Глава 1
Количество трупов неуклонно множилось – почти каждый час находили новых убитых. Я же сидел, задрав голову, изучал потолок и делал вид, что меня это нисколько не тревожило. А тем временем шёл дождь. Точнее говоря, в грязноватом стекле расположенного на самой окраине шестого сектора кафе «Ревущий буйвол» изображалась некоторая видимость дождя.
Душеведы (именно так нынче стали называть астропсихологов), отвечающие на далекой Земле за духовную акклиматизацию неимоверно разросшегося человечества, решили, что дрягающиеся в космосе на исполинских размерах консервных банках люди будут успокаиваться при виде и звуках льющейся воды. Дескать, так они будут менее остро переживать свою оторванность от планеты. Решение было официально закреплено симархическим правительством, издан декрет, и все кафушки, рестораны, кабаки и забегаловки обитаемого в космосе мира в одночасье стали менять стекла.
Фактически традиционного стекла здесь уже давно никто не видел, его не было даже в шикарнейшем отеле «Багровый понтифик», где изредка, но всё-таки останавливались прибывшие к нам большие шишки, медийные звёзды и тайные агенты. Наличие бьющихся предметов, как посуды, так и окон, на космическом объекте, где регулярно возникали проблемы с гравитацией, было непростительной роскошью. Стекло, известное человеку из глубокой древности, повсеместно заменил полигласный композит, который внешне был столь же прозрачным, как и его далекий предок, но притом пластичным и фактически несокрушимым, как броня новоспартанского воина.
И вот в один прекрасный момент на помойку оказались отправлены тонны окон, окошек и иллюминаторов. Их место знали братья-близнецы, изготовленные из интеллектуального метагласса, который кроме всего прочего мог выполнять функции экрана. Злые языки поговаривали, что дело было вовсе не в душевном уюте обителей космических городов, а возможности получить выгодный контракт, но мне казалось, что причина крылась вовсе не в коммерции. Замаскированный под окно управляемый экран, да ещё в каждом заведении, давал возможность удивительным способом контролировать общественные настроения. Хотя не всегда это было удачной затеей. Чего только стоила внезапная демонстрация казней.
Сидишь, бывало, приобняв за талию веселую селянку с одной из фермерских планет, как фенстера, только что мельтешившая каплями вполне веселого цифрового дождика, навевавшего мысли совершенно далекие от приличных, капитальным образом преображалась. Кафе погружалось во мрак, а романтическая картинка сменялась перекошенной от ужаса и боли харей упырька, которого по приговору орбитального трибунала в одних подштанниках направляли в открытый космос. Пшик… и трансляция становилась абсолютно неаппетитной, так как род человеческий оказался ну абсолютно неприспособленным к обитанию во мгле бескрайнего вакуума. После подобных зрелищ у хохотушек стремительно портилось настроение, а любовный импульс и вовсе улетучивался. В итоге ночевать приходилось одному. А потому пусть лучше показывают дождик, сквозь серебристые нити коего можно было разобрать очертания реальной улочки нашего захолустья.
Я сидел, раскинувшись в бесформенном кресле, и ждал. Кафе «Ревущий буйвол» нельзя было назвать слишком удачным для ожидания местом, здесь вообще не хотелось задерживаться без лишней на то надобности. Но сегодня отнюдь не я определял, что мне можно было желать, а что – нет. Ставки были слишком высоки, чтобы плюнуть на всё, встать и уйти. Не подумайте, что я собирался жить вечно, но покидать жизнь заметно раньше положенного времени мне тоже не хотелось. А потому надо было сидеть и считать тянувшиеся бесконечно долго минуты. Я даже не рисковал отойти в туалет, хотя в стеклах кафе пролилось столько булькающих потоков, что невольно хотелось по малой нужде. Да ещё в углу бил голографический фонтанчик, что вовсе не прибавляло внутрипузырного комфорта.
