000
ОтложитьЧитал
Бабушка для меня была как Бог. Но я всё равно не понимала, почему все мои друзья жили с мамами и с папами, а я с бабушкой. Когда меня брали в парк родители моих подруг, это было праздником. Я никогда не забуду эти прогулки. Бабушка со мной тоже ходила в парк, но это было крайне редко. Центральный парк ефремовцы называли горсад. Я помню каждую статую, каждую клумбу и карусели, на которых меня катали чужие родители. Из самой дальней части горсада была видна речка Красивая Меча. Я любила смотреть на нее. Однажды я потерялась, остановившись у места, оттуда наблюдала реку. Я знала, как идти домой, но на улице уже темнело, я жутко испугалась. Испугались и родители моей подруги, больше они меня на прогулки не брали. От страха потеряться или потерять бабулю, я безумно к ней привязалась. Я даже спала с ней за руку, чтобы она никуда от меня не делась. Когда я болела, а болела я по две недели в месяц, бабушка всё время проводила у моей постели, даже спала сидя. Она рассказывала мне самые интересные истории из своей жизни, а для меня это было счастливое время, даже несмотря на то, что я тяжело переносила свою болезнь. Каждый раз, в самый пик болезни, я думала, что умру. Я просила бабушку не вызывать мне врача, так как очень боялась, что меня положат в больницу. Бабуля меня лечила не медикаментами, а народными средствами. Но если учесть то, что у меня начиналась открытая форма туберкулеза, бабулины припарки на грудь мне не помогали. Когда мне стало совсем плохо, бабушка всё же вызвала врача. Случилось то, чего я больше всего боялась – меня срочно отвезли в больницу. Ни один врач не увидел ничего страшного в моём состоянии. Рентген был отличный, как сказали «специалисты». Через неделю меня выписали из больницы. Я вернулась домой и через два дня снова заболела. Моя вторая бабушка Настя часто навещала меня во время болезни, достав по блату кусочек сырокопчёной колбаски и маленький свежий огурчик из теплицы. Вкус этой колбасы был божественный. Это была колбаса из мяса, жесткая, с таким ароматом, что не передать словами! Сейчас, когда я вижу заполненные продуктами магазины, я часто грустно улыбаюсь и вспоминаю тот момент в моей жизни, когда запах свежего огурца зимой делал меня счастливым человеком. И никогда ничего вкуснее я в своей жизни не ела. Весь вкус настоящих продуктов остался в моем детстве.
Настя жила в посёлке, который располагался недалеко от города. Для меня это было сказочное место. Поездки на автобусе в ее дом я тоже рассматривала как самое настоящее приключение. Посёлок от города разделяли два холма. Чтобы добраться до дома Насти мы спускались вниз по одному холму, а затем поднимались вверх по другому. Посёлок стоял на берегу речки, дома там были свои, с садами, огородами. Все дома утопали в зелени. Дом Настин я помню очень хорошо. Все комнаты были разные: зал был огромный, а вот спаленки маленькие и уютные. Спать я одна там тоже жутко боялась. Всегда ждала Настю, чтобы она со мной посидела, пока я засну. В моей любимой комнате днем был потрясающий вид из окна. Совсем рядом стояли высокие вишнёвые деревья, и когда ночью поднимался ветер, деревья своими ветками всегда стучались в окно. Было страшно. Я представляла себе, что они – сказочные чудовища. Их тени, разбросанные по комнате, неприветливо размахивали своими длинными руками и пугали меня еще больше.
Все свои страхи я приобрела еще в детстве. Они настолько плотно засели у меня в голове, что избавиться от них я так и не смогла. Я ужасно боялась оставаться одна дома. Однажды моя тетя взяла меня с собой в Воронеж. Не знаю, чем я заслужила такую честь. Я ее любила – она меня нет. Когда она приезжала к нам, это для меня было грандиозным праздником. Она всегда привозила из Воронежа целую сумку вкусностей, которых не было в Ефремове. В Воронеже я чувствовала себя так, как, наверное, чувствовала себя через сорок лет в Лондоне. Тот воронежский мир, как и мир Лондона, казался мне сказкой. В моём любимом провинциальном Ефремове такого не было. Во всех этих моих детских приключениях был только один минус – Шурина работа. Тётя уходила в ночную смену, а я боялась спать одна. Однажды я закатила такую истерику, что на следующий день, тетя Шура взяла отгул и отвезла меня обратно в Ефремов.
