах росла голубица, а жимолостью с малиной заросли дальние и ближние распадки, что примыкали прямо к деревне Шаманка. И было всегда столько ягоды, что местным хватало без сутолоки: просто приходило время, выходили за огород и собирали в котелки вдоволь.
Шаманка, старая сибирская деревня, раскинувшая вдоль реки свои улочки по таёжным распадкам, одним концом лепилась к реке вдоль узкого берега, зажатого отвесной скалой, что стеной стояла вдоль русла, обнажая геологическую подноготную местности, скрытую таёжными труднопроходимыми зарослями.
Деревня эта многое пережила.
Зародившись с первыми российскими первопроходцами сибирской земли, видела деревня первых казаков, шагнувших на землю Прибайкалья, ссыльных разных эпох, каторжников, золотоискателей, удачливых охотников и купцов, чинов военных, жандармских, милицейских и всякого вида оперуполномоченных. Все они периодически суетились у реки, покрикивали, хотели что-то решать и добиваться, но сгинули, как пропадает после каждого половодья на реке накопленный хлам, смываемый энергичной, упрямой и вездесущей водой. А деревня как стояла, так и продолжает стоять, с годами мало меняясь.
И в последние стремительные годы нового века, не обветшав, деревня сохранила свое лицо и по-прежнему вызывала интерес, помаленьку вставала с колен лихолетья, крепчала, меняла свой уклад с социалистического созидания на капиталистическую предприимчивость.
Оказалось, что в деревне есть удачливые бизнесмены, что наладили скоро деревообработку и лесозаготовку, строительство и торговлю. С появлением деловых людей по улицам деревни стали ездить не только трактора, грузовики и лесовозы, но и иномарки представительского класса и сверкающие джипы, как когда-то проносились по деревне сани-розвальни с загулявшими купцами и промышленниками в обнимку с разрумянившимися на морозе, хохочущими барышнями, запряженные тройкой лоснящихся горячих коней с крашеными дугами со звонкими бубенцами.
Свободен в эти летние месяцы был и сам Евгений, отбыв учебную практику и закрыв, наконец, все свои учебные «хвосты» и иные «отростки» задолженностей, скопившиеся за семестр. Получив в пользование свободное от обязательных дел время, Женя решил попытать счастья на реке, применив свои, теперь уже специальные знания по геологии россыпных месторождений золота.
У Женьки была давняя детская мечта – найти самородок.
По началу ему хотелось помочь маме, справив ей к зиме теплую красивую шубу, такую чтобы мама и в лютые крещенские морозы не замерзала, гуляя по стылой зимней улице среди покрытых куржаком кустов и убранных в праздничный наряд деревьев.
Позже к желанию подарить маме шубу возникло стремление наладить свой бизнес, чтобы был достаток и интересное в жизни дело. Какой, Женька не думал пока: казалось, как только появятся деньги, всё сразу пойдет ладком – найдутся свежие идеи и дело наладится само собой.
Но ещё пуще Женьке хотелось ощутить то состояние восторга, когда из груды серой пустой породы появится камешек самородного золота, что притаился среди малозначимых обломков мироздания, являя миру фарт, удачу, находку и веру, что всё тебе по плечу.
То, что в реке водились самородки, Женька знал доподлинно.
Давненько небольшой самородок, размером с крупную фасолину, нежданно нашел дружок Женьки. Бегали они тогда мальцами вдоль реки после весеннего половодья и, ковыряя намытый рекой песок, Сашка увидел тускловатый желтый и забавный изъеденный эрозией камешек. И ведь никому не показал, только Женьке, а потом скоренько так спрятал в карман и только потом все узнали – Санька нашел самородок.
Событие было не рядовое, а для Саньки и вовсе счастливое – после находки всё лето дружок катался на новом велосипеде, великодушно одалживая и друзьям.
Так отметил Санькин фарт дорогим подарком отец мальца.
