Глетчер

Пролог

1998 год. Тульская область, посёлок Советский.

В лесной чаще, среди лип и берёз, колыхаемых порывами летнего ветра, шли двое мужчин в милицейской форме. Один из них курил сигарету без фильтра и то и дело сплевывал горькую слюну.

Бочкарёв был старший по званию и командовал этим звеном, в которое входил он сам и младший сержант Лиссов. Остальные несколько звеньев шли по правую и левую сторону от них, на расстоянии десяти метров. Поиски Натальи Озеровой шли уже четвёртые сутки. Красивая и молодая женщина, отправилась за грибами в лес, в одиночку, после чего не вернулась. Дома у неё остались сын Юра и её отец Владимир Иванович, дед шестилетнего Юры.

Этот лес на окраине посёлка «Советский» давно славился тем, что в нём пропадали люди и объяснение всегда было одно: «пьяный был, река прибрала, не иначе». Только никто не думал о том, чтобы дойти до реки, которая шла вообще в другой стороне, понадобится не один день.

И этот случай оказался не исключением. Но была и ещё одна версия исчезновения женщины, но её сразу отмели в сторону, как не состоявшуюся, так как человек выразил свои предположения в силу своей необразованности. А версия была такова, мол женщина у Олега в соседнем посёлке, своего любовника. Конечно это тут же проверилось, но не дало положительных результатов, более того, сам Олег опроверг какую либо связь с этой женщиной. Так что теперь оставалась только версия с рекой, к тому же после недавних затяжных проливных дождей она поднялась и вышла из берегов.

– Товарищ майор, – обратился младший сержант Лиссов к Бочкарёву. – Как думаете, куда могла запропаститься женщина, оставив при этом маленького сына?

– Чёрт его знает, Николай! – ответил майор. – Ты видишь обстановку в стране, бардак, бандит на бандите. Всё, что угодно могло случиться.

– То есть, вы не исключаете уголовку? – спросил Лиссов.

– Её Коля, никогда не нужно исключать, а наоборот, с неё начинать. Да, река то версия хорошая, да только мы с тобой целый день идём, а до неё ещё не дошли. Ещё с полкилометра пройдём и возвращаемся.

– Может её сам дед того!? – предположил сержант.

– Нет. Нет нужды ему в этом, мальчишка то на него останется, да и взволнован он, сам не свой. А вот то, что он чего-то не договаривает видно не вооружённым глазом.

– Так может в отделение его? – не успокаивался сержант.

– Слушай, что ты всё время категорично мыслишь. Ты свою эту радикальную методику на бандитах будешь отрабатывать. Дед молчит о чем-то, но это дела не касается. А может и касается, но косвенно. Ладно, всё, свисти всех, возвращаемся. Темнеет уже.

– Знаете товарищ майор, перед тем, как сюда ехать, я изучил так сказать особенности этого места. Некролог, уголовную колонку и всё прочее.

Так вот, люди тут периодически пропадали. Мужчины в основном, находили не всех, а если находили, то описывали их, как мумий. Высушенных. В середине восьмидесятых здесь пропали двое молодых парней, их так и не нашли. Я копнул ещё глубже и наткнулся в архиве на расследование НКВД в 1930 году. То есть, тогда люди тоже пропадали. А в соседних поселениях люди жаловались на порчу скота. Маньяк не мог столько прожить, если их конечно не целая семья, где знания передают по наследству. Так что странно это.

– Вот что, сержант, жанр Голливудского кино здесь не уместен, касты маньяков и так далее, ты не думай, кино тоже смотрим. И мистику сюда пришивать не стоит. Хотя, чем чёрт не шутит. Ну и что в расследовании НКВД говорится?

– Мало чего. Сожгли тогда этот колхоз, который назывался «Витязь», мол из-за вспышки какой-то инфекции. А позже, начали строить снова и теперь это посёлок «Советский».

– Что же это за инфекция такая, что целый колхоз сжечь, чума что ли? – кого-то неведомого спросил Бочкарёв.