Все девочки из нашей семьи родом из Ефремова. Кроме моей дочери, которая родилась уже в Московской области. Я очень люблю этот провинциальный городок. Корни наши тянутся из села Пушкарское Ефремовского района. Появление оседлого населения на территории Ефремова относится к концу XVI века. Немногочисленные «охочие люди» занимались бортничеством. Тот или иной участок лесных угодий получал наименование по личному имени или прозвищу владельца. Одним из таких участков был Ефремовский лес. Несмотря на то, что в Ефремове я жила достаточно долго, в этом лесу я была лишь один раз. Из воспоминаний остались голубые подснежники. Их там было очень много. Настолько много, что земля под ногами казалась голубая.
При Петре I все населявшие город служивые люди, не являвшиеся дворянами, были переведены в разряд государственных крестьян-однодворцев. Принадлежащие им земли постепенно передавались в собственность помещиков, которые заселяли их крепостными. Мои предки как раз и принадлежали к однодворцам. Бабушка очень обижалась, когда нашу семью называли крестьянами и всегда исправляла: «Мы – однодворцы, а не крестьяне! У нас были свои рабочие».
Поселок Заречный 1980 год
О любви и красоте наш учитель по русскому языку и литературе могла говорить бесконечно. Это была добрая и милая женщина, знающая свой предмет безукоризненно. Она мгновенно отвечала на любой наш вопрос, прекрасно знала биографии всех поэтов, писателей, читала стихи наизусть и умело вела свой предмет.
Я сидела с Натальей за одной партой, за нами сидели Олег и Сережка. Наталья оглянулась на Него и толкнула меня:
– Что Он на тебя все время смотрит! Надо Олегу сказать, может он ничего не замечает?
– Наташ, оставь Его в покое! Посмотрит и перестанет, – ответила я.
Сказав эту фразу, я поймала себя на мысли, что мне не хочется, чтобы это случилось. Я не понимала, почему я не могла Его отпустить. Я была счастлива, влюблена в Олега, но думала о Нём. Причём постоянно. Он продолжал находиться в нашей компании, мне было интересно за Ним наблюдать. Было заметно, что Ему некомфортно с нами. Олег постоянно демонстрировал нашу с ним любовь. Причем мне казалось, что именно перед Ним театр Олега раскрывал свои двери шире.
Тема любви на уроках литературы была сейчас очень кстати. Я была просто поглощена ею.
– Как вы думаете, почему автор говорит о любви как о чувстве временном, непостоянном? – спросила Анна Ивановна. В следующий момент она посмотрела на Него и попросила ответить на этот вопрос. Он встал и уверенно ответил:
– Видимо, нет на свете ничего постоянного. Автор об этом знал. Любви не существует.
– Я не согласна с тобой, – сказала Анна Ивановна. – А как же «Ромео и Джульетта»?
– «Ромео и Джульетта»? Бред. Вымышленный бред Шекспира.
– Как? Как ты можешь так об этом говорить? Объясни классу, что ты имеешь в виду.
Я сидела и ждала бури. Я понимала, что этот разговор имел прямое отношение к нашему треугольнику и Его разочарованию. В классе стояла мёртвая тишина.
– «Ромео и Джульетта» – это трагедия, в которой изображается столкновение героя с миром, его гибель и крушение идеала, – Анна Ивановна пыталась Его вразумить. – Ромео полюбил так сильно, что готов был отдать жизнь за свою возлюбленную. Это произведение – гимн торжествующей любви.
– Это произведение – гимн глупости! За день до встречи с Джульеттой, Ромео преклонялся перед другой. «Любовь юнцов не в душах, а в глазах», – Он процитировал Шекспира.
– Это можно понимать по-разному, – ответила Анна Ивановна. – Любовь требовательна: человек должен быть борцом. Ромео – борец! Его чувства к Розалине были подготовкой к настоящим чувствам.
