Похититель ангелов

Глава 1

Он открыл глаза и удивленно посмотрел по сторонам, не очень понимая, где находится. Постепенно его взгляд стал более осмысленным, а губы скривились в горькой усмешке: «Вот и все, – рукой он стер выступивший на лбу холодный пот, – яблочко созрело»…

Начало июля выдалось урожайным на комаров. На середине реки их было чуть меньше, чем у берега, где они кружили над зарослями прибрежного ивняка серыми тоскливо гудящими тучами. Однако и вдали от берега их тоже хватало. Бесцельно кружа над водной гладью, они неожиданно резко меняли направление своего полета и устремлялись к жертве. Очевидно, их привлекал запах пота. День был жаркий, и, страдавший лишним весом, Петр Александрович изрядно потел. Когда ему становилось совсем невмоготу от нещадно припекавшего солнца, он наклонялся за борт, набирал одну за другой несколько пригоршней прохладной речной воды и выливал прямо себе на голову и покрасневшие искусанные плечи. На какое-то время ему становилось легче, а затем все повторялось по новому кругу. Слабенький трехсильный моторчик равномерно тарахтел, разрывая нависавшую над рекой тишину. Особых усилий от него не требовалось, лодка и так шла по течению.

Рация ожила именно в тот момент, когда Петр Александрович в очередной раз погрузил руку в мутную воду. Мужчина вздрогнул и торопливо разогнулся, в спешке ударившись локтем о металлический борт лодки.

– Я здесь, здесь. – Петр Александрович выхватил рацию из ящика для инструментов. – Слушаю вас.

– Бери правее и причаливай к берегу. – Голос в рации, очевидно пропущенный через модулятор, казался неживым. – Метров через сто увидишь флажок, вот на него и держи.

– Хорошо, хорошо, я сейчас, – засуетился Петр Александрович, – я сейчас все сделаю, подождите.

Рация ничего ему не ответила, невидимый собеседник уже отключился. Петр Александрович взял немного правее и вскоре заметил воткнутую в каменистый берег прямо у кромки воды кривую, чуть выше метра палку, к которой была привязана цветастая тряпка, судя по всему, обычная наволочка. Очевидно, это и был тот самый флаг, о котором говорил неизвестный. Лодка коснулась дна и стала, немного не дойдя до берега.

– Ну и что сидим? Боимся ножки замочить? – поинтересовался все тот же бездушный голос из рации.

Петр Александрович неловко перекинул ногу за борт, лодка угрожающе качнулась. Он поспешно перекинул вторую ногу и спрыгнул в воду.

– Пакет не забудь, – приказал голос.

Петр Александрович с трудом дотянулся до лежащего на дне лодки ящика с инструментами и достал из него увесистый сверток. Затем, потянув за собой лодку, он с трудом выбрался на берег и огляделся по сторонам.

– Рядом с флажком – ящик, – подсказал голос, – положи в него пакет и защелкни замки.

Металлический ящик, очевидно, был сделан на заказ. Запечатанная в целлофан упаковка с двадцатью банковскими пачками стодолларовых купюр идеально в нем поместилась, не оставив места ни для чего другого. Петр Александрович захлопнул крышку ящика и с трудом, попутно сломав ноготь на большом пальце правой руки, защелкнул оба замка.

– Молодец, – похвалил голос из рации, – флажок кинь в речку, пусть плывет.

Петр Александрович послушно выполнил очередное указание.

– Замечательно, – одобрила рация, – а сейчас ты садишься в лодку и гребешь туда, откуда приплыл.

– Так моторка же, – недоуменно пробормотал Петр Александрович.

– Вот мотором и гребешь, – огрызнулся голос, – если увижу, что оглянулся, минус палец. Это понятно?

– Понятно, – кивнул рации Петр Александрович, – а когда я увижу Дашу?

– Как только, так сразу, – в неживом голосе послышалась насмешка, – как только мы окажемся на безопасном расстоянии друг от друга и я пойму, что с деньгами все в порядке… С ними же все в порядке?

– Да, да, конечно. – Кадык Петра Александровича судорожно дернулся.

– Ну вот тогда и жди. Будет все хорошо, к вечеру получишь свою Дашу.