– А люди говорят, что пропавшая никто иной, как ведьма, – сказал Лиссов.

– Ха, да любую бабу можно назвать ведьмой, – сказал Бочкарёв.

– Да тут другое. Говорят, что мальчик был особенный. Больной, сам не ходил, скрюченный был.

– ДЦП что ли? – спросил майор.

– Точно, оно самое. Говорят, что она с ним что-то сделала. Мол ритуал в лесу какой-то совершила. Люди то опешили, когда увидели совершенно здорового ребёнка.

– В таких местах всегда слухи да суеверия водятся, – ответил скептически майор. – Ты сам то ведьму когда последний раз видел? Ну вот и всё. Хватит на сегодня мистики.

– А ещё в соседних посёлках люди говорят, что у них орудует Чупакабра, мол скот портит.

– Так! – сурово посмотрел Бочкарёв на Лиссова.

Все возвращались уставшие, ноги не слушались, животы урчали, а мысли стопорились на этих основных физиологических процессах и потребностях. Они вышли из чащи, майор снова прикурил сигарету, сплюнул и сказал всем идти к машинам, оставил только сержанта. Они пошли к дому пропавшей женщины.

Дом стоял у самого леса, на отшибе, так, что можно шабаш устраивать, никто ничего не увидит. Сам дом был очень стар, такие строили ещё во второй четверти двадцатого века. Это было массивное строение из бруса, с отоплением на основе дровяного водонагревателя, с множеством окон. Фасад частично отремонтирован, шифер свежий, дом простоит ещё век, а то и больше.

Дед стоял на крыльце, погруженный в мысли, судя по его сморщенному лбу, они были мрачные. Когда милиционеры подошли к нему, он вышел из оцепенения и посмотрел на них.

– Владимир Иванович, я смотрю вы чем-то озабочены который день, может поделитесь своими мыслями? – спросил майор. – Понимаете, любая зацепка может помочь.

– А тут уже ничего не поможет сынок. Поздно. Слишком поздно. Не уберёг я Наташеньку.

– Скажите, а что стало с её мужем?

– Да разошлись они. Давно. Уехал он за границу. А что?

– Да так, в интересах дела, – сказал майор. – Вы держитесь. Мы делаем всё, что можем. Людей не хватает, сами знаете, что в стране происходит.

– В лесу этом, зло живёт, – сказал старик смотря на лес.

– Да вы что, сговорились!? – сказал майор и посмотрел на Лиссова.

Как только милиционеры ушли, Владимир Иванович бросился в дом. Забежал в кладовую, стал рыться в куче вещей. В сторону летели коробки из под обуви, старые вещи. Наконец-то, что он искал, попалось ему под руку. Старое охотничье ружьё, которое он когда-то купил, но стрелял из него лишь несколько раз, один из которых по банкам. Кладовая осталась не закрытой, свет полосой лился на деревянный вишнёвого цвета пол. Владимир Иванович взял патроны и посмотрел в окно на солнце, которое садилось оставляя остатки света на открытом от деревьев участке земли, покрытой уже отходившей травой. Затем его взгляд остановился на лесной чаще. Он перекрестился и отправился в дальнюю комнату, где мирным сном спал маленький Юра. У него был стресс, поэтому Владимиру Ивановичу приходилось давать ребёнку успокоительное, после которого он спокойно спал. Но всякий раз, когда мальчик просыпался, резал деду сердце вопросом, не вернулась ли мама. Владимир Иванович говорил правду с болью.

Мальчик крепко спал, но Владимир Иванович стал его трясти. Когда Юра проснулся и увидел обеспокоенного деда, в голову пришла только одна мысль, о том, что мама вернулась. Но дед почему-то взял его на руки и куда-то понёс.

– Дед, куда мы идём? – спрашивал мальчик, но дед молчал. – Дед, зачем тебе ружьё?

А принёс он его в кладовую, разгреб вещи и усадил в угол. Стал закладывать его вещами.