Но счастье долгим не бывает, – унесло велик рекой, когда на спор пытались проехать по брусу, что ограничивал платформу речного парома по краю.
Паром стоял порой долго у причала и ребята взялись прямо с берега заезжать и лихо прокатываться по причалу и всему парому на новом велосипеде. Паромщик, знакомый сельский мужик, сильно не ругался: так для острастки ворчал, чтобы вовсе не разбаловались, вот ребята и пользовались его терпением. А скоро гонять по парому стало неинтересно, и кто-то предложил на спор, – кто, мол, проедет по узкому брусу на самом краю парома, рискуя свалиться в воду.
Первым вызвался сам Санька, да вот только дрогнула рука, и свалился он с парома в воду. Сам не ушибся, выбрался скоро из реки, а велик затащило под паром течением. А тут зашёл на паром грузовик-лесовоз, а когда неуклюжая посудина тяжело отчалила, цепляя дно, от велосипеда уже ничего стоящего остаться не могло. Парни поныряли и скоро нашли помятую конструкцию того, что называлось еще недавно велосипедом.
Река дала – река забрала.
Так вот решили пацаны, обсудив происшествие, и освоенная за лето мальчишеская забава, канула. Но осенью манит тайга походами по орехи, да ягоды, а потому потеря велосипеда скоро отошла-забылась в круговерти мальчишеских дел.
Писк металлоискателя заставил нагнуться, и умело орудуя саперной лопаткой, Женя разгреб песок с камнями и обнаружил круглый диск, сродни металлическому рублю, который оказался старой потемневшей от времени и коррозии медалью.
На медали проступала надпись − «За усердие» и год − 1915.
Находка оживила поиск. Показалось, еще чуть терпения и найдется что-то стоящее, но кроме консервных банок и ржавых гвоздей ничего более не попадалось.
Проведя на реке остаток дня, и изголодавшись, Евгений вернулся в дом деда, в котором провел много дней в детстве и наведывался теперь достаточно часто, устав от суеты студенческого общежития и имея свободные от занятий пару-тройку дней.
Дом дедушки был деревянным из сосновых брёвен и построен сразу после войны, когда прадед Жени вернулся с фронта. Энтузиазма и желания жить хорошо, дружно после страшной войны было вдосталь и тогда многие, вернувшись с фронта, взялись перекраивать свой быт.
Во дворе у деда стояла баня, сарайчики, загоны для скота и птицы.
За двором тянулся огород, а у дома, со стороны улицы, колодец с ледяной и кристально чистой водой.
Все эти владения Женька знал назубок, – каждый участок двора им был обследован до мелочей неоднократно.
Дедушка Жени учительствовал в деревне после окончания местного пединститута: учил детей алгебре, да геометрии.
Теперь, на пенсии дедушка по-прежнему много читал, занимался огородом, выращиванием домашнего зверья, кур. Тайга также кормила то грибными, то ягодными угодьями. А вот охотиться дедушка не любил: жалел старый учитель лесное зверье, проповедуя по случаю, что и у зверья есть права и первое из них – право на жизнь.
Дед внука всегда ждал и встречал радушно.
Евгений показал дедушке найденную на реке медаль и Силантий Матвеевич, осмотрев находку, призадумался, качнул головой. А потом покрутившись по горнице, полез в шкаф и, перебирая шкатулки и коробочки, покопался в его недрах, достал такую же медаль, но с нарядной планкой, на которой еще сохранилась бело-голубая лента.
– Это медаль деда моего, Ивана. С войны с германцем принёс. Рассказывал дед, что из нашей деревни с войны в те годы несколько человек вернулись с такими наградами. Видимо кто-то не уберег медальку. А может, кто из отступающих с воинскими частями потерял. В гражданскую войну здесь больших боев не было, но отряды то красных, то колчаковцев через деревню проходили неоднократно.
– Так может это река откуда принесла? Река она многое творит в половодье.
– Может и так. В этих местах были бои и вполне загадочные события.
– Это ты дедушка о чём? Что-то раньше я такого не слыхивал.