– Ромео – дурак, – спокойно сказал Он. – Борец? За что? За чувство, которого нет? И вообще, пьеса не о любви, а о том, к чему может привести упрямство и злоба как раз взрослых людей.
– Да что с тобой сегодня? – удивленно спросила Анна Ивановна.
Вместо того чтобы ответить, Он, выдержав небольшую паузу, вышел из класса. Даже в современной школе это было бы слишком – демонстративно выйти из класса без разрешения учителя, что уж говорить о том времени!
– В чём дело? Кто знает? – заволновалась Анна Ивановна. Она была исключительно чувственным человеком и поняла, что что-то случилось. Гневаться она не стала.
И тут я, совсем не понимая почему, подняла руку и спросила: «Анна Ивановна, можно мне выйти?»
Наталья дернула меня за платье и прошептала что-то гневное. Олег бросил тоскливо-убийственный взгляд в мою сторону и уткнулся в книгу.
Я выскочила на улицу и сразу увидела Его. Он стоял во дворе школы, разглядывая песок под ногами.
– Что с тобой? Чем тебе Шекспир не угодил? – спросила я громко.
– «Иду к тебе… И за твоё здоровье пью, Ромео». Ты бы так смогла?
– Сложный вопрос. Нужно любить друг друга так, как они. Может и смогла бы.
– Алёна, это сказка.
– Зато красивая.
– Ничего красивого в этой истории я не вижу, – Он не смотрел на меня. – Ты зачем вышла за мной? Поговорить о Шекспире?
– Нет, не о нем. Я не знаю. Это трудно объяснить. Что с тобой происходит? Я понимаю, что всё получилось не так, как ты хотел. Я, наверное, виновата перед тобой, прости меня. В твоих глазах я предательница. Я, правда, не хотела, чтобы так вышло. Давай забудем всё, и каждый будет жить своей жизнью. Мне некомфортно в классе, если честно.
– Перестань! Не надо извиняться. Этого ещё не хватало. Ты с тем, кто тебе оказался нужнее, чем я. Это ты была для меня воздухом, сном, пищей – всем. Это я – неудавшийся Ромео. Такие чувства редко бывают взаимны. И зря ты вышла за мной, Олегу это не понравится. Иди в класс.
– Прекрати решать, что понравится, а что не понравится твоему другу! – разозлилась я.
– Я не решаю, я знаю. Я его знаю лучше, чем ты. Мне бы это не понравилось. И вообще, за меня не волнуйся, у меня уже всё в порядке. Я снова начинаю с чистого листа.
– Правильно. Тебе нужно общаться, встречаться с хорошей девушкой. Вон сколько их у нас в школе!
– Я уже начал встречаться с хорошей девушкой, тебе ещё не сказали?
– Когда у тебя появилась девушка?– я подумала, что он врет. Эта новость поставила меня в тупик, я покраснела.
– Недавно. Это Наташина бывшая подруга. Когда-то они очень хорошо дружили. До тебя. Всё было до тебя. До тебя я жил спокойно.
– Если у тебя на личном фронте всё прекрасно, то почему такой грустный? У тебя ещё какие-то проблемы?
– Алёна, я сам разберусь со своими проблемами. Пожалуйста, уйди!
Тогда в первый раз я увидела в Его глазах слёзы. Он резко отвернулся, заметно смутившись, и пошёл по направлению к выходу. Я обернулась, на крыльце школы стоял директор.
… Классная залетела в кабинет, как молния. От её визга у меня заложило ухо.
– Что вы вытворяете? А? Меня сейчас вызывали к директору за ваше поведение!
– А что случилось? – спокойно спросил Витя.
– А вы не знаете? Вы все заодно! Притворяетесь?
– Да нет, мы просто не понимаем, по какому поводу скандал, – продолжил мило разговаривать с ней Витя.
Я смотрела на моих молодых людей и удивлялась их спокойствию. Они сели вместе, хотя классная их давно рассадила и запретила им даже думать о том, чтобы вместе сидеть за одной партой.
– Наташ, кто сказал директору? – прошептала я.