– Юра, ты должен пообещать мне, что не выйдешь отсюда до утра. Что бы не случилось, не выходи отсюда. Ты понял?

– Но почему? Что случилось? – спросил мальчик.

– Я обещаю, что потом всё расскажу, а теперь накройся этими вещами и сиди тихо. Утром я приду к тебе.

– Хорошо.

Владимир Иванович оставил в кладовой свет и закрыл дверь. Посмотрел в окно, там были уже сумерки. Он выдохнул, выключил телевизор и сел в мягкое кресло, достал из кармана патроны и зарядил ружьё. Затем снова перекрестился и посмотрел на часы, что висели на стене, они показывали 21:15. Страх детства вернулся. Он уже давно забыл о том, что рассказывала ему бабушка, когда он был маленьким, и что случилось с их колхозом, но теперь память вернулась.

Тишина угнетала, но делать было нечего, нужно ждать. Владимир Иванович точно знал, чего он ждёт, а точнее кого. Свет простой лампы, единственной из пяти в люстре, резал и сушил глаза, приходилось часто моргать и тереть их. Прислушавшись в сторону кладовой, он понял, что мальчик уснул. Он и так был сонный, а действие успокоительного наверное ещё не закончилось и он продолжил спать. Дети спят очень крепко и хорошо, и если порой их не будить, они проспят целые сутки. Эти мысли немного отвлекли Владимира Ивановича. Он снова глянул на часы, время застыло на отметке 22:30. Глаза щипало, наконец уставшие сопротивляться веки сомкнулись, голова повисла.

Внезапно послышалось движение за окном. Там определённо что-то было. Старик весь напрягся. На часах было 4:26. Он пристально смотрел в проём окна, во тьму, неизвестную и пугающую. Да, шорохи стали отчетливее. Владимир Иванович тихонько встал, на сколько это возможно в возрасте семидесяти шести лет и подошёл к окну. На улице ничего не было видно и ему пришлось выключить свет. Выключатель клацнул и он снова вернулся к окну и вгляделся во тьму, по земле стелился туман. Справа послышался шорох и его внимание было направлено туда. В следующий момент, Владимир Иванович отскочил от окна в испуге, сердце забилось, тело бросило в жар. Это была кошка. Вероятно она заприметила старика и решила поиграть. Старик выругался и снова включил свет, а когда обернулся, в другом окне стоял силуэт, он заглядывал в окно. Эти огромные красные глаза смотрели на него холодом, в них не было ничего, кроме ужаса. Владимир Иванович направил на гостя ружьё. На чердаке что-то загромыхало, отвлекая старика. В следующий момент, когда его внимание вернулось к окну, в нём уже никого не было.

Старик побежал к другому окну, ничего, затем к другому, то же самое. Существа нигде не было. Существа сотканного из тьмы и ужаса веков, с синюшно-бледной кожей и торчащими клыками. Владимир Иванович смотрел в эти глаза, холодные и внушающие ужас, он верил своим глазам. Сердце сжималось от безвыходности, отчаяния и страха. Но нельзя бояться, так говорила его бабушка, когда он был маленьким. Он рванул на груди рубашку, пуговицы полетели по полу, стал нервно щупать грудь.

– Крест, где же мой крест? Убирайся отсюда! – крикнул старик. – Я тебя не боюсь!

По стеклу что-то заскрежетало, Владимир Иванович посмотрел на окно, существо смотрело на него, а потом снова исчезло. В коридоре послышался скрип, тут старик вспомнил, что в суете не запер дверь. Что были силы он рванул в коридор, но было уже поздно. Дверь медленно открывалась, показались кривые и синюшные пальцы с грязными и длинными когтями.