– Так дела давно минувшие. Мало кто помнит о них. А я вот помню одну старую газету нашу районную, в которой местный следопыт, − учитель истории из нашей школы, поместил статью и карту пририсовал, на которой клад, спрятанный отступающими колчаковцами, был обозначен.
– Какой клад дед?! Откуда он здесь?!
– Эта история известная. Как прижали армию Колчака, двинулись они по железной дороге, многие тогда задумались о золотом запасе, что в поезде везли и пытались вывезти на восток к морю и переправить за границу. Но Колчака тогда под Иркутском арестовали, и далее он не прошёл, а сопровождающие его казаки и солдаты ушли из города и прорывались через кордоны уже по тайге. Так вот и вышли к нашей Шаманке. Сказывают, шли они не пустые, – груз у них был тяжёлый в таком крепком ящике. По всему видно было, золотишком они успели разжиться, пока охраняли поезд, да присматривали за золотым запасом Российской Империи, что канула в небытие. Ведь тогда, шутка сказать, без малого несколько вагонов в том поезде адмирала было набито золотом.
– И что, кто-то знает об этом? – заинтересованно спросил Женька.
– Э, брат! Да в этом деле мой отец, твой прадед принимал активнейшее участие. Правда нам он мало что в свое время рассказывал, ведь золота так и не нашли. Но с казаками хотели многие тогда посчитаться: набедокурили они знатно в деревне. И дед мой с берданкой бегал по тайге за ними – сказывают, сильно обидели они бабушку. Она тогда была еще не женой отцу. Это уже позже они поженились.
– Так, а где найти эту старую газету, о которой ты говорил? А кто тот историк, что написал статью? Может попробовать поискать клад, если есть какие-то сведения? Сейчас есть в геологии мощные средства поиска: различные сканеры, георадары, радиоуправляемые модели самолетов и вертолетов. Так, что, если где-то и зарыто золото, найти его можно.
Глядя на оживленного с горящими глазами внука, Силантий Матвеевич, покачал головой:
– У нас этой газеты нет и историка того то же уже нет, – помер. Была эта газета давненько в школе, я еще тогда прыткий был, и отец живой. Отец, когда с той газеткой познакомился, ругался на историка, говорил, что много неверно он написал.
Дед, вспомнив отца, несколько примолк – задумался и продолжил:
– Но газета – не листок бумаги. Тираж был несколько сотен, да и передавали их в библиотеки, да в архивы. Вот поедешь в университет свой, поинтересуйся в архиве. В советское время всё хранили в архивах.
– Ладно, дед, спасибо. Все становится очень, очень интересно. Прямо-таки задачка для моего металлоискателя. Попробую найти эту газету. А может ты мне поможешь? Походим вместе, поищем. Ты дедушка – тот ещё следопыт!
– Эх, внучок. Какие мои годы, − возраст брат! А ты говоришь, пойдем искать клад! Развеселил ты деда! Или я и правда, ещё ничего себе так! Может жениться! Да, нет! Марфу Васильевну свою я помню. Её мне никто не заменит, – уже серьёзно, дрогнувшим голосом ответил дед Силантий.
– Да, брось, дед! Ты еще у нас крепкий. Я про то, что может чего подскажешь. Ты наши места на реке знаешь детально, – ответил Женя и обнял деда.
– Вот это я конечно запросто. Но думается мне, всё это пустая затея. Столько годков прошло. Но я знаю, ты всё равно на реке будешь пропадать со своим агрегатом, – дед Силантий покосился на металлоискатель, – поэтому помогу, а вдруг что интересное найдешь. Вот хотя бы медаль какую или орден, – дедушка взял в руки найденную медаль и стал внимательно её изучать.
– На орденах номера ставили, а по ним можно узнать, – кто её и когда получил через архив министерства обороны. Это брат уже большая история. История, в которой появляются заинтересованные персонажи, личные трагедии, исторические факты. А для кого-то появляется надежда найти потерянных на войне близких людей.