– Я понятия не имею, из класса тогда выходил только Олег. Он к вам вышел?
– Нет, я его не видела. Мы с Ним разговаривали минут пять, потом я увидела на крыльце директора. Странно.
– Неужели ты думаешь, что Олег мог пойти к директору по этому поводу? Это бред!
–А что ты так кинулась его защищать? Я вроде его не обвиняю. Но кто-то же сказал директору?!
– Ну, вы даёте! – сказал нам на перемене Серёжка. – Вы бы еще и Олега с собой с урока забрали. Уж разбираться, так разбираться. Нашли время и место.
– А Олег и вышел! – задумчиво сказала Наталья. – Странно это всё!
– Серёж, кому Олег рассказал, что случилось на уроке литературы? – спросила я.
– Вы с ума сошли? Плохо, что твой поклонник не вернулся на уроки, так бы можно было как-то замять.
– Серёжка, замолчи, и так «весело». Что им теперь будет за этот цирк?– волновалась Наталья. – И он уже не ее поклонник. Не знаешь – молчи лучше!
– Да ничего не будет. Тетя Ира меня защитит, – уверенно сказала я.
– Тебя – да! А Его? – спросил Серёжка.
Вот в этом я сомневалась. Тётя была абсолютно не в курсе моих сердечных дел.
Шёл урок физики. Вдруг дверь резко открылась, и зашла завуч по учебной части.
– К директору на следующей перемене вызывается…, – она сделала паузу и совершенно неожиданно из её уст прозвучала лишь одна фамилия. Моя.
Класс замер. Все на меня смотрели, как на жертву, которую через десять минут всем племенем отдадут дракону. Это сейчас современных детей не испугать никаким директором, раньше это был приговор. Всё же я не очень расстроилась, чувствуя в школе родственную поддержку.
– А что она сделала? Её Анна Ивановна сама отпустила с урока! – загудел класс.
– Пусть вместе идут к директору! – предложил кто-то.
Он поднял руку.
– Валентина Ивановна, я вышел без разрешения, я и виноват. Я пойду к нему. Алёна тут ни при чем.
Олег недовольно посмотрел на своего друга. Все одноклассники и учителя меня называли Лена. В имени «Алёна» было что-то личное, интимное. Олег сидел молча, но по его лицу можно было прочитать его настроение и состояние. Я была удивлена другим: обычно, если кто-то хоть слово говорил в мой адрес, которое ему не нравилось, Олег вскипал. Сейчас же мой парень хранил абсолютное молчание.
– Я сейчас с вами тут разбираться буду? – закричала завуч. – Устроили адвокатуру! Лена! Без опозданий! Сразу после звонка в кабинет директора!
Директор пригласил кроме меня ещё одного завуча и классного руководителя, но пришла и Анна Ивановна, учитель русского языка и литературы.
Директор начал разговор:
– Лена, любую историю любви нельзя выпячивать на всеобщее обозрение. Что вообще происходит у вас? Учиться надо, а не влюбляться! Выпускной класс!
Мне стало неловко. Моя неловкость вылилась практически в дерзость, чего я сама от себя не ожидала.
– А что вообще происходит? Почему вы говорите здесь о моей личной жизни?
Классный руководитель вдруг выпалила:
– Эта компания всему классу мешает учиться!
– Надежда Викторовна, мы никому не мешаем учиться, мы вообще никого не трогаем. Все прекрасно учатся.
Директор бросил гневный взгляд на меня, ему не понравился мой ответ.
– 10 класс! А занимаетесь непонятно чем! Любовь у них! Ты мешаешь учиться им обоим. – Директор снова перешел на наш треугольник. – Они никак не разберутся в своих отношениях! Им экзамены сдавать! И тебе, кстати, тоже. Я случайно выглянул в окно, а там вы отношения выясняете! Урок идет! За партами должны быть!
– Сдадим мы экзамены. Не беспокойтесь, – ответила я. Директор развеял мои сомнения. Я мучительно думала, что Олег как-то умудрился сказать ему об этом. Теперь от сердца отлегло.