В следующий момент, дверь с грохотом отлетела в сторону. Существо рвануло к нему и заключило в свои крепкие и ледяные объятия. Внутри всё зажгло, как будто там горел бензин. Существо отшвырнуло его. Старик открыл глаза, увидел ружьё рядом с собой и поднял его. Направил дуло себе в подбородок и в следующий момент, он увидел Наташу, свою дочь и мать внука. Её глаза светились красным, а кожа была бледной, она хотела остановить его, но было поздно, палец спустил курок и утреннюю тишину нарушил выстрел. Кровь брызнула на потолок и стены. Тело замертво упало с грохотом на пол. Где-то далеко пели петухи, влажный воздух доносил их крики, а на горизонте вспыхнула полоса. Существа попятились в лес.

Юра проснулся от выстрела и поспешил вылезти из кладовой. То, что он увидел в следующий момент, навсегда отпечатается в его памяти. Комната в крови, дверь настежь, в коридор крадется ещё холодный свет, а дед лежит в луже собственной крови с развороченным лицом.

***

Обнаружили это всё милиционеры, которые приехали на поиски Натальи Озеровой. Мальчик был напуган, ни к кому не подходил. Принято было найти отца Юры, вскоре он прилетел. С документами на опеку проблем не возникло, их сделали очень быстро, никто не хотел брать на себя обузу. Единственное нарекание, которое было объявлено отцу мальчика, это то, что он должен жить на территории России. Конечно же это очень расстроило нынешнюю супругу Виктора, но что поделать, родной сын. Отец забрал его в город.

– Странно всё это, – сказал сержант, когда тело Владимира Ивановича погрузили в специальную машину. – Мать исчезает, дед стреляет в себя. Место какое-то аномальное.

– Опять ты за своё, – возразил майор.

– Не верю я, что это простое совпадение товарищ майор.

– А что там в отчётах НКВД сержант?

– Люди давно пропадали здесь. По словам местных жителей, нечистая тут живёт. Некоторых детей находили ни живыми, ни мёртвыми. Будто всю жизнь из них высосали. В отчётах сказано, что местные в силу своей необразованности говорили, что это вурдалаки.

– В стране вурдалаков и так хватает, вон они везде сержант, – ответил Бочкарёв. – Да, тяжело мальчугану пришлось. Как бы психологической травмы не случилось.

– Кажется мне товарищ майор, что это ещё не конец.

Двенадцать лет спустя

Тёплый летний вечер стелился над землёй. На поляне, в пригороде играла тяжёлая музыка. Шестеро ребят распивали пиво после концерта своей группы «Труп» в одном из городских клубов и дёргали головами в такт музыке. Все они были одеты в чёрное, кожаные куртки, высокие ботинки, чёрные футболки с пентаграммами, длинные волосы. На концерте они играли песни таких групп, как Behemoth, Emperor, Gorgoroth, и соответственно копировали их поведение. Грязное звучание электрогитар, искусственная кровь, перевернутые распятия и всё в таком духе. Это мероприятие собрало в клубе около тридцати единомышленников, что для них было фурором. Ведь эти люди понесут о них молву, распространят видеозаписи.

Это место они называли «место шабаша». Ребята увлекались Блэк-металом, верили в Дьявола. Лозунг «аве сатана», звучал после каждого глотка пива. А создал это место парень по прозвищу Глетчер, вокалист группы. Двенадцать лет назад он видел смерть и верил, что он избранный. Остальные ребята его побаивались из-за его мрачных идей. Однажды, когда ему было десять, он поймал бездомную кошку и прибил её к столбу. Другие ребята критиковали его за это, на что он ответил таким же деянием, только на этот раз он прибил соседскую собаку. Но эти деяния были лишь с его слов, никто этого не видел. Он просто хотел быть в глазах других злым и беспощадным, чтобы его боялись. На самом деле, он просто привязал тех животных, а после отпустил. Единственное, чем подтвердилось жестокое обращение с животными, это то, что соседская собака пропала, через день после этого. Ребята рассказали всё классному руководителю в школе, которого это повергло в шок. Татьяна Николаевна, учитель с двадцатилетним стажем пыталась поговорить с Юрой, учитывая то, что с ним произошло повлияло на его психику. Но тот лишь фыркал носом и смотрел злобным взглядом исподлобья, на что учитель оставил всякие попытки переубедить мальчика.