Поговорив с дедушкой и вдохновившись его рассказом о событиях, что прошли в этих таких знакомых местах сто лет назад, Женька решил ехать в город. С утра молодой человек, перебравшись через раскачивающийся над рекой подвесной пешеходный мост, вышел к остановке и первым же автобусом отправился в город.
В городе и университете последнее время вспоминали адмирала Колчака. Оказалось, что и университет учредили в далёком 1918 году Сибирским правительством, когда было очень неспокойно в Сибири и власть меняла цвета и оттенки флагов быстрее, чем листва на деревьях по осени.
И казалось поначалу странным, что адмирал и Сибирское правительство создали и поддерживали университет в далеком сибирском городе в это столь сложное для государства время: при советской власти другой характеристики, кроме как кровавый, Колчак не имел.
Но, когда советская власть утратила позиции в обществе, оказалось, что не так односложен был адмирал Колчак. Выяснилось, что и Иркутск Колчаку город не чужой, – бывал здесь неоднократно, а вернувшись из второй арктической экспедиции, обвенчался в местном Михайло-Архангельском храме со своей невестой Софьей, и тут же, оставив на третий день молодую жену, отправился в осаждённый Порт-Артур на войну с японцами, где, несмотря на поражение русской армии и сдачу крепости, удостоился наград и высокого уважения со стороны противника за примерный героизм и стойкость.
Споры о личности адмирала не прекращались, велись и по ныне. Было заметно, как сдвинулось тяжело, как двигается, вызывая землетрясения тектоническая плита, общественное мнение в сторону принятия и иной точки зрения: в городе необыкновенным образом, со скандалом с властью города, за счёт частных средств известного предпринимателя поставили адмиралу Колчаку величественный памятник.
Да где поставили! У знаменитого Знаменского женского монастыря, − замечательного и старейшего каменного здания города, построенного в конце семнадцатого века в исторической оживлённой его части, близ того места, где и был расстрелян зимней ночью и схоронен в проруби адмирал.
И вот еще аномалия! Столько было при Советах разрушено в городе величественных церквей, а вот церковь на берегу Ангары власти не тронули, а лишь упразднили монастырь: как будто уберёг кто-то этот храм, чтобы здесь, в своё время появился редкостный, для своего времени, памятник.
А в тюрьме, в камере, в которой провёл последние дни своей жизни Колчак, учредили музей.
И так случилось теперь, что порой на пути к памятнику адмиралу или в последнее его пристанище, − в музей в тюремный каземат, приходилось передвигаться по улицам, носящим имена тех людей, которые оказались причастны к убийству адмирала.
По всему выходило – эмоции по поводу далеких событий и громких имён стали угасать в обществе и остались актуальны только исторические факты, характеризующие личность, с которыми приходилось всё же считаться и самым горячим оппонентам.
Вот, например, отчего союзники Колчака, представители Антанты и чешские легионеры, владея ситуацией на железной дороге и в Нижнеудинске, где был взят под охрану, а по сути, арестован адмирал, произвели его выдачу противной стороне конфликта, обрекая на расстрел без суда и какого-либо следствия?
Очевидно, что этот человек, пробыв у власти в качестве Верховного правителя России чуть более года, их не только разочаровал, не ответив на запросы интервенции, но просто серьёзно мешал и в какой-то момент стал разменной монетой в споре с большевиками.
Знать не в услужении был флотоводец, герой двух войн, полярник-исследователь адмирал Колчак у иностранцев, для которых всё хорошо, что плохо для России. Несговорчив был адмирал, не торговал страной, даже ради победы в этой войне и тем более не ради собственного благополучия.
Об этом думал Женька, сидя в автобусе, которым он спешно отправился в Иркутск по извилистому с крутыми подъемами и спусками Култукскому тракту, что, рассекая тайгу тянулся от Иркутска к юго-западной оконечности Байкала.