– Ты идешь на медаль, а медали у тебя не получается! Уже плохо, – сказал директор.
– Переживу без медали, – уверенно ответила я.
Тут встала Анна Ивановна. Она очень меня любила и начала разговор издалека. Сказала администрации о моих успехах в её предмете, рассказала, какая я отзывчивая, умная и т.д.
– Если мальчики не разобрались до сих пор между собой – это их вина. Девочка красивая, мальчики – лидеры в классе. Такая ситуация вполне предсказуемая. Я думаю, тут нечего лезть в душу. Пусть разбираются сами.
Завуч встала и начала свою песню:
– Я категорически против всяких отношений учеников в школе. Я с вас глаз не спущу!
Завуча мы прозвали «Макака». Это было не очень красивое прозвище, но она реально была похожа на обезьяну, ненавидела подростков, пыталась их уличить во всех смертных грехах. После этого собрания она стала следить за нами. Она надеялась увидеть у нас выпивку или сигареты. Было смешно видеть крадущуюся женщину, завуча школы, которая следила за учениками. Мальчишки наши не пили, не курили. Олег курил, но отходил всегда на большое расстояние от нас. Уличить нас в чём-то плохом было трудно, но она очень старалась. Мы часто гуляли в тайге, она сидела за кустами и ждала, пока что-нибудь начнется. Но ничего не начиналось, мы просто общались, смеялись, в том числе и над ней. Как-то мальчишки предложили купить детское шампанское и начать распивать на природе. Мы так и сделали. Взяли фрукты, стаканы и 2 бутылки лимонада. Накрыли столик на берегу озера и стали открывать бутылки. Вряд ли из-за кустов она бы увидела, настоящее это шампанское или нет. Как только она увидела картину открывания бутылки, выбежала и начала кричать, что вот теперь-то она добьётся исключения из школы всей нашей компании. Олег подошел к ней вплотную, вытянул перед ней бутылку лимонада и спросил: «За это исключите?»
На этом её слежкам пришел конец. Мы победили. Но неприятности не закончились.
Калужская область 2003 год
Конфликт с классным руководителем моей дочери шел по пути «чем дальше, тем страшнее». Молчанова не унималась. Нами было принято решение поменять школу. Когда мы с Яной пришли с документами в первую школу, директор внимательно выслушала нашу историю и, кажется, не удивилась. Правда, я о многом умолчала. Сказала только, что поконфликтовала с учителем истории, и теперь она не дает жизни моему ребенку. Но в подробности вдаваться не стала. Я не знала, как Лидия Ивановна относилась к Молчановой, и поэтому не хотела сделать ещё хуже Яне. Директор задумалась.
– А Вы не желаете перейти к нам работать? Правда сейчас много часов я Вам не обещаю, но в будущем всё может быть, – сказала она.
– Я подумаю, спасибо Вам огромное.
– А почему ещё одна девочка из вашей школы тоже переходит к нам? Только сегодня документы видела.
– По этой же причине.
– Она там не на шутку разошлась? – улыбнулась директор. – Передайте ей, что я приму всех потенциальных медалистов, пусть буянит дальше!
Я видела, что она хотела меня поддержать, и я была в тот момент очень ей благодарна.
– Единственное, что я могу Вам сказать неутешительное, это то, что программа в нашей школе разительно отличается от той, по которой учились вы. Учебники разные, часы разные. Это может серьезно сказаться на успеваемости, аттестат особого образца может и тут не получиться. Тяжело будет девочкам. Но я сделаю всё возможное, чтобы им было у нас хорошо, не переживайте.
– Спасибо ещё раз, – ответила я и вышла из кабинета.
Яна несколько дней чувствовала себя нормально в новой школе, на шестой день она пришла домой и прямо с порога заревела.
– Мама, мне там плохо.
– Ян, ты же с Олей, – сказала я убитым голосом. Это была та девочка, которая не выдержала нападок Молчановой и, проявив солидарность с моей дочерью, тоже оказалась тут. Но ни Яне, ни Ольге школа не понравилось.