Порция эрзац-выпивки подходила как концу. С минуты на минуту заряд должен был закончиться, и тогда ожидание стало бы вовсе невыносимым. Хотя надо признаться, что эрзац-выпивка была удивительной вещью. Во-первых, от неё не было никакого похмелья, что, согласитесь, не так уж плохо, тем более в космическом городе, где недостаток воды считался едва ли не главной хозяйственной проблемой. Во-вторых, можно было контролировать, насколько ты хотел быть пьяным и как долго. Собственно говоря, и выпивка было не столько выпивкой, сколько комплексным решением. Принималась таблетка, после чего ты брался за специальный проводниковый стержень и получал особый разряд. Кровяные тельца на время слипались, и можно было погрузиться в состояние, точь-в-точь напоминающее опьянение. То, что эстеты вроде меня при этом потягивали через соломинку подобие реальных напитков, так это было делом вкуса. Само пойло в деле погружения в тенета сумрачной эйфории никакой роли не играло. Для меня это было силой привычки. По большому счету эрзац-выпивка была изобретена как раз для космических городов. Не пить было нельзя. Человечество, наверное, ещё долго не сможет привыкнуть к тому, что под ногами нет ни привычной Земли, ни ввыклой земной тверди. Реальное же пьянство (пусть на титанической, но, тем не менее, комической станции) было делом чреватым.
Вот тогда яйцеголовые спецы из министерства космической колонизации и изобрели столь чудную вещь как эрзац-выпивка. Себестоимость – минимальная, последствий – почти никаких, привыкания – ровно ноль. А ещё стресс снимает как рукой. Цену на неё назначают баснословную только для того, чтобы космограждане не сильно увлекались: отдыхом-отдыхом, но работу пропускать нельзя. А потому и была придумана система дозирования – заплатал имперскую векшу и заказывай: мне два часа легкого опьянения. Или: хочу быть пьяным в хлам не более получаса. Если же есть желание посидеть, слегка отдохнуть, бросил владельцу кафе десяток имперских кун и получил аналог расслабляющего коктейля. Недорого, недолго, но сердито. Посидел десяток минут и бодрячком беги далее по делам. Но вот именно сейчас у меня быть бодрячком что-то не получалось.
Сказать, что я был из робкого десятка, мог только человек либо неимоверно глупый, либо неоправданно смелый. В конце концов, обладатель прозвища Забой не мог быть трусом. Если говорить начистоту, то эту кличку я получил за то, что попал в заварушку на копях шахтерской планеты Минокс. Знай я тогда, что будет твориться на шахтах, на выстрел лазерной пушки не подлетел бы к этому миру. И меня бы не прельстили ни большие деньги, ни особые статусы, никакие блага обитаемого света. Однако я оказался в неудачное время в неудачном месте, а потому против собственной же воли пришлось проявлять редчайшее мужество, так сказать, демонстрировать чудеса героизма. Впрочем, на портовой космостанции, где я обитаюсь последние десять лет, широкое хождение получила совершенно иная версия происхождения моего прозвища.
Мол, я голыми руками забил до смерти несколько негодяев, которые досаждали моим клиентам. Я же в свою очередь вовсе не стремился поставить крест на подобного рода заблуждениях. При моей работе плохая репутация была как нельзя кстати. Она как магнит притягивала ко мне всё новых и новых заказчиков. Это не только делало мою жизнь заметно интереснее, но и весьма регулярно наполняло карманы, что позволяло вести безбедную по космическим меркам жизнь. Забыл сказать, я почти никогда не работал голыми руками, для критических ситуаций у меня всегда была припасена бакаутовая дубинка. Но я пускал её в ход отнюдь не каждый раз, как только мне на пути попадался глупый или несговорчивый тип. Дубинка была форменным произведением искусства. Мало того, что из редкой породы земного дерева, так ещё и с богатой историей. Уже в силу этого мне не хотелось размазывать по ней чьи-то мозги, сопли или кровавые юшки.