– С ней точно все хорошо? – торопливо задал еще вопрос Петр Александрович, опасаясь, что его собеседник вновь отключится, на этот раз уже навсегда.

– Нормально, – отозвался голос, – в отличие от тебя она на суше. Все. Бросай рацию в воду. Она тебе не нужна больше.

– Как бросать? – опешил Петр Александрович.

– Считаю до трех, – холодно отозвалась рация. – Один…

Человек в лодке испуганно отшвырнул рацию в воду. На какое-то время стало тихо. Затем нехотя, со второй попытки, завелся мотор, и лодка медленно двинулась вверх по течению, туда, откуда она и приплыла несколько минут назад. Через некоторое время моторка скрылась из виду за поворотом реки, и сидящий в ней человек уже не смог бы увидеть пологий берег, на котором в закрытом на два замка металлическом ящике остались лежать двести тысяч долларов – сумма, которую Петр Александрович был готов уплатить за освобождение своей внучки Дашеньки, похищенной три дня назад. Впрочем, Петр Александрович так ни разу и не обернулся. Он не хотел попусту злить похитителя.

Не успела лодка с оставившим на берегу деньги пожилым мужчиной скрыться из виду, как заработала лебедка. Лебедка была аккумуляторной, и шума ее двигателя человек в лодке услышать никак не мог. Металлический трос, протянутый от лебедки по дну реки и незаметно привязанный к стальному ящику с деньгами, натянулся. Ящик, словно нарисованная сумасшедшим художником-кубистом гигантская лягушка, прыгнул в воду. Стоявший на другом берегу человек взглянул на часы. Если все пойдет по плану, примерно через три минуты чемоданчик с деньгами вынырнет из воды прямо у его ног. Мужчина прислушался, натужный гул толкающего лодку против течения моторчика становился все тише. Он нахмурился, но через несколько мгновений черты его лица вновь разгладились. Никаких посторонних звуков. Ни рева скоростных катеров, ни вертолетного рокота. Только равномерно гудит работающая лебедка.

Стальная лягушка сделала еще один прыжок, на этот раз из воды, и замерла. Мужчина действовал быстро. На то, чтобы отцепить чемоданчик, ему потребовались считаные секунды. Еще через несколько мгновений лебедка вместе с намотанным тросом полетела в воду. Мужчина заранее присмотрел место поглубже, теперь лежащий на дне кусок железа увидеть с берега или даже находясь прямо над ним в лодке будет почти невозможно. Лебедку, конечно, было жалко, она могла еще пригодиться, да и стоила весьма недешево, однако тащить на себе такую тяжесть означало неизбежную потерю в скорости. А скорость сейчас решала все. Схватив чемоданчик, мужчина бросился прочь от берега и вскоре исчез в тайге.

Скрывшаяся за изгибом реки лодка Петра Александровича продолжала свое неспешное движение вверх по течению. Сам Петр Александрович – крупный, немолодой мужчина лет шестидесяти – впал в задумчивое оцепенение. Прожив уже достаточно долгую жизнь и будучи от природы человеком неглупым, подтверждением чему, несомненно, служила занимаемая им уже семь лет должность мэра города Нижнеярска, Петр Александрович понимал, что сделал ошибку, очевидно, самую большую в своей жизни.

Рев моторов скоростных катеров и рокот вертолетных лопастей послышались почти одновременно, но все же вертолет появился первым. Пройдя совсем низко над водой и заставив человека в лодке судорожно ухватиться за борт своего закачавшегося на волнах суденышка, пилот описал большой круг над тайгой и завис в воздухе в паре сотен метров от Петра Александровича. Понимая, что появление вертолета не могло остаться незамеченным и уж точно не услышанным преступником, Петр Александрович отчаянно замахал руками, пытаясь показать летчику, что лететь надо дальше, вниз по течению, туда, где он не так давно оставил заготовленные для похитителя деньги. Понять из его жестикуляции было ничего невозможно, поэтому пилот лишь недоуменно пожал плечами и описал еще один большой круг над тайгой, давая возможность прильнувшим к иллюминаторам бойцам группы захвата попытаться что-нибудь увидеть сквозь густые кроны деревьев.

