000
ОтложитьЧитал
Кролики
У меня есть немалый опыт общения с одержимыми людьми. Одержимыми по-разному. В том числе людьми с зависимостями. Мой школьный друг Тимур в десятом перешёл с лёгких наркотиков на тяжёлые. Его любимая сказала:
– Если ты не завяжешь, я уйду.
Он ответил:
– Если ты уйдёшь, я повешусь.
Он не бросил.
И они оба выполнили свои обещания.
Через пару лет Тим приснился мне. Он шёл следом по Сумской2 и что-то бормотал под нос. Я кинулся к нему: “Ты жив?” Но он только смотрел сквозь меня и говорил тихо что-то неразборчивое. Я попытался его обнять и не смог. Не потому, что он был бесплотным, а потому, что промахивался. Я загребал воздух, а он оказывался на шаг дальше, или левее. Так я и не узнал, о чём он думал, когда совал свою умную голову в петлю, что его толкало: желание доказать или тоска, не дающая жить.
В нашей группе в ПТУ тоже были друзья с такой зависимостью, Вадик и Владик. До шприцей дело тогда ещё не дошло, но в некоторых специфических областях ботаники они разбирались на отлично. В отличие от Тима, на самом деле умного, думающего парня, Вадик с Владиком горя от ума не знали. Может, поэтому они тогда веселились в колхозе, а не лежали на Мекензиевых горах3.
За прошедший день мы от души намахались и накидались виноградом на свежем воздухе. Бессонница нас не мучала. Только служивые вырубили свет, вырубились мы. Под тихое урчание перловки с мясом белого медведя в животах, мы бегали по бесконечным рядам ркацители за весело повизгивающими электромонтажницами, кидались в них спелыми гроздьями винограда, а они в нас тем, во что были одеты. Сон, похожий на райские кущи выполнившего свою шахаду воина, разорвал истошный вопль:
– Кролики!!! Лови их!
Я подскочил и врезался головой в багажную полку, вокруг заворочались соседи. Опять вопль, из другого конца вагона:
– Вон он! Лови!!!
Топот ног. В коридоре возле нашего “купе” появилась щуплая фигура. За спиной в окне висела круглая луна, я видел только силуэт. Неизвестный почесал затылок и изрёк:
– На этой грядке я уже урожай собирал.
И ускакал в другой конец вагона.
Мой друг Ванька, который позже стал местным лидером в секте харизматов [я не в курсе, как они друг друга называют] с размаху долбанул пяткой в стену и заорал:
– Эй, командиры, у нас кто-то с катушек слетел.
Пара наших служивых спала в купе проводника, единственном месте, которое закрывалось сдвижной дверью, поэтому начало представления они благополучно проспали. В вагоне зажглись плафоны. Взъерошенная голова Владика появилась в проёме нашего “купе”. Он внимательно осмотрел пол, поднёс к губам палец:
– Т-с-с!
Мы замерли…
Осторожно, на носочках, он вошёл между полок, застыл. Коршуном бросился на что-то вниз, на пол, по пути врезался башкой в стол. Удерживая под своим скрюченным телом воображаемую добычу, он заголосил:
– Вадя-а-а! Я его поймал!
Ваня свесился с полки, спросил ласково:
– Владик, покажи нам, что там у тебя? Кого ты поймал?
Владик повернул к нему голову и сказал обиженно:
– Я тебя, Настён, ещё не простил!
И опять уткнулся лбом в грязный пол.
Мы скрутили обоих, стянули им руки ремнями. Что с ними делать никто не знал. Решили: пусть сидят, к утру может отойдут. И только погасили свет, на площадку перед нашими вагонами вкатила скорая.
Миша, один из наших служивых обречённо покачал головой:
– Картина Репина «Приплыли»… Стуканули. Нарколожка прикатила.
– И что теперь? – Спросил кто-то.
– На учёт поставят и исключение. И на всю жизнь испорченная справка из ПНД4.
Миша быстро оценил обстановку.
– Вань, – выбрал он самого здорового, – откати дверь в конце.
В вагоне мы занимали две трети его длины, оставшаяся треть была совсем разгромленной, без окон, со следами пожара. Проход к ней был перегорожен снятой купейной дверью. Ваня открыл проход мы впихнули туда связанных товарищей, уложили на пол. Их, кажется, начало отпускать. Пацаны лежали на полу и молча таращили на нас глаза.
– Закрывай! – Скомандовал Миша. Дверь темницы захлопнулась. Буквально через минуту в вагон вбежал Ситыч:
– Всем на построение! – закричал он.
Мы потопали на выход.
_Я вспоминаю нашего мастака, и думаю, сейчас бы ему здорово прилетало за внешнее сходство с Джо Байденом. Вылитый американский президент, только вместо пересаженной неясно откуда шевелюры – редкие кудряшки на розовом черепе.
Мы построились, по бокам от нас встали шеренги из соседних вагонов. Мастера устроили перекличку. Из первого санитары вывели двух пацанов. Оба ловили на себе каких-то насекомых.
– Прикинь, – толкнул меня кто-то из наших, – наши хоть кроликов ловили, а эти блох.
Ситыч повернулся на шёпот. Миша, не дожидаясь, рявкнул:
– Р-разговорчики в стр-рою!
Наступила тишина. Первая группа пересчиталась, двоих бедолаг упаковали в РАФик5.
Ситыч развернулся к нам со списком. Лампа, висящая на растяжках над нашей площадкой, давала слишком мало света. Он стянул очки с носа и, держа их перед списком, начал зачитывать фамилии.
– А… Аби… Абигайлов?
– Я!
– Бак… ла… нов?
– Я!
– Бе-е… не… диктов?
– Я!
Когда дошла очередь до фамилий наших ночных охотников, кто-то из второго ряда тоже крикнул:
– Я!
– У меня все на месте. – Развёл руками Ситыч.
Один из медиков посмотрел на нас с сомнением, залез в вагон, но вглубь заходить не стал. Провели перекличку и в третьем вагоне, новых нарушителей не обнаружили. РАФик с горемыками укатил на хутор Пятницкого6
– Орлы! – потряс кулачком Ситыч нашей шеренге. – Мои бойцы за здоровый образ жизни!
– Радстратьсятащмастер! – Лихо проорал Миша в ответ и счастливый Ситыч пошёл досматривать сон.
Утром Вадик с Владиком бегали по вагону со слезами на глазах:
– Пацаны, вы настоящие… Настоящие…
Выговорить, кто мы “настоящие…” от избытка чувств у них так и не вышло. Миша поймал обоих, обнял за шеи по-отечески, так, что на дурных лбах вены повздувались.
– Ну, что, – сказал он, – теперь вы у нас “Кролики”. И вам круто повезло. Если б вас штырило так же, как соседей, стали бы “Блохами”.
С тех пор никто кроме как “кроликами” их не называл.
А потом я решил стать виноградарем-ударником, потому что, только перевыполнив план, можно было уехать на выходные домой, а Светка Дейчева, оказалась не против со мной погулять по Севастополю.