Вы спросите, кем я работаю? Удивитесь, но я – рисовальщик. По крайней мере, так значится в моей трудовой лицензии. Подобный документ обязаны получать все, даже такие заслуженные космограждане и ветераны бойни на Миноксе, как я. Однако не стоит обольщаться – лицензию мне помог выправить мой друг и сослуживец, работавший в комиссии по борьбе с тунеядством. Не то чтобы я совсем не умел рисовать. Мои работы находили вполне сносными, да сугубо творческим трудом на нашей консервной банке особо сыт не будешь. Гигантская комическая станция, официально носившая поэтическое название «Звёздная гавань», была портом галактического значения. Это был форпост между изолированной юдолью Священной планеты Земля и обитаемым внешним светом. Ежедневно к нам причаливали десятки кораблей с различных планет и космических городов. Везли продукцию из фермерских миров, переправляли гигатонны руды на города-фабрики, забрасывали рабочих на шахты. Ну и, конечно же, готовили запасы для Земли. Попасть на колыбель человечества можно было только через нас. Люди и запасы перегружались на специальные судна, которые тщательно проверялись в карантинной зоне. Любой недотепа, вознамерившийся очутиться на Земле, минуя массу проверок, таможенных станций и карантинных зон, уничтожался уже на подлете к Венере. Священная планета пребывала почти в идеальной стерильности.
Вы когда-нибудь были в портовом космогороде вселенского значения? Если нет, то вам будет сложно понять, почему я осел в «Звёздной гавани». Трудно представить более весёлое место в Галактике. Впрочем, насколько жизнь на нашей консервной банке была весёлой, настолько же и опасной. Вокруг торгового централа всегда вились всякого рода тёмные личности. Для гостей важным было не просто успешно торговать, но и улететь с наторгованным без лишних потерь и именно в нужном им направлении. А это удавалось отнюдь не всегда. Труднее всего приходилось крестьянским старшинам из фермерских миров. Наивные по природе они рисковали стать жертвами почти всего, от чего только можно было пострадать на «Звёздной гавани». За ними блеклыми тенями следовали аферисты, мошенники, карманники, шулера, грабители. Одним словом, вся космопортовая шушера намеревалась раздеть до нитки наших кормильцев. Как правило, силы правопорядка были бессильны. Космический порт был территорией беспредела и хаоса. И вот тут на помощь приходил я.
С известной регулярностью в дверь моего крошечного кабинета стучались. И далее происходил типовой разговор.
– Нам нужен рисовальщик, – говорили мои визитеры
– Я неплохо владею карандашом, но мои услуги недешевые, – небрежно бросал я в ответ.
– Мы готовы вам оплатить три портрета, – вежливо поправляли меня представители планетарного крестьянства, после чего мы ударяли по рукам, я брал дубинку и шёл на выручку милейшего вида бородачам.
Кроме денег было еще несколько причин, почему я помогал этим пасторальным тельцам. Одной из них были их славные девушки. Несмотря на исключительную набожность, космические фермеры (причем без разницы, с какой планеты) имели весьма специфические представления о добрачном интиме. Они не просто его не осуждали, они его поощряли, чем не раз вызвали открытое недовольство Имперской Церкви. Впрочем, что можно было ожидать от людей, которые на протяжении десятков поколений превыше всего ставили плодородие? В крестьянских мирах замуж выдавали не девиц, а молодых мам, то есть тех, кто доказал свою «злачность». «Вспахивание» и «боронение» было не просто удовольствием, а каким-то неистовым ритуалом, которому милейшие обладательницы длинных косичек предавались с фанатичным самозабвением.
Вдобавок, чтобы не вырождаться на генном уровне старейшины всячески приветствовали близкие контакты с представителями иных планет. Узнав, что мой далекий пращур был из состава «черной центурии» (той самой ватаги развеселых ребят, что устроили симархическую революцию и навсегда изменили миропорядок человеческой жизни) в глазах трудяг по части доярского и пахотного искусства я превратился фигуру, едва ли не приближенную к Блиц-Императору и самому Верховному Симарху. После этого заказы на обеспечение безопасности сопровождались целым рядом сакраментальных просьб, в чём я не мог отказать прелестным пастушкам. Свою совесть я успокаивал тем, что это был не разврат, а весьма душеспасительное для их общин «вспахивание». Однако на утро прелестницы исчезали и впредь никогда не появились в моей жизни.