Я понятия не имела, что мне дальше делать. Школ больше не было, возить её в Протвино я не могла. Я сказала директору, что хочу дочь и её подругу вернуть в свой класс. То, что я услышала в ответ, повергло меня в глубокий шок.
– Собирайте подписи учителей и детей, что они все не возражают.
– Как?– я не верила своим ушам. – Это же унижение!
– Я сказал, что нужно сделать, идите. Я занят.
Я вышла из кабинета и разревелась.
На следующий день, я написала два унизительных прошения. Одно для учителей, другое для Янкиных одноклассников. Я подходила к каждому учителю и молча подсовывала им эту бумагу. Мне было стыдно, как будто я натворила что-то ужасное. На меня смотрели с сочувствием и с жалостью. Некоторые с презрением. К самой Молчановой я не подошла. Дети по-разному отнеслись к тому, о чём я попросила. Чехов и его друзья намеренно от меня бегали, как только узнали о той бумаге. Я их так и не смогла найти. Некоторые девчонки тоже не стали подписывать. Я до сих пор содрогаюсь, когда вспоминаю, чего мне это стоило. Даже просить милостыню, я думаю, мне было бы не так стыдно.
Девчонки через два дня вернулись в тот же класс. Историю теперь моя дочь учила наизусть. Если она запиналась при ответе, Молчанова её сажала и ставила «три». В классе ученики стали говорить о том, что происходит с Молчановой, уже не стесняясь. Многие были возмущены её поведением по отношению к Яне. Некоторые прямо на уроках стали делать Молчановой замечания о её предвзятом отношении. Но её это только забавляло. На переменах в учительской она говорила: «Боже! Какая у Елены Валерьевны тупая дочь! Ну, кто бы мог подумать».
Приближался май. Мы начали готовиться к экзаменам и к 10 классу. Яна подала заявление в 10 «А» класс. По сложившейся традиции в апреле уже практически все знали списки детей, подавших заявление в десятые классы, кто будет классными руководителями десятых классов, и кто будет вести предметы. Эта информация была полезна и учителям, и ученикам. Учителя могли уже потихоньку готовиться к новому учебному году, прикидывая контингент детей, а ученики тоже могли подумать, какой класс им выбрать, или даже уйти в колледжи и техникумы, если не устраивал набор учителей или классный руководитель.
Однажды в мой класс вошли две женщины, я приветливо пригласила их войти. Я улыбалась им открытой улыбкой и даже не представляла, с чем пришли ко мне родители.
Всё, что происходило потом, я запомнила навсегда. Они мне угрожали, обзывали мою дочь, требовали убрать Яну из их класса. Говорили о каких-то условиях, которые им выдвинула будущий классный руководитель их детей.
Первая мысль, которая промелькнула у меня, пойти сразу к директору. Но я знала, что семья директора нашей школы и семья Молчановой «дружили домами». Понятно было сразу, на чью сторону снова встанет директор.
Я только внятно помню свою последнюю фразу:
– Да что вам моя дочь сделала? Она у меня – золото.
– Вот и забирайте своё золото, а наших серебряных оставьте в покое, – сказала одна из мамаш, подосланных Молчановой.
Это было ужасно. Сейчас я не понимаю, как я это все выдерживала, но все испытания были еще впереди.
Шёл экзамен по математике. Я дежурила у кабинета и не очень волновалась за результат. Я знала, что Яна легко решит все экзаменационные задания.
– Ох, какая у Вас Яна молодец! Всё решила, да ещё и нестандартным способом! – сказала Ирина Витальевна, ее учитель по математике. Она бегала между двумя кабинетами, где шли экзамены, и сама волновалась не меньше, чем родители и дети.
– Спасибо, Ирина Витальевна! – сказала я, абсолютно успокоившись.
Когда экзамен закончился, мы с коллегой зашли в класс, откуда только что вышел последний экзаменующийся. Учитель математики взяла тетрадь моей дочери на проверку. В этот же момент я услышала голос председателя комиссии: «Я сама буду проверять эту работу». Она взяла ручку с красными чернилами.
– Мы работы медалистов проверяем сначала карандашом, – попыталась напомнить председателю учитель.
– Я сама решу, как мне проверять.