Два быстроходных катера с ревом выскочили из-за вдававшегося далеко в воду песчаного мыса и устремились к лодке Петра Александровича. Сильные руки мигом втянули мужчину на борт одного из катеров.

– Ты куда пропал, Петруха? А ты чего голый? Что с рацией? – Такой же полный, как и сам Петр Александрович, мужчина в форме подполковника полиции, вытирая капли пота со лба, сыпал вопросами. – Мы тут уже с ума все сходим.

– Это вы с ума сходите? – Лицо мэра Нижнеярска неожиданно перекосилось от злобы. – Это я с ума сошел, Гриша, когда твои советы стал слушать. Он меня раздеться заставил и вашу рацию утопить. – Если что с Дашкой случится, запомни, я тебе этого не прощу. Ни в жизнь не прощу, ты слышишь меня, Гриша?

– Ты успокойся, Петр, – нахмурился начальник районного управления внутренних дел Григорий Алексеевич Алябин, – в вертушке группа с собаками. Куда он от них денется? Давай показывай, где высаживаться.

Обе выпрыгнувшие из вертолета овчарки уверенно взяли след и так же уверенно рванули каждая в свою сторону.

– Видишь, как, – прокомментировал Григорий Алексеевич, – пришел он с одной стороны, а отходил в другую. Не зря мы сразу двух собак взяли. Скоро отбегается.

Петр Александрович угрюмо промолчал, глядя в след стремительно рванувшим в заросли упитанным псам и последовавшим за ними не менее упитанным полицейским.

Пробежав метров двести по прямой, одна из овчарок постепенно начала забирать немного влево; в это же время другая группа, следуя за второй собакой, постепенно смещалась вправо. К своему взаимному удивлению, обе группы встретились примерно посредине длинной, вытоптанной ими дуги. Однако, если овчарки отреагировали на встречу достаточно флегматично, всего лишь обнюхав друг друга и пару раз вильнув длинными хвостами, следовавшие за ними люди восприняли произошедшее весьма эмоционально.

– Петлю сделал. – Один из кинологов смачно выругался и обернулся к командиру группы: – Мы с Рондой сейчас еще раз пройдем, может, он где в сторону отскочил, но похоже, надо другой берег смотреть.

Поиски на другом берегу особых результатов тоже не принесли. В паре сотен метров от берега удалось обнаружить отпечаток велосипедной шины. Некоторое время похититель, если, конечно, это был его след, двигался по краю недавно расчищенной просеки, затем свернул на чуть заметную, но все же позволяющую перемещаться на велосипеде тропинку. Судя по всему, он неплохо знал здешние места. Поняв, что операция по поимке преступника идет не по плану, Алябин был вынужден связаться с областным управлением и запросить помощи. В течение часа на всех дорогах появились усиленные посты, проверявшие все машины без исключения. К этому времени велосипед, точнее его обгоревший каркас, был уже обнаружен на краю леса, недалеко от тянувшейся сквозь тайгу разбитой грунтовки, по которой изредка ездили лесовозы. К несчастью преследователей, всего через три километра грунтовка выходила на местную асфальтированную дорогу, по которой можно было уехать в любой из десятков дачных поселков, окружавших райцентр, либо еще через пять километров выехать на федеральную трассу. Ближе к вечеру стало очевидно то, что Петр Александрович понял, еще сидя в лодке: операция по захвату преступника с треском провалилась.