Более того, задумай я узнать об их судьбе или судьбе возможных детей, меня, мягко говоря, не поняли бы. Детишки на фермерских планетах считались достоянием общины, а вовсе не случайного во многом отца. А внимание к замужней женщине (обычно замуж выдавали сразу же после рождения ребенка) считалось преступным и кощунственным. И если «боронение» было как бы естественным этапом жизненного цикла, то попытка увести чужую жену трактовалась как покушение на устройство мира в целом. Это было сродни попытке оторвать землю от неба, то есть устроить вселенский бедлам. И вот тут наивные бородачи могли показать себя с весьма непритягательной стороны. До меня доходили слухи, что не слишком вникнувшие в суть интимных обрядов чужаки частенько исчезали без следа. Может быть, их выгоняли. А может, они становились удобрением для трехзвёздного батата. В общинах по этому поводу хранилось гробовое молчание, а я был отнюдь не настолько любопытен, чтобы проверять на себе истинность какой-либо из версий.
Глава 2
– У вас свободно? – вопрос оторвал меня от размышлений, как раз в тот момент, когда заканчивалось действие двадцатикунового коктейля. Я поднял глаза. В «Ревущем буйволе» редко появлялись чужаки. Изредка сюда заглядывали невесть каким образом оказавшиеся в шестом секторе косморафтеры. Однако стоило им взглянуть на здешние рожи, как у межпланетарных туристов сразу же пропадало любое желание дегустировать местную пищу. Шестой сектор и так нельзя было назвать дружелюбным местом, а кафе в местных трущобах и вовсе было пунктом обитания персонажей с сомнительной внешностью и странными кличками. Охранники, межуровневые таксисты, мелкие контрабандисты – в «Ревущем буйволе» обитали все те, кто не слишком дружил с законом, но и не нарушал его совсем открыто.
Судьба-злодейка повелела так, чтобы одним из них стал и я. В заведение меня первый раз привел приятель, с которым мы познакомились во время переделки в шахтах. Каюсь, но не знал ни его имени, ни фамилии. Для меня он был просто Загривком. А загривок у него был действительно мощный, я бы даже сказал – выдающийся. Как-то забавы ради он согнул большую железную балку, положив её себе на шею. Когда же он на эту шею вешал трехпудовый армейский плазмомёт, то превращался в форменного демона (из тех, что в фермерских мирах пугают маленьких детей). Именно Загривок помог мне обосноваться в глухомани шестого сектора. Как раз он дал мне первые уроки выживания в этих волчьих краях. В жизни не забуду его первое наставление.
Казалось, что после Минокса я уже был тертым калачом и бывалым малым, которому любое дело – по плечу. Но не тут-то было. Обитатели шестого сектора плевать хотели на все мои былые заслуги. И тогда Загривок посоветовал мне устроить публичную драку. Причем, не просто драку, а самую настоящую уличную баталию, чтобы меня за это безобразие забрали в местный космицейский участок. Только так я мог заработать себе дурную репутацию, что было лучшим пропуском в мир сомнительных сделок «Звёздной гавани». И тогда я впервые наведался в «Ревущего буйвола». Выбирая жертву для нападения, некоторое время оценивал две компании. Одна строилась вокруг вертлявого типа (позже я узнал, что его звали Три Притопа), вторая – вокруг подвыпившего громилы, который, громко рыча и гогоча, рассказывал под стать ему самому скабрезные анекдоты. Подумав пару мгновений, я решил изобразить возмущенного его шумным поведением любителя трущобной гастрономии, который специально ради стряпни местного повара заглянул в «Ревущего буйвола», а теперь не мог спокойно вкушать поданные к столу деликатесы. До кучи я выразил бурное недовольство по поводу того, что действующими лицами анекдотов были инокини Ордена Благочестия.
Публика в кафе замерла в сладострастном ожидании моей скорейшей кончины. Предвкушение оказалось не совсем обоснованным. Моё форменное на беглый взгляд самоубийство сразу же переросло в побоище, из которого первыми стали выбывать любители сомнительного юмора. Нельзя сказать, что потери несла только принимающая сторона. У меня затекал глаз, предательски угрожающе сделать мое зрение монокулярным; в голове гудело от пары пропущенных ударов, а под конец схватки мне приходилось прижимать левый локоть как можно ближе к корпусу, прикрывая явно треснувшие ребра. Потом раздался вой сирены. Это прибыла «кавалерия» – дерущихся блокировали распыленным парализатором, после чего штабелем сложили в юркую космицейскую вахтовку, которая, продолжая надрывно завывать, стремительно унесла нас в сторону дежурного участка.