Дальше начался блэк-метал, спиртное и все вытекающие оттуда последствия. В целом музыка этого жанра не плохая, просто некоторые люди склонны воспринимать её слишком глубоко и серьёзно, буквально верить в те вещи, которые там воспеваются. Юра был из таких людей. В пятнадцать лет он пытался поджечь небольшую церковь, но его поймал сторож. Однажды, он рассказал друзьям о том, что хотел бы записать настоящие вопли боли на диктофон, и думал использовать эту запись когда-нибудь в музыке группы. Сверстники его боялись, а от противоположного пола не было отбоя. (Психи всегда обаятельны).

В пятнадцать лет у него был первый половой акт с Алёной, девушкой с соседнего двора, в подвале её дома, на старом диване, который туда кто-то притащил чтобы не выкидывать. Она сопротивлялась, конечно наиграно, но потом поняла, что это бесполезно и расслабилась. Впрочем, она сама этого хотела, он ей нравился, но она не хотела показаться доступной. Но потом, когда Юра во время акта достал нож и порезал себе палец, а затем стал капать кровью на её грудь, она его скинула с себя. Ей стало отвратительно, а удовольствие сменилось рвотным рефлексом. Об этом она не говорила никому, Юра тоже и даже попросил прощения. Несколько месяцев они встречались и часто закрывались наедине в том самом подвале. Потом ему с другом по прозвищу «Фауст» удалось собрать музыкальную группу. Алёна приходила к ним в гараж, но Юра не обращал на неё внимания и она порвала с ним.

Отец Юры прилагал неимоверные усилия, чтобы парень вырос нормальным человеком, но все его попытки заканчивались тем, что Юра хватал нож и начинал наносить себе увечья на запястьях. Тогда и отец перестал его трогать, пуская на самотёк. Отец не винил его за вспыльчивость, ведь мальчишка перенёс такое, какое не всякий взрослый сможет перенести и забыть.

В тот период Юру и прозвали Глетчером, из-за ответа на самостоятельной работе по географии. Учитель Ирина Сергеевна, спросила о том, как образуется Глетчерный лёд, на что тот ответил, что не знает, но знает классный Джин под названием Глетчер. Класс смеялся, а он смотрел строгим взглядом на Ирину Сергеевну, ещё молодую, стройную и красивую женщину, с роскошными красными волосами и голубыми глазами, у которой от его взгляда мурашки бегали по коже.

Сейчас на «месте шабаша» было весело всем, парни тащились от загробных и тёмных текстов и гитарных тяжёлых рифов. Сегодня у них был новенький в банде, совсем недавно приехавший из средней Азии восемнадцатилетний парень по имени Серёжа, но звали его все по прозвищу – Джинн . Да, дело в том, что отец у него русский, а мать узбечка. Парень имел обширные познания в блэк-метале и в какой-то степени другие ребята его приняли тепло и серьёзно. Он даже затмил Глетчера, у которого в свою очередь возникла к нему неприязнь. Они часто ссорились и противоречили. Джинн предлагал свои тексты, но Глетчеру они не нравились и казались слишком сырыми и мягкими. Тогда Глетчер предложил ему пройти испытание, если он хочет тусоваться с ними, которое они все прошли.

– Круто мы отыграли, крутейший концерт был, – сказал Фауст.

– Ты готов? – спросил Глетчер Джинна. – Только избранные через это пройдут.

– Да, готов Глетчер, – ответил парень.

Испытание называлось не затейливо «гроб». А суть заключалась в том, что посвящённый ложится в пустой гроб, который заколачивают на несколько гвоздей и опускают в землю, присыпая его землёй. Гроб ребята сколотили сами, обшили изнутри и снаружи тканью, чтобы в щели не попадала земля. Придумал этот ритуал сам Глетчер.

Ребята взялись за лопаты. Они закапывали гроб всякий раз в землю, чтобы его никто не видел, не стащил или не выбросил. Согласитесь, гроб лежащий на поляне, непонятно откуда взявшийся, вызовет много вопросов.

