Неожиданная классика

Васильева Ольга Викторовна родилась 22 августа 1954 года в Ленинграде (Санкт-Петербург).

Окончила филологический факультет Ленинградского государственного университета (сейчас Санкт-Петербургский). Многие годы работала переводчиком с испанского и итальянского языков. Жила некоторое время на Кубе. Замужем. Есть сын. Живёт в Санкт-Петербурге.

Луис де Гонгора-и-Арготе
(1561–1627)

«Чёрный сеньор просил…»

 
Чёрный сеньор просил
У чёрной сеньоры любви.
Чёрные слёзы лились
По чёрной его груди.
 
 
В самую чёрную ночь
Он встретился с чёрной девой.
От чёрной страсти его
Ночь в чёрный траур оделась.
 
 
Он в руки гитару берёт
(Она чернеет сразу)
И песню такую поёт
Со словами черней, чем сажа:
 
 
«Чёрные радости мне
Определил Господь,
По цвету мне подобрал
И чёрную любовь.
 
 
И чёрной милости я
Прошу у любви моей тоже,
И если её ты продашь,
Я чёрной ценой платить должен».
 
 
Тогда сеньора чёрная,
Рассерженная немало,
Такими словами чёрными
Поклоннику отвечала:
 
 
«Ступай-ка ты прочь в чёрный час,
Избавь от своих претензий.
Поклонникам чёрным всегда
Платили чёрным презреньем».
 
 
Тогда кабальеро чёрный,
Чернеть не желая боле,
Шляпу свою приподнял
И удалился, не споря.
 

Хуана де ла Крус
(1651–1695)

Стихосложения

 
Чем женщину винить
Без смысла и причины,
Безмозглые создания, мужчины,
Вы на себя с вниманьем поглядите.
 
 
Когда цепочку зла
Вы сами развязали,
Зачем так пылко
Недовольны нами?
 
 
Сломив сопротивление мольбами,
Вы с важностью вещаете потом,
Что женщина – сосуд с грехом,
А ведь её вина – лишь в состраданье.
 
 
Вы, храбрецы, похожи на детишек:
Создав чудовищ без соображенья
В своём могучем воображенье,
Дрожите от фантазий вы излишних.
 
 
С тщеславьем глупым ищете её вы,
Подобную Таис, себе в опору,
Но лишь Лукрецию в насмешку
Отдают вам.
 
 
Как весело смотреть на дурака,
Когда, испачкав зеркало какой-то дрянью,
Дивится он, что больше нет сиянья
И в зеркале как будто мгла.
Хоть милость явите, а хоть презренье,
У вас всегда кончается одним:
Коль любят вас – обманывают верно,
А ненавидят – вам смешно самим.
 
 
Нет преимуществ ни в одном из мнений:
Пусть осторожна и строга она —
Зовут разгневанно её неблагодарной,
Уступит – станет дурой легковерной.
 
 
Вот и шатаются глупцы,
Виня несправедливо
Одну за то, что будто бы спесива,
А ту – за доброту как у овцы.
 
 
Как же найти достойную нам меру,
Чтоб успокоить пыл претензий ваших?
Жестокая вас оскорбляет страшно,
Доступная – в любовь лишает веры.
 
 
Ваш вкус колеблется
Меж злобой и страданьем:
Блаженна та – не жертва на закланье,
Что скажет «В добрый час!» при расставанье.
 
 
Дают свободу нам любовные мученья
И дарят для полёта крылья,
Одновременно превращая нас в создания плохие.
Чего же злитесь вы на измененья?
 
 
И чья вина сильней
Поддавшихся страстям:
Её, которая сдалась мольбам,
Или его, кто о грехе молил так?
Кого же в сём несчастье нам винить?
Хотя и то и это плохо:
Он платит за любви уроки,
Она за деньги рада согрешить.
 
 
Чего пугаться той вины,
Что вы в себе несёте?
Иль изменяйте нас в желательном вам роде,
Иль вами созданных любите.
 