– Эхххх…. Дорогой вы мой. С такой необыкновенной боевой биографией, из такой хорошей семьи. А ведёте себя как портовый оборванец, – секторальный урядник с говорящей фамилией Разиня, пытался придать своему голосу максимум благодушия. Он ещё тешил себя надеждой, что на его участке это было первое и единственное происшествие, в котором я давал свой кулачный дивертисмент. Знай, что его ожидало в ближайшие десять лет, он, наверное, сразу бы подал рапорт о моей принудительной депортации из «Звёздной гавани». Но космицейский урядник не обладал ни чутьем, ни умом, ни даром предвидения, а потому сделал то, что собственно сделал – он выпустил меня на свободу, ограничившись устным выговором.
Загривок уже поджидал меня в кафе. Я предполагал самое ужасное, но меня встретили громом аплодисментов. Оказывается, рыгающий громила изрядно всем надоел, а потому его уход (он никогда более не появлялся в кафе) не стал великой утратой. Я же в одночасье заработал дурную славу исключительного забияки, который даже без особого повода был готов пустить в ход кулаки. Именно в те дни и родилась альтернативная история относительно природы моего прозвища. Опять же надо отдать должное Загривку – он не стал рассказывать местной публике обо всех значениях слова «забой», равно как и раскрывать то, почему оно приклеилось ко мне. С тех пор я знал всех забулдыг и проходимцев, что паслись в наших краях. Однако стоявшего передо мной человека я видел точно впервые.
– У вас свободно? – визитер повторил свой вопрос. Размашистым жестом я указал куда-то в сторону соседствующих с моим креслом стульев, что можно было трактовать, как разрешение присесть за столик. Незнакомец медленно опустился. Я, прикидываясь не отошедшим от эрзац-выпивки, попытался осторожно оглядеть его. Человек был совершенно невнятной внешности: среднего роста, гладко выбритый, гладко причесанный, в потрепанном костюме-четвёрке грифельного цвета, что были популярны лет двадцать назад. Из-под второго жилета выглядывала дешевая цепочка, на которой наверняка висел такой же ничем непримечательный информофон. Весь его облик вольно или невольно являлся наглядным выражением слова «никто». Но вот взгляд… Взгляд пугал.
Нет, он не пугал в привычном значении этого слова. Я видел сотни разных взоров и различных выражений глаз, от полных лютой ненависти, до сочащихся отталкивающей похотью. Глядя же на незнакомца, казалось, что тень мира глазеет на тебя как на такую же тень. Приходилось мне видеть людей, что высокомерно взирали на меня как на пустое место. Им мнилось, что я – таракан, который только мешается у них под ногами. Обычно для этих персонажей всё заканчивалось не очень хорошо. В каких-то случаях урок им преподносила жизнь. В каких-то – я сам, видимо, утомившись ожидать, когда же всё-таки векодни воздадут по заслугам этим гордецам. Тут была абсолютно иная, а потому совершенно уникальная ситуация. Мне представилось, как равнодушная Вселенная оценивала меня будто частицу самой себя, лениво раздумывая, оставить меня влачить моё бренное существование или же направить в темное небытие. И меня это до жути пугало. Меня так не ужасал даже некогда выявленный «овечий живорез».
Это была давняя история, о которой в «Звёздной гавани» все постарались забыть, как можно быстрее. Нашу космическую мегалоханку, на которой постоянно проживала пара миллионов человек, а ещё столько же за год бывало в качестве торговых и деловых гостей, едва ли можно было удивить жестокостью нравов или преступлениями. Портовый город, даже если он находился в космосе, всё равно оставался портовым городом. Постоянно силы правопорядка находили трупы незадачливых дельцов или же торговцев, что без сопровождения решили окунуться в местную суету. Каждый день кого-то калечили в драках. Всякий час в «Звёздной гавани» происходило что-то непотребное. Но обычно это касалось окраинных секторов, там, где находились самые убогие шлюзы, где велась торговля самыми недорогими продуктами и ресурсами, которые никогда не планировалось направлять на Священную Землю.