Закрыв ворота, он некоторое время стоял неподвижно, подставив лицо заходящему солнцу. День выдался хлопотным, и больше всего сейчас он хотел принять душ и, усевшись в кресло, выпить баночку холодного пива. Однако прежде всего надо было убедиться в том, что все хлопоты были не напрасны. Спустившись в погреб, он включил переноску. Света одинокой лампочки было вполне достаточно для столь небольшого пространства. Он взял чемоданчик с деньгами и поместил его в специально изготовленную стальную камеру размером примерно метр на метр. И чемоданчик, и камеру он в свое время придумал и смастерил сам, прочитав на одном из сайтов о том, что современные GPS-метки, или так называемые маячки, бывают совсем микроскопических размеров и могут быть запросто спрятаны в пачке купюр, а что самое отвратительное, их сигнал определяется через спутник, а это значит, нет безопасного расстояния, на котором тебя не могут засечь преследователи. Однако на том же сайте достаточно подробно было разъяснено, что такое экранирование и как с его помощью можно этот самый маячок сделать абсолютно бесполезным. Будучи человеком основательным и не доверяющим на слово никому, в особенности Интернету, он купил GPS-метку и установил на свой смартфон соответствующую программу. Провозившись несколько дней в гараже, он остался вполне доволен и достигнутым результатом, и тем, что сайт не наврал. Ложь он не терпел с детства, с тех пор, как его родители, лучше которых, как ему казалось, на свете никого не было, вдруг разошлись и отец начал жить отдельно. Очень долго он не мог понять, как может быть так, что люди, которые столько лет улыбались друг другу и, возвращаясь из кино, держали его за руки, вдруг стали чужими. Настолько, что уже не могли жить вместе несмотря на то, что он их об этом очень просил. А потом он понял. Они обманывали. Все это время они лишь притворялись, что любят друг друга, а раз так, то вполне может быть, что они притворялись и продолжают притворяться, что любят его самого. То яркое, хоть и безрадостное детское открытие осталось в далеком прошлом, но неприятие лжи во всех ее проявлениях сохранилось в нем до сих пор.

Поместив чемоданчик в камеру, он закрыл дверцу и просунул руки в два круглых окошечка, аккуратно вырезанных в боковых стенках камеры. Небольшое, закрытое толстым небьющимся стеклом окошечко позволяло ему все видеть. Открыв сначала одну тугую защелку на чемоданчике, затем другую, он на мгновение замер, разглядывая упаковку с деньгами. Двадцать пачек по десять тысяч долларов. Сколько же это будет по нынешнему курсу? Миллионов тринадцать выйдет, да еще с хвостиком. Хорошее вознаграждение за все хлопоты, достойное. Он улыбнулся и перочинным ножом вспорол плотный целлофан. Конечно, в этот раз он изрядно потратился, впрочем, ненамного больше, чем обычно. Что поделать – прежде, чем получить денежки, надо сначала их потратить.

Положив нож, он вытащил из упаковки пачку купюр и разорвал перетягивающую их бумажную банковскую ленту. Улыбка исчезла с его лица. Денег в чемодане не было. Вместо них в чемодане лежала умело изготовленная «кукла». С подобным ему сталкиваться еще не приходилось. Он даже немного растерялся от неожиданности и, сам не зная зачем, начал судорожно доставать одну денежную пачку за другой и срывать с них упаковку.

Рвануло на третьей пачке. Раздался негромкий хлопок, и из его рук вырвалось ярко-красное облако. Он испуганно отшатнулся и попытался было отступить назад, но руки, засунутые по самые локти в экранированную камеру, не позволили ему этого сделать. Он освободил вначале одну руку, затем другую и удивленно уставился на них так, словно за то время, что они находились внутри стального ящика, какой-то волшебник неведомым образом незаметно подменил их, ну или, как минимум, поменял местами. На самом деле обе руки были на месте, вот только обе они по самые локти были покрыты яркой, как он догадывался, несмываемой краской.

– Вот значит, как! – Он возмущенно поднял руки перед собой и сжал красные резиновые кулаки, словно готовящийся к схватке боксер. – Удивить меня решили? Считайте, что удивили. Теперь моя очередь.

С чемоданчиком он всегда работал в перчатках. Самых обыкновенных тонких латексных перчатках, натянутых поверх рукавов водолазки.

Он всегда понимал риски того дела, которым занимался. В том числе риск того, что чемоданчик попадет в руки тех, кто пока безуспешно охотится на его владельца. А это означало одно – никаких следов. Ни отпечатков, ни капель пота, ни выпавших волосков. Ничего. И вот сейчас, благодаря этому нехитрому правилу от взрыва патрона с несмываемой краской пострадала только его одежда. Хотя… Мужчина недовольно покачал головой. И чемоданчик, и камера наверняка полностью залиты этой краской. Да уж, мало ему утренних хлопот, так еще теперь надо узнавать в Интернете, чем смывается несмываемая краска. Наверняка ацетоном оттереть можно. Вот только сколько времени это займет?