 
Довольно мудрствовать и размышлять
И, разума со временем набравшись,
От безобразия сего уставши,
Мы к заключению придём, что виновата страсть.
 
 
Я строю укрепления благие,
Чтобы не сдаться прелестям мужчин.
Вы вместе всё в себе соединили:
И плоть, и дьявола, и мир.
 

Сонет I

 
Ты мне противен, Сильвио, я оскорблена,
что образ твой проник в мои слепые чувства,
и хочется прижечь след от укуса
как будто бы от скорпиона.
 
 
Ты отравил смертельным ядом словно,
когда застиг меня врасплох искусно,
и даже ненавидеть тебя гнусно,
вот до чего ты плох, скажу я непритворно.
 
 
Твой неприглядный вид воссоздаёт воспоминанье,
от страха я сама себе сопротивляюсь;
я заслужила это наказанье,
 
 
и как подумаю, что совершила, содрогаюсь,
и в полное впадаю я отчаянье,
за то, что я любила, горько каюсь.
 

Сонет II

 
Любовь берёт своё начало, там, где нет надежды,
потом воспрянет, запылает, сон исчезнет,
будет расти, когда опасность вдруг забрезжит,
питаться мольбами и плачем безутешным.
 
 
Любовь себя хранит в любой одежде;
и вечно страх её в плену суровом держит,
в конце концов, сердце ничто не тешит,
огонь погасят слёзы, и любовь закроет вежды.
 
 
Её начало, середина и конец – развития ступени.
Зачем, Альсино, сожалеть так о потере
и Сильвии, что так тебя любила, неправедный
послать упрёк?
 
 
И нет причины для твоих мучений,
любовь не обманула, ты поверь мне,
ей просто вышел срок.
 

Сонет III

 
Человеческой жизни зелёное украшение —
безумная Надежда, позолоченная лихорадка,
мечта проснувшихся, загадка,
и, как все сны, её сокровище – обесцененное,
 
 
душа мира, старость цветущая, не носящая рубище,
весенняя зелень воображения,
сегодня для счастливцев – ожидаемое
вознаграждение,
а для несчастливых – завтра, вечно будущее.
 
 
За твоей тенью следуют в поисках дня
восхождения
те, у кого очки из стекла зелёного,
и всё видят нарисованное по своему хотению.
 
 
А моя судьба – в ожесточении,
не дала мне дара оного,
и я вижу, когда руками трогаю, и не доверяю зрению.
 

Сонет IV

 
Свой бег останови, тень моего блаженства,
волшебный образ, что всего дороже,
иллюзия, с которой смерть пригожа,
и сладкий вымысел – мук жизни совершенство.
 
 
Магнит для стали, храм первосвященства,
твоим так чарам – моё сердце ложе,
зачем меня влюбил, прельститель невозможный,
если бежал потом, лишив любви наследства?
 
 
Но удовольствия себе ты не доставишь
гордиться надо мной своим тиранством,
не будет весело тебе, мой милый,
 
 
хоть призраком вокруг меня витаешь,
дразня непроходимым постоянством,
фантазия моя сама тебе тюрьму соорудила.
 

Эухенио Херардо Лобо
(1679–1750)

Марсии

 
Гореть в живом огне и после замерзать,
Плач похоронный смешивать со сладким пеньем,
Не видеть разницы меж снегом и гореньем
И смех и слёзы сочетать.
 
 
Дух поколебленный вновь обретать,
Доверие и страх, тоску и облегченье,
Естественную страсть и мощь воображенья —
Всё видеть и не так всё понимать.
 
 
Свободный разум – в рассужденьях лишних,
Любить иль не любить – час каждый с вестью
новой,
Ничтожно благо, толкотни – излишек;
 
 
Противоречия душе известны, но в презренье —
до упора;
О Марсия! Любовь моя, суд высший,
Вопрос вы задаёте о причине. Конечно, это вы сама, Сеньора.