Шикарные рестораны, дорогие отели, широкие проспекты и яркие фонари, стоявшие столь часто, что ты даже не отбрасывал тень на вылизанный до блеска пластиковый тротуар – всё это находилось в первом, центральном секторе. Мы подшучивали, что тамошние урядники играли роль швейцаров, в основном придерживая двери перед земными звёздами и высокими чинами, кои с известной регулярностью посещали «Звёздную гавань». А как не посещать, если наш галактический город считался вратами во внешний обитаемый свет? Первый сектор считался символом благополучия и благоденствия, космическим отражением Священной Земли. Но однажды и в эти «райские пущи» пришло горе.
Ни для кого не секрет, что в космосе сходили с ума много чаще, нежели на планетах любого из миров, будь то шахтерского или фермерского. Чудиков, эксцентриков и откровенных психов в «гавани» всегда хватало. Их выгоняли с глаз долой из респектабельных районов в отдаленные сектора, где они становились частью уличного пейзажа, пока либо не помирали от голода, либо не гибли от рук одной из уличных банд. Но убийства, начавшиеся три года назад в первом секторе, были просто омерзительными. Поначалу о них молчали. Однако после того, как нашли труп третьей девушки, по городу поползи слухи. Самое ужасное было в том, что для расправ безумец выбирал всеобщих любимиц, в обиходе именуемых «овечками». Конечно, убивай он продажных девиц или воровок, шума было бы не меньше. Но «овечки» были настолько невинными, что на их счет даже самые отвязные порно-режиссеры не решились делать синофонических намеков.
«Овечками» обычно называли самых прилежных из девушек, что работали младшими помощницами в парикмахерских, ателье и салонах первого сектора. Обычно они откладывали деньги на то, чтобы купить лицензию, а затем уже отбывали во внешний свет, где открывали собственные студии и мастерские, творили моду обитаемого мира. Десятилетия спустя уже признанными величинами своих планет они возвращались в «Звёздную гавань», вспоминая о начале своей карьеры. «Овечки» были безобидны, хотя и не лишены амбиций. Они не ходили на танцы, не посещали кафе, даже отказывались от развлечений в синофонических залах. На несколько лет они обрекали себя на добровольное заточение, денно и нощно вкалывая во имя своего будущего. И вот они стали жертвами совершенного безумства.
Когда до меня дошли вести о регулярной пропаже всё новых и новых «овечек», мне подумалось, что слухи об «овечьем живорезе» были всего лишь растиражированной фантазией, которая родилась в чьём-то не слишком здоровом мозгу. Но потом в «Ревущий буйвол» в сопровождении урядника Разини наведалось несколько человек в штатском (это были наши местные спецжандармы). Они аккуратно задавали вопросы, кому-то показывали голографические снимки. Среди этих «счастливчиков» оказался и я. При первом же взгляде на снимки мне стало не по себе; хотя после того, как на Миноксе мне приходилось удерживать позиции на баррикаде из человеческих тел, я полагал себя напрочь лишенным брезгливости. Но тут извращенная фантазия убийцы вышла далеко за рамки человеческого разума (пусть даже и безрассудного). Все осложнялось тем, что у космицейских не было никаких зацепок, а убийца наносил новый удар почти каждую неделю. В итоге со Священной Земли прибыли ОНИ.
Мы не знали, из какого ОНИ были ведомства, как ИХ звали, какие у НИХ были звания. ОНИ вышли из прибывшего к центральному шлюзу корабля в однообразных антрацитовых монокостюмах и сразу же направились в офис к Имперскому наместнику «гавани». После этого началось форменное светопреставление. Облава следовала за облавой. ОНИ работали методично и механически жестко. Сначала – первый сектор, затем – второй. В них блокировали квартал за кварталом, прочесывая всё, включая стиральные машины, в которых ещё бултыхалось чьё-то нижнее белье. Попутно ликвидировались все контрабандные гнезда, в некоторых случаях вместе с самим контрабандистами. Преступный мир «Звёздной гавани» взвыл и затих в испуганном предчаянии. И в этот критический момент себя проявил прыткий прощелыга с чудной кличкой Три Притопа. Я не раз благодарил судьбу за то, что для вписного побоища выбрал всё-таки компанию рыгающего громилы, а не людей, с которыми терся Три Притопа. Он был парнем что надо, не считая того, что ранее работал в Имперском космосыске. Именно он предложил выход из ситуации.