Мужчина осторожно, чтобы не перемазаться, стянул с себя перчатки, а затем и водолазку. Одежду все равно придется сжечь. А сейчас, прежде чем начинать всю эту явно муторную возню с ацетоном, надо выпить кофе и немного отдохнуть. Перчаток, слава богу, у него много, потом можно будет надеть другие.

Остро наточенный нож в ее руках двигался стремительно. Только что целая морковь на глазах превращалась в кучку мелко нашинкованной соломки. Свеклу она нарезала миниатюрными кубиками. Вначале радостно зашкворчала первая сковородка, принимая в раскаленное масло кусочки свеклы. Тут же ее радостное потрескивание подхватила вторая. Ее добыча была разнообразнее. Вместе с морковью ей достался еще и лук, вскоре приобретший аппетитный золотистый оттенок. Деревянной лопаткой Елена Григорьевна тщательно перемешала содержимое вначале одной сковороды, потом другой. Выключив огонь под уже дошедшей, по ее мнению, морковью, она добавила в свеклу полную столовую ложку томатной пасты и вновь все тщательно перемешала. Несколько капель уксуса завершили ее хлопоты. Елена Григорьевна немного уменьшила пламя и устало коснулась рукой виска. От шума вытяжки у нее разболелась голова, но если выключить этот назойливо гудящий вентилятор, то запах готовящегося борща пойдет гулять по всему дому, а Петя этого не любит. Подумав о муже, Елена Григорьевна смахнула некстати появившуюся на щеке слезу и вновь вернулась к плите. Все, что она сейчас могла сделать для своей семьи, сконцентрировалось для нее в двух сковородках и большой пятилитровой кастрюле, из которой вверх к нержавеющей пасти вытяжки тянулась ароматная, пахнущая вареной говядиной струйка пара.

Телефон на втором этаже начал звонить в то самое мгновение, когда Елена Григорьевна наконец выключила опостылевшую вытяжку. В наступившей тишине она слышала, как муж коротко ответил, взяв трубку, как он долго молчал, слушая звонившего, как затем начал кричать на своего собеседника, уверяя, что именно тот виноват во всем и что надо было просто дать денег и все было бы решено.

Она сжала в руках вафельное полотенце, затем поднесла его к лицу и, заткнув рот влажной, пахнущей борщом тканью, зарыдала. Кто-то виноват во всем. Всем для нее была семилетняя внучка Дашенька, так похожая на свою мать, погибшую вместе с мужем три года назад в дорожной аварии. В тот день Анна со своим мужем Игорем решили уехать на весь день на озеро. Конец августа радовал неожиданно теплой и сухой погодой, и глупо было упускать, возможно последнюю в этом году, во всяком случае до осенней поездки в Таиланд, возможность искупаться. В последний момент Елена Григорьевна заметила, что внучка подозрительно часто шмыгает носом и настояла на том, чтобы ребенок остался дома. Это решение породило море слез у возмущенной Дашеньки, несколько ехидных комментариев зятя и молчаливое неодобрение дочери. В итоге Елена Григорьевна увела заплаканную внучку на второй этаж, а когда спускалась вниз, входная дверь хлопнула, сообщив ей о том, что дочь с зятем уехали, не поцеловав ее на прощание.

Петр Александрович медленно, замирая на каждой ступени, словно ища сил для следующего шага, спускался по лестнице. Добравшись до первого этажа, он, шаркая ногами по полу, пересек гостиную и неуверенно остановился на пороге кухни, не имея сил сделать решающий шаг. Елена Григорьевна отняла от лица мокрое полотенце и взглянула на мужа. Он бросился к ней и, уткнувшись подбородком ей в плечо, всхлипнул:

– Дашеньки нет больше.

Елена Григорьевна стояла неподвижно, чувствуя, как от слез мужа становится мокрым висок. Наконец она подняла руку, по-прежнему сжимающую кухонное полотенце, и провела ею по спине Петра Александровича.

– Почему, Петя? – чуть слышно спросила она и тут же почувствовала, как напряглась спина мужа. – Почему ты не отдал деньги?