Автобус натужно тянул свою ношу в очередной подъём, и так хорошо думалось под рокот мотора, наблюдая знакомую с детства таёжную местность, обильную зелень трав, обступившие трассу сосны, − посмотришь на вершину – шапка падает.
В городе, переночевав в своем студенческом общежитии с видом на величественную Ангару, Женька отправился в областной архив, что располагался в тенистых улочках центра города.
Центр города, в котором властвовали прошлый и позапрошлый века, демонстрировал вековые деревянные резные ворота и ставни, покосившиеся от времени бревенчатые стены домов, забавные карнизы и вычурные водосливы, осыпающиеся высокие фундаменты из желтого песчаника. Много раз крашенные глухие заборы, резные ворота и ставни облупились, являя миру ветхость старости и извещая о бренности всего сущего.
Эти улочки города Женька любил.
Ему нравилось бродить по тенистым улицам мимо церквей и старых деревянных домов, заросших черемухой и сиренью, теснимых кряжистыми тополями, любуясь стариной и размышляя о своих делах. Но нельзя было не заметить, что некоторые дома от времени практически провалились по самые окна, и было понятно, что суровый к старине новый век их добьёт, если не будет обществом оказана срочная помощь.
Нужно сказать, что многое в городе восстановили. Но новодел чаще всего являл картинку лощёную и дух старины испарялся безвозвратно. А здесь, среди старых обветшалых домов прошлого и позапрошлого веков, витал в воздухе, наполненном тополиным пухом, дух неподдельной старины.
Предъявив свой студенческий билет на вахте при входе в областной архив, и насочиняв несколько сонной, но делано ответственной и доброжелательной даме о задании научного руководителя собрать материал по истории сибирской деревни, Женька получил подшивку районной газеты середины прошлого века и стал аккуратно листать жёлтые ломкие страницы с наметившейся бахромой ветхости по краям.
Поиски всегда дело напряжённое и часто утомительное, но стремление к находке интересного и нужного предмета множит силы. Отсидев в тишине зала несколько часов кряду, уже к закрытию архива, нужный номер газеты был обнаружен. И как не обнаружить – статья занимала целую страницу, и было в ней несколько старых фотографий родной деревни у знакомой величественной скалы и людей, когда-то живших в Шаманке. Была в статье и вычерченная старательно вручную схема-карта, на которой обозначалась река, деревня и пунктиром маршруты казаков и отрядов красногвардейцев, что преследовали в те неспокойные времена разбитые, но еще боеспособные части армии Колчака.
Пересняв на планшет обнаруженную страницу и отдельно схему с подробным изложением маршрута белого отряда с загадочным грузом, Женька обратил внимание на едва заметные следы карандаша под строчками статьи, линии и штрихи на карте. Стало понятно, что кто-то уже интересовался и внимательно изучал эту заметку.
В статье, строгим языком с явно активной, тенденциозной и неказистой редакторской правкой, рассказывалось о нагрянувшем в деревню при отступлении отряде белоказаков и о том, как сельчане, вооружившись, сумели отстоять свою деревню и дать отпор озверевшим врагам советской власти.
О кладе в статье явно сказано не было, но приводились слова живших ещё тогда очевидцев и участников тех событий о том, что тащили белоказаки таинственный груз и были среди них люди, явно не солдатского круга, а высокие чины, отличавшиеся подтянутостью фигур, надменностью лиц, в добротном обмундировании, с дорогим оружием и утонченностью манер. Было сказано, − тот груз, что волокли казаки, выглядел как укутанный в брезент то ли ящик, то ли сундук и был он так тяжёл, что два рослых коня, увязанные упряжью натужно тащили обтянутый брезентом груз, привязанный к грузовым седлам.
И уже в конце статьи историк-исследователь старины делал вывод о том, что, спешно отступая вдоль реки, с её прижимами и скалами, не могли утащить далеко этот груз казаки. Тем более, что уходили они с боем под ударами преследовавших их отрядов красных героев и многие из них в этом преследовании были ранены или убиты.