Наконец гроб был извлечён из земли. Ткань чёрного цвета, уже изрядно изъеденная насекомыми, была вся перепачкана грязью. Глетчер вскрыл гроб, в нём засуетились подземные жители: черви разных видов и прочие насекомые.

– Ооо, твою мать! – сказал с отвращением Джинн. – Может ну его?

– Нет, ты должен, – сказал Глетчер.

Гроб отчистили. Джинн переборол себя и с лёгкостью лёг в него. Фауст и Глетчер принялись заколачивать. Джинн почуял на затылке неприятный холодок, словно дыхание смерти.

– Как ты там? – спросил Глетчер.

– Нормально, – ответил Джинн.

– Готов к погружению? – спросил Фауст.

– Да.

– Ребята, опускаем, – скомандовал Глетчер. – Сейчас ты почувствуешь поцелуй смерти.

Ребята аккуратно на верёвках опустили гроб в яму и стали закапывать. Закапывать было принято не сильно, но в этот раз они перестарались и присыпали больше обычного.

Джинн почуял неладное лёжа в тесном и душном гробу. Уши стало давить, паника постепенно нарастала. Пять минут показались вечностью. Время будто остановилось, а предстояло пролежать ещё пять минут.

– Глетчер, может хватит? – сказал Фауст глотнув пива.

– Нет! Ещё рано! – резко ответил Глетчер. – Он должен прочувствовать как следует, какого быть мёртвым.

– Да ты совсем сошёл с ума, он же задохнется. Ребята, достаём его.

– Я сказал ещё рано! – закричал Глетчер и схватил за грудки Фауста. – Этот полукровка вообще не достоин жить. Приехал сюда и заявляет свои права на стаю.

– Какая стая, ты тронулся. Достаём его.

– Не зли меня! – одернул Фауста Глетчер.

Джинн стал понимать, что воздух заканчивается. Паника усилилась. Парень стал стучать по крышке гроба и кричать. Фауст это услышал и бросился в яму, но Глетчер вытащил его и ударил два раза по лицу, разбив парню нос и губы.

– Слушай, пошёл ты Глетчер! – кричал Фауст. – Я ухожу на хрен отсюда. Я не при делах. Ты псих. У тебя что-то с башкой.

– Ну и вали, трус. Показушник, – крикнул Глетчер.

Ребята пошли вслед за Фаустом. Глетчер смотрел им в спины с гримасой презрения. Спустя пару минут, он посмотрел на яму и как ни в чём не бывало, пошёл прочь.

Джинн бился в истерике в гробу, дышать было всё трудней. Но наконец он услышал, как его откапывают. Но гроб не достают, а пытаются оторвать крышку. Яркий свет ударил в глаза, парень жадно хватал воздух, который обжигал лёгкие. Наконец он привык к свету и разглядел лицо Фауста. Тот помог ему выбраться. Джинн плакал, лицо было испачкано землёй вперемешку со слезами и соплями. Штаны были мокрые.

– Как ты? – спросил Фауст.

– Н-н-нормально, – заикаясь ответил парень.

– Не могу поверить, что он оставил тебя там. У него совсем плохо с головой.

– ААА… Сссзади! – крикнул Джинн, но Фауст не успел обернуться.

Глетчер всё это время сидел в кустах и наблюдал за происходящим. Потом резко выскочил и ударил Фауста по затылку, тот упал, а он стал добивать его до тех пор, пока тот не потерял сознание, а затем переключился на Джинна. Глетчер сунул руку за спину и достал нож, медленно приближаясь к парню, который пятился назад.

– Пожалуйста, не надо, – умолял Джинн. – Прошу тебя, успокойся.

– Ты грязная свинья, ты за всё ответишь. Иди сюда.

– Нет, пожалуйста… аааа… что ты делаешь… мне больно…

– Это тебе на память, – сказал Глетчер и ушёл прочь.

Джинн протёр кровь на груди, которая бурно текла из раны и увидел не ясный контур фашистской свастики.