Человек, более-менее посвященный в мои дела, мог поначалу посчитать, что мне было плевать на судьбу криминального мира «гавани». Тем более что моей основной задачей было как раз охранять инопланетных торговцев от оного. Но в тотальных облавах был свой существенный минус. Во-первых, если бы «антрацитовые земляне» ликвидировали преступные группировки, то местные силы правопорядка со всей орбитальной ненавистью взялись бы наводить порядок в районах, и плакала бы моя липовая лицензия рисовальщика. Пока в секторе водились жулики, убийцы и грабители, урядникам было не такой мелочи, как я или Загривок, что промышляли сомнительными делами, забывая платить налоги. Но ситуация грозила измениться в одночасье. Во-вторых, если бы не было преступности, все фермерские миры внешнего обитаемого света сразу бы перестали нуждаться в моих услугах. Остаться без работы, да ещё на хвосте с пронырливыми космицейскими вовсе не входило в мои планы. Пришлось согласиться на предложение Три Притопа.
Вмиг «Ревущий буйвол» превратился в самый настоящий штаб, до самых краев наполненный гудящей толпой. Каждый час к дверям прибывали неизвестные типы, принося всё новые и новые сведения. Если бы я не знал, что было задумано, то заподозрил бы, что криминальный мир «гавани» объединился во имя большого налёта на центральное банковское хранилище. Друг друга сменяли персонажи со сломанными носами, разорванными в клочья и плохо заштопанными подбородками, без глаз, с уродливыми шрамами на щеках, с культями, которые не заменяли механическими протезами. Изредка появлялись вальяжные «боссы», которые, выслушав сводку новостей, отдавали по информофону короткие как ругательства приказы. Уголовный муравейник исчез столь же стремительно, как и появился. На один день преступный элемент решил залечь на дно в самых потаенных углах нашей космической банки. Все ждали новостей.
Новости не заставили себя ждать. Ближе к орбитальному полудню окна «Звёздной гавани» вспыхнули ярким светом, и бодрый диктор заявил о поимке «овечьего живореза». Широкая публика так и не узнала, как он был пойман. По большому счету его и не поймали, а нашли. И не его самого, а его тело. Всё выглядело как абсолютная случайность. На работу не вышел один из администраторов гостинцы «Багровый понтифик» – маленький человечек, с залысиной и крысиной мордочкой, которую украшала полоска рыжеватых усиков. Его нашли повешенным в своей маленькой квартире. Самоубийства в «космогородах» не были редкостью. Но отнюдь не в каждом случае рядом с трупом находили гигантскую коробку, до самого верха набитую уликами. Чтобы улики случайно не ускользнули от взгляда, коробка как бы невзначай была открыта, а на самом верху лежала часть скальпа одной из убиенных «овечек».
С выстраиванием версии самоубийства местные спецслужбы решили не мудрить – маньяк запаниковал, когда прибыли «антрацитовые», испугался разоблачения и покончил с собой. Никого не волновало, что в результате облав человечек с крысиной мордочкой даже не попал в поле зрения сил правопорядка. Да и сами облавы вовсе не проводились в указном районе первого сектора. Решили не обращать внимания и на гигантскую шишку на затылке трупа, которая появилась от удара неизвестным предметом. Ох, сколько же раз я благодарил орбитальных угодников за то, что в моём распоряжении оказалась именно бакаутовая дубинка! Это была поразительная удача, ведь параметры бакаута не значились ни в одном электронном анализаторе экспертов-криминалистов «Звёздной гавани».
Тем временем незнакомец, восседавший на соседнем стуле, вытянулся, поправил цепочку на втором жилете, потянул за неё, и извлек из потайного кармана повидавшего виды темно-серого костюма странный блестящий предмет. Не снимая его с цепочки, он положил его рядом со мной на стол. Я уже перестал изображать из себя пьяного и аккуратно дотронулся до предмета указательным пальцем. Вселенная ещё раз равнодушно глянула на меня из глаз незнакомца, и тот столь же безразлично и бесцветно спросил:
– Мне кажется, вы были знакомы с Мартой Дрей?