Следующие пять минут я стояла и смотрела, как председатель комиссии, по совместительству подруга Молчановой, черкала красной ручкой в экзаменационной Янкиной тетрадке.
– Мне только что ведущий учитель сказала, что Яна нестандартным способом решила эти задания. Я не математик, но я хорошо знаю, что такие решения, наоборот, ценятся выше, а не перечеркиваются, – сделала я последнюю попытку защитить Янкин аттестат.
– Мне виднее, что ценится. Я не понимаю, откуда вытекает правильный ответ. Значит всё списано.
– У кого? Такого решения нет ни у кого в классе!
– Значит, списано с ответов.
– Она ничего не списывала!
– Елена Валерьевна! Не мешайте работать, нам ещё много работ проверять.
И она демонстративно, поставив отметку «4», захлопнула тетрадь.
Выбежав из кабинета, я столкнулась с завучем, первой Яниной учительницей. Я возложила на нее такую надежду, что практически успокоилась. Я очень долго ее просила, но она сделала вид, что не понимает, в чем состоит моя просьба. Более того, сказав, что ей некогда, она просто развернулась и стала спускаться вниз по лестнице. Я стояла и смотрела ей в след, и слезы снова полились ручьем от обиды.
Через минуту, вспомнив, что сейчас некогда лить слезы, я побежала к директору. Он даже не стал меня слушать.
– От меня Вы что хотите? Значит, работа была плохая. Не дотянула.
– Работа была великолепная! Мне учитель математики сказала! Это была самая лучшая работа в классе! Помогите, пожалуйста. Несправедливо же! – пыталась я исправить ситуацию, пока не поздно.
– Я ничего не могу поделать.
В то, что он ничего не мог поделать, я крепко сомневалась. Еще до пресловутого ЕГЭ экзамены шли в спокойной обстановке в стенах родной школы. Учителя, которые не входили в состав комиссии, дежурили на разных этажах перед кабинетами, где шел экзамен, обеспечивая порядок и тишину. Как-то и я попала в этот состав.
Шел третий час экзамена по русскому языку. Мы с коллегой расположились у двери кабинета и занимались отчетами. Изрядно уставшие от бесполезного времяпровождения, мы радовались, что скоро наступит конец нашим мучениям. Вдруг открылась дверь, и выбежала учитель русского языка, за ней вышла председатель комиссии. Они подошли к нашему столу. Обе были растеряны.
– Что делать будем? Я не представляю, что будет! – сказала учитель русского языка.
– Подожди, время еще есть, – ответила председатель комиссии.
Нас этот разговор заинтриговал.
– А что случилось? – спросила моя коллега.
– Да наша медалистка не справилась с работой! Не получилось сочинение. Не раскрыла тему.
Когда я услышала фамилию медалистки, то жалостью я не прониклась совсем. Эта девочка была высокомерной до предела. Когда-то она училась в моем классе. История, после которой она ушла в другой класс, потрясла бы кого угодно. Произошло это через неделю после моего официального назначения классным руководителем 11Б класса.
Мы спокойно болтали с коллегами в столовой, как вдруг она вихрем подлетела к нашему столу и начала кричать:
– Елена Валерьевна! Я же просила Вас не сажать меня с Димой!
– Аня, успокойся, – тихо сказала я. – Сейчас приду в класс, и мы разберемся.
– А можно побыстрее? – резко сказала она и отошла от стола.
Моя коллега, сидящая рядом, подавилась соком.
– Это сейчас что было? – спросила она.
– Голубая кровь нашей школы, – ответил кто-то из учителей, и все рассмеялись, но мне было не до смеха.
Я все же спокойно закончила обедать и поднялась в свой кабинет. В кабинете была тишина, что в моем классе бывало нечасто. Аня стояла у доски, взяв в руки свои вещи.
– Аня, что с тобой? Я пересадила вас так, как считаю нужным! Зачем так возмущаться? Почему ты не хочешь с ним сидеть? – спросила я.
– Он меня недостоин! – резко ответила она.
Некоторые потеряли дар речи, другие собрались кинуться в атаку, но я подняла руку, призывая их к тишине.