– Я не знаю, – голос мужа казался ей совсем незнакомым, – Гришка Алябин сказал, что всех возьмут при передаче, что все просто выйдет.

– А как вышло, Петя? – вновь прошептала Елена Григорьевна. – Если все так просто, почему же ты не отдал деньги?

Она отстранилась от мужа и вдруг яростно, ударив его по лицу полотенцем, выкрикнула:

– Почему ты не отдал эти чертовы деньги?!

– Я же не мог, – Петр Александрович даже не попытался защититься от удара, и теперь его левая щека наливалась красным, – я не мог прийти и сказать, вот у меня как раз есть тринадцать миллионов. Ты же знаешь, прокуратура и так землю роет, лишь бы что-то на меня найти, а тут вдруг раз, и такая сумма.

– Ты же мог сказать, что занял эти деньги у Гуревича, – Елена Григорьевна смотрела куда-то через плечо ищущего себе оправдания мужа, – или у Кравцова. Да у кого угодно. Такую сумму тебе много кто мог одолжить.

– Понимаешь, в упаковку положили патрон с краской. Гришка сказал, чтобы уж наверняка. Там краска несмываемая, нельзя отмыть. Вот и не стали класть деньги. – Он попытался было обнять жену, но Елена Григорьевна не позволила ему этого сделать. – Да если бы я только знал, что так будет! Что, неужели мне денег жалко?

– А что тебе жалко, Петя? – холодно спросила Елена Григорьевна, вновь скомкав несчастное полотенце. – Или кого? Себя?

Она, не глядя, бросила полотенце в сторону, и оно, не долетев до столешницы, бесформенной медузой упало на пол.

– Если захочешь кушать, борщ готов. Приятного аппетита, Петя.

Петр Александрович молча смотрел в след направляющейся к лестнице жене. Прямая спина, расправленные плечи. Даже сейчас по ее виду посторонний человек не смог бы понять, как велико обрушившееся на нее горе. Вот только бледное, неживое лицо Елены Григорьевны и дрожащий, как у младенца, подбородок выдавали ее подлинное состояние. Но этого Петр Александрович видеть не мог. Он прошел в гостиную и, тяжело опустившись в стоящее у камина кресло, уставился в распахнутый черный зев топки, в котором вот уже больше месяца, с приходом тепла, никто не разводил огонь.

Когда спустя почти полчаса Елена Григорьевна вновь спустилась в гостиную, ее муж все так же сидел в кресле, уставившись на не разожженный камин. Некоторое время женщина стояла, глядя мужу в затылок. В какой-то момент ей захотелось прижаться к его седой голове, обнять и не отпускать до тех пор, пока весь этот кошмар не кончится, но секунду спустя она поняла, что кошмар уже не кончится. Не кончится никогда.

– Ты ведь прав, Петя, – миролюбиво произнесла Елена Григорьевна.

– Прав? В чем же? – не оборачиваясь, спросил Петр Александрович.

– Насчет этой краски. Она ведь и впрямь несмываемая. Нам ее теперь вовек не отмыть.

– Лена!

Дрожь в голосе жены наконец заставила Петра Александровича повернуть голову. Точнее, он только начал ее поворачивать, поэтому не успел ни увидеть, ни испугаться того, как женщина, с которой он прожил вместе почти тридцать лет, направила ему в голову охотничий карабин и нажала на спусковой крючок.

* * *

– Повторите еще раз. Кого убили? – недоверчиво нахмурился дежурный.

– Молотова Петра Александровича, – женский голос в трубке звучал устало, – и Молотову Елену Григорьевну. Новоселов, четыре.

– Так, а вы кто, представьтесь, – потребовал дежурный.

– Молотова Елена Григорьевна, – печально произнес голос, и связь оборвалась.

Дежурный некоторое время недоуменно разглядывал замолкнувшую трубку, затем набрал номер начальника отдела.

– Товарищ подполковник, странный звонок поступил. Якобы из дома мэра. Сообщили, что его и жену только что убили. Да… Вот только, если я правильно понял, жена и звонила. Да, та, что убили… Я понимаю, что хулиганы. Мне машину высылать? Звонок ведь по сто двенадцать прошел. Понял, высылаю. Да, доложу сразу.