– Аня, ты знаешь, что вы для меня все равны! Что значат твои слова?
– Если Вы не пересадите от меня этого, я вообще уйду из класса.
– Уходи, – абсолютно спокойно ответила я.
Мои ученики одобряюще посмотрели на меня. Кто-то зааплодировал.
Сначала она опешила, ожидая чего угодно, только не этих слов. Все ученики моего класса молчали и ждали, что будет дальше. Она ударила кулаком по стене, развернулась ко мне и прямо в лицо прокричала:
– Вы еще очень пожалеете об этом! Счастливо оставаться с вашими плебеями.
Она вылетела из кабинета и больше туда не вернулась. В этот же день ее перевели в другой класс. Мои дети были безмерно рады, что она ушла. С той поры все ее называли «голубая кровь». Здороваться со мной она перестала, а ее мама, которая работала в школе медсестрой, стала разносить обо мне разные мерзкие слухи.
Именно поэтому сейчас я не прониклась ситуацией совсем. Мне было все равно, получит ли она медаль или нет. А вот мои коллеги переживали за нее не на шутку. Одна из них спустилась к директору. Через минут десять она счастливая подбежала к нам.
– Все! Пошли писать за нее сочинение! Всех выпускай, а ее оставим. Будет переписывать.
В этот день до четырех часов три русоведа писали за «голубую кровь» экзаменационную работу. Отметка за экзамен была отличная, медаль ей вручили, а вот свою мечту она так и не исполнила. Ни в один элитный вуз не поступила. Выучилась на учителя истории.
Эту ситуацию я и припомнила директору.
– Но Вы же пересматриваете работы медалистов, я же это знаю, за некоторых медалистов учителя даже писали сочинения на экзаменах! Я в этой школе работаю, что тут скроешь! Прошу только поговорить с математиками и пересмотреть Янину работу!
– Никто и ничего пересматривать не будет. Я доверяю председателю комиссии. Она сильный учитель и достаточно компетентна! – отрезал директор.
Я несколько минут стояла после этого разговора в оцепенении, пока из кабинета снова не вышла Ирина Витальевна. Она подошла ко мне и приобняла.
– Не расстраивайтесь Вы так, я ей «5» в аттестат всё равно поставлю.
Я немного успокоилась, наивно полагая, что аттестат «особого» образца все ещё есть надежда получить. С 9 классами мне пока не пришлось работать и положения, по которому выдается такой аттестат, я не знала.
На педсовет с повесткой дня об окончании года, я шла с плохим предчувствием. Отчет классного руководителя 9 «А» класса начался с главного:
– У меня пять аттестатов особого образца, – торжественно начала Молчанова.
Я прислушалась внимательнее – должно же быть шесть!
– Одна не дотянула, не справилась! – прокричала с глубоким удовлетворением Янину фамилию классная.
В этот момент я с огромным трудом подняла на неё глаза – это был не только её звездный час! Она смотрела на меня в упор и смеялась. Это продолжалось несколько секунд, но мне эти секунды показались вечностью.
Коллеги сидели тихо: некоторые внимательно смотрели на меня, видимо, ожидая от меня истерики или скандала; некоторые, наоборот, избегали на меня смотреть.
После педсовета ко мне подошла Анна Николаевна.
– А Вы знаете, что Молчанова ко всем нам подходила и искала, кто согласится завалить Вашу дочь на экзаменах? Я её выгнала, между прочим. Терпеть её не могу!
– Я не знала. Такое трудно представить! Мне тяжело с ней бороться. У неё все друзья здесь, а я одна.
– Вы не одна. Я не уважаю таких людей, как Молчанова. В нашей школе есть ещё разумные люди.
– Да, только не заступился за Яну никто, кроме Вас и Светланы.
– Не надо меня хвалить, я тоже не заступилась. Нужно было этот вопрос поднимать, да нам всё некогда чужие проблемы расхлёбывать, а девочка такой стресс перенесла! Мы все виноваты! Мне стыдно за нас! Я помню, что работая ещё в первой школе, Молчанова тоже выбрала себе жертву и довела её до обморока, вызывали скорую. Девочка